Удачно рассчитанная мелочность

— Где-то тут должен быть шоколадный фонтан. — Разумовский нахмурил рыжие брови, сосредоточенно осматриваясь. Он приказным тоном бросил: — Во-олч, найди мне шоколадный фонтан. Олег вздрогнул. Жаркое покалывание спустилось не по спине, а спереди и прямой дорогой в штаны. В ту самую секунду он осознал, что увлечение Вадима «властными мальчиками» не было стремным фетишем одного Вадима. «Мне стóит извиниться за все те разы, когда я крутил пальцем у виска, — признался он себе. — Вад был, черт возьми, прав, это горячо». Хреновая новость: Олег внезапно понял, что он такой же ебнутый, как Вадик Дракон. Он мысленно взял это озарение, вспыхнувшее, как люминесцентная лампа, и поступил с ним соответственно классу опасности: положил в такой же воображаемый контейнер и захоронил. «Но худшая новость в том, — страдальчески вздохнул Волков про себя, — что татуированный козлина будет невыносим, если узнает». — Ну? — Сергей нетерпеливо постучал ногой. Олег сказал себе чертовски остыть, и наклонил голову в сторону зоны с фондю. Не зря запоминал планировку. Сергей, явно привычный к тому, что ему подчиняются, подцепил Олега за бицепс и радостно потащил к фруктам и шоколаду, выспрашивая подробности рабочих несчастных случаев и заливисто смеясь. — …А он что? — предвкушающе спросил Сергей, наклонившись ближе; сладкий соус с клубники капнул мимо тарелки. — Он поэтому нож достал, да? — Не, это позже было. Он тогда заорал: «Сука, нет! Я вчера покрасился! Только не волосы!» — Знаешь, видел я фильм, который начинался… — Боги, — пробормотал Олег; всë еще не верилось, что у богатого, ухоженного, образованного мужчины может быть настолько паршивое чувство юмора, — как тебя вообще принимают за интеллигента с такими шутками? — Секрет фирмы, Волч, секрет фирмы. Никакой мажорской болтовни, которой он опасался перед свиданием, не было — зато сколько прозвучало отсылок к тюремной иерархии... Олег обнаружил, что с удовольствием поддерживает любую тему, потому что Сергей мог заставить казаться смешным и интересным не только отряд балбесов экстра-класса — а вообще что угодно. Просто фактом участия. Мир как будто отражал часть внутреннего света Разумовского. И тьмы тоже. Настоящее фаершоу. Не сказать, что Олег испугался собственного отношения: да, раньше он так легко не находил общий язык; да, раньше он в основном позволял к себе подкатывать, а не интересовался сам; но… — …А я тогда вызвал такси и позвонил Игорю, пока телефон не сдох на холоде. — Сергей нарочито небрежно рассматривал свои ногти. — Сказал: «Отзывай собак, я договорился». Он мне: «В смысле, блядь? Серый, что с тобой не так? Тебя похитили!». Так да, но я договорился… — Он поэтому из-за Дагбаевых переживает? — Ха, да! Как догадался? Я фамилий не называл. — Секрет фирмы, — вернул ответочку Олег. — Гром растрепал? Слушай, вопрос в тему: как думаешь, может ли мусор мусорнуться? Олег закатил глаза, подвинул тарелку клубники поближе к Сергею и ответил только на первое: — Подсказок много. С новостями сопоставляешь, а дальше элементарно, как дважды два. — М-м, «дважды два», ага. У большинства пять получается. Волч, ты мне скажи: ты где такой умный пропадал всë это время? — Тут и там. — Всё равно узнаю, — предупредил Сергей и кивнул сам себе. «Нет, ему лучше не даваться легко и без боя, — подумал Олег с некоторой долей обреченности. — Проблема в том, что будет сложно не сдаться по первому же требованию».

***

Атлетичная блондинка студенческого возраста присматривала за ними обоими с момента, как они оказались в игровой зоне. Олег засек ее сразу, но угрозой девушка не казалась: движения не те. Пока Разумовский со странной внимательностью слушал правила лазертага, она подошла ближе и тихо представилась: — Валерия. — Олег. Занят, — коротко кинул он, наученный горьким опытом. — Вижу, — пренебрежительно ответила она, — ты с Этим. Олег молча поднял бровь. Валерия говорила так, словно не только знакома с Разумовским лично, но и не рада этому факту. Вторая девушка, очень плавно подкравшаяся во время знакомства, выдула и лопнула большой пузырь жвачки. — Я Тома. Как свидание, кстати? — спросила новенькая, собирая каре в хвост. — На высоте. Нет, правда… Почему вы так смотрите? — У тебя вкус хуже, чем у Володи, — весело фыркнула Тома. Валерия сморщила нос и заспорила: — Нет, не хуже. Володе нравится Поэт. Разумовский хотя бы богатый. И не «пограничник». И не извращуга, из-за которого родственной душе его парня невозможно нормальную одеж… — Лер, брось уже эту тему, а? Думаешь, мне самой не хочется морду набить этому… этому… Тома вздохнула и одернула воротник. Олег успел рассмотреть фиолетовую бороздку на ее шее. Он прищурился. Такие следы оставались от удушения чем-то тонким и прочным, не иначе. — Это не моё, — оправдалась Тома, заметив направление его взгляда. — Тебе подкинули, да? — Валерия закатила глаза и махнула рукой в сторону в качестве объяснения. — Не всем повезло с метками. Олег перевел взгляд с одной на другую. Тома как-то иронично скривилась. — Об общей боли или отзеркаливании травм слышал? Слышал. Он сочувственно поморщился. Эти вещи всегда занимали верхние строчки во вполне официальном топе связей, вызывающих беды с башкой. И не только в нем. Постоянно появлялись новости о «трагических несчастных случаях» в таких парах соулмейтов. Двойное самоубийство, может, и считалось некоторыми чокнутыми романтическим единством сердец — но случайное двойное самоубийство, когда одному из идиотов можно было присудить Премию Дарвина, а второй загибался из-за отдачи… ужасало. Взрослая сказка «Жили они недолго, мучительно и умерли в один день» была реальностью. Необъяснимой, к сожалению, — наука за всю историю человечества так до конца и не поняла, как работает всë это соулмейтство. Олег стряхнул с себя обычное облегчение от осознания, что кому-то досталась связь сложнее, и прислушался к возобновившемуся спору о плохом вкусе. Валерия и Тома увлеклись перепалкой шепотом, да так, что забыли, что находятся на публике. Кем бы ни был «Поэт», парню стоило начать спать с открытым глазом, а лучше с двумя — девицы не отказались бы применить несколько очень нестандартных воспитательных методов. — …Да ему лечиться надо! В дурке! — продолжила Валерия. — Лечился он уже, только хуже стало. — Пф-ф, это он так сказал? — Да, но он был у… Как его Володя назвал… В честь улицы? У Рубинштейна. Слышала я о нем всякое. А Володя сказал, что крышу врач может так разворотить, что закачаешься… Женя какую-то вендетту затеял даже… Валерия моргнула в шоке, потом спросила совсем другим тоном: — А доказательства есть? — Да что ты заладила? — надулась Тома. — Тома, я серьезно. Мне для дела. — Это… задание? Это?! Валерия молча кивнула. — О, подожди, тогда Разу… кхм, тоже? И у него же? Ого. Ты поэтому шпио… Олег легко сопоставил точки. Говорить о таком на людях точно не стоило. Он откашлялся и многозначительно посмотрел на них. — …нишь, — закончила Тома и неловко улыбнулась. Тему свернули. Валерия закатила глаза и показала жест, который Олег вежливо перевел как «ты ничего не слышал». Он кивнул. Судя по тому, как быстро слился Гром после упоминания психиатра в телефонном разговоре, Разумовский это обсуждать, мягко говоря, не любил. Олег собирался положить новую информацию в тот же мысленный могильник с ядерными отходами: он не был дураком и ценил свои органы именно там, где они находились сейчас, большое спасибо. — …Ну, ты вроде адекватный. Мой тебе совет: лучше не ведись на первое впечатление. — Тут Валерия мотнула головой в сторону Сергея, но без особой злобы. — Этот далеко не такой милый и добрый, каким кажется. Олег уставился на нее с удивлением. — Разумовский? Добрый? Он же страшнее, чем атомная война, — с самыми искренними чувствами сказал он, — психологически страшнее. — Тогда почему ты всё еще здесь? — спросила Тома. Он решил, что на это лучше не отвечать. — О. — Валерия наклонила голову. Её взгляд пробежал по лицу Олега, выискивая что-то, и она повторила странным тоном: — О, нет. — Что? — спросили Олег и Тома в голос. — Он тебе действительно нравится. — Валерия обреченно покачала головой. — Пока-пока-липсис. На этом разговор закончился.

