Удачно рассчитанная мелочность

— Играешь? — Ага, в Доту. В Танки еще иногда. Сережа с сожалением понял, что у его кавалера нет вкуса. Пришлось красочно просветить: игровая механика хромает, контингент состоит из деградантов, а графика ужасная. Олег не делал выводы, а только кивал с добродушно-снисходительным видом. Ему, казалось, нравилось просто слушать Сережин голос, а вот смыслом интересоваться, видимо, было для слабаков. — …и вообще, — бросил тираду Сережа, — я спрашивал про настолки. — И да, и нет. — Олег безразлично пожал плечами. — Правила я, может, и знаю, но обычно занимаюсь предотвращением поножовщины. Сережа поднял брови. — Знаешь, как проходят любые соревновательные игры у жадных до бабок, склонных к риску военных? — риторически пояснил Олег. — Я вот знаю. У одного после «Монополии» шрам на брови, а другой каким-то образом проиграл собственную задницу в «Подземелья и Драконы». Сережа пытался не смеяться, честно. — Подземелья и Драконы! Там нет ставок, — добил Олег с измотанным видом, — и они не перестали рубиться после того раза. — Тогда не пойдем? — Пойдем, конечно. Они проворно увернулись от местной прессы и пробрались в зону антикафе. Разумовский с подвешенным языком и Волков с его покерфейсом оказались непобедимой командой в настольных играх. Ловкая передача знаков одним движением бровей и совпадение в предпочитаемых стратегиях приносили победу за победой. Олег играл с самоубийственным азартом, как будто с цепи сорвался, и Сережа даже порадовался, что блэкджека и слотов не было в программе. Он на секунду представил Волча в смокинге где-нибудь в Мексике за столом для покера. Смотрелся, может, и убийственно, но их обоих заведение бы не пережило: ситуация «ебаный рот этого казино» практически гарантировалась. Кончилось бы всё — тут и гадать не надо — автомобильной погоней и перестрелкой. С краю галдела большая компания, с веселым энтузиазмом обсуждающая казнь — «Мафия». Их приняли спокойно и радушно, но настроение быстро сменилось на впечатленное: уже на втором сеансе тонкими комментариями и перенаправлениями они вдвоем заставили всех мирных горожан чуть ли не в гражданской войне порешать друг друга. Диверсия удалась. Мафиозная пара Сережа-Олег осталась последней выжившей в городе и с таким же успехом могла читать Фаулза, лежа в ванне с кокаином. Слишком легко — они двинулись дальше. «Монополия. Большая афера» дала возможность расчехлить навыки преступного гения-бизнесмена. Использовался каждый коварный шанс: люди были подкуплены, разорены и посажены в тюрьму по ложным обвинениям… всё как в жизни. — Ты в экономическом учился? — спросил Сережа через несколько кругов, когда понаблюдал за ловкими финансовыми махинациями Олега. — Ха, нет. Я думал туда поступить, но пошел на химфак в СПбГУ. — О! У тебя диплом химика? — заинтересовался он. Химики были из той же оперы, что и телохранители. Ситуация чувствовалась, как… Сережа не мог подобрать аналог, но ближе всего было «купить изысканную рубашку и по дороге домой начать ломать голову над тем, была ли у него когда-то такая же». Олег обломал его: — Не-а, только военная профессия. — А с универом что? Олег наклонился к его уху и прошептал: — Меня еще на первом курсе поймали на синтезе панкластита в чужой лабе. Отчислили. Сережа справился с дрожью от близости и шелкового тона, только когда осознал смысл. Он похлопал глазами, не в силах сдержать выражение уважения: знал, о чем речь. Птица разбрасывался терминами и формулами взрывных составов лет с тринадцати. С пернатым точно случилась бы такая же история, поступи он куда-нибудь. Ха. Он и Олег были очень похожи — увлечения достаточно редкие, характеры... Сережа рассеянно, больше автоматически указал: — Легко отделался. Должны были сдать по статье двести двадцать три как минимум. — Я ж был бюджетник-отличник и юное дарование — пожалели, — сказал Олег, прищелкнув языком. — Заткнулись оба, — прошипела соседка слева. Сережа поморщился. Время для раздумий было всё еще неподходящее. Он слегка наклонил голову в ее сторону, встретившись взглядом с партнером по преступлению, получил кивок в ответ. Сережа вернулся к игре после чьего-то комментария о сговоре — ха, бездарей бы даже отсутствие криминально шикарного тандема не спасло. Недалекая соседка с позором лишилась отеля и села на нары. Сергей Разумовский банкротил соперников с практикой: нежная пиар-улыбочка не сходила с лица, сделки совершались стратегически четко, никто не чувствовал подвоха до последнего момента. Он заканчивал игру весь в белом пальто и «вообще не при делах, нет, товарищ майор, никакого антимонопольного закона не нарушал». Волков с мордой кирпичом подыгрывал, даже если легко угадывалось, что он кайфовал не меньше. Они не остались на следующий раунд. Олег вызвал холивар критикой «Бункера» за слабенькую достоверность и логистику. Сережа поддержал, хотя бы потому, что не хотел быть дедом-сифилитиком со спиритической доской. Из «Уно» их выгнали после изобретения третьего или четвертого неприличного правила. От драки во время «Манчкина» спасали только предупреждающие, грозно-телохранительские взгляды Олега в сторону игроков, излишне обиженных искусными подставами Разумовского. Горячие, кстати, взгляды. Сережа проигнорировал шум и еще немного насладился внешностью кавалера: Волч откинулся на спинку стула и смотрел в карты с пресыщенным, томным видом, но только притворялся невнимательным. Он, скорее всего, мог скрутить любого здесь в фигуру из неевклидовой геометрии при должном поводе. Сережа не подогревал конфликт, чтобы посмотреть на это, хотя и сдерживался из последних сил: Игорь просил без скандалов, а за нахождение такого хорошего плюса, так уж и быть, можно и придержать… волков. К тому же, не отпускало подозрение, что Олега достаточно правильно попросить, чтобы получить шоу. Когда спор вокруг достиг повышенных тонов, а обвинения скатились в нецензурную область, Волч скрытно подмигнул ему и кивнул на дверь. В чем-чем, а в чтении настроения комнаты бывший наемник превосходил даже Сережу, поэтому он, не задумываясь, согласился. Партнеры по преступлению незаметно удалились, бросив игру. И вовремя: послышался звон разбитого стекла и скрежет отодвигаемого стула. Женщина пронзительно крикнула: «Разумовский, гнида! А ну вернулся!» — и где-то рядом разъяренно застучали каблуки. Они с Волчем, как нашкодившие детишки, единодушно бросились наутëк.

