ИНДИГО

Жилистые и потные руки мужчины жадно сжали осиную талию Даста, перемещаясь и обхватывая его упругие, лихо двигающиеся бёдра. — Да, детка… — пыхтел демон, — да-да, двигайся, вот так… — он прерывисто и хрипловато вздыхал, временами даже похрюкивал от блаженного удовольствия, так что слюни стекали по его пухлому подбородку. Эта шлюха определенно стоила своих баснословных денег! Не зря демоны со всех семи кругов Ада вставали в километровые очереди, ради такой аппетитной и тугой до чёртиков задницы! Демон хищно облизнулся, не в силах сдерживать свой ненасытный порыв, — зычно шлёпнул Даста по ягодице, вдогонку трахнув, что есть силы, своим вялым, захудалым членом. Энджел театрально ахнул, распахнув глаза от изумления, укоризненно зыркнул на кряхтящего под ним мужчину, но через мгновение расплылся в медовой улыбке, сладко мурлыча и продолжая задавать всё более интенсивный темп. Энджел стонал пронзительно. Он стонал так, словно насаживался на внушающий размером агрегат, который был у него за последнее десятилетие. Насаживался и мимоходом думал: о нескудных чаевых, о контрастном душе, о пикантных сплетнях с Черри, о свёрнутом косячке пылящемся в его тумбочке, о бокале «Каберне Совиньон», о трепещущих и багровых, словно искусный орнамент, крыльях… Даст сжимает в тиски шёлковую простынь, и прикрыв накрашенные веки, запрокидывает голову назад, судорожно выдыхая ртом. Ещё пару неуклюжих движений — и демон, к невообразимому счастью Энджела, кончает с утробным и сдавленным рычанием, запуская вонзающие в плоть паука когти. «Чёрт побрал этого либерала или кто он там… тьфу!» Даста от него тошнило. Невыносимый зануда. — Ты просто прелесть, крошка, — бросает он, а Энджел тем временем, обвив его шею руками, прижимается губами к обрюзгшей щеке демона, запечатлев краткий засос. — У меня до сих пор от тебя голова идёт кругом, — бесстыдно лжёт ему в лицо Энджел, продолжая осыпать его сухими, пропитанными отвращением и ничего не значащими поцелуями. И так каждую нощно, и каждый час: ты врёшь, подпитывая эго жалких, теряющих собственное достоинство извращенцев, папиков, женатиков, куколдов, маменькиных сынков… Рьяно насаждая в их умы иллюзию исступлённой, столь притворной любви, о которой они только могут грезить. Ты шепчешь на ухо льстивые комплименты и сулишь бессмысленным потоком обещания о всеохватывающем блаженстве и сытой истоме. Но для стада спесивых ублюдков Энджел очарователен и прекрасен только «до», ненасытен и покорен «во время», и отвратителен, как затасканная шлюха, — «после». И так по кругу. Раз за разом. Один идиот за другим: приходит, обладает и уходит, швыряя деньги, как никчёмный мусор, словно в груду рухляди и непролазной топи. Спустившись обратно в общий холл клуба, Энджел закуривает, зорким взглядом выискивая шестую «добычу» за эту ночь. Здесь, в «Индиго», в общеизвестном, экстравагантном и громко скандальном месте, проносился безграничный поток представителей как высших, так и низших сословий. Все они — одряхлевшие или моложавые демоны, впивались и пожирали Даста взглядом, как смертно отощавшие животные, готовые незамедлительно наброситься на живой кусок свежего, пропитанного кровью, мяса. Энджел всегда отвечал им тем же — трахал взглядом, немо умоляя уединиться в комнате и даровать каждому из них то, за чем они сюда приходили. Эфемерную страсть. Фантастический секс. Удовлетворение специфических желаний. Он играл роль новоявленного визави, готового кивать, слушать и понимать каждую эмоцию, сквозившую в их речах, будь то скорбь или радость. Когда взгляд Даста останавливается на до боли знакомой фигуре — фригидном алкоголике-лудомане, возможно женатом, с огненными крыльями, как у чёртова феникса, он, затаив дыхание, не в силах сдержать победную улыбку. «Вот ты и попался, чудила», — подумал облизнувшийся паук и, лавируя между шумной толчеи, продефилировал к столу, за которым сидел пока ещё одинокий незнакомец. Вид у кота был затасканный. Его плечи были слегка сутулыми, словно весь мир, усеянный хаосом и исконной враждой, давил на него невидимой тяжестью. Меланхоличные тени подчеркивали чёткие черты его лица: миниатюрный и чуть подергивающий нос, взъерошенный мех на щеках, но особенно