***

Лазертаг пролетел в череде вспышек, шуток и матерков. Вечер — в череде бесед и развлечений. Олег намеренно не заострял внимание на «Инциденте с Соулмейтами». Слишком неловко для него, слишком досадно для Сергея. Хотя подумать было о чем; он отложил все догадки на потом: почему-то казалось, что Разумовский невероятным образом почует даже мысль в сторону ситуации. Так что Олег с чистой совестью переключился на тщательно выверенный флирт, когда они остались наедине в задрапированной шторами кабинке для свиданий. Не то чтобы он был спецом в пикапе — скорее наоборот — но в данном случае требовалось постараться, чтобы собственные трусы не оказались белым флагом, продемонстрированным в знак капитуляции: Олег обещал, что поломается. Этим он сильно усложнил жизнь себе же. Он бы пожалел, если бы не было так забавно. — Ты довольно много внимания уделял моим заказам. — прокомментировал Сергей, расстегнув пиджак; его фигура притягивала взгляд: отменная, даже более скульптурная, чем у самого Волкова — неудивительно, потому что Олег был поджарой, злой боевой машиной, а не айтишником, качавшимся для красивых фотосессий. — Планируешь попросить помочь тебе с документами? — А ты такое можешь? — промурлыкал Олег с подтекстом. — Могу. Что мне за это будет? — так же провокационно сказал Сергей. — А что ты хочешь? — Как насчет поцелуя, для начала? — Не понимаю, как ты заработал миллионы с таким подходом… но ладно. Высылай контракт, найду адвоката и в течение двух недель обсудим, — сказал Олег и ухмыльнулся, когда Сергей недовольно надулся; он практически чувствовал, как тот мысленно ведет счет на взаимные обломы… Волков пока лидировал. Он просто не мог ничего с собой поделать. Спички, может, детям и не игрушка, но и Олег, вроде взрослый дядька, не мог перестать чиркать по терпению Разумовского. Ему дали советы — разной степени паршивости — несколько человек, но один запомнился четче остальных: «Не дай ему заскучать». Разумовский мог завоевать кого угодно, поэтому Олег, как стратег, не мог сдаться сразу. «Уловка двадцать два» в дистиллированном виде: если покажешь, что хочешь, то нарвешься на отказ, как и толпы фанатов, а если не покажешь, то Разумовский заинтересуется больше. Осложнялось всë вот чем: если долго увиливать, то можно схлопотать приоритетное место в списке смертников. Он вспомнил, как себя вели знакомые профессионалы в таких ситуациях. Джесс добывала информацию любыми способами, в том числе «ловила на мёд», да и пыталась соблазнить Олега… неоднократно… и не только его; Шура застрял в спермотоксикозной фазе пубертата; Вадим был отвратительно наглядным пособием «Как заставить дергаться не только глаз, но и член». Олег взял опыт всех троих и применил. С успехом. Что, собственно, делало ситуацию хуже: Олегу нравилось играть с огнем. Осознание, что не один Сергей наслаждался чужой потерей контроля, настигло внезапно. Что ж. Они стоили друг друга. — Некоторых нельзя исправить… — начал Сергей. — …но это не значит, что их нельзя трахнуть, — закончил он. Сергей рассмеялся, едва не подавившись коктейлем. Олег облизнул вилку. Чизкейк был неплохой. — Что-то знакомое. Конфуций, пятый век до нашей эры? — шутливо спросил Сережа, вытирая пальцы салфеткой. — Нет, один мой коллега. — Просвещенный мужчина. — Нет, он настоящая катастрофа. И козлина редкостный. — Отсюда поподробнее. — Сережа положил локти на стол и приготовился слушать. Олег поначалу чувствовал себя не в своей тарелке — у Разумовского и так было всё, ему было нечего предложить — пока не понял, что и не нужно ничего предлагать: сам возьмет. После дурацких интервью они уединились в очередном тихом углу… и всë подошло к развязке. По лицу Разумовского пробежала задумчивая тень; Олег с дрожью осознал, что тот скорее всего мысленно уже приложил чем потяжелее по волковскому загривку за увертки (антикварных стульев рядом, слава всем богам, не наблюдалось) и начал методично, по расчленинградской традиции фасовать по пакетам. Чуйка сказала: «Хватит, с такими личностями можно и доиграться». Олег впервые за вечер прислушался. Ясно, что Разумовский всегда получал то, что хотел, и хотел он сейчас, что удивительно, Олега. Волков сказал себе перестать усложнять и поддался. Отпустил ситуацию. Надавил. Подхватил. Потерял контроль. Поцелуи Сережи цепляли не меньше, чем хитрые усмешки и опасные разговоры.

