Небо тёмно-синее

      — Костя!       С ноги открыв дверь, в квартиру зашёл Олег Судаков с кучей бумаг в руке и улыбкой на лице.       — Чё такое? — спросил Костя, готовящий ужин на кухне. — Взяли?       — Ага! Ну-с, я теперь в Комсомоле!       Радостный Олег тыкал членским билетом перед Костиным лицом над раскалённым на сковороде маслом.       — Тише ты! Маслом, вот, забрызгаешь...       — Ха-ха! Может, шампанское даже по такому поводу откроем, а? — смеясь от счастья, спросил Судаков.       От духоты на кухне и шума от шкварчащей сковороды у Рябинова плохо работали мозги.       — Сначала картошка, в потом — шампанское! — громко сказал он, стараясь перекрикнуть шум.       — Я гляну тогда, что у нас, вот, есть.       Олег переоделся, умылся и пошёл на кухню накрывать на стол, пока Костя жарил картошку. Засмотревшись на него, Судакову пришла в голову идея. Он отошёл в гостиную и достал из шкафа коробку свечей. Вернувшись на кухню, он запалил свечку и поставил на центр стола, после достал вино, которое разлил в два бокала. Костя дожарил картошку с салом. По всей кухне стоял приятный домашний запах. Олег плотно закрыл шторы, и из-за того, что был вечер, кухню накрыла тьма, которую освещала только небольшая свечка на столе.       — Типа романтического ужина решил устроить? — спросил Костя, сев наконец за стол.       — А ты уже отвык? Я мало тебе всякой подобной херни устраиваю?       — Нет-нет! Достаточно, даже слишком... Как бы тебя за такое не выгнали.       — А кто ж узнает? Особенно, если выпьем!       Олег поднял бокал.       — За твоё членство, — поднял следом бокал Костя.       — И за нормальное отношение к нам!       Костя и Олег съехались пару месяцев назад. Никто не обращал на их сожительство особого внимания — просто друзья живут вместе, хиппари, вон, вообще огромными коммунами селятся. Но они вдвоём знали, что за их якобы дружбой стоит. Признались в любви они друг другу абсолютно спонтанно: Олег во время своих философских порывов рассуждал о любви и случайно проговорился, а Костя, смущённо смеясь и краснея до кончиков ушей, шепнул ему на ушко, что чувствует то же самое. Они и до этого оказывали друг другу знаки внимания, даря подарки, сочиняя друг другу песни, водя друг друга по скрытым красотам города и его окрестностей, но после признания они стали делать это более открыто и часто. Всё-таки, что такого в том, что два порядочных гражданина, хоть и с длиной волос длиннее положенного, ходят друг с другом куда-то, сочиняют друг другу песни, живут вместе — просто близкие друзья. Олега и Костю радовало, что большинство их воспринимает именно так.       Одним бокалом вина всё не ограничилось, поэтому после трапезы Олег и Костя, пьяненькие, ушли спать на раскладной диван. Рябинов часто просил Олега наконец попробовать близость с ним, но Судаков, боясь, что что-то пойдёт не так, наотрез отказывался — с девушками всё-таки понятней. Но Костя наоборот уверял, что из-за одного пола они лучше понимают, где и как им будет приятнее. Во всяком случае, сейчас они просто спят вместе.       На следующий день вечером пройдет первое заседание Комсомола с участием Судакова. Весь день он был крайне взволнован, но в то же время рад. Рябинову нравилось видеть такого радостного любимого. Шёл на работу он также, как и Олег, в очень хорошем настроении.       Вечером Костя пошёл к райкому, чтобы вместе с Олегом пойти домой, но его всё не было и не было. Начинало темнеть. Небо становилось тёмно-синим, начинали виднеться звёзды. Только по горизонту ещё было голубое зарево. Рябинов уже успел проголодаться, поэтому купил бутылку кефира. Наконец, когда по городу стали зажигаться огни, а на улицах почти не было людей, из дверей райкома вышло несколько комсомольцев и комсомолок. Среди них Костя заметил знакомую кудрявую голову.       — Олег! — крикнул он, подбежав.       — О, Костя! Ты тут всё это время сидел? Прости, важные вопросы обсуждали, вот... Ладно, пошли домой — там расскажу.       