Все как всегда?

Уже жалеет о том, что допустила столкновение миров.  Обычным делом казалось пригласить Ренату на дачу одного из своих приятелей, где собирались только свои — незаинтересованные в будущих пересудах и прессе люди. Разве что-то могло пойти не так? С алкоголем, откровенными разговорами и душевностью? Тысячу раз да. Когда они с Ренатой были изолированы от мира и предоставлены только друг другу, Земфире на душе было значительно спокойнее.  Выясняется, что Литвинова солнцем окружающих согревает, что с кем бы ни поговорила — очаровываются все мгновенно и смотрят глазами сердечками. Ренате комфортно здесь, Рамазановой — привыкшей оставаться центром ее внимания — совершенно нет. Она необъяснимо злится и запивает досаду шотландским виски (а как иначе, когда совсем не особенная для нее, всего лишь одна из).  И с флиртом мужчин, утонченным как поступь слона, смиряется быстро — волноваться должен муж, никак не она; но вот когда в личное пространство блондинки вторгается другая блондинка, и глаза Ренаты пьяно блестят при этом, а губы растягиваются в кокетливой улыбке, внутри все начинает бурлить. Наблюдает за ними, стоя поодаль, не вмешивается, даже любопытно становится, к чему все приведет. Рената кажется расслабленнее, чем с ней, свободнее что ли, не зависает перед ответами, Земфира не знает, в каком ключе это характеризует их отношения. Когда незнакомка пальцем касается подбородка Литвиновой, не может больше оставаться в стороне, подходит.  — Я сейчас хочу вызывать такси, — сообщает без предисловий, пряча глаза. Пальцами неловко касается предплечья Ренаты, словно без физического прикосновения, осталась бы ею не услышана. — Ты поедешь со мной?  Смотрит на другую девушку — взглядом передавая отравляющую кровь своей ненавистью просьбу убраться подобру-поздорову пока может, и та подчиняется. Рената снова полностью ее.  — Уже? — Литвинова на часы задумчиво смотрит. — Ты же говорила, что мы здесь часов до девяти, а сейчас едва пять.  — Я не настаиваю. Можешь оставаться, если хочешь, но мне в кайф домой.  — Хорошо. — Что именно хорошо? Ты остаешься или?.. — Еду с тобой, а как иначе?  «А как иначе» — и сердце бьется чаще нормы. — Я ведь и приехала сюда только ради тебя, — добавляет Рената. — И Лёня, наверное, обрадуется, если я вернусь домой пораньше, знаешь, он был так сильно против этой поездки, понавыдумывал себе невесть каких вакханалий. Чужая дача, непонятные люди… Будто со мной кто-то обязательно должен был начать заигрывать и соблазнять. Что только не наговорил, в общем. Бред.  — Он был абсолютно прав, — замечает Земфира, скрещивая руки на груди. — О чем это ты?  Хмыкает. Глазами прожигает спину предыдущей собеседницы Литвиновой.  — Мы просто разговаривали, — и по ясным голубым глазам, в которых плещется только невинность, Рамазанова понимает, что она и правда так думает. — Святая простота, — певица кривится в снисходительной улыбке и приближает губы к уху девушки, запах ее бессознательно вдыхает. — Литвинова, тебя пытались снять.  — С чего ты это взяла? — звонко смеется Рената, точно шутки смешнее ей слышать не доводилось. — Я знаю все эти приемчики и якобы невинные прикосновения. — Ах, да, я уже и забыла, что ты в этом большой специалист.  И горечь как послевкусие от ее слов.

***

Земфира отгоняет прочь навязчивые мысли, не желая с головой уходить в самоанализ. Не думать — всегда проще. Ревность ничего не значит. Рамазанова никогда не любила делиться своими вещами или людьми, Рената самовольно вписалась в последние и теперь, сама того не ведая, расплачивается за это. Все имеет объяснение. И не человека, привлекшего ее в сексуальном плане, она ревнует, а приятельницу. Если игнорировать это чувство, вся неловкость постепенно уйдет, и удастся привыкнуть к тому, что весь мир не крутится вокруг нее одной. Это вполне нормально — иметь нескольких друзей, и присягу верности в дружбе тоже никто не дает. В дружбе. Хотя, если подумать как следует, Рената могла бы понравиться ей и в другом плане. Светлая такая, жизнелюбивая, улыбчивая — полная противоположность самой Земфире, режиссер вся — сосредоточение чуждых певице эмоций, и это увлекает. Смех нравится, улыбка, живой ум, забота и сострадание. Полный набор для того, чтобы задержать ее в своей жизни. Но стоит придерживаться и некой дистанции, чтобы не позволить неопределенной неправильной симпатии прогрессировать в никому не нужную влюбленность.  Земфира смотрит на Ренату чуть серьезнее обычного, снова злится на нее из-за принесенной в жизнь сумятицы. Ей не нужны лишние проблемы, достаточно заморочек с Настей. Если добавится еще одна, будет полный пиздец.  Лбом прижимается к прохладному стеклу и наблюдает за меняющимися за окном видами. Игнорирует вздох сбоку. С Ренатой уютно молчать, но сейчас блондинка явно не намерена затягивать паузу. И глядит на нее выжидающе, ждет, когда обратят внимание, чтобы после заболтать до смерти. — Устала?  Земфира кивком отвечает.  Чувствует жар бедра, ненадолго прижатого к ее ноге, даже через одежду. Покалывание кожи. Аритмию. Пальцы, ласкающие запястья. Аккуратно уводит руку, маскирует это под жизненно важную необходимость достать телефон из кармана куртки. Рената отвечает ей неуверенной улыбкой и отодвигается на прежнее место. Слишком далеко. Голову отворачивает к окну. Извиниться хочется мгновенно, объясниться, но сделать это невозможно по множеству причин.  — Голова просто раскалывается, — от мыслей.  Поскорее бы оказаться у дома Ренаты, проститься с ней и вернуться к себе. Остыть.  Она оборачивается. Прохладные подушечки пальцев опускаются на пульсирующие виски, сдвигаются к шее и тянут ближе к себе. Идея плохая, но Земфира сдается, дыхание задерживает и ныряет с трамплина  — губами касается волос, пахнущих цветами, летом и счастьем.