Все как всегда?

Земфира делает новую затяжку и шумно выдыхает. Признает поражение вслух. — Я тоже по тебе скучаю.  — Тогда давай встретимся? Хочешь, я приеду? — летит вслед предложение, которое Земфира и ожидала услышать, поднимая сегодня трубку.  По телу пробегает дрожь предвкушения, естественная реакция на хрипловатый игривый голос: в постели у них все и всегда получалось на высшем уровне. Только в постели. По всем другим фронтам — это очень и очень плохая идея. Болезненная.  — А что-нибудь изменилось? — сигарету тушит об кирпич, ногтем царапает темный след в ожидании ответа.  Нет. Все еще с ним. Все, что может предложить — боль и страсть; коктейль, составляющий их отношения.  — Земфира… — Я не вижу смысла, — выносит вердикт Рамазанова, — я предпочту двигаться дальше, окей?  — Тебя же все устраивало? У нас неплохо получалось… ладить?  Так вот чем они занимались на протяжении всего этого времени? Неплохо ладили? Земфира горько усмехается, потирая переносицу. Как славно. — Надеюсь, так останется и в будущем. Ты дорога мне, — констатация факта,  — и я хочу остаться друзьями. Без привилегий.  Настя молчит некоторое время: обдумывает услышанное, хмурит брови, губы поджимает в недовольстве; Земфира знает наизусть все эмоции в это мгновение пронзившие ее так же хорошо, как и то, что звонок будет сброшен без прощания. Возвращается в студию уже совсем в другом настроении. Радуется, что общаться ни с кем особо не придется, не она главный герой этого вечера, от нее ничего не ждут. Занимает кресло с наиболее идеальной точкой обзора: желая не услышать, а увидеть заключение Ренаты. Игорь неплохо постарался, а Земфира надеется, что неплохо считала общее настроение сценария.  Инстинктивно пробегает взглядом по сегодняшнему образу блондинки: водолазка с высоким горлом, пиджак поверх нее, брюки, шпильки и кричаще красные губы, куда же без них.  — В целом мне нравится, но вот… Певица усмехается, заприметив обреченное выражение лица приятеля: ну, не его это день, что поделать, и не его человек. Слушает вполуха суть недовольства, чтобы после помочь исправить. Хочется довести музыкальное сопровождение фильма (к которому она не имеет совершенно никакого отношения) до совершенства, чтобы даже Рената не нашла к чему придраться, такое же хотя бы в теории возможно?  Параллельно оценивает учиненный Литвиновой бардак. Она и часа не провела в студии, как навела тут хаос: бумажные стаканчики с кофе, какие-то стикеры, разбросанные листы сценария по столику, шарф, небрежно брошенный на спинку чужого стула, стойкий аромат духов… Земфира бы чокнулась уже, будь это ее студия.  За всю встречу они перекинулись только парой общих фраз, поэтому когда Рената застывает около нее с неуверенной улыбкой, Рамазанова удивленно приподнимает бровь. Надеется, что чего бы она там не хотела, это не займет слишком много времени и не испортит ей настроение еще сильнее. Как-никак, а планы на вечер великие: бутылка виски, виниловый проигрыватель и свидание с пустой квартирой.  — Я хотела пригласить тебя на ужин. — Что? — Ну, деньги ты отказалась брать, а отблагодарить тебя за участие очень хочется, — с легкой улыбкой Рената удерживает с ней зрительный контакт.  Земфира вежливо улыбается в ответ: идти ей никуда не хочется. Тем более с ней. Ведь это означает добровольно подвергнуть себя переполненному неловкостями вечеру. Литвинова угадывает реакцию, но в лице не меняется. — Или можешь сходить сама, если не хочешь со мной, а я оплачу счет, — тараторит она, признавая абсурдность своего приглашения. — Или с кем-нибудь из своих… Знакомых. В любой ресторан. Пожалуйста. Иначе я буду чувствовать себя очень-очень неловко. Более неловко, чем она? Это невозможно.  И поводов обращаться с ней грубо Рената не давала, Земфира осознает это, и потому загнана в угол: не скажешь же ей в глаза, что нет, не хочет она никуда с ней тащиться и томиться весь ужин, это будет совершенно бестактно с ее стороны. А если сказать правду: что не до ресторанов сейчас, Литвинова придумает что-нибудь еще.  Обреченно вздыхает.  — С чего бы мне не хотеть идти куда-то именно с тобой?  — Брось, я же вижу, что совершенно тебе не нравлюсь, — бормочет Рената. Нежно-розовый румянец, при этом проступивший к щекам девушки, улыбает Земфиру. — И что общаться со мной для тебя в тягость.  — Рената, — задумывается перед ответом, стремится, как можно четче и правдивее выразить собственные чувства. — В твоих словах есть доля правды. Я не могу сказать, что ты мне нравишься, но не могу утверждать и обратного, я совершенно тебя не знаю, чтобы делать какие-то выводы, окей? Я отношусь к тебе нейтрально, но с небольшим перевесом в положительную сторону.  — Правда? — уязвимость в голубых глазах сжала сердце. — Конечно. В обратном случае разве я бы полезла к тебе целоваться?  На шутку реагирует улыбкой. Ужин получился не таким ужасным, как втайне опасалась Земфира. Рамазанова ставит это в собственное достижение: потому что именно она после обмена общими фразами вывела разговор на рабочую тему, благодаря чему Рената постепенно и расслабилась. Отдельное удовольствие — обсуждать собственные творения с понимающим тебя человеком. Под бутылочку французского вина и… Вот местной кухни Земфира не оценила. Рецензии на новомодный ресторан лгали: и мясо, и салат невозможно было есть. У Литвиновой дела обстояли не лучше, судя по тому, что она уже как битый час ковыряется в своей тарелке. Озвучивать степень своего разочарования вслух никто не собирался. — Идем?  — Да, — Рената с готовностью откладывает столовые приборы и просит счет.  Земфира скучающе наблюдает за тем, как девушка перебирает содержимое своей огромной сумки, даже в ней никакого порядка не наблюдается. Когда эти переборы затягиваются, а Рената начинает нервно кусать нижнюю губу, она все-таки спрашивает: — Все в порядке?  Литвинова никнет окончательно и начинает трогательно заламывать длинные пальцы. Взгляд привлекает ободок на безымянном.  — Только обещай не злиться.  Просьба звучит нелепо в разрезе их отношений, но Земфира принимает правила игры и послушно кивает. — Кажется, я кошелек забыла. Несколько секунд, осмысливая, Земфира молча смотрит в печальные голубые глаза, а после, неожиданно для себя, начинает смеяться, пряча лицо в ладонях. Занимавшие ее весь день тревоги растворяются от этой неожиданной вспышки веселья. Офигительное приглашение, ничего не скажешь. — Я сейчас позвоню этому… Мужу… Он привезет, — растерянным голосом объясняет Рената, — только у меня и телефон сел. Дашь свой? Я поговорю с ним и можешь сразу идти, не задерживаться, а… — Не части, — протягивает разблокированный мобильный. Понимает, что и с места не сдвинется, пока не разрулит эту ситуацию.  Литвинова первые цифры вводит и снова теряется.  Номер его наизусть не помнит, сразу понимает певица. Смех маскирует под кашель. Веселье ее Рената явно воспримет сейчас как издевку или что похлеще, расстраивать ее еще сильнее Земфира не собирается. Держится изо всех сил. Но пошутить ведь можно?  — Давай сбежим не расплатившись? — предлагает шепотом. Литвинова бледнеет еще сильнее, скоро с белой тарелкой сольется.  — Что? Нет, — еще и правильная такая? Какая скука. — Мы же потом позора не оберемся.  А, нет.  Зеленые глаза лукаво поблескивают.  — Да забей. Какой у нас еще выход?  Земфира из-за стола поднимается уверенно, руку, потянувшуюся к ней и схватившую только воздух, деланно игнорирует.  Как она живет вся такая серьезная и собранная? Грустно это.  Решает не затягивать игру, как собиралась первоначально, совесть не позволит выйти молча (чтобы вернуться после, разумеется) и оставить Ренату на съедение мрачных мыслей. Руку кладет на плечо, наклоняется к уху: — Я вернусь через пару минут, только возьму бумажник из куртки, окей? — Нет, мы так не договаривались, — возражает Рената твердым голосом. — Я тебя пригласила, чтобы отблагодарить и… — Не-а, это я тебя пригласила, чтобы извиниться, — произносит Земфира первое, что приходит ей в голову. — За что?  — Ты знаешь, — она намеренно использует именно это словосочетание и намеренно смотрит на губы с подтрунивающим выражением лица, смутить желает, но Рената в ответ смотрит до обидного равнодушно.  — Хорошо, но давай в следующий раз заплачу я? Чтобы мы были квиты.  Еще одного подобного ужина Земфира не переживет, но что-то ей подсказывает, что проще будет согласиться. Скоро, расплатившись, выходят на улицу. Тишина давит на обеих, пока ждут такси. Слова вырываются прежде, чем Земфира успевает их обдумать. — Не ресторан, а полная хуйня, да? Камень пинает ногой, понимая, что сморозила. Не принято так — прямолинейно, с матом, с такой всей из себя утонченной Литвиновой. Вдруг ей эта высокая кухня пришлась по душе. Выставит же себя полной деревенщиной. Настя неоднократно пыталась обучить ее всем необходимым условностям; объясняла, по каким законам живет светское общество; советовала думать, прежде чем делать громкие заявления; оставить дворовые привычки при себе, если хочет вписаться в новое общество — и все ее нравоучения пошли прахом. Рената широко улыбается, глаза закрывает и шумно выдыхает. — Слава богу! Я уж подумала, что с моим вкусом что-то не так. Знаешь, столько положительных отзывов о нем от знакомых слышала, что аж жуть берет! — Уверена, что именно об этом ресторане? — на свой страх и риск спрашивает Земфира. — Ну, знаешь, с твоей-то памятью никогда нельзя знать наверняка… Звонкий смех в ответ слышит и улыбается сама, поднимая глаза к небу.