***

Подпитый, грузный мужик поглядел в свой Лонг-Айленд, встрепал жидкие волосы и забубнил снова, едва слышимый в фоновом шуме бара. Все сочувствие Олега испарилось где-то полтора бокала назад, когда непрошеный гость только-только завалился к ним за столик и начал гундеть. Гад прервал чужое свидание — и ведь не ëкнуло нигде. Единственная причина, по которой откровенно жалкому пьянице позволили растечься в тираде — Разумовского невероятно развлекал разговор. Олег принял условия игры; сам, правда, больше интересовался окном: на другой стороне улицы кто-то очень дерзкий ползал кверху жопой. В поисках закладки, не иначе… кое-что в Питере оставалось стабильным. Сергей в это время со знакомым фальшиво-участливым видом кивал, но незаметно закатывал глаза на особенно патетических моментах истории, когда встречался взглядом с Олегом. Он почти не пил коктейль, только жмякал трубочкой ломтик грейпфрута и слушал, слушал, слушал. И веселел — опять знал что-то, чего не знал Олег. — ...И она ушла! — Голос мужика напряженно, досадливо дрогнул. — Собрала вещи! Мои! Вышвырнула меня на мороз! И детей отсудила! Соулмейта она нашла, мать ее! Тон всë поднимался и поднимался. Компания явно приезжей молодежи за соседним столиком с недоуменной жалостью косилась то на мужика, то на них с Сережей. Олег покачал головой в их сторону. Не послушали: выбрали посыльного, который короткими перебежками двинулся к барной стойке. Докладывать о беспорядках. — …Я разорился! Сука! Я снова живу с мамой, Серёга!.. Бармен подал знак куда-то в зал. Похоже, намечался вызов охраны. Сергей заулыбался, причем не очень добро; мордашка была точь-в-точь, как у Грома перед подлянкой, разве что сильно симпатичнее. Олег едва не присвистнул в восхищении: Разумовский, похоже, затеял этот фарс с расчетом на нехороший, громкий, скандальный итог. Просто потому что захотелось. Природа зачем-то создавала таких индивидуумов, которые, прочитав инструкцию по технике безопасности и осознав строгие предупреждения, всë равно встряхивали банку с гремучей ртутью, только чтобы узнать, убойно ли бабахнет. А свое выживание после выкрутасов они обычно делали проблемой остальных. — Всë было идеально раньше! — не унимался мужик. Сергей мелко, неискренне закивал. — …А всë из-за этого твоего птичьего — птичьего наебизнеса, Серёга! Нахуя ты вообще сделал это приложение? — Сам попользуйся — поймешь, — безупречно вежливым тоном протянул Разумовский и отставил бокал подальше от блуждающих в широких жестах рук. — Может, если повезет, даже найдешь соулмейта. Хотя тебе только собутыльник светит. Мужик ударил по столу кулаком и выругался. Усы дрогнули в негодовании, наконец нашедшем направление. Сергей умел доводить тихо: он заворачивал оскорбление в доброжелательный совет. В то же время по лицу ясно читалось сладкое предвкушение пакости. Олег, сохраняя спокойный вид, размял шею. Он знал типаж — с Вадиком тоже нельзя было пойти в бар без вот этого вот. — Насмотрятся на эту твою статистику, начитаются всякого — и разводятся! Традиционным ценностям конец! Институт семьи разваливается! И неслучайно… С кем из-за бугра ты в доле? — рявкнул дядечка, не осознающий щелчок капкана. — На самом деле, заюш, ни НАТО, ни приложение не виноваты в том, что ты прошляпил жену, — снисходительно сказал Сергей и наклонился вперед. — Ты виноват сам. Мужик сжал руки в кулаки и неожиданно резво соскочил. Тяжелый стул с грохотом опрокинулся, пока тот, размахивая руками, вещал о злом заговоре, бессердечных женах, неблагодарных детях, богатых полупокерах в полукедах и снова о злом заговоре. Сергей на это только наклонил голову с всë той же вежливой улыбкой. В ней были клычки. «Роскошный, — подумал Олег и слегка отодвинул стул от стола, — но однозначно пришибленный». Никакие неосторожные вскидывания рук и сердитые пыхтения, намекающие на приближающийся мордобой, Серого не напрягали — самообладание впечатляло. Он, похоже, жил по принципу: «Не бойся получить в нос, бойся получить в рот». Хотя… если учитывать предыдущие события и намеки, Разумовский не боялся и второго. Олег решил не вмешиваться, пока не попросят. Пиджак был снят и повешен на стул три реплики назад; он незаметно сдвинулся и перенес вес, чтобы быстро встать в нужный момент. Секьюрити зависли по загашникам в полуготовности, но тоже не спешили разнимать, как ни странно. В новостях заведение рассчитывали засветить, судя по всему. «Пиар, Волч», — повторил мысленный Разумовский. Олег согласился с этой оценкой и снова переключился на абсурдную сцену. — ...Лучше бы клепал дальше свои гейские тиндеры, а не лез в брак нормальных людей! — А я и клепаю, — жизнерадостно поддакнул Сергей, — но на тебя даже тамошние не клюнут. Нет, особенно тамошние — тебе бы к мастеру маникюра сходить. Хочешь, дам номерок? Мне друг посоветовал, тоже серьезный, семейный человек. Олег поджал губы. Черт возьми, Разумовский был язвой. «Талантлив в катализации», — впечатленно решил он. Сережа пока держал всë под контролем. Ну, почти всë. Кто-то — предсказуемо — начал снимать на видео. Мужик продолжил бурлить и плеваться: — …У меня всë было! Отличная квартира, фирменные костюмы, крутая тачка с сидением из натуральной кожи… — Не знаю насчет остального, — ухмыльнулся Сергей и поднялся из-за столика, — но сидение из натуральной кожи у тебя всё еще есть — это задница. Губы Олега невольно дернулись: Разумовский даже залупался со вкусом. — Да ты!.. — начал мужик, рванув вперед с перекошенной рожей, вцепился в рубашку Сергея… — Волч! …Закончил дядька этой самой рожей в стол — с глухим стуком и невнятными матерками. Натужно крякнул. Потрепыхался. Заломленная рука здорово охладила тягу дебошира к насилию. Олег не пожалел, что снял пиджак. Он, держа чужое запястье вывернутым вверх, в паре простых движений от винтообразного перелома, ласково спросил: — Устал, родной? — Пидорасы, — выплюнуло ничтожество с бессильной злобой. — Ты полежи, полежи, — доверительно посоветовал он. Выбора, правда, не давал. Разумовский всхлипнул — Олег посмотрел на него, чтобы проверить, не опоздал ли, не зацепил ли, пока обезвреживал спорщика… И за один взгляд понял, что звук был явно не от страха или боли. Сергей, как будто ноги перестали держать, опирался на ближайшую перегородку; на его красивом лице отражалась нешуточная борьба — судя по закушенной губе, тот не мог выбрать, что будет больше жалко: коленки своих белых штанов или спину Олега при соприкосновении с ближайшим столом. И стеной. И полом. И одновременно коленки. «Маньяк. Маньяк же и есть». Волков поставил бы единственный прихваченный в Питер паяльник, что Сергей получил, что хотел. Даже когда всех троих попросили покинуть бар, с лица Разумовского не сходило совершенно непристойное удовлетворение. На его лазурной рубашке не хватало двух пуговиц.

