day by day

      Чтобы понять, что с Нилом Джостеном что-то не то, Эндрю понадобилось всего два дня с момента заезда в Истхейвен. Несмотря на дымку, в которой день за днём плавал его отходящий от пыток ломки и реабилитации разум, Эндрю знал, что с нахождением Нила внутри лечебницы что-то не клеилось.       Казалось, что Нил был готов в любую секунду сбежать, хоть и не предпринимал никаких попыток. Он показывал зубы любому, — будь то другой пациент, медсестра или кто бы то ни был еще, — кто предлагал ему помощь. Поданную еду он сметал так, будто та была его первой и последней возможностью поесть.              В свободное время ему нравилось бегать. Он ни с кем не разговаривал, а его и не заставляли. Даже с другого конца комнаты, откуда Эндрю впервые увидел Нила, была заметна его отвлекающая привлекательность.              Внимание Эндрю к Нилу достигло своего апогея в момент, когда он подслушал спокойный разговор медсестры с Джостеном, в котором та поясняла, что, раз уж Нил обратился к ним сам, значит, очевидно, желал какой никакой помощи, которую она с радостью окажет. Нил тогда вихрем влетел в свою комнату, пока Эндрю, находясь в состоянии бесконечного желания блевать и неуверенности, связаны ли его ощущения с побочками от таблеток или он по-настоящему что-то чувствовал, забавлялся: парень, что всем нутром не желал находиться в больнице, самолично же в неё себя и запихал.              Причины, чтобы изучить единственного в лечебнице красивого паренька-сверстника, Эндрю не требовались, но такое его поведение абсолютно точно перетягивало чашу весов в нужную сторону. По ощущениям всё это ему напоминало новую игрушку.              Возможно, не так уж и скучно тут будет, в конце-то концов.       

* * *

      Нил, вернувшись в закрытую комнату, сразу понял, что что-то не так: защёлки не было. Персонал или пациенты для него не представляли никакой угрозы. По крайней мере, так Нил думал, пока не вспомнил про низкого, перекачанного блондина с дрожащей сумасшедшей улыбкой и мёртвыми глазами; парня, который обычно провожал Нила взглядом, когда он пересекал комнату. Нил с нетерпением ждал, когда же он сделает свой ход.              Тихонько вздохнув, Нил открыл дверь в свою комнату, будто и не боялся вовсе. Парень, — Нил был точно уверен, что имя его было Эндрю — развалившись, восседал на его кровати. Ну, насколько это вообще было возможно на кровати такого размера. Сидел он у стены, подложив под спину подушку Нила, одна нога вытянута вперёд, а другая согнута. Рука Эндрю покоилась на колене, а подбородок — на руке; он абсолютно никак не отреагировал, когда в комнату, не включая свет, вошёл Нил. На часах было девять вечера — время отбоя, когда пациенты уже должны были разойтись по своим комнатам.              Так они и смотрели друг на друга, пока Нил не заговорил:              — Чего тебе? — спросил он, не закрывая за собой дверь.              Эндрю слегка склонил голову. Кривая улыбка исчезла, наталкивая Нила на мысль, была ли она вызвана лекарствами или дело в том, что по ночам Эндрю не был таким уж весельчаком, каким расхаживал при свете дня.              — Чего тебе? — попугаем отозвался Эндрю, едва ли напрягаясь для защиты, что ещё сильнее раззадорило тревогу Нила. Он не знал, что должен был сделать. Он не для того закрылся в больничке, чтобы теперь с каким-то двинутым выяснять, кто тут главный.              — Тебя здесь быть не должно. Проваливай.              — А то что? Настучишь на меня? Ц-ц, Нил. — Эндрю покачал головой, проезжаясь нижней губой по своей кисти. Нил лишь скрестил руки, переполняемый внезапной неуверенностью от непонятных провокаций и невозможности их проигнорировать. Нахмурился.              — Чего тебе? — повторил он вопрос.              — Хочу сыграть в игру, — ответил Эндрю, медленно потягиваясь, словно кот. Движение привлекло внимание Нила к бледной коже его рук. Он проследил взглядом знакомые линии, откладывая мысли о них на попозже, а затем отметил, как Эндрю, замечая, куда направлен его взгляд, быстро перевернул руки внутренней стороной вниз, пряча шрамы. Встречаясь взглядами с Эндрю снова, Нил почувствовал полное довольство от пустой маски на его лице, но улыбаться не стал. Несмотря на всю ситуацию, он знал, что значит прятать шрамы. Он не стал комментировать это.              — Нет желания играть с тобой в игры, — сказал он.              — Не думаю, что у тебя есть выбор.              По-хорошему, Нил бы просто отмахнулся от этих мыслей, но не сейчас, когда одной из причин его добровольного нахождения в Истхейвене было отсутствие выбора — как у него, так и у тех, кто за ним гнался. Даже если ему физически было тошно от этого, всё-таки не так часто выпадает шанс нормально поесть и поспать. Дни шли, а усталость Нила почти достигала того уровня, что волноваться о чем-либо было уже сложно.              Почти.              — Чего тебе? — в третий раз спросил Нил, морщась.              Эндрю отмахнулся. Он всё ещё сидел на кровати Нила, но ступни его теперь касались пола, что делало его слишком низким для запугиваний. Но, даже так, Нил всё ещё опасался той силы, что исходила от него. Он не был похож на других пациентов, даже учитывая его улыбку и взгляд. Нил не знал, что делать.              — Просто хотел узнать, почему человек, которому не особо-то это и нужно, добровольно запер себя в лечебку.              Переполненный яростью, Нил расцепил руки, сжимая ладони в кулаки.              — Откуда ты знаешь?              Эндрю, подняв руку, начал загибать пальцы, словно бы зачитывая с листочка:              — Джостен, запятая, Нил. Возраст девятнадцать лет. Поступил по собственному желанию три дня назад. Дата рождения: март тридцать первое.              Эндрю читал его карточку.              — Ты угараешь нахуй? Ты не имел права делать это! — Что ещё там могло быть? Нил мало говорил на приёмах с психотерапевтами, желая тем самым вынудить врачей оставить его в больнице на более долгий срок. Не то чтобы это было связано с его нежеланием рассказывать о себе тем, кто его не знает и вряд ли бы смог понять. Но даже так ему всё ещё не нравился тот факт, что Эндрю каким-то образом добрался до его карточки и теперь мог знать о нём абсолютно всё что угодно, и плевать, если информация внутри — сплошная ложь.              Эндрю, выглядя довольным вытянутой из Нила реакцией, встал и смахнул со штанов несуществующую пыль. Пациентам здесь выдавали один и тот же набор одежды: мягкие белые штаны и такая же белая рубашка без карманов.              — «Не имел права», — сказал он. — Так чего же ты ожидал от этого места? Свободы, м?              Нил, чувствуя закипающий внутри гнев, держал рот на замке.              — Чего тебе? — насмешливо обратился к нему Эндрю, делая шаг вперёд. Нил сделал шаг назад. Эндрю затормозил, будто ожидая ответа, а затем, пихнув Нила плечом, покинул комнату.              В эту ночь Нил так и не заснул.       

