Все как всегда?

— Зачем ты пришла? Я сейчас не в лучшей форме, — Земфира хватается за весомый аргумент как за спасательный круг, когда больше всего на свете хочется поступить по-детски и захлопнуть перед незваной гостьей дверь. Лишь бы не сдаться, лишь бы перестать чувствовать дрожь в коленях от ощущения ее теплого тела. — Я помню, — улыбается как ни в чем не бывало. Земфира шумно выдыхает, когда губы девушки накрывают ее собственные — без замешательства, с верой в собственные права. В долгу не остается: тянет на себя, углубляя поцелуй. Скользит зубами по шее, почувствовав знакомую волну возбуждения. Понимает, как же сильно ей этого не хватало: простого физического контакта с человеком, который знает ее на все сто, которого знает она и с которым может оставаться собой, без замешательства, без просчитывания каждого своего слова и действия, без опасений. Может, кто-то и любит перемены и разнообразие, но точно не она.  — Это ничего не значит, — говорит вслух, себе и Насте, когда ведет ее в спальню.  Голова кружится то ли от высокой температуры, то ли от предвкушения близости.  Калманович волосы ее у корней сжимает до боли, Земфира шипит ей в рот, проталкивая язык глубже. — Ты что ли серьезно простыла? — хмурится девушка, вновь на пробу ведя ладонью по горячей щеке.  — Я тебе говорила, по телефону, — злится без причины. Никогда не бывает услышана и понята, не ею, в этом заключается еще одна проблема их взаимоотношений. — Да, но я думала, ты пиздишь. Как обычно. Не отвечает на инсинуацию, целует агрессивно и больно, через поцелуй стараясь передать всю многогранность чувств. Когда все заканчивается, смотрит на потолок, в окно, куда угодно, но только не на девушку, лежащую рядом с ней и ластящуюся кошкой. Вместе с физическим удовлетворением приходит и расстройство касательно того, что так легко повелась на нее. Снова. Несмотря на внутренние убеждения.  Серой тенью налегают новые мысли. Земфира губу нижнюю кусает до боли и смотрит на часы: душевные мытарства отложит на потом, сейчас не время для них. Скоро должна прийти Рената, и по какой-то причине Рамазанова не хочет, чтобы девушки пересекались, лучше скрыть эту постыдную главу своей жизни от нее, зачем портить реабилитированное впечатление?  Земфира не сводит напряженных взглядов с Насти, надеется, что она и сама теперь захочет уйти, сославшись на дела; уйти, а не вдруг остаться у нее на ночь; но время течет так катастрофически быстро… — Слушай, тебе не пора уже?  — Ты меня выгоняешь? — блондинка бровь удивленно изгибает. Нет нужды притворяться, не с ней. — Понимаешь, ко мне скоро должна зайти Литвинова, и я не хочу, чтобы она тебя застала.  — Ты не хочешь, чтобы она застала меня? — Я удивлена, что ты жаждешь обратного, — кривит губы в ухмылке Земфира.  — Зачем она вообще сюда придет?  — По делу. Я ей помогаю с музыкальным оформлением, — не говорить же ей правду… что они пытаются подружиться?.. Даже в мыслях звучит глупо.  — Ладно, но я схожу хотя бы в душ? Это мне сделать можно? — ее привлекательное лицо побагровело еще сильнее, когда Земфира покачала головой. — Ты, блять, издеваешься надо мной? Мстишь так?  — Нет. Послушай, мы договаривались с ней на семь, сейчас уже семь, значит, она придет через полчаса, а если ты зайдешь в душ, то это на херову вечность.  Виски ломит от боли.