***

— Я когда тебя увидел… Ух, чистый секс — такой спокойный, такой жесткий, и еще этим добрым тоном сказал: «полежи»… Аж самому захотелось! А я знал, что будет огонь! И знал ведь, что стóит только попросить… Твою мать, Волч, я бы тебя прям тут взял, перевернул и… — пообещал Сергей, но переворачивать продолжил в основном шоты и в себя. «И слава богу, — подумал Олег, — нечего нас травить». Одного раза, когда в прошлом баре в выражении лица Сергея сквозило что-то вроде «ломай меня полностью», было достаточно. Воспоминание вызвало непроизвольное вздрагивание. Приятное, но заметное. Барменша, татуированная бритая наголо женщина с внушительной мускулатурой, посмотрела на него с сочувствием и подвинула ближе очередной бокал безалкогольного коктейля. «За счет заведения», — сказала она. Олег, со скорбным видом телохранителя, которому недоплачивают за вредность ВИПа, принял подачку. Разумовский спрятал одобрительный смех в рукаве. — Волч, давай потанцуем? — спросил он чуть позже. — Места маловато. Сергей прищурился и оглядел пространство с каким-то хищным архитектурным интересом. — Может, поедем в клуб? — предложил Олег. И не потому, что хотел, а потому, что пьяным Сергей казался еще непредсказуемее: залезет ли на барную стойку, начнет ли громко жаловаться, выкупит ли остаток ночи, выгонит всех и заставит двигать столы? Гром просил избегать скандала… что делать, если скандал упрямо догонял, приходилось решать самому. — Что у вас рядом из ночных клубов? — спросил он у барменши. — Центральная Станция, — с облегчением подсказала она. — Конечно. — Олег скривился. — Чего я ожидал? Все происходило в соответствии с фирменным сортом удачи Олега: рядом именно тот клуб, в который он не хотел идти. Везение Олега вообще работало странным образом: если давать более точное определение, он был под охраной Вселенского Закона Подлости. Низкие шансы были его коньком: с ним случались почти невозможные вещи. Олег слыл везучим сукиным сыном, да, но всё, что редко шло по пизде, у него шло гарантированно. Он бы подумал, что шанс случайно встретить соулмейта в первые же три дня после приезда достаточно маленький, чтобы это сработало, но нет — Разумовский, по всей видимости, не был тем самым человеком. Еще и расстроился так, что Олег не решился узнать, что там за тяжелая история. С родственной душой не повезло, зато классически повезло нарваться на «тот самый» гей-клуб. Он вздохнул. — Ладно, поехали. — Тут тоже какая-то история, да? — едва громче музыки спросил Сергей в тон мыслям Олега. Он отогнал очень не вьетнамские флешбеки из периода сексуальных экспериментов и кивнул. Разумовский наклонил голову, посмотрел на него, хмыкнул и предложил выбрать другое место. Олег бы поблагодарил за снисхождение, но по хитрой мордашке понял, что это не по доброте душевной. Разумовский оплатил счет часами и оставил поиск клуба на свою «Марго»: Олег, уже за рулем спортивной машины, получил сравнительные оценки кухни, отзывы, досье на владельцев, статистику штрафов и ожидаемые шоу. До чего техника дошла, однако. Сергей, едва услышал одно из названий, гиенисто рассмеялся и сказал: — О, Волч… Я знаю, к кому в гости нам нужно! «О, Волч… Я знаю, где мы найдем неприятности!» — почему-то услышал Олег.

***

Двое крепких бурятов на входе ночного клуба «Черный Лотос» встретили Разумовского впечатляющими недовольными рожами. Тот, напротив, расплылся в доброй такой улыбке — жутко — и с преувеличенным дружелюбием протянул: — Прекрасный вечер, мальчики! Скучали? Однозначно скучали: шмонали его молча, усерднее предыдущего гостя. И последующего — Олег спокойно пронес нож на икре. — Презервативы отжали, сволочи, — распинался Сергей, стряхивая с пиджака воображаемые липкие пальчики. — Сагами! Дорогие же! Вышибалы, судя по лицам, были бы не против вернуть, но с довеском — с отпечатком ботинка на белом. Олег почти слышал: «Жаль, что не положено по уставу». Любви между охраной и Разумовским явно не было. — Алташе пожалуюсь, — пригрозил тот, когда убрал выстраданные резинки обратно во внутренний карман. — Одна звезда, не рекомендую: на входе лужа, сервис — говно, мордовороты обнаглели… в прошлый раз было лучше. — А как было в прошлый раз? — спросил Олег, когда их встретила стена шума и запаха можжевельникового джина. Сергей мечтательно закусил губу и похлопал Олега по плечу. — Ты всë-таки ужасно отстал от новостей, Волч. Нет, Олег кое-что читал об Инциденте в Черном Лотосе, но подробности из первых рук там не показали — только провокационные фото.