* * *

      На следующее утро Нил прошёл в зал, замечая Эндрю за шахматным столом. Почувствовав непонятно откуда взявшуюся усталость, Нил подошёл к нему, присаживаясь напротив.              В это время Эндрю пристально наблюдал за ним. Сегодня он не выглядел таким же двинутым, каким обычно был до этого, но до обязательного приёма лекарств оставался ещё целый час. Нил не мог понять, если причиной такого безумного состояния Эндрю были лекарства, почему его заставляли принимать их?              Как только Нил занял место за шахматами, Эндрю сдвинул пешку, начиная партию. Нил вскинул бровь. Эндрю расположил фигуры так, что перед Нилом стояли белые, а перед ним самим — чёрные.              — Разве не белые ходят первыми? — спросил Нил. Не то чтобы ему это помешало сдвинуть свою пешку. Раньше он никогда не строил каких-то стратегий во время игр в шахматы, и сегодняшняя партия ничем не отличалась от предыдущих. Ему было интересно, насколько серьёзно собирался играть Эндрю.              — На дворе двадцатый год, Нил.              Нил закатил глаза.              Он был уверен, что Эндрю подготовил игру для допроса Нила, но игра шла в тишине, пока Эндрю наконец не срубил одну из фигур, спрашивая:              — Почему в твоей карте сказано, что ты поступил с карими глазами?              От напоминания, что Эндрю читал его дело, кулаки Нила сжались. Зато теперь он понял, как эта игра работает. Ладно.              Нил сдвинул ещё фигуру, отвечая сквозь стиснутые зубы:              — Носил цветные линзы.              Дальше игра ещё немного прошла в тишине, и снова Эндрю срубил фигуру.              — Зачем ты обратился? — спросил он.              Как же Нил хотел играть лучше. Поверхностно пробежавшись взглядом по полю, он уже мог сказать, что скоро каждый ход будет сопровождаться потерей фигур. Нил не знал, как он это переживёт. В его груди клубилась ненависть. Вздохнув, Нил ответил:              — Здесь безопаснее.              Слава богам, своим следующим ходом Нил смог срубить одну из фигур Эндрю. Но он не провёл ночь в попытках разработать хитровыебанную игру в вопрос-ответ, так что, чувствуя себя немножечко одураченным, не особо понимал, что спрашивать.              — Эм. И как долго тебе тут быть? — Он почти скривился в отвращении от такого нудного вопроса, но он правда хотел знать, как долго ему ещё предстоит играть в эти шарады.              Эндрю, не теряя времени, срубил ещё одну фигуру Нила, отвечая:              — Пока не станет лучше.              Боже, Нил ненавидел шахматы.       