***

Они привалились к стене в знакомом тупике возле лазертага, как и при прошлом побеге. Немного запыхались. Посмотрели друг на друга и разразились легкомысленным хохотом. Давно он так не развлекался. Олег, что неудивительно, ему нравился все больше. Вечер был отличным, а вот что потом… Часы завибрировали. Он посмотрел на запястье. Уведомление звучало примерно так: «Сергей Разумовский должен засветиться еще несколько раз». Танцы вокруг очевидного взаимного влечения могли продолжиться в любой локации, а вот пресса и фотографы не ждали. Тоска… Он пожурил себя: жалобы медийника на собственноручно организованные светские мероприятия фонили лицемерием и многослойной иронией. К счастью, настроение давно не сулило катастрофу, и они вдвоем без проблем вернулись в злосчастный банкетный зал.

***

— Анну предлагать не буду, — пробормотала сотрудница пиар-отдела Vmeste, подкараулившая их на входе; никакая косметика не могла скрыть впечатляющие тени под глазами этой женщины. — Кто есть из приличных? — спросил Сережа, заглядывая в экран планшета через ее плечо. — Юля Пчелкина. — Не ее формат. Что у тебя за список вообще? Послышался тяжелый вздох. Планшет перешел в его руки. — Выбери кого-нибудь и дай короткое интервью, — сказала она и наклонила голову, рассматривая молчаливого Олега, — лучше парное. — М-м, нет. Обойдутся, — отказал Сережа, листая список стервятников. — Ты интригу хочешь раздуть? Или скандал по плану есть? Говори сразу, чтобы я команду предупредила, а то выйдет, как в прошлый раз… Она тревожно оживилась и начала заламывать руки. Сережа поспешил разубедить: — Не-а. Просто обойдутся — мне эти свечкодержатели жуть как надоели. — Хозяин — барин, — облегченно пробубнила она и зевнула с какой-то окончательностью.