***

Зал на втором этаже клуба — обстановка действительно совпадала с теми самыми фотографиями — переливался всеми неоновыми оттенками радуги. Олег с иронией обнаружил, что его место почти всегда подсвечивалось голубым лучом. Он не знал, зачем Сергей усадил их в ВИП-зоне у возвышенности с шестами, если изначально они приехали сюда потанцевать. Официантка принесла коктейль, который никто из них не заказывал, и шепнула что-то на ухо Сергею. Он посмотрел мимо Олега и улыбнулся не ему. Волков тоже повернулся и немигающе уставился на тощего, дорого одетого парнишку за соседним низким столиком. Поднял бровь в вызове. Тот сразу растерял все пораженные звездочки в глазах и переоценил свои перспективы знакомства с пьяным рыжим красавчиком и шансы не огрести от его очень серьезного дружка, на чьем бедре собственнически устроилась ухоженная рука Разумовского. Переоценил правильно: больше не рыпался. Олег насмешливо поднял непрозрачный от конденсата бокал в сторону бедняги. «И кто теперь ревнует?» — ясно читалось на ехидной мордашке Сергея. Ехидной — не недовольной точно. — Знаешь выражение «собака на сене»? — легкомысленным тоном спросил Разумовский, прикрыв глаза. Олег намек понял: предыдущая Фабиева тактика по отношению к флирту все-таки не была прощена и забыта после капитуляции. Он склонил голову вместо того, чтобы сказать: «Твоя взяла», — и перевел взгляд в сторону стриптиз-шоу. Сцену залил какой-то томный свет; музыка нарастала. Разыгралось представление: тринадцать проэпилированных накрашенных мужчин в такт трясли накладными сиськами в очень скромных одеждах — если, конечно, считать по затратам материала. Ажиотажа Олег не понял. Его не привлекали сиськи. Ряженые мужики («Дрэг-квины, Волч!»), минуя высокие кожаные сапоги на шпильках, сняли кружевные подвязки и бросили в зал под свист и визг. Олег, поймавший одно из непотребств, понадеялся, что это не работало, как букет невесты на свадьбе — он очень, очень не хотел быть следующим. Разумовский, переливающийся зелено-розовым и расслабленный, следил за его реакцией на протяжении всего шоу и препаскуднейше хохотал. В этом, видимо, и была второстепенная цель. Ну, для Олега не составило труда преувеличить недовольство и подыграть, чтобы развлечь. Особенно учитывая, что злорадство шло Серому гораздо больше дружелюбия. Олег обеднел на косарь в попытке избавиться от личного танцора. Разумовский, источавший мажорскую атмосферу, ожидаемо не избежал внимания. Порнографические извивания другого мужчины на коленях собственного ухажера Олег перенес удивительно стоически. В основном потому, что понял: Сергей любил, чтобы было интересно — вполне могло случиться так, что кувыркаться с одним человеком ему надоест максимум через пару лет. «О, я попал», — должен был сказать он. Но нет — Волков не был ханжой. Любой кипиш приветствовался. — Однажды, господин Триллсикер, меня не будет рядом и тебя убьет очередная выходка, — предрек Вадик с пинцетом в руках. — Главное, что не скука. — Твоя скука убивает людей пачками, — весело напомнили ему. — А теперь заткнись, сними штаны и дай доктору Дракону убрать стекло. Эх, даже жалко: жопа у тебя, конечно… Ай, да молчу!.. Ляг обратно, кому сказал! Олег стряхнул воспоминание и окинул взглядом шоу. Ох. Зря он отвлекся. Сергей, провокатор, не изменил себе: проигнорировав сомнительный стриптиз, он поддерживал зрительный контакт и накручивал прядь волос на палец с видом «вот что ты упускаешь, Волч». И так понятно, что: спокойную жизнь. «Кому она нужна, эта спокойная жизнь?» — усмехнулся он про себя. — Выдыхай, бобер, — посоветовал Сережа позже, приобняв Олега за плечи, — кошмар настоящего мужика кончился. Пошли потусим сами, а? Они спустились из ВИП-зоны. Играло что-то, что в отряде слушал только Шура, но спасибо и на этом. «Я тебя никогда не отдам мусорам» в приличной компании произносить не стоило, а уж петь — тем более. Разумовский танцевал так, словно завтра не попадет в заголовки или, наоборот, рассчитывает там засветиться. Он, кроме посылания воздушных поцелуев, предпочитал не замечать трех вышибал, следующих за ними повсюду. Олег в очередной раз признал, что кошмарно отстал от новостей; нужно было узнать, чем же Сережа заслужил такую сомнительную привилегию. Басы эхом отдавались где-то в грудной клетке. В глазах рябило. Олег не очень хорошо переносил гражданские стрессы. Если пол не был скользким от крови, руку не отягощало оружие, а адреналин не мчался по венам, толпа, духота и непостоянное освещение приводили его в странное напряжение. Он уже несколько раз ловил себя на автоматическом движении пальцев к кобуре — отсутствующей — и краткой вспышке «нет-где?-безоружен-опасно-чем…-зачем?» Пришло время выйти покурить и проветриться, пока не наворотил дел. Олег тронул за плечо извивающееся двуглавое, пятирукое нечто, стерпел отдавленную ногу и, когда наконец увидел Сергея, на автомате показал пару жестов — и не из интернационального матерного, а из стандартного рабочего. Потом осознал и поморщился. Не хотелось добираться и орать в ухо, но, видимо, выбора не было. Он безуспешно попытался протиснуться ближе. Не понадобилось: в этот момент из центра толпы Разумовский — невероятно — кивнул ему и показал в ответ сжатый кулак на уровне плеча, опустил руку открытой ладонью вниз… и всë это не особо отрываясь от созерцания тверка, который перед ним устроил какой-то мальчик в ошейнике. Олег перевел это как «в боевой готовности, сохраняю позицию», на всякий случай потер глаза. В то, что ему мерещилось из-за какого-то приступа ПТСР-флэшбеков, верилось охотнее, чем в Разумовского, разбирающегося в тактическом языке жестов. Но тот снова махнул ему, мол, иди по своим делам. Олег вроде как понял, почему казалось, что они соулмейты.

***

Крупная, рельефная бордовая плитка с белой окантовкой делала несчастный клубный сортир похожим на срез торта «Красный бархат». Всë тут выглядело так дорого, что начинало казаться дешевым. Из одной из кабинок раздавался подозрительно ритмичный стук и мужские стоны. При всей чистоте окружения воздух в уборной был спертым, как во время паники в метро при угрозе взрыва. Нет, еще наносило чем-то слегка сладковатым. Ой. Пахло травкой. «И как сразу не понял?» — недовольно подумал Олег. Он не знал, что хуже: настолько отстать от жизни или настолько испортить обоняние к тридцатнику. Олег ополоснул руки в овальной черной раковине; он едва не подпрыгнул, когда кто-то навалился на него сбоку. Сердце заколотилось со скоростью пулеметной очереди. — Тут можно словить приход просто дыша, — пожаловались знакомым голосом. — Нет, точно безобразие развели. Надо сказать Алташе. А лучше сразу Игорю. — Ты молодым умереть хочешь? — уже спокойно поинтересовался Олег и развернулся. — Или чтобы Грома уволили? Если это клуб Дагбаевых, его точно крышуют. — Пф-ф, перестраховщик, — ловко увильнул Сергей. — Ты почему пропал, кстати? — Курил. Разумовский молча наклонил голову со странным задумчиво-сосредоточенным выражением лица, которым щеголял половину вечера до и после «Инцидента с Соулмейтами». Насколько Олег понял, он вел себя, как предполагаемая родственная душа Сергея, вот того и коробило… жаль, что спрашивать не стоило. — Я же предупредил. Ты сказал, что останешься танцевать. — Это когда? — нахмурившись, уточнил тот. — Ты ничего такого не говорил, и я тоже. — Жестами. — Не-а, не видел. — Сергей покачал головой и ошарашил: — И язык жестов я не знаю. — Но ты ответил... Не помнишь? Губы Сергея скривились; судя по лицу, его настроение разом испортилось. Олег поднял брови: понятно было решительно нихрена. Он почти поверил, что ему померещилось. Почти. — Не-а, не помню. Наверное, перебрал, — солгал достаточно трезвый Разумовский. Похоже, что именно в тот момент он решил стать достаточно пьяным.