* * *

             Игра их продлилась всего тридцать минут, в ходе которых Нил кружил вокруг правды, подбираясь к ней максимально близко в большинстве своих ответов. Он был в бегах (но от кого — не сказал). За лечение платил ворованными во время побега деньгами (но не стал вдаваться в подробности, что на самом деле деньги были украдены его матерью ещё перед побегом). Сам он из Балтимора (правда). Больницу покинет сразу же, как только в ней станет небезопасно (правда). Те, кто обращались в больницу самостоятельно, могли беспрепятственно покинуть её.              Об Эндрю он узнал немногим больше, чем до начала игры: в больнице он для реабилитации. Ему были назначены таблетки, от которых он стал зависим; здесь его снимали с них, помогая с абстиненцией, заставляя принимать их, с каждым днём убавляя дозировку. Таблетки были предписаны судом. Предписали их, чтобы он не попал за решётку.              Эндрю отвечал на все вопросы туманно, как и Нил. Но, пока раздражение Нила росло, сам Эндрю оставался абсолютно безучастным.              — Что тебе надо? — спросил Нил к концу игры, несмотря даже на победу Эндрю и невозможность Нила срубить какую-либо фигуру. Его всё ещё волновал этот вопрос.              К этому моменту уже подошло время приёма лекарств. Эндрю поднялся, оставляя на Нила собирать шахматы.              — Найди меня вечером, тогда и скажу, — ответил он.              «Зашибись», — подумал Нил, вздыхая и начиная собирать фигуры в коробку. Он не знал, от чего у него в животе скапливалось волнение: от страха или нелепого интереса.       

* * *

             Эндрю терпеть не мог это место.              Постоянная дымка в голове, казалось, рассеивалась только в моменты концентрации на чём-то, но вокруг не было чего-то по-настоящему интересного и стоящего внимания Эндрю. Даже Нил, что почти всегда казался не реальным, просто ещё одним порождением тумана, ещё одной вспышкой во мгле.              Где-то в полдень Эндрю пришёл в себя, склоняясь над туалетом в одиночестве и темноте. Он не включал свет, когда заваливался в комнату. Горло саднило от рвоты при ломке. Он задыхался и проклинал это место; он смеялся и ненавидел это место. После в голове вспыхнул момент прилива жара в яркой синеве глаз Нила. Эндрю тогда задавал вопросы, на которые Нил не хотел отвечать.              Эндрю тошнило, било в конвульсиях, руки, растеряв силу, не могли удержать его, жар окутывал с ног до головы, резонируя с холодом плитки под боком; а в голове лишь образ чужих глаз.              И он ненавидел быть здесь, но знал, чем сможет занять себя.       

* * *

             Нил не знал, каким таким образом он должен был «найти» Эндрю тем вечером. Должен ли он ворваться к нему в комнату, как это сделал Эндрю? За коридорами следили сразу после объявления отбоя, и, даже если для Нила не составило бы большого труда понять расписание медсестёр, чтобы незаметно обойти их, он всё равно не желал тратить так много сил на то, что его даже не так уж сильно волновало. Может он пересечётся с Эндрю, а может нет.              За час до отбоя Нил вошёл в зал, снова замечая Эндрю за шахматным столом. Они не виделись весь день, который Нил провёл за игрой «скройся от Эндрю и врачей». Но, по каким-то непонятным причинам, он не был удивлён, видя ждущего его Эндрю на том же месте. Он подошёл к столу, где Эндрю выставил только чёрного слона и белого ферзя.              — Уверен, такими темпами с лёгкостью выиграю, — тихо прокомментировал Нил, садясь за стол. Эндрю пожал плечами. Выглядел он бледным, глаза налились кровью, а взгляд оставался пустым. Должно быть, таблетки выветривались из его организма к ночи. Нил начал двигать фигуру, пока Эндрю уходил своей в отступление. Нил считал это глупой тактикой ведения игры, но оба молчали, пока Нил не загнал, наконец, слона в угол и всё не закончилось.              — Я могу тебе помочь, — подал голос Эндрю.              — Что? — вскинул Нил голову в недоумении.              Эндрю убрал со стола фигуры, рандомно вытаскивая им на замену две другие: белого коня и чёрного ферзя.              — Если не сбежишь, пока я буду здесь, — продолжал Эндрю, бездумно передвигая ферзя по доске.              — Что? — повторил свой вопрос Нил.              — Я буду защищать тебя, если ты останешься здесь на то время, пока я не уеду. — Эндрю передвинул ферзя к коню Нила, игнорируя все правила и ударяя по фигуре с такой силой, что та отлетела в другой конец комнаты. Когда Эндрю опустил ферзя на доску, то не убрал руки. Нил, внезапно обезоруженный, чувствовал волны тепла, исходящие от его ладони. Округлив глаза, он посмотрел на Эндрю, встречаясь с ним взглядами. Он не мог сказать, был ли этот трепет в его животе вызван страхом или… чем-то ещё.              — В обмен на что? — спросил Нил тихим голосом.              На лице Эндрю блеснула безумная улыбка, хоть его выражение и оставалось уставшим. Нил не понимал, было ли это всё взаправду или нет, было ли вообще в Эндрю хоть что-то взаправду.              — Разве тебе тут не скучно, Нил? — протянул он, тут же потянувшись пальцами к Нилу, будто в попытке прикоснуться. Прямо перед самым касанием он остановился, ожидая, когда Нил посмотрит на него.              Нил не знал, что ответить. Внезапно его накрыло теплом, в горле пересохло, грудь вспыхнула пожаром, и он понимал, чего просит Эндрю, был удивлён, что он вообще просил. А ещё больше был удивлён, что не чувствовал такого отвращения от самой идеи, как мог бы подумать. Он был недостаточно опытным в… этом, но, может быть, сейчас было подходящее время для того, чтобы попробовать. Его мать мертва, а у Нила не так уж много времени в запасе, даже учитывая защиту Истхейвена и, если он согласится, Эндрю. В любом случае, они оба не думали, что пробудут здесь так долго, и что ж. Нилу и правда было скучно.              — Да, — прошептал он, и Эндрю едва ощутимо начал вести пальцами вверх по его кисти, предплечью, останавливаясь на чувствительном месте на сгибе локтя.              Нил, чёрт бы его побрал, вздрогнул. Эндрю, будь он проклят, надавил пальцами сильнее. Спустя заминку, во время которой он тщательно изучал реакцию Нила, его язык тела и выражение лица, Эндрю впился в кожу затупленными ногтями, проводя ими с едва ощутимым давлением, от которого Нил терялся, не зная, что чувствует: наслаждение или боль.              Эндрю резко поднялся и покинул комнату, не дожидаясь Нила. Но, конечно же, Нил последовал за ним.       