***

— …Сергей, расскажите: как изменились «Неразлучники» за эти годы? — А чем вы руководствовались при разработке последнего обновления? «Почему выбрали это место?», «Как познакомились со спутником?», «Что скажете о недавнем скандале с...» Интервью на шестьдесят процентов состояло из воды, на почти все остальные — из уверток и смен темы, а новой информации, если говорить очень лестно, там было едва ли пять процентов. Великолепный материал, а главное: классическая ситуация в СМИ. Сережа предложил Олегу сыграть красивый фон; кондитерская быстро наполнилась любопытными зеваками; бывший наемник с умудренным, высокодуховным видом попивал черничный морс и отпускал нейтральные отвали-комментарии… Ну, когда не флиртовал на камеру, просто чтобы потроллить. Олег шепнул что-то официанту, и через несколько минут принесли тарелку с клубникой. Сережа, смакуя крупные ягоды, оценил внимание к предпочтениям. Кормить с рук всё равно не позволил — очень уж шельмоватое было у Олега лицо, когда предлагал. Их слегка взлохмаченный вид поначалу вызвал у журналиста поднятие бровей, но тот оказался достаточно тактичным, чтобы закончить интервью и не заострять на этом внимание. Возможно, признавался себе Сережа, он слегка перегнул палку с неприличными шутками и отбил всë желание. Только когда парень ушел, Сережа заметил перешептывания за соседними столиками. Ну вот, заголовки о предполагаемом нарушении общественного порядка были обеспечены. К сожалению, совершенно беспочвенные. Игра продолжилась, когда они остались одни. Олег, что неудивительно, разбирался в тактике не только на арене для лазертага. Он устроил из ухаживания целый ритуал: в равных частях дозировал комплименты, шутки, полуслучайные прикосновения и искренние вопросы. Если бы Сережа сравнивал Волкова с животным, он бы не выбрал стереотипного одинокого волка или сторожевого пса. Нет, этот парень напоминал кого-то вроде осьминога: приспособляемого, многофункционального, спокойного и, сука, скользкого. Сережа делал выпад — Олег уворачивался. На каждый случай флирта у кавалера был наготове остроумный, не менее двусмысленный ответ и огонь в глазах, но никакого настоящего продолжения. Стрелочник, зараза. — Где учился готовить? — Да где придется. А что, личного повара вздумал нанять? — Ну, в такой комплектации… кто бы отказался? Руки, я уверен, у тебя и в других вопросах откуда надо. — Ну да: и проводку могу починить, и мебель передвинуть. К сожалению, у меня нет общепитовского профильного, так что поваром не нанимаюсь, — «непонимающе» перевел тему Олег. — Гром говорил, ты второе высшее получаешь. В какой области? Олег, что забавляло, был старомоден по сравнению с ним. Сереже, раньше увлеченному попыткой соблазнения, банально не хватало терпения на такие выкрутасы. В какой-то момент это стало неприятно напоминать Птицу. За всю жизнь Птица так и не объяснил, как для него ощущается «дежавю». Он пыхтел, кряхтел, махал крыльями, но суть донести не мог и городил эфемерщину, с каждым разом становящуюся всё менее и менее понятной. Сережа, когда лет в шестнадцать испытал чувство на себе, считал его скорее «эхом», чем «дежавю». Называл всё равно по привычке. У Птицы, возможно, было по-другому: он иногда выдавал совершенно осмысленную тираду из книг, которые не просто не читал, а даже не нюхал через обложку. Сережа же считал, что его соулмейт был не особенно хорошо исследован: от него получали больше пиздюлей, чем информации. В том числе и сам Сережа. Он внезапно любил черный, но на самом деле почти не носил — не нравилось на себе. Ему хотелось курить до того, как он попробовал, и это при том, что запах дыма гадко прилипал к телу и не сочетался с парфюмом. Он знал, как пронести в самолет оружие и куда стрелять на поражение, даже если не приходилось. И разбирался в телохранительских тонкостях лучше, чем большинство его телохранителей. Так вот… таким было «эхо». Дежавю, напротив, происходило сейчас. — Не знаю, чего ты торопишься. — Олег укоризненно вздохнул. — Целый вечер еще впереди… Диалог неуловимо и странно повторял безобразную ссору с Птицей незадолго до встречи с соулмейтом, хотя тон и эмоциональная окраска даже близко не совпадали. Сережа с раздраженным весельем пробормотал: — Скажи честно: мне что, сначала придется победить твоих злых бывших? Сколько их, семь? — Я ведь отвечу, но ты козлить начнешь, — сказал Олег. Сережа распахнул глаза в шоке. — Я ведь отвечу, но ты козлить начнешь, — протянул Птица, щурясь на пешеходов через большое окно в коридоре детдома; он не оборачивался полностью. — Чт.. Почему? И не говори, что я тебе не нравлюсь, мы это проходили уже. — Это не важно. Меня не будет, — ровно сказал Птица, прикрыв