***

— Филе миньон и бутылку красного, самого дорогого, — сказал Сергей, нагнувшись через барную стойку с преднамеренно преступным изгибом поясницы. — ...Это гей-клуб. — Тогда добавьте одну вилку на двоих и розовый зонтик, — великодушно уступил он. Лицо у бармена стало очень, очень усталым, а у Сергея появился тот самый игривый блеск в глазах, как и всегда, когда ему удавалось кого-то сбить с толку или взбесить. Его, как давно понял Олег, медальонами не корми, дай публику поэпатировать. Пришлось действовать быстро: очень не хотелось, чтобы их выперли еще и отсюда. И снова за нарушение общественного порядка. — Не надо вилку, — сказал Олег, — ее я точно не выберу. Бармен страдальчески сморщился. Сергей на секунду нахмурился, а потом понял и прижал руку ко рту. Его плечи мелко тряслись. Олег ничуть не сомневался, что он оценит. Пока Сергей качал головой, время от времени заходясь новым приступом ржача, он с кривой, извиняющейся ухмылкой попросил: — Безалкогольный коктейль без украшений, будьте добры. Бармен принялся за заказ с вежливым, клиентоориентированным выражением, но, как представлялось Олегу, избавиться был бы рад от них обоих. Разумовский указал на бутылку ликера с фиолетовой этикеткой и принялся инструктировать, как смешивать партию для Его Величества Дивы. Сергей был уже изрядно навеселе; на его графике, вне всяких сомнений, сволочизм рос прямо пропорционально промилле. — Да, а потом в шейкер… И сëтю стопочку. Как «кончился»? Непорядок! Алташе выскажу… А? Ну давайте соджу, чего уж теперь… А лед помельче есть? Ну наколите еще. Да, и спрайта туда, нет, вон из той бутылки. И сиропа, сладенького, на два пальца, меньше не уважаю — ха — но потом. А грейпфрут есть? — Нет. — А за двойную плату? — И за двойную нет. Его вообще нет. — А за тройную? По лицу невольного исполнителя читалось саркастическое «обожаю свою работу». — В гей-клубе всегда дел по горло, да? — с пакостной жизнерадостностью спросил стендапер, прикидывающийся владельцем соцсети. Бармен кинул взгляд на Олега, но он только покачал головой в ответ: вставать между дрянными шутками за чужой счет и Разумовским было плохой идеей. Его, казалось, вообще не стоило бесить в данный момент — как тогда, после встречи с бывшей. Разумовский пил слишком быстро; смеялся слишком громко. Олег не понимал, что вызвало скачок в неадекват — ну забыл и забыл, что такого? Волков сам довольно часто делал что-то нехарактерное и забывал, но, кроме Вадима, никому не было дела, пока работе не мешало. А оно и не мешало, скорее наоборот. — Посиди со мной? — попросил он, придержав за локоть Сергея, рвущегося обратно на танцпол. — Вечно вы меня ограничиваете! Ни капли в рот, ни сантиметра в жопу… — фыркнул тот, но спорить не стал. Пить, впрочем, не прекратил. Сергей договорился об отдельной комнате («Да, это такой клуб», — просветил Разумовский). Выглядело всë цивильно, хоть и с тем же привкусом «перебора с дороговизной»: азиатские мотивы, позолота, регулируемый свет… и кровать с резным лотосом в изголовье — отличительная черта «такого» клуба. Они сели на очень мягкий диванчик странной полукруглой формы. Официантка — девушка восточной внешности, практически упакованная в черный винил, — принесла заказанное. Сергей аккуратно выстроил стопки двухцветных шотов в ряд на небольшом металлическом подносе, как будто собрался пить на скорость. Нехорошо. — Ты бы притормозил, а? Накидаешься же. — Ой, перелогинься, Горбачев. — Ты… Это шутка про сухой закон? — спросил Олег и закусил губу, чтобы не разулыбаться. — Почему не Николай Второй? — А я что, — прищурившись, ответил Сергей, — похож на матроса с революционными взглядами? — Ну, как сказать… — Думаешь, на чуму пересяду и пойду народ терроризировать? Нет, спасибо. Тут он подмигнул и намахнул шот — один, слава богам — с видом «что вы мне сделаете, я в другом городе». — Не боишься опять в скандал влипнуть? — Не-а! Я себя контролирую. Олег скептически поднял брови. — И ты за мной присмотришь, — ехидно добил Сергей. — Не сомневаюсь, что Игорь поставил пару условий в духе «обломай Серому всë веселье». Я, конечно, благодарен, что ты нанялся моим бесплатным личным водителем, и — ха — телохранителем, но имей совесть… — А оберегание печени разве входит в их обязанности? — ...Печени, головы, задницы… Заюш, — фыркнул тот, — ты что, не слышал? Говорят, что телохранителей я еще и поëбываю. — И тоже бесплатно? — А сколько дашь? — спросил Сергей, ухмыляясь; он явно вспомнил их прошлый торг-флирт. — Сколько попросишь. Теперь знаю, что оно того стоит. — Олег отразил улыбку. — Но дядь, тебе не стыдно обирать безработного, травмированного… — …одинокого круглого сироту без документов? Конечно, стыдно! Но что поделать. Се ля ви. — Голубые глаза, обрамленные медными ресницами, лучились трагической честностью. — Самое время поговорить о зверином оскале капитализма. — От миллиардера слышу. — Я, вообще-то, тоже одинокий круглый сирота, — протянул Сережа с невинным видом и выпил еще рюмку. Потом помрачнел: — Печальная участь. Мне в жизни очень повезло. — У тебя тоже половина знакомых из детдома сторчалась? Сережа кивнул и скривился. Он распластался на парчовых золотистых подушках, как какой-нибудь султан — вид «весь мир принадлежит мне» был невероятно к лицу Разумовскому. — Стремно думать, что меня могло бы что-то подобное ждать… — Сережа заправил прядь волос за ухо и прикрыл глаза. — Да даже не подобное: сел бы в тюрьму, или просто сдох в безвестности, или работал на дядю, если бы не… хм… — Если бы не? Сережа придвинулся ближе. — Был у меня один друг в детстве… — пробормотал он со странной нежностью, уставившись в темный потолок. — Все мои случайные идеи превращал в схемы для бизнеса, подталкивал учиться и развиваться, написал план для продвижения соцсети… Ха. Научил держать себя в руках в любой ситуации, играть на чувствах, причинять добро и наносить справедливость способами получше моих… Он звучал горько-сладко. Ностальгически. Олег краем глаза зачарованно изучал каждую черточку лица и позы этого нового, незнакомого мужчины. Удивило, что в нем были не только дерзкая гениальность, освежающая непосредственность, жуткая расчетливость и… Ладно, чего в нем только ни было, но эта новая грань Олегу показалась драгоценным, искренним подарком. Человек, вызывавший такие чувства, тоже должен был быть особенным. — …Я тактик, а не стратег, Волч. Без него бы ничего не получилось, а он даже результат не… — запутанно изложил Сережа, потом вздохнул и замолчал. — Что с ним стало? — Пропал без вести, считай. Давно уже. Исчез. — Мои соболезнования. — Ты на него похож, — почти прошептал тот и рассеянно погладил по колену. А. Вот оно что. Теперь стали понятны странные, сложные взгляды. Дело было не совсем в соулмейтах — Волков напоминал ему мёртвого приятеля, с которым Сережа, видимо, объясниться не успел до «пропажи». Олег сочувствующе сжал его ладонь. Понимал: тоже не успел встретиться и познакомиться с родственной душой нормально. «А по случайной фразе, сказанной двенадцать лет назад, уже никого не найдешь», — молча посетовал он в очередной раз. Оба они с Разумовским теперь болтались в неопределенности. — Расскажи, что ли, как попал в детдом, — попросил Сережа. — Мою трагическую предысторию ты уже открыл, а я еще не в курсе. Узнаем друг друга получше, м-м? — Да я толком не помню подробности… Родители умерли, там разборки какие-то бандитские, сам знаешь — девяностые. От отца только кулон и остался, да и то потому, что на мне был. — Олег зацепил пальцем волка на шее и приподнял. — Даже батин травмат — и тот прихватизировали. Тетка родная поэтому и отказалась усыновить: наследство в виде долгов не понравилось. Олег покрутил пустой бокал в руках и посмотрел на Сережу — в расстегнутом пиджаке, слегка растрепанного, с блестящими глазами. Навеселе. Всё еще роскошный. Он сидел рядом и ловил каждое слово. Олег продолжил: — Но я бы так или иначе в приют угодил в итоге, хоть и позже… Ха, может, даже в твой, она-то в другом районе жила. Но нет, не взяла. И пары лет не продержалась после родителей, кстати… — Карма. — Она самая. Олег невольно порадовался, что здесь нет Вадика, который опять бы начал ругаться за «мистицизм твой бредовый, Поварешкин, да сколько можно…» — Так что, — задумчиво добавил он, — с девяносто восьмого — сирота. — М-м. Я тоже. А ведь правда, мы могли в один и тот же детдом попасть… Олег задумался, каково было бы расти с Сережей: вместе лупить крапиву палками, учиться, готовить, драться с хулиганами, пакостить, курить за гаражами… и щемить лохов, судя по предыдущим выходкам. Звучало хорошо. Жаль, что не совпало. Он резюмировал: — Не повезло. — Не повезло, — искренне согласился Сережа и выпил еще, прежде чем продолжить допрос.