***

Рената вызывает привыкание, пора принять этот факт. В последний раз о Земфире в период болезни заботилась мать (в далекой юности), а дальше уже она и сама научилась как-то справляться: закидываться таблетками когда придется и чахнуть под одеялом в одиночестве, ведь в таком режиме и протекает простуда у взрослого человека. Литвинова планы нарушила, когда позвонила на следующее утро после своего предложения о приятельстве с вопросом, как она; Земфира разоткровенничалась небывало (из-за высокой температуры, наверное?) и посетовала на простуду. И было ведь кому привезти продукты и лекарства, только нужный номер набери, но дело в том, что Ренату просить не пришлось, она сделала это сама. И позвонила тоже первой.  Земфира подвох непроизвольно ищет: разве найдется на планете хоть один человек, который станет заботиться о другом, не преследуя личных целей? И если да, то какова вероятность того, что он выпадет на долю такой пропащей душе, как ее? Нулевая, нужно полагать?  Быстрее, чем считает приемлемым для себя, девушка подскакивает с дивана, когда раздается звонок в дверь. Литвинова вплывает в квартиру с уверенностью, граничащей с наглостью.  Земфира вздрагивает от неожиданности, когда горячие губы без церемоний ложатся на лоб. Рената морщит нос и хмурится.  — Как ты себя чувствуешь? Тебе не лучше, да? — Все нормально, — певица плечи мужественно распрямляет и кажется выше, величественнее сразу.  — Ты пила лекарства?  Теперь очередь Земфиры хмуриться: она не маленький ребенок и не должна отчитываться, тем более перед ней! — Утром.  — Нужно еще. — Рената… — Ты проходи ложись, а я тебе пока заварю порошок и разогрею бульон, — говорит так, словно тона грубого и не слышала. Помутненный разум выхватывает последнюю часть предложения. — Бульон?  — Да, я попросила маму приготовить для тебя, — ручки пакета сжимает и улыбается невозмутимо.  — Что? — не верит. В такое сложно поверить. — Ты говорила, что у тебя болит горло и сложно есть, — растолковывает Литвинова. — Да, но это не означает, что… — Земфира пальцами нащупывает стену позади, чтобы смирить себя с реальностью происходящего. — Просто поверь на слово: если бы бульон варила я, ты бы не смогла его есть, — улыбается блондинка и подталкивает ее в сторону гостиной. — Не переутомляйся, иди отдыхай, я все тебе принесу. Я запомнила все эти шкафчики и что где лежит.  Кто бы сомневался.  И часа не проходит, как Земфире становится комфортно, тепло и лениво; звучание голоса не раздражает, вечность могла бы его слушать на самом-то деле, он напоминает ей музыку волн и дарит спокойствие. Она улыбается. Веки тяжелеют, щиплют, но прощаться не спешит, знает, что после ее ухода тотальное одиночество будет ощущаться сильнее.  — Я тебя уже утомила, наверное? — спрашивает Рената и смотрит прямо в глаза, желая именно в них найти ответ.  — Нет, — хочется прикосновений, руки в волосах, тепла тела подле своего, но как просить об этом (и просить ли вообще) большой вопрос. Земфира уставшие глаза на минутку прикрывает и вздыхает. — Побудь немного, расскажи что-то нибудь еще, пожалуйста. — У тебя голова от меня не болит?  — Наоборот. До смешного нелепо себя чувствует, поднимая ноги на диван, сворачиваясь в клубочек подле Ренаты. Зажмурившись, лицом утыкается в бедро девушки. Ненавидит, какой ничтожно жалкой и слабой ее делает болезнь, как отчаянно нуждается в чьем-нибудь утешении. Какой же дурой себя почувствует, если Литвинова не поймет намека или проигнорирует его. Рената так не поступит. Она сосредоточение нежности и заботы, по крайней мере по отношению к ней, — успокаивает себя Земфира и тут же чувствует руки, неуверенно гладящие голову и напряженные плечи.  — Кто тебя навещал? — Никто, — быстро отвечает она, не успев подумать как следует. — С чего ты взяла, что кто-то… Что… Имени не скажет. Не станет сознаваться в связи с Калманович, едва ли тут можно чем-нибудь гордиться и превозносить как достижение, о чем вообще разговор, когда та до сих пор состоит в официальном браке. Кем тогда в глазах Ренаты предстанет сама Земфира? Коварной разлучницей или неразборчивой похотливой дрянью? Как там Литвинова тогда спрашивала: как часто ты просыпаешься рядом с незнакомым тебе человеком? Чаще, чем готова признаться.  — Этого, — необычайно мягкие пальцы Ренаты отвели волосы сбоку от шеи и коснулись побагровевшей кожи, — вчера у тебя точно не было. И в квартире пахнет женскими духами. Я ничему не помешала, надеюсь? — Нет, и я не хочу этого обсуждать, — пошла в наступление, защищаясь, — и откуда тебе вообще знать, что было у меня вчера, а что нет? Ты что меня разглядываешь?  — Да. Блин, Рената отвечает так спокойно и уверенно, что вмиг становится не по себе, не знаешь, как реагировать и вся накопленная агрессия как волной смывается.  — Почему? — Не знаю, просто мне нравится тебя рассматривать, откладывать в память в мельчайших деталях, чтобы вспоминать после.  Лучше бы и не спрашивала.