глаза остро-когтистой ладонью, — ты встретишь соулмейта, бамц — и я исчезну. — Может… — Нет. Я всё рассчитал. Ничего просто так не происходит. А связь… она держит тебя в здравом уме и одновременно подтачивает крышу. Сережа выучил признаки раздвоения личности наизусть. Птица не раз упоминал, что ему нужно следить за собой, чтобы не покрошиться на куски. Ну, больше, чем есть. Сережа и так терял воспоминания время от времени и давно запутался, кто есть кто среди них двоих. Самоанализ для восстановления целостности личности был мучительным… и отчасти причиной разговора: Сережа обычным зимним утром с безбрежной ясностью понял, что хочет, чтобы Птица был с ним всегда. Во многих смыслах. И поделился этим, причем многократно и безуспешно. Шел третий месяц противостояния — пока что высший разум побеждал слабую плоть. — ...Спорю на паяльник: встретишь — и всë выровняется совсем, — странно тяжело пообещал Птица. — Больше никаких галлюцинаций. Никакой диссоциативки. — Да плевать мне, как ты не понимаешь? И не переводи тему! Я сказал, чего хочу. Птица вздохнул и оторвался от созерцания, но с подоконника не слез. Он выглядел противоречивым; плечи приподнялись в самозащитном жесте. Опустились снова — и Птица жестко выпятил подбородок, наклонился вперед, ткнув пальцем рядом с собой. — А я сказал «нет». Это обреченные отношения, — выдавил он, но почему-то умоляюще. — Себе же хуже сделаешь. Выбери кого-нибудь другого. Собранность бесила еще больше. Птица вообще не повышал голос, как будто одному Сереже было дело до их отношений. «Хоть бы раз этот придурок наорал в ответ», — взбешенно пожелал он. — Плевать! — Сережа вцепился в волосы. — Не нужен мне кто-то левый, когда ты есть! — Я — наполовину ты! Кто влюбляется в собственную протекающую крышу? — неожиданно сорвался на крик Птица. Тишина после этого казалась липкой. Эха, как всегда, не было. Сережа встретил неодобрительный взгляд Птицы без капли раскаяния. Его не волновало, что он снова проецировал чувства на вторую половину, что придется медитировать и распутываться дольше, потому что Сереже — совсем немного — полегчало, когда он увидел хоть какую-то яркую реакцию. Даже если она была его собственной. — И в кого мне влюбляться, скажи на милость? — процедил он спустя паузу. — Да в кого хочешь. Ты и так шляешься половину времени не пойми где и с кем, в учебе скатился… — Птица сделал успокаивающий вдох и потер лицо. — Я против, что ли? Развлекайся, пока не найдешь соулмейта. Изможденное раздражение подняло голову, заслонив любое предыдущее злорадство. Сережа подавил желание снова вцепиться в волосы. Сжал кулаки. Выдохнул. — Не буду я никого искать. Он — не ты. — Сережа, ты нихрена меня не знаешь. Ты себя-то не знаешь. Тебе шестнадцать, а никакого… — Так расскажи мне что-то! Почему я всегда должен гадать? В чем проблема вообще? — Я не… Черт возьми! — Птица невесело рассмеялся. — Знаешь… то, что ты просишь, никогда не сработает: максимум будет похоже на дрочку перед зеркалом. Птица показательно, выжидающе провел блестящим черным когтем по стеклу. Скрежета не было. Царапин тоже. Никаких следов. — Все просто: меня не существует, Сереж, — сказал Птица и посмотрел на него с какой-то обреченной жалостью, от которой заныли зубы и защипало в носу. — Не говори так. Так всё не кончится. Ты не исчезнешь, — глухо ответил он. — Подожди немного, а? Отложи борьбу с собой. Скоро встретишь оригинал, и он будет не хуже, обещаю. Сережа зажмурился. Он понимал аргументы умом. К чувствам это не имело никакого отношения. Отказ сам по себе не напрягал — напрягал гребаный Птица, живущий по принципу «если любишь — отпусти». Он распластаться был готов на алтаре самопожертвования, лишь бы Сережа был счастлив. Раньше устраивало — он признавался себе со стыдом — пока «счастье Сережи» и «счастье Сережи по мнению Птицы» не разошлись на перепутье. Его альтер-эго могло без вопросов спрятать труп и простить обойму, выпущенную в упор, но он держал пари, что если тот вдруг посчитает нужным — запрëт в подвале «для его же блага». Надежда на компромисс давно иссякла: согнать пернатого мудака с выбранного насеста могло только чудо. — Я что, должен играть ждулю всю жизнь? — сварливо спросил он, сдаваясь. Снова. — Посмотрю, что можно сделать, — невпопад ответил Птица с морщинкой между бровей. — И Сереж… — …Сереж? — обеспокоенно сказал Олег, прикоснувшись к его руке. Сережа поднял глаза на него, стряхнув дежавю. Выражение беспокойства на лице Олега на секунду показалось болезненно знакомым, даже наложенное на другие черты. Сережа подавился. Соскочил со стула, ударившись бедром об угол. Проигнорировал это — он не сводил взгляда с Олега. Твою ж мать.