***

Рейд по барам, начавшийся из-за случайного комментария Олега об изменившемся городе, честно говоря, пришелся к месту. Да и Сережа, перешагнув пятилетнюю норму Олега на поцелуи, с чувством выполненного долга переключился на попытку проспиртоваться насквозь — и милосердно отложил боевое крещение в своей, несомненно королевской, кровати. Что странно: чем больше его спутник пил, тем меньше делал намеков на «переустановку Винды». Олег не принял на свой счет, а быстро сообразил, что алкоголь, может, и снимал запреты, но у Разумовского они накладывались не на сексуальную активность, а на гражданскую позицию. Было за что. — Да я практически изобрел культуру отмены в России! — распинался Сережа с огнем в глазах. Он ударил ладонью по столу с пронзительным звуком. Последние два выживших шота вздрогнули и уронили пару капель мимо. Олег покосился на Разумовского с опаской. — И что? И ничего! — убежденно, злобно процедил тот. — Этого недостаточно: выродков только больше становится, коррупция разъедает все сферы общества… Сгорела бы по роковой случайности парочка-другая душегубов, посмотрел бы, как забегали, тараканы… Разумовский, похоже, соврал, когда сказал, что не хочет народ терроризировать. Эта новая грань личности не сулила ничего хорошего Волкову, как профессиональному душегубу. Ситуация начала напоминать машинку на радиоуправлении, отпущенную в свободную езду по крыше… с бомбой и бодрой музыкой. Он осторожно вклинился: — Ты раньше другое говорил о лицемерии, когда речь о преступлениях заходила, Сереж. — Вот-вот: вокруг одно лицемерие! Ты понимаешь! Олег, честно говоря, не понимал. И вообще не это имел в виду, но кто бы его слушал-то? Он отодвинул выпивку подальше от Сергея, хотя тот почти перестал ей интересоваться и без этого: слишком увлекся. Речь продолжилась: — …Невозможно вырастить сад в таком гнилом месте, только… пф-ф, разве что сад грешников. Тут как с Марго, когда она перестала выполнять свои функции — тоже надо посадить на карантин, убрать нежелательные элементы, всë перезагрузить, написать новые алгоритмы… Послушав витиеватый агитационный монолог о «чуме коррупции, алчности и беззакония», Олег трусливо захотел вернуть, как было. С трезвым капризным змеем-обольстителем и интриганом он хотя бы мог справиться… даже если тот бы действительно решил опрокинуть его в ближайшем клубном сортире. Этот пьяный мятежник в сортире скорее замочил бы. — Город задыхается! — проповедовал Разумовский, взволнованно меряя шагами комнату; пустые рюмки слегка дребезжали. Воодушевление и идеализм Сергея практически чувствовались на кончике языка — металлические и соленые. Насколько понял Олег (по отсутствию паники среди населения), никто на самом деле не принимал радикальные взгляды Разумовского всерьез. Зря. Еще немного и Волков бы согласился здесь и сейчас снять штаны или лечь хоть на барную стойку при всех, лишь бы с темы съехать. Он и так у ментов на карандаше. — Городу нужна чистка! Грязь чувствует свою безнаказ… безнаказность! Ты же понимаешь, да? Мы с тобой — единственная надежда... «Этому больше не наливать»,— постановил Олег. На этот раз ледяная, колючая дрожь, пробежавшая по хребту, не имела ничего общего с возбуждением, предвкушением или предчувствием. Линчеватель-Разумовский был мало того, что опасный — с ресурсами и готовой площадкой для распространения идеологии — так еще и приценивался к Олегу, как к подельнику. «Хотел нескучно, Волков? — спросил внутренний голос. — Н-н-на, получай!» — Может к тебе поедем, Сереж? — как можно нежнее предложил он. — Ты устал, Волч? — мгновенно переключился тот; это было еще тревожнее. — Мне тоже надоело. И вообще — по дороге дорасскажу. Поехали. «И слава богам, — подумал Олег, еле удержавшись от палевного вздоха облегчения. — Если у него в постели столько же энергии и властности…» Но думать о сексе дольше нескольких секунд не получалось. Пока они собирались, расплачивались и уходили, Олег зациклился на осознании: общественность должна быть благодарна неизвестному другу детства Разумовского, научившему его держать себя в руках. Весенний ночной воздух кусал за пальцы; Сергей, в рубашке без двух пуговиц, скорее всего мерз даже больше; Олег выловил успокаивающую сигарету из почти нетронутой пачки. Поджег и затянулся. Он прислонился к машине Сергея. Тот, стоя рядом, провожал огонек тоскливым взглядом человека «в завязке» или вынужденного ЗОЖника. Но стрельнуть у Олега отказался. — Не курю, — сказал он. — Как хочешь. — Извини за монолог, кстати. — Сережа весело, неискреннее улыбнулся