* * *

             — Ты можешь отказаться.              — Что?              — Я не стану заставлять, если ты этого не хочешь.              — Всё в порядке.              — Не ври мне.              — Я не вру. Разве это не твоя идея?              — Нил. Я не стану насильно заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь.              — Эндрю. Всё в порядке. Всё как ты и сказал. Здесь скучно. Поцелуй меня.              — Нил.              — Эндрю. Это да. Целовать меня собираешься или как?       

* * *

             Эндрю не повёл Нила в свою или его комнату. Казалось, он бесцельно бродил по коридорам, его походка была расслабленной и едва ли не запинающейся. Остановил он их лишь тогда, когда добрёл до пыльной лестничной клетки, заставляя Нила подпереть ботинком дверь, чтобы та не захлопнулась за ними. Как только Нил выпрямился, Эндрю уже смотрел на него из-под опущенных век. Он больше не выглядел накачанным таблетками. Он вообще никак не выглядел.              — Руки не распускай, — сказал он, не приближаясь ни на шаг к Нилу. Нил, погрязший в недоумении, тоже не двигался. Вот так это обычно происходит?              Но его это мало волновало. Если это то, чего хотел Эндрю — хорошо.              — Ладно, — пожал он плечами.              Эндрю всё также не двигался и не отводил напряжённого взгляда от Нила.              — Не трогай меня, — твёрдо повторил он. Тогда Нил наконец перестал смотреть на него с нервным нетерпением, улавливая суть сказанного. Понимая, почему он говорил это с таким напряжением.              Нил вспомнил, что даже если для него это место было убежищем, куда он по собственной прихоти себя засунул в поисках хотя бы капли защиты и трёхразового питания, для других это было реабилитационным центром, — он вспомнил, что другие, что Эндрю был здесь, потому что нуждался в помощи, потому что что-то ужасное могло случиться с ним, настолько ужасное, что ему пришлось принимать наркотики, от которых он стал зависим, настолько ужасное, что сейчас он не хотел, чтобы Нил прикасался к нему во время быстрого перепихона.              Нил смотрел на Эндрю, изучая его выражение лица, его руки, его шрамы.              — Хорошо. Я не буду тебя трогать, — сказал он со всей искренностью, какую только могла предложить его измотанная душа. Он мог не понимать до конца суть происходящего, почему Эндрю делал это, почему он согласился, но, в конце концов, он мог хотя бы держать руки при себе.              Эндрю продолжал всматриваться в Нила, его выражение было таким напряжённым, а воздух вокруг давил так, что Нил уже решил, что Эндрю передумал — он ни с того, ни с сего стал таким злым, — но затем, резко затихнув, Эндрю сделал шаг вперёд, затем ещё, а потом схватил рукой подбородок Нила. Во взгляде больше не было раздражения. Пальцы оказались неожиданно тёплыми.              Как, впрочем, и его губы.              Нил закрыл глаза, оставляя руки безвольно висеть по бокам. Даже когда его язык скользнул Эндрю в рот. Даже когда зубы впивались в губы, в челюсть, в шею. Даже когда руки Эндрю слегка обвились вокруг его шеи, а он потерял счёт времени и не мог дышать, думать о чём-то помимо Эндрю, о чём-то, кроме того, что он делал с ним. Даже тогда Нил держал руки при себе.       