***

Сережа держал себя в руках. Правда. Он не вцеплялся в локоть Олега Возможно-Соулмейта Волкова. Вообще. Тот, слава птичьему богу, не спрашивал, что происходит, а просто напряженно шел рядом. Такой разговор не стоило вести на виду, поэтому пришлось найти тихое место. Он проскочил мимо уборных. Подергал ручки. Прямо за углом, за ближайшей незапертой дверью оказался мини-кинотеатр. «Пойдет», — решил Сережа, щелкнул выключателем и развернулся. — Что насчет родственных душ? — невежливо ляпнул он, практически вибрируя в ожидании. — Ну, — озадаченно ответил Олег, постучав пальцами по собственному предплечью, — у меня есть метка, давно уже. Сережа заикнулся в движении. Это ужалило. Это ударило. Он как будто несся с водной горки в аквапарке, визжа от восторга, готовился взлететь на особенно захватывающем вираже — и рухнул за борт. Расшибся о воду. Захлебнулся. Свое разочарование он не скрывал — не мог. Потому что Олег был очень похож на Птицу. Сходство было, как говорится, до степени смешения. До страшной. Впервые. И он был не его. — Сереж? — осторожно спросил Олег. — У меня нет знака, — отрезал он с окончательностью лезвия гильотины. Олег сказал что-то, но Сережа уже не разобрал. Накрыло какой-то двойной, небывалой степенью расстройства. Ему нужно было что-то сделать. Сережа отрывисто сбросил пиджак и ловко расстегнул рукав рубашки, явив миру голое запястье. Он зажмурился. Все еще было больно видеть доказательство, что он остался ни с чем. С закрытыми глазами попытался сделать то же самое со вторым рукавом, но что-то заело. Он потянул снова со злобным шипением. На его руку легла теплая ладонь. — И так верю, — сказал Олег, когда Сережа остановился и поднял глаза, — все нормально. Олег выглядел извиняющимся и скованным, как будто душевная связь с кем-то другим была косяком, который он хотел исправить, чтобы не портить настроение. И как будто ему тоже хотелось быть соулмейтами. Не помогло. Сережа несколько раз моргнул, посмотрел наверх. Кивнул. Автоматически оделся и застегнулся как было. На лицо с легкостью практики была надета улыбка. Сочувствие во всей позе и взгляде Олега едва не заставило ее дрогнуть. Едва. Он удержался волевым усилием. — Продолжим обход? — бескомпромиссно предложил он и вышел, не дожидаясь. Через три шага за дверь его дернуло назад за плечо. Возмутиться не успел: оказалось, он чуть не сбил с ног кого-то, и если бы не Олег (который уже стоял рядом с непроницаемым лицом и убрал руку) пришлось бы извиняться и извиняться. — Что случилось? — спросила девушка, едва избежавшая столкновения. Он посмотрел на нее несколько секунд: заценил изящные красные сапоги, колготки в сетку, кожаную куртку, пышные русые кудри, симпатичное обеспокоенное лицо… Юли Пчелкиной. Он сжал переносицу пальцами. Любила она образы менять. — Так, одно недоразумение, — буркнул Сережа. Лазерный взгляд Юли прошелся по нему — не на ту пуговицу (раззява!) застегнутый пиджак, растрепанные волосы, наверняка показательно не-несчастный вид — и перевелся на его плюса. Идеальная бровь приподнялась. Она осмотрела Олега сверху вниз — выглядело очень высокомерно. Он уже забыл, что ее есть за что уважать. — Кто-то не был джентльменом? — беззаботно спросила она, но Сережа видел за этим готовность позвать охрану или раскопать грязное белье, если бы понадобилось. — Пф-ф, тебе лишь бы кому-нибудь репутацию угробить, — с более искренней улыбкой сказал он. — Олега не тронь. — А чего грустный такой? — Расстроился и сбежал потому что, — вставил Олег, — не успел я его приласкать и угостить, уж прости. Сережа фыркнул и принялся приводить себя в порядок. Олег тем временем протянул руку и представился. Благодарность захлестнула его — кавалер без подсказки понимал, когда нужно отвлечение и нормальность. Так почему он не?.. Юля, похоже, поверила им обоим: она расслабилась, и эти двое защебетали о чем-то. Он махнул рукой и пошел в ближайшую ванную комнату.