без следа кровожадных стремлений на лице. — Всегда несу чушь, когда напьюсь. Волков подавил дрожь. Руки снова запросились в карманы. Сережа, судя по всему, отказывал себе во многом, не только в сигаретах — в свободе слова, как минимум. Самоконтроль, на самом деле, впечатлял. Разумовский — преисполненный подавленной тягой к насилию, радикализмом и ужасающими ресурсами и возможностями — ни разу не сорвался на эту свою «чистку общества от заразы», по крайней мере так, чтобы кто-то заметил. Олег, несмотря на стратегический склад ума и некоторую холодность, тоже боролся с дурацкими импульсами, начиная с подросткового возраста, поэтому понимал, какой это титанический труд — оставлять от себя впечатление хотя бы полунормального («Поварешкин, нам не нужно красть вертолет, можно же арендовать. Безопаснее и проще. Что с тобой не так?»). — Ничего не чушь, — сказал Олег, приняв решение. — К тому же, самоконтроль у тебя правда на высоте. В любом состоянии. Сережа наклонил голову, посмотрел на него взглядом, ясно передающим предупреждение: «Выбирай слова», — и поднял брови. — Уверен? — Да. Ты мне нравишься весь, — сказал Олег и провел рукой по гладким рыжим прядям, — даже в революционном настроении. Помнишь, что я сказал насчет огнеметов? Сережа резко выдохнул и захлопнул приоткрытый рот. — Всë еще в силе, — небрежно, тихо добавил Олег и оскалился в той самой улыбке, за которую его прозвали страшным сукиным сыном. — Залезай в тачку — дорасскажешь ту идею по дороге, как обещал. Сережа прижал его к машине и прошептал грубое, потрясающее: «Всë, что захочешь, Волч», а потом поцеловал. Олег чувствовал, что определил свою дальнейшую судьбу — и ему было плевать, окажется ли это роковым решением.

***

Олег предусмотрительно не пил ни грамма весь день: рабочая привычка, что сказать. Он заранее подозревал, что ему придется отвечать за здравомыслие обоих… или хотя бы за поездку. Пьяным сесть за руль дорогущей машины Разумовского этой ночью мог только камикадзе. Олег не был камикадзе — он вел спорткар Сергея трезвым. Убеждение себя, что разница есть, пока что проваливалось. Олег был создан для скорости. Автомобильная погоня? Легко. Еще и с перестрелкой? Без проблем. Раненым? Пф-ф, ел такое на завтрак. Для чего не был создан Олег? Для мирной доставки пьяного Разумовского домой, видимо: тот не переставал говорить возмутительные вещи, а вести машину, задыхаясь от смеха, крайне сложно. Но даже это было безопаснее Чумного Доктора, как Олег про себя назвал то самое диссидентское настроение Сережи. — Волч, скажи честно: ты учился водить в ГТА? — А если да? — Тогда газу! — завопило великовозрастное дитя, опуская стекло. — Марго, прибавь звук! Пока Олег следил, чтобы Сережа не вывалился из окна на повороте, мало того, что сам едва не выскочил на встречку, так еще и каким-то образом отломилось зеркало заднего вида. А тачка, небось, стоила больше годового бюджета Олега… Воображаемый хвост поджался. Сережа, вместо ожидаемого причитания над испорченной красивой вещью или едкой угрозы «отработать на коленях», безразлично махнул рукой и похлопал Олега по плечу. Видимо, очень уж по-песьи жалко он выглядел. — Да плевать! Ты слушай дальше… На чем я?.. А, так вот: чистое закатное небо, тихий лесок, уединенная полянка, мы с ней достали вино, расстелили плед… Олег остановился, подобрал и бросил несчастное зеркало в бардачок. Сережа успел хорошенько пощупать его за эти полминуты, но скорее для галочки, не прекращая искрометно рассказывать историю. — …А она ка-ак начнет стонать и визжать! Причем так громко! С такой и в квартире нельзя — соседи по батарее застучат сразу… Я ей говорю: «Тише ты», а она: «А-ах, еще, да!» Ужас! Где только насмотрелась? Олег поджал губы, позабавленный. — И потом к нашему пледу… пф-ха-ха-х, Волч, ты не поверишь… из леса вышел дикий козел, косуля эта! Мне было так неудобно перед козлом! А он просто стоял и смотрел. Сережа закрыл лицо руками и завыл от смеха. — Свою признал, видимо, — со знанием дела дополнил Олег. Отсмеявшись, Сережа злорадно переключился на поджаривание грешков следующего балбеса из «списка худших интрижек», как он это называл. История с косулей, к сожалению, была далеко не самой сомнительной — самым сомнительным оказалось нечто под названием «Сад грешников». Олег мог бы прожить без этой конкретной психологической травмы. — Тут налево… Нет, на другое лево! Твою мать, Марго, включи навигатор! Олег покачал головой: однажды этот мужчина сведет его в могилу. Или, что еще вероятнее, в Неву по частям или лесополосу.