* * *

             Эндрю проверял выдержку Нила три дня. Он выискивал Нила в неожиданное время, в неожиданном месте и тащил за собой в какое-нибудь тёмное укромное место, спрашивая «да или нет» и целуя, когда в ответ следовало «да».              Ответом всегда было «да».              Даже когда Эндрю срывал Нила с середины пробежки, насквозь потного, тяжело дышащего и, очевидно, выжатого, он всё так же бы толкал его к дереву, спрятанному в саду, а затем спрашивал, на что Нил хрипло отвечал бы «да», пока Эндрю бы слизывал с его шеи дорожки пота.       Нил, только усевшись с полным подносом еды, сказал «да», когда Эндрю сел за его стол в столовой. Тогда Эндрю наклонился к нему, шепча «да или нет», и Нил ответил «да», вставая и оставляя всю еду позади. Он шёл за Эндрю в его комнату, где после был прижат к двери. Эндрю, пробегаясь ладонями по скрытому одеждой торсу, вгрызался в губы, нехотя выдыхая в них имя Нила.              Нил сказал «да», когда Эндрю победил в шахматах. Нил сказал «да», когда Эндрю сдал партию.              Нил сказал «да», когда Эндрю нашёл его одного на подоконнике, разглядывающего дождь пустым взглядом.              Он говорил «да» каждый раз, когда Эндрю спрашивал.              И он каждый раз держал руки при себе.              Даже когда Эндрю льнул всем телом к нему; даже когда Эндрю поднял одну из его ног вверх к себе на бедро; даже когда Эндрю, всего раз, вжимался в него, — Нил держал руки приклеенными к бокам, не шелохнувшись, не дрогнув, даже когда с его губ срывалось тяжёлым выдохом имя Эндрю, даже когда дрожал.              Контроль Нила ни разу не дрогнул, однако, во время одной из их встреч, пока Эндрю сдерживал бёдра Нила, начиная протягивать руки вверх, к коже груди под футболкой, Нил тихонько промычал, чуть ли не взвывая, прежде чем наклониться ниже, приникая влажными и тёплыми губами к шее Эндрю. Затем в ход пошёл язык, заставляя Эндрю вздрогнуть.              Чёртово тело, сдало его. Эндрю повернул голову, устремляя взгляд на Нила.              — Упс, прости, — ухмыляясь, произнёс Нил. Эндрю, всё ещё злой — на Нила, на себя — вдавил пальцы в чужие бёдра под футболкой, а затем яростно впился в губы. Зубы стукнулись друг о друга, за стуком последовал вкус крови. В это время Эндрю пытался понять, ненавидит ли он этот поцелуй, ненавидит ли он Нила, стошнит ли его, достаточно ли Нила для того, чтобы забыться.       

* * *

             — Я слышала, ты проводишь много времени с Эндрю.              — Наверное.              — Разве это не чудесно — заводить новых друзей?              — Наверное.              — Иногда, чтобы стало получше, проще отдать частичку себя незнакомому человеку. Дело в том, что у нас складывается впечатление, будто они не так хорошо нас знают, чтобы судить. Это ты чувствуешь, когда общаешься с Эндрю?              — Не совсем. Это то, что я должен чувствовать, находясь здесь с тобой?              — Для кого-то это так. Что ты чувствуешь, находясь рядом со мной?              — Я чувствую, что трачу время впустую. И Эндрю не какой-то там парень с улицы.              — В таком случае, он твой друг?              — Понятия не имею.       

* * *

             В день, когда дозировка лекарств стала максимально маленькой, Эндрю схватил руки Нила, кладя их себе на голову.              — Только здесь, — сказал он, прежде чем позволить Нилу поцеловать себя. Чем меньше наркотика плескалось в его крови, тем ярче Эндрю чувствовал, будто он ускользает, тут же возвращаясь; истощённый и измученный, мёртвый и живой. Казалось, это конец и начало, тошнота накатывала и отступала. Его всё меньше тошнило, он всё меньше улыбался и всё меньше чувствовал. Объекты становились чётче, образы людей — точнее, дымка исчезала, а Нил всё так же казался непостижимым, словно облака за стеклом, медленно испаряющиеся и не дающие Эндрю и шанса коснуться себя, остановить себя.              Он позволил Нилу трогать свои волосы, чтобы в обмен чувствовать его, знать, что он перед ним настоящий, чтобы Эндрю смог помнить это даже когда наркотики полностью покинут его организм. Что-то останется реальным, даже несмотря на то, что в ту же минуту, когда Эндрю с раскрасневшимися щеками и остекленевшими глазами выпроваживал Нила, это облако и дальше испарялось, ощущение чужих пальцев на себе исчезало вместе с чужим вкусом на языке.       