***

Сережа посмотрел на лицо, подсвеченное круглыми «гримерскими» лампочками: выглядело не очень довольным. Он не стал думать об Олеге: ему нужен был перерыв. Желательно — от собственной глупости, спасибо, и, пожалуйста, с вишенкой сверху. Он вздохнул, умылся и достал маленькую расческу в переливающихся черно-желтых фианитах из внутреннего кармана пиджака. Юля в тот Новый Год сказала, что он может купить себе всë, что захочет, поэтому ей оставалось выбрать «гадость, на которую он не осмелится». Сережа осмеливался на многое. Теперь это, наконец, вышло боком. Лицо из зеркала презрительно скривило губу, ясно передавая сообщение: «Ты поспешное, наивное летнее дитя». Он согласился. Спрашивать о метках считалось приемлемым, но настаивать — крайне дурным тоном. Сережа никогда, никогда не задавал вопросы в открытую. До сегодня. Ему казалось: вот оно. Что ж… лучшее совпадение за годы оказалось всего лишь им — совпадением. Сережа, может, и погрешил бы на очередной сбой в вопросе татуировок, но такие вещи случались заоблачно, невозможно редко, и чаще всего из-за людских ошибок в суждении. Почти абсолютное большинство «разных» пар соулмейтов потом встречали своих настоящих вторых половинок. Чего никогда на протяжении всей истории человечества не случалось? Соулмейтов с несовпадающими видами связи. Никогда. Не было такого, что у одного ментальная связь и чистое запястье, а у другого только физический знак. Самообман не прельщал: скользкая дорожка. Сережа глубоко вдохнул и выдохнул. «Это не важно, — убеждал он себя, — я встречался с другими». Мир не рухнул — сердце не сузилось внезапно до булавочной головки, настолько, что мог пролезть только соулмейт. Вода все еще утекала. Сережа закрыл кран и подставил руки под сушилку. Противный шум искусственного ветра замедлил спираль, в которую он начинал скатываться. Разочарование снова бессмысленно кольнуло. Сережа задумался над реакцией: «Почему я так зациклился?» Олег ведь ему нравился и без одинаковых тату. Контрольный вопрос был крайне простым: если убрать соулмейтов из уравнения, стал бы он встречаться с Волковым? Ответ был громким, быстрым и восторженным «да». «Это ничего не меняет, — уже увереннее сказал Сережа, — возможно, моя связь даже не романтическая». Увертки Птицы вполне могли считаться подтверждением, даже если Сережа никогда не понимал мотивы и причины. Он решил, что найдет для Олега место, если тот захочет — потому что только что осознал, что действительно свободен выбирать партнера без оглядки на Птицу. Он расчесал волосы и взглянул в зеркало. «Иногда люди просят Вселенную послать ангела, самого славного, что у нее есть, — думал Сережа, разглаживая невидимые складки на пиджаке, — а она всë равно подбирает того, кто вытащит из тюрьмы или психушки и жестко-радикально даст по морде всем обидчикам». Вселенная не ошибалась. Люди? Еще как.