Судаков взял Костю под руку и, попрощавшись с остальными ЛКСМовцами, завёл его за поворот. Никого на улицах не было, и Рябинов взял Олега за руку, сплетя свои пальцы с его. Они зашли в небольшой тёмный парк, освещенный несколькими фонарями по обе стороны от дорожки, но большинство из них не работало. Сев на скамейку за акацией в тёмном углу парка, Костя наклонил Олега к себе и, оглядевшись по сторонам, поцеловал того. Судаков же как можно теснее прижал к себе Костю. Это уже была их тактика: в тёмном месте целоваться, прижавшись друг к другу; Костю из-за его роста, длины волос и телосложения (спасибо генетике или пиву) издалека, к тому же в ночной темноте, было несложно принять за девушку, да и порядочный советский гражданин, видя целующуюся пару, скорее будет считать, что это парень и девушка, чем два волосатых юноши.       Они хоть и целуются далеко не в первый раз, но каждый раз как в первый. Каждый раз переданные от одного другому чувства трепетом проносятся по телу. Возможно, это от того, что они целуются часто в подобных местах в ночи — оттого и атмосфера романтическая такая. Или же от того, что чувства друг к другу не думают утихать. А может, и всё вместе.       После этого они всё также за руку пошли домой. Всегда присутствовал страх, что кто-то увидит, донесёт, изобьёт, но из-за этого хотелось только ещё больше любить друг друга.       — Ты б так не ждал меня долго, — сказал Олег по приходу домой. — Я ж могу и дольше, вот, засиживаться.       — Не переживай, мне не сложно.       — Это ж ладно осень сейчас, а зима? Ты также, вот, куковать будешь?       — Не замёрзну. Чего ты так беспокоишься?       — Как хочешь, но лучше, вот, дома меня жди.       Костя на его просьбу только хмыкнул. Ну не будет этот отпетый романтик на жопе ровно сидеть!       Как бы Судаков на него ни ругался, Костя всё продолжал ожидать его с заседаний. Судаков даже боялся, что так комсомольцы начнут что-то подозревать, поэтому Рябинов пересел с лестницы в парк неподалёку.       Был у Кости на заводе парнишка-художник один — Игорь Летов. Парниша приметный — с длинными тёмными волосами до груди, постоянно в чёрном, с несколькими булавками и значками на рубашке или пиджаке. И он рисовал Ленина на стенах для "поднятия боевого духа у рабочих". Иногда, правда, шутки ради он рисовал Ленина немного не в том обличии, за что часто получал нагоняй от начальства. За внешний вид его нередко шпыняли. Среди работников завода ходили слухи, что на Летова было заведено дело в КГБ за его песенки, но он сам про это говорил только то, что он с Лищенко играет в группе. Костя часто обращал на него внимание, хотел даже как-то познакомиться, но всё боялся.       Рябинов опять сидел в парке, ожидая Олега с собрания ЛКСМ. Он замечал, что через этот парк часто ходит Летов, однако до этого они никогда не здоровались.       — Здравствуй, — вдруг сказал Игорь и, сев рядом с Рябиновым на скамейку, протянул руку. — Игорь Летов.       — Я знаю, — он пожал руку. — Костя Рябинов. Крики на тебя на весь завод слышны. Что ж ты рисуешь такого? Я, вот, думаю всё.       — Да так... Когда Ленина в гробу, где ему уже наконец и место, когда музыкантов вроде Kiss-ов и битлов. Иногда пацифики рисую. Вот.       — Да ты бунтарь, так сказать!       — А ты чего тут сидишь? Раньше ещё под райкомом сидел, видел.       — А? Да так... Друга, так сказать, жду.       — Комсомолец?       — Ага! Недавно совсем приняли. Я так рад за него!       — Хах... Верю-верю.       — Слушай, Игорь, а ты правда в рок-группе играешь? — вдруг спросил Рябинов.       — Ну, да, — немного смущаясь, ответил Летов. — Эжена и Бэба Лищенко знаешь? Раньше ещё и Клипов у нас был, и Босс Бабенко...       — А КГБ? Это правда?       — Ну... Так сказать, да. Мама Босса донос на нас написала, мол, фашистские песенки поём, чуть ли не дошло до обвинения нас в терроризме! Ну и, вот, бегали за нами КГБ. Всех разогнали, меня в психушку уложили. Вот. Потом как-то сами тайно воссоединились, но уже только с Лищенко, иногда ещё несколько людей приходило: Джекл, Валерка Рожков... Ну и, вот так, играем, поём, записываем.       — Ясно... А как группа называется?       — Ну, смотри. Есть две группы: группа Эжена — он на гитаре и вокале, Бэби на басу, я на ударных; а есть моя группа, где я на вокале и ударных, а Лищенко на том же, что у них. Их граппа — "Пик Клаксон", а моя — "Посев". Понял?       — Типа того. Эх, я тоже как-то в рок-группе хотел играть...       — Так я могу тебя на прослушивание пригласить! — Игорь вдруг воодушевился. — Ты на чём играть умеешь-то?       — Ну... На гитаре, вот, на духовых, на фортепиано, петь вполне могу. В музыкалку ходил...       — Да?! Ох, каким же ты у нас кадром будешь! Так, когда тебе будет удобно встретиться? Завтра, может?       — Завтра? — Костя посмотрел на здание райкома. — Не, на выходных давай лучше.       — На выходных так на выходных. Ну, увидимся! — Игорь пожал Рябинову руку на прощание.       — Пока.       Константин всё ждал Олега. Как и обычно, он только к ночи вышел из райкома. Наконец-то можно побыть с любимым человеком...       — Олеж, слушай, — начал Костя, — я тут с чуваком одним познакомился, пока тебя ждал. Игорь Летов зовут. Он у нас художником на заводе работает, вот. Он в рок-группе ещё играет, и меня на прослушивание, так сказать, пригласил...       — Да ну! Костя, иди, конечно! Ты же давно хотел реализовать себя как музыканта. Вот, не упускай шанс! К тому же, может, под райкомом сидеть перестанешь.       — Тебе не нравится, что мы вместе идём домой? — переживая, спросил Рябинов.       — Не-не! Нравится, конечно, но... Разумеешь, мне жаль, что ты весь вечер просто сидишь под райкомом из-за того, что я с бумагами этими роюсь. Я правда хочу, чтобы ты мог раскрыть свой талант! А там, может, я сам буду за тобой приходить... Так что без ночных прогулок, красавица, не останешься!       Олег подтянул Костю к себе и, обняв, поцеловал в щёку.       — Хе-хе! Ладно, попробую.       — Даже если ты с этим Летовым мутить будешь, я не буду против. Если он, конечно, человек нормальный!       — Ну мы с тобой договаривались же, что у нас всё открыто, — Рябинов наклонил Судакова к себе и поцеловал в губы под неработающим фонарём. — Да и не заглядывай далеко так, гадалка, блин!       — Как скажешь.       Дома Костя достал гитару и устроил эдакий квартирник лично для Олега. Вообще, он хотел просто начать репетировать перед прослушиванием у Летова на выходных, но Олег, поделав дела по дому, ушёл слушать его в комнату. Ему нравилось Костино пение и игра на гитаре. В, казалось бы, обычную дворовую песню он мог привнести что-то своё, особенное.       Олег нередко писал свои тексты песен. Изначально он писал в стол, ибо не был уверен в своих песнях и не умел писать мелодию, однако, когда он съехался с Рябиновым, тот откопал его тетради со стихами и ко многим песням подобрал музыку, что это стали полноценные песни, с которыми можно даже на каком-то рок-фестивале выступить. Олег тогда не мог поверить, что из его стишков может получится такое. Он считал их нелепыми и несуразными, но после того, как он услышал их в исполнении Кости, он стал более уверен в своём творчестве.       И сейчас Костя, помимо дворовых песен, пел и песенки Олега. После "концерта" он поцеловал Костю и убрал гитару.       — Хах, ты чего? — засмеялся Костя.       — Спать давай.       — Ну, давай.       Судаков достал подушки, одеяло и покрывало, а Костя разложил диван. Постелив всё, Олег, обнимая Костю, уложил того спать.       — Если, вот, получится, то можешь и завтра на это прослушивание пойти. Тебя примут точно.       — А как же..?       — Хочешь — я могу прийти забрать тебя. Если освобожусь, конечно.       — Ладно, я попрошу созвониться с тобой тогда.       — Хорошо. Спокойной ночи, красавица, — ласково сказал Олег и поцеловал Костю в лоб. — Я чуть позже лягу. С бумажками надо, вот, разобраться.       Судаков ушёл на кухню со всякими документами. К счастью, нужно было только поставить пару подписей и печатей. Пока он не лёг спать, он уже успел нафантазировать себе, что, вот, примут Костю в группу, а дальше и на его стишки обратят внимание, для рок-группы он будет тексты песен писать...       Нафантазировавшись, Олег ушёл в комнату. Он снова поцеловал засыпающего Костю и, обняв его, лёг рядом.       — Тебя примут в группу, не переживай, красавица, — шепнул Косте на ухо Олег.       Рябинов то ли сжался, то ли кивнул. Судаков положил голову на тёмные кудри и уснул.