* * *

             Закончив с одной из своих сессий обжиманий после пробежки, Эндрю улёгся лицом Нилу в шею, давая дыханию прийти в норму. Они прижимались к дереву; Нил пах потом, травой и мылом, а Эндрю, прикрыв глаза, пытался понять, почему не мог сейчас привести своё дыхание в порядок.              — Видел сегодня утром Сесиля? — спросил Нил, привлекая внимание Эндрю к перебирающим его волосы за ухом пальцам.              — Что?              — Сесил. Он пытался научить меня играть в нарды, но на середине игры сам всё забыл.              — И кто же победил?              — Не знаю. Сесил поздравил Марту.              — Она не играла.              — Нет, но мне-то откуда знать? Сесил учил меня играть. Может она и правда победила.              Нил пригладил прядь, которой не давал покоя за ухом Эндрю, перед тем, как провести рукой вниз, останавливаясь на шее. Только здесь. Затем, слегка нерешительно, оставил поцелуй на виске, на что Эндрю, раздражённый, отпрянул назад.              — Что ты делаешь?              — Разговариваю с тобой, — пожал плечами Нил.              Эндрю нахмурился, не отводя взгляд от него.              — Мне это не нравится.              Нил промычал, улыбаясь, на что Эндрю ушёл, оставляя его у дерева.       

* * *

             В день, когда Эндрю уговорил Нила снять рубашку, он залез к нему в штаны. Всё началось с шахмат. Обычно они играли молча, не возвращаясь к первой идее Эндрю «срубил — задал вопрос», но в этот раз Эндрю удивил Нила, когда срубил его ладью и сказал:              — Хочу, чтобы ты снял рубашку.              Нил, борясь с противоречивыми эмоциями испуга, смущения, неуверенности и, разумеется, возбуждения, накрыл ладонью пешку, обдумывая.              — Что, прямо сейчас? — спросил он, выигрывая себе время на размышления. Он сдвинул пешку, предлагая Эндрю обмен, и стал ждать.              — Хочу увидеть твои шрамы, — сказал Эндрю, не отводя взгляд от доски. Он пошёл на обмен, отдавая Нилу свою пешку.              — Зачем? — спросил Нил.              Эндрю передвинул фигуру, и Нил осознал, что скоро проиграет. Он не хотел заморачиваться над стратегией, чтобы предотвратить проигрыш, поэтому рандомно передвинул фигуру, думая, порушит ли случайно планы Эндрю или, наоборот, приблизит его к выигрышу. Эндрю сделал два хода, не забирая чужих фигур, прежде чем срубить ферзя Нила своим.              — Я устал от того, что ты прячешься, — сказал он.              — Я не прячусь, — выплюнул Нил, расстроенный и злой. Эндрю не стал ждать, когда Нил сделает ход, передвигая его фигуры, чтобы сделать свой финальный ход. Нил проиграл.              — От кого ты бежишь? — спросил Эндрю, наконец-то взглянув на Нила. Его почти сняли с таблеток. Больше никаких безумных улыбок или плохой концентрации. Сейчас Эндрю казался почти реальным, из-за чего временами Нил не знал, как с ним таким контактировать. Временами это вгоняло его в тоску.              — Почему ты здесь, Эндрю? Ради чего тебя заставили принимать наркотики? — парировал Нил, потому что не собирался делиться своим, не получив чего-то в ответ.              — Тебя убьют? — спросил Эндрю, проигнорировав ничтожную попытку Нила.              Нил всё ещё чувствовал себя ничтожным.              — Почему никто не приезжал навестить тебя? Не звонил тебе?              Эндрю не спускал с Нила глаз. Нил тоже. Пелена гнева тяжело осела вокруг них, но Нил не был зол только на Эндрю. Он был зол на всё. Он не думал, что Эндрю так же одинок, как и он сам, но от понимания, что Эндрю не зовут на встречи с визитёрами или ради звонков, в груди разбухал гнев. По каким-то причинам ему не нравилась сама мысль о том, что Эндрю покинет это место, не имея кого-то, к кому можно было бы вернуться.              Внезапно Эндрю отвёл взгляд, словно пузырь гнева лопнул.              — Моя семья тебя не касается, — пусто ответил он.              — Так она у тебя есть? — едва заметно усмехнулся Нил. Гнев в нём утих, сменяясь внезапной усталостью.              — Едва ли. — Эндрю замолчал, будто ожидая, что Нил продолжит, но он уже получил свой ответ. В конце концов, Эндрю спросил: — Ты умрёшь, когда уйдёшь отсюда?              — Надеюсь, нет, — отмахнулся Нил, отводя взгляд.              — Не делай этого. — Голос Эндрю был резким. Нил, в недоумении, посмотрел на него снова, однако выражение его лица так и оставалось пустым.              — Что? — спросил он, но Эндрю не ответил. Он лишь встал и ушёл.              Но Нил, конечно же, пошёл за ним.       