***

— …Понятия не имею, — весело, едко протянула Юля где-то за углом, — но пока мы встречались, я не видела у него метки. А даже если она и есть, то там тоже, наверное, герб полиции. «Грому косточки перемывают, не иначе», — позабавился Сережа, не торопясь выйти на свет. Юля после коротких отношений с Игорем утратила любую жалость к «бедному полицейскому связному Разумовского», которым он силился себя показать. Ее дружба с Сережей, давшая трещину во время разрыва с Анечкой, восстановилась как раз на почве общего раздражения святым майором. Это была идеальная месть: Юля познакомила его с Теребкиной, он ее — с Громом. Кончилось оба раза феерически плохо. Не пожалел, потому что так ей и надо: нечего было «не принимать ничью сторону в ваших личных разборках» и продолжать дружить с Анечкой. — Да, был я у него. Жить в квартире нельзя вообще: в холодосе шаром покати, двери в туалет нет, пылища… — посетовал Олег. — А окно? Такую красоту залепить страшнючими рожами подозреваемых — кощунство. — Во-от, он женат на работе. — Убеждаешь, что вы с Игорем просто друзья? — вклинился Сережа, оглядываясь и поправляя последние выбившиеся пряди. — Так и есть потому что. Олег закивал с неприкрытым сарказмом. — Ага. Гром вот меня тоже убеждал, что они с Сережей просто друзья, но пьяный больше ни о ком другом говорить не мог: Серый то, Серый это… — Он всегда такой, — сказала она и передразнила со смешинками в глазах: — Одевайся, Юля, я соврал, сейчас буду объяснять, почему Разумовский — проклятие моего существования. — Кстати о проклятиях… Ты Анечку видела? — Она здесь? — Юля прищурилась на Сережу и страдальчески застонала. — Что Аня опять сделала? Я поговорю с ней. — Не надо, — злорадно просмаковал Сережа, — Олег уже поговорил. Оценивающий взгляд Юли снова прошелся по его плюсу. — Хорошая находка со всех сторон, да? — Ты разве не слышала? Игорь открыл бюро знакомств. — Ты, — протянула Юля с очень нехорошей одобрительной улыбкой, — ужасно злопамятный.

***

Когда они остались одни, тишина затянулась на несколько минут. Олег, как догадывался Сережа, собирался делать вид, что ничего не произошло — но только потому, что тонко чувствовал, чего хотел сам Сережа. …А хотел он отмотать время до начала безобразной сцены и забыть о подозрениях. С другой стороны, неприятное происшествие с метками давало поразительную свободу выбора. И Сережа выбрал продолжить осаду. — Надо вернуться в кондитерскую, — вспомнил он, глядя на неласковые светильники на потолке, — не заплатили же. — Не, я заплатил. — Когда успел? — Ты был не в себе. — Н-да. Где это видано, чтобы за миллиардера платил безработный? — Ты знаешь, что это неточно, — пробормотал Олег с кислым недовольством, как и всегда, когда упоминался капитал Разумовского. — У меня на счетах восьмизначная сумма. — Ты… — Сережа, наконец, понял причину и прикрыл рот рукой. — Ты что, из этих — из настоящих мужиков? Добытчик, благодетель, спонсор? Крепкое плечо, огромный ч… Олег скривился еще сильнее и промолчал. Ага, показательно. — Волч, — обломал Сережа сквозь смех, — тебе придется поумерить эго, потому что у меня больше. Независимость он ценил; на щедрость, впрочем, это никак не влияло: если Сергей Разумовский решил кого-то побаловать… сопротивление было бесполезным. Возвращаться в кафе не хотелось, так что они выловили одного из организаторов, отжали самую дальнюю нишу для свиданий вслепую и захватили туда графины, фужеры и закуски. Олег сел за круглый столик таким образом, чтобы видеть занавешенный вход и при случае успеть быстро встать. Сережа выбрал вторую по выгодности позицию, и что удобно — напротив спутника. Тяжелые бордовые портьеры привносили в зону что-то отчетливо декадентское. Или, скорее, запретное. В таком окружении Олег смотрелся идеально: полностью черный элегантный ансамбль и скупые, расслабленные движения делали его роковым красавцем. Волков каким-то образом вписывался в любую атмосферу, действовал, как универсальный киношный хакерский вирус: незаметно проникал везде и по умолчанию считывался как естественный элемент. Сережа восхищался: то, на отработку чего он сам тратил часы перед зеркалом и недели изучения, Олег просто брал и делал. — А эта мораль, о которой ты говоришь, она с нами в одной комнате? — насмешливо протянул Сережа в какой-то момент запутанного монолога Олега о сложностях командования. — Харэ стебать. Дело не в морали как таковой, а в размытых границах дозволенного и… — Я, конечно, понимаю, что лицемерю, но границы вы все давно перешли, — лениво сказал он, допивая коктейль, — даже если преступления преступлениям рознь. Я насчитал десятки штук, которые одному тебе в сумме стоили бы нескольких сотен лет строгача. Не думаю, что остальные лучше… — Ты опять цепляешься к словам, — так же лениво ответил Олег, потроша невинный чизкейк. — Мы этого парня не любим не потому, что он отшибленный на голову даже для наемника, а потому, что доверить спину нельзя — сдохнем все, если ему достаточно предложат. Вот это уже вопрос морали, о котором я говорил. Олег вытянул ноги под столом, скрестив их с Сережей лодыжки между собой. Он посмотрел на него полуприкрытыми, почти черными глазами и отхлебнул чай с молоком. Облизнул губы. Вернулся к беседе о коллеге-придурке, половину которой Сережа пропустил, очарованный и сбитый с толку мыслью: «Как можно так сексуально пить сущую гадость?» Сережа в ответ съел коктейльную вишенку и медленно, многозначительно завязал стебель в сложный узел языком. Олег поднял брови, шумно выдохнул через нос. Поерзал. Сережа сладко-сладко улыбнулся и засчитал это попадание в свою пользу. — Всем не нагадишь… — философски указал он в конце концов, когда устал слушать армейские байки. — Ты хотел сказать «всем не угодишь»? — М-м. Конечно, конечно. Олег поджал дрожащие губы. Чувство юмора у них действительно совпадало. Он многое узнал в тот вечер. Самой странной, хотя и ожидаемой информацией было то, что к Олегу не стоило подходить со спины: рискуешь нарваться на быстрый, рефлекторный захват… и главной проблемой будет не испуг или синяк, а стояк. Несмотря на жуткую степень сходства со второй половинкой, от чего хотелось пораженно качать головой (и как раньше не заметил?), Сережа предпочел сосредоточиться на различиях. И они были. Там, где Птица бы молча согласился и так же молча сделал по-своему, Олег иронизировал и честно отвечал, а потом следовал плану; там, где Птица читал нотации и указывал на косяки, Олег слушал и не комментировал; там, где Птица пытался исправить Сережу, Олег принимал и кайфовал. Как бы он ни был привязан к пернатому придурку, Олег попадал во вкус Сережи куда точнее. Быть с ним казалось естественным. Мысль, что большинство раздражающих качеств Птицы давно стали его собственными, была привычно проигнорирована. Как и то, что могли значить для Сережи такие сдвиги в предпочтениях. Статистика «перекалибровавшихся» соулмейтов при взрослении гласила: «около двенадцати процентов людей в течение жизни меняются настолько, что могут обрести новую связь на замену морально устаревшей». Большую часть «обновок» получали граждане за сорок, а то и за шестьдесят. У молодых такие процессы запускали разве что личностные кризисы, потрясения и переезды. Сережа малодушно задумался, не исчезнет ли прошлая метка Олега теперь, когда он вернулся в страну и встретил кого-то другого с высокой совместимостью. Стало стыдно — он обещал себе дождаться связанного. Но вопрос не покидал: перестали ли они с «оригиналом» подходить друг другу в достаточной степени, чтобы отбросить все надежды на повторную встречу, и просто жить дальше… возможно, с Олегом. — Сергей Викторыч! — жалобно позвал кто-то снаружи, но не посмел сунуться в их тайное логово. Волков поднял брови с явным посылом: «Не собираешься ответить?» Сережа только сморщил нос с молчаливым отрицанием: «Никакого покоя нет, дай помариновать хоть». — Сергей Викторы-ыч! Вам еще одно интервью нужно дать! Человечек ждет! — давил на несуществующую жалость пиарщик. Олег закатил глаза и принялся составлять посуду на поднос, вынужденно отрывая Сережу от игры в гляделки. Работа не ждала.