* * *

             Эндрю вёл Нила к лестнице, где они были в свой первый раз, однако, вместо того, чтобы просто стоять посередь лестничной клетки, он толкнул Нила к стене напротив двери, подпёртой чужим ботинком. Одну ладонь он держал на его груди, смотря в ожидании, пока Нил, наконец, не кивнул, вздыхая.              Нил потянулся к подолу рубашки, но Эндрю его остановил, накрывая его руки своими. Они постояли так немного, вдыхая друг друга, ожидая, а затем Эндрю рывком стянул с Нила рубашку, отбрасывая её назад.              На лестнице было холодно. Кожа быстро покрылась мурашками. Эндрю, не думая, поднял руку, втирая тепло в кожу Нила, провёл по соскам, по плечам, пока кожа не стала гладкой и тёплой, пока не покраснела, пока Эндрю не смог почувствовать сердцебиение Нила под своими пальцами.              Однако, под пальцами также чувствовались и борозды, рубцы и порезы, содранная дорогой кожа, ожог от утюга.              Шрам от пули.              Эндрю, поглаживая, обвёл отметину указательным пальцем, разглядывая при этом поле боя на животе Нила. Разглядывал собственную руку, оставленную на его талии чуть выше пояса штанов. Хотел снова спросить от кого ты бежишь, тебя убьют, но говорить сейчас не хотелось, ничего не хотелось.              — Эндрю, — совсем тихо произнёс Нил, на что Эндрю прильнул ближе, оставляя слева на груди поцелуй, прямо над сердцем. Он не отстранял губы примерно минуту, а затем стал прокладывать себе путь поцелуями и укусами вверх по груди Нила, по шее, к губам, решительно отводя палец, кружащий над пулевым ранением, ниже.              Чем ниже оказывались пальцы, тем неистовее становился поцелуй, выбивая из Нила тяжёлые вздохи в чужие губы. Эндрю двигался быстро и безжалостно, пока всё не закончилось, пока Нил не задышал его именем. Руки всё так же были по бокам, сжатые в кулаки, но он всем телом прижимался к тёплому, твёрдому телу Эндрю.              Но даже после, когда пальцы стали липкими, а Нил задыхался у его уха, шепча всякую чушь, Эндрю всё ещё смотрел на искорёженную кожу и думал, что всё не по-настоящему, что ничего здесь не могло быть реальным, особенно Нил.       

* * *

             В одну из ночей, когда уже объявили отбой, Эндрю последовал за Нилом к нему в комнату. Оба были слегка вялыми после ужина в честь дня рождения одного из пациентов, так что, как только дверь комнаты Нила закрылась за ним, Эндрю уселся на кровать, жестом призывая Нила встать перед ним. Нил встал, смотря чётко на Эндрю, будто мог его видеть даже в темноте. Эндрю закрыл глаза.              — Прекрати, — сказал он.              — Что? — спросил Нил, голос его звучал шёпотом, и уже скоро Эндрю почувствовал, как его пальцы зачёсывают наверх пряди со лба.              Он вытерпел ещё два таких захода, щекочущих кожу головы, прежде чем потребовать:              — Хватит. — А затем отпрянул от прикосновений Нила. Нил тут же опустил руки, отходя на шаг назад. Эндрю открыл глаза, впериваясь взглядом в Нила, что всё также смотрел на него, заставляя Эндрю чувствовать себя одновременно огромным и крошечным. Он больше не был зависим от таблеток. Он не знал, сколько ещё времени у них оставалось.              Он забрался на кровать, прислоняясь спиной к стене. Ноги прямо перед собой.              — Иди сюда, — сказал он.              Нил залез на кровать верхом на Эндрю, оседлав его бёдра, и, устроившись поудобнее, прильнул, целуя Эндрю один раз в губы, затем в подбородок, затем в шею, задерживаясь здесь немного. Эндрю скользил руками по его плечам, вниз по спине, стаскивая рубашку Нила через голову. Положил руку на поясницу, притягивая ближе, пока они не столкнулись грудью. Нил вернулся к поцелуям в губы, открывая рот, вкушая его. Ладони обвились вокруг его шеи, большие пальцы в ямочках под ушами. Эндрю, повозившись со штанами Нила, достал его член, а затем слегка отстранился, чтобы смотреть, как Нил терялся и терялся, а затем распадался на части.              Но Нил лишь сонно улыбался ему. Эндрю понаблюдал за ним минуту, прежде чем опустить голову ему на ключицу, тяжело вдыхая, борясь с возбуждением, желанием уйти, желанием остаться.              Нил убрал руки с его плеч и откинулся назад, но не слезая с чужих бёдер. Так они и замерли, вдыхая и выдыхая, пока Эндрю не оттолкнул Нила, покидая комнату. Уже забывая вкус Нила. Желая вернуться.              Но не возвращаясь.       

* * *

             Эндрю снова выцепил Нила на пробежке, но они не стали искать скрытое дерево. Вместо этого Нил снизил скорость до шага, начиная идти вместе с Эндрю. Они бродили по саду час, два, пока их не нашла одна из медсестёр, объявляя время для сеанса Эндрю.              В ту ночь Эндрю затащил Нила к себе в кровать, прижимая его спину к своей груди. Он выцеловывал его плечи, пальцами забираясь в штаны. Нил держал руки над собой, запястье к запястью, будто Эндрю связал их. Когда Эндрю взял его, Нил задохнулся. Обычно он старался этого не делать, но сейчас он двигался в том же темпе, что и рука Эндрю. И он ничего не мог поделать с тем, как часто с его губ слетало имя Эндрю, или с тем, как он его произносил, или с тем, как он прикрывал глаза, или с тем, как желал, чтобы им не приходилось покидать друг друга, даже если и не хотел оставаться.       

* * *

             — Блять, — кончив, прошептал Нил в ту ночь, сотрясаясь на груди Эндрю, приводя в полный бардак бельё, и Эндрю не мог не думать об этом всю ночь, всё утро, весь день.              Наркотик полностью вышел из его организма. Его не рвало уже несколько дней.       

* * *

             — Нил, — сказал однажды Эндрю, лёжа бок о бок с Нилом. Они смотрели друг на друга: одежда Нила на полу, рубашка Эндрю где-то спуталась в ногах.              — Эндрю, — отозвался Нил. Он обводил рукой его черты лица: контур губ, линию челюсти. Эндрю не мог дышать.              — Тебя убьют? — спросил он.              — Твоя семья приедет забрать тебя? — прошептал Нил в ответ.              — Нил, — повторил Эндрю.              Нил улыбался, оглаживая губы Эндрю снова. Снова и снова.              — Ненавижу тебя, — сказал ему Эндрю.              — Я бы тоже ненавидел, — прикрыв глаза, прошептал Нил, просовывая Эндрю в рот два пальца, которые тот тут же принялся вылизывать.       

* * *

             Эндрю сказали, что с его тренером связались по поводу выписки, которая случится на днях. Эндрю не мог вспомнить, каким мир был за пределами больницы. Он больше не мог вспомнить, что было реальным. Казалось, всё, что он помнил — это невесомость, сопровождающая каждую попытку вспомнить звук голоса Нила сразу после того, как Эндрю отсылал его прочь, ощущение его рук на коже, то, как он выглядел в его кровати.              Эндрю казалось, будто он забывал Нила в ту же минуту, как только он пропадал из виду, и он не знал, как ему стоит его удержать. Не знал, может ли.       

* * *

             — Когда ты уезжаешь? — спросил Эндрю за одной из последних партий в шахматы.              — Не знаю, — ответил Нил. Он решил опробовать одну из своих тактик, но Эндрю с готовностью принял вызов. Уже к третьему раунду Нил мог с уверенностью сказать, к чему всё идёт. Ну что ж.              — Что ты будешь делать? — спросил Эндрю.              — Не знаю.              — Нил.              Нил улыбнулся, смотря на доску. Он знал, что Эндрю не нравилось, когда он так делал. Когда Нил ничего не сказал, Эндрю сделал ход, только передвигая пешку так, будто она была конём. Нил посмотрел вверх, вскидывая бровь, на что Эндрю лишь посмотрел на него в ответ, всё ещё ожидая ответ.              Нил походил слоном, словно он был ладьёй, а Эндрю — конём, будто это ферзь.              — Шах и мат, — сказал Эндрю, на что Нил лишь сдвинул своего короля, словно он слон, и игра продолжилась.       

* * *

             Эндрю держал ногу Нила у своего бока, яростно двигая бёдрами. Пальцы Нила впивались в спину, цепляясь. Пальцы Эндрю путались в его волосах. Он задумчиво разглядывал свои пальцы, пока их тела покачивались в унисон. Он старался запечатлеть в своей памяти ощущение волос в своих руках, когда заметил на корнях отличный от длины цвет. Вместо тёмного каштана на корнях был медно-рыжий.              — Твои волосы, — пробормотал Эндрю, не останавливаясь. Не в состоянии остановиться.              — Ага, — выдохнул Нил, убирая руку со спины Эндрю, кладя её над головой на кровати, он тяжело дышал в подушку, стараясь не отставать от темпа Эндрю. Уже будучи на пределе, Эндрю уткнулся лицом в шею Нила и стиснул зубы, стараясь отвлечься. Спина Нила выгнулась, всё тело сотрясало дрожью. Совсем скоро и Эндрю последовал за ним.              Он оставлял медленные, мокрые поцелуи на шее Нила, пока тот вырисовывал непонятные узоры на его животе.              — Куда ты отправишься? — спросил Эндрю.              Нил не ответил, лишь продолжая вырисовывать круги, пока не уснул. Как только его глаза закрылись, Эндрю тут же забыл, какого оттенка голубого они были.       

* * *

             В день выписки Нила рядом не оказалось. Эндрю чувствовал, как что-то тугое в его животе продирало себе путь наверх, к горлу, и когда он в одиночку вышел в фойе, встречая своего кузена, брата и Кевина, он остановился, всего на минуту, чтобы спросить у своего врача:              — Где Нил?              Врач с сочувствием произнёс:              — Думаю, у него не было возможности рассказать тебе, учитывая, как быстро всё произошло. Но член его семьи приезжал забрать его, так что Нил выписался.              Горло сдавило.