***

Они перемещались из зоны в зону, фотографировались и отвечали на вопросы, но это казалось неважным фоном. Он очень устал от интервью, поэтому с восторгом позволил журналистам мучить несопротивляющегося спутника. — Через друзей познакомились совсем недавно, — ответил Олег, приобняв его за талию. Сережа немного залип, потому что Волков, половину вечера ступавший по краю сближения, снова внезапно сменил тактику на противоположную. Проклятые кошки-мышки пустились по очередному кругу. — Сергей действительно скрасил мой вечер, и я надеюсь… — Что вы, я очень польщен… Олег отвечал на вопросы, как профи: вроде четко, но с завидной расплывчатостью, при этом демонстрируя заботу и недвусмысленный интерес. Довольно быстро они отстрелялись и нашли свободный от посетителей, почти неосвещенный тупик, чтобы передохнуть. Таких мест было много: ТРЦ работал не на полной мощности, а несколько этажей на сегодняшний вечер закрылись. Теперь можно было заняться прояснением ситуации. Сережа наклонил голову. Прядь упала на лицо. Он перешел в режим соблазнения: — Это мое лучшее свидание за последние года два точно. — Слабовато, мне стоит поднажать, — ровно ответил Олег. — А так… Для меня оно первое за лет восемь. Сережа вылупился на него в священном ужасе. Он не хотел знать разрушительную силу такого уровня тишины в личной жизни или даже недотраха. И умел же этот мужик портить атмосферу и переводить тему, да так, что вроде обидеться не на что. Сережа почувствовал, что опять недовольно скривился. Настолько ловко Разумовского со школы не динамили. И хорошо: видимо, слишком расслабился, привык, что к его ногам желающие преподносили руки, сердца и другие органы, стоило закусить губу и похлопать ресницами, а то и просто понизить голос. На Волкова заигрывания почему-то действовали противоположно — чаще всего жгучее волнение на лице Олега отражалось в ответ на самые безжалостные комментарии и рассказы, а не на любую форму флирта. Сережа молился, чтобы это было признаком уважения к его навыкам и смекалке, а не тягой к ультранасилию. Мужчин, восхищающихся властностью, стоило опасаться хотя бы по той причине, что они могли попросить наступить им на яйца. Неважно: Волч был достаточно шикарным кавалером, чтобы пойти на компромисс даже в таких вопросах. Сережа не собирался упускать возможность. — Как ты планируешь поднажать? — с мягким вызовом спросил он, подняв бровь. — Я не планирую, — ответил Олег; его голос был пропитан троллинговым юмором. — Ты, — процедил Сережа, — провокатор. Олег абсолютно нераскаянно ухмыльнулся. Сволочь неуловимая — и он нравился бы этим еще больше, если бы не подогревал гребаное напряжение так долго. Видимо, Сережа пока что просил неправильно. «Это тебе не Алташу щемить, как лоха», — мысленно признался он с неясными эмоциями. Он закрыл глаза на секунду, чтобы понять, что именно чувствует. Слов было много, но лучшее нашлось легко: неудовлетворенность. Вкус к игре пропал. Эмоциональные качели без выхлопа надоели. Чувство оформилось в желание основательно приобнять динамо-придурка за шею. И сжать. Хотя и не стоило — особенно, если принимать во внимание предыдущие реакции… Сережа как можно спокойнее выдохнул с мыслью: «Еще немного смешанных сигналов, еще одно хождение по кругу и останется или покончить в себя, или наложить себе в руки», — и выдохнул еще раз, медленнее. Видимо что-то слишком красноречиво сказалось на его лице, потому что Олег с тихим смешком покачал головой. Поза и настрой изменились сразу — и, наконец, недвусмысленно. Он наклонился и заправил рыжие волосы за ухо; Сережа с предвкушением подался ближе. В полутьме он мог различить легкую улыбку на лице напротив. Олег выглядел самодовольным, но от этого не менее красивым. — Ты всегда такой нетерпеливый? — тепло, тягуче спросил он, всë еще поглаживая щеку Сережи шершавым большим пальцем. Вопрос не требовал ответа, но на всякий случай Сережа кивнул. Сейчас он бы согласился даже с нецензурным граффити на любимой машине, только бы проклятый Волч перестал играть в горячо-холодно. — Ты бы знал, как сложно сопротивляться, — мягко выдохнул Олег. А потом резко, вплотную прижал его к себе и развернулся, придавив Сережу к стене. Вау. Олег пах солью, черникой и порохом. Ощущался как гроза. Вместо ожидаемого по тону нежного поцелуя чертов Волч практически сразу укусил его за нижнюю губу и сжал волосы. «Так, значит?» Сережа резко вдохнул и впился ногтями в плечо, следовал шаг за шагом, облизывая, прикусывая, наклоняясь и погружаясь в процесс. Его пиджак в какой-то момент оказался расстегнутым и чужая рука гладила талию через атлас. Зараза был на вкус как чизкейк. Твою мать. Всë, по ощущениям, покрылось мурашками. Окружение затихло. Идиотская вечеринка, неудачные догадки, прихлебатели, упрямый игнор флирта, место — всë стало неважно на короткое время. Мир, казалось, замедлился. Он редко уступал контроль, но сейчас — не пожалел. Равенство казалось более подходящим. Сережа провел по гибкой пояснице и ухватился за то, что пониже. «Помирать — так с песней», — весело успел подумать он, прежде чем дыхание снова перехватило, а дрожь вернулась. Олег тем временем поцеловал его челюсть, укусил за шею, щекоча дыханием до мурашек и продолжая вжимать в стену и прикасаться ко всем доступным местам, по крайней мере по ощущениям. Стало жарко. И хорошо. Ой. Блядь. Из-за положения было очень заметно, что встал у обоих. Сережа зажмурился и с сожалением похлопал Олега по руке. Он не собирался добавлять секс в общественном месте к списку обвинений. Он. Не. Собирался. Волч моментально отстранился, но прислонился своим лбом к его и легко погладил сначала волосы, потом провел пальцами по шее, ключице, прошелестел нежные узоры на груди. Он тяжело дышал. Это бы польстило, если бы сам Сережа не пытался вернуть равновесие. Сережа чувствовал, что только что отпустил провод под напряжением: электрические искры пробегали под пальцами, мысли по-кошачьи вяло тянулись в пустоте. Милостивый Птах, у него были менее напряженные оргазмы. — Закончим с тусовкой? — прямо спросил Сережа, когда смог говорить в обычном темпе. — Как скажешь. Он звучал собранно. Скотина. Сережа снова посмотрел на Олега, который, похоже, все это время неспешно изучал его полуприкрытыми глазами. Они казались еще темнее. Видимо, самообладание всë же было напускным. Ему шла тихая опасность. Уложить хотелось прямо тут. Сережа отвернулся и повторял про себя: «Двадцать точка один КоАП РФ, арест до пятнадцати суток» — пока не усвоилось. Ну, и пока не стало возможным ходить без неудобств. Одежда помялась несущественно. Волосы пришлось расчесать, что не вернуло укладку даже к полуприличному состоянию. Олег терпеливо стоял рядом. Сережа собственнически подхватил его под локоть и направил в сторону выхода. К чертовой матери вечеринку.