Энджела привлекали внимание глаза кота — янтарные, глубокие, задумчивые и усталые, в которых можно было утонуть. Несмотря на хмурый вид, в нём было что-то притягательное… Может, это был тот налёт непостижимой загадочности, который так манил паука. Или же это была ловкость и стойкость которые читались в его движениях и манерах. Даст наблюдал за котом достаточно долго, изучая, разглядывая и прислушиваясь к самым мельчайшим деталям: от неудержимого, хриплого смешка до тягостного вздыхания. Прошлая пятница увенчалась провалом: Энджела суетливо и под шумок заграбастал клиент, а отстрелявшись от всех обязанностей — след кота уже простыл. Но сегодня этому не бывать! — и преодолев последнюю дистанцию, он наконец нависает над котом. — Эй, голубчик! Не соблаговолишь заказать «даме» выпить? — с озорством и долей кокетства блеснул Даст, отодвигая стул и присаживаясь, с особой элегантностью положив ногу на ногу. Нахмурившись, кот медленно поднял тяжёлые веки и устремил взгляд на зачинщика, разрушившего идиллию. Он попятился влево и вправо, но, убедившись, что рядом никого нет, посмотрел в искрящиеся вожделением глаза Даста и, выплюнув, прохрипел: — «Даме»? Энджел хихикнул. На долю секунды ему показалось, что это от легкой нервозности. Чушь! — Ну глянь. Ты, помимо того, что слепой, ещё и глухой, — саркастично подметил он. — Я тут всю неделю за тобой наблюдаю и всё никак понять не могу: ты в правду такой дурной или им… — Даст ахнул, прикрыв рукой рот. — О… чёрт меня дери! — О, нет, дорогуша, закончи предложение. Что ты там хотел сказать? — Надо же, всё-таки не глухой, — просиял Энджел, чуть не хлопнул от радости в ладоши. — Говорю, выпить мне закажи, я не за бесплатно лясы тут точу. Энджел мог покляться, что на лице его таинственного собеседника пробежала искра неподдельного интереса, но моментально была скрыта за маской флегматичности. — Я не спонсирую блядство. Даст выудил из клатча серебряный портсигар и закурив, ответил: — А я тебе его и не предлагаю, — он затягивается, выпуская густое облако сладкого дыма в лицо кота, — как насчет вырваться из этой помойки? Ты, я и раскинувшееся тёмное-тёмное небо, усеянное мерцающими алмазами звёзд. Незнакомец на сей раз измерил паука внимательным и неторопливым взглядом. Сделав глоток спиртного из своего стакана, он изрёк: — Как насчёт закатать свою губенку, поднять свой зад и больше никогда со мной не разговаривать? Энджел едва сдержался, чтобы не отпрянуть. Внутри паука разгоралась подавленная, но жгучая раздражённость, которая перерастала в затаённую обиду. Навязчивость, входившая в круг его негласных обязанностей, вдруг отступила на второй план, сменившись непонятной растерянностью. Энджела подкупала странность в мужчинах, вдохновляя его на неординарные и безрассудные поступки: убежать вместе, спрятаться от этого прогнившего мира, жаждущих глаз, грязных рук и той жизни, которая у него сейчас есть. Но этот, с дуба рухнувший отщепенец, изрядно доводил паука до белого каления. — Меня не задевает твоё отсутствие учтивости, и я не из тех напомаженных потаскух, которые будут проглатывать словесные унижения, вытесняя свою собственную гордость. — Даст опускает взгляд на обручальное кольцо и, дерзко улыбнувшись, сладким голосом добавляет: — И жене своей передавай от меня «приветик». Когда Энджел вставал, кот смотрел прямо перед собой и, промычав невнятное «угу», продолжил опустошать своё пойло. «Ничего, ещё поквитаемся с тобой, забулдыга», — подумал Даст, ретируясь к барной стойке и заманивая к себе очередного толстосума, который уже раздевал паука взглядом. Энджел не возражал, когда его брали в общественных местах, напротив — они его заводили до грёбанных чёртиков. Особенно, если клиент готов был заплатить вдвое больше кругленькой суммы. — Скажи, что ты шлюшка… Скажи-скажи это… — в агонии прорычал ему на ухо мужчина, глубже и жестче проникая в жаркое лоно Даста. И Даст повторял, не сдерживаясь, с учащённым дыханием и глухим рычанием, словно наслаждался своими же произнесёнными, лепечущими словами. Если бы не крепкие руки демона, мертвой хваткой удерживающие бёдра паука, Энджел давно бы соскользнул с капота допотопной «Тойоты Камри», издающей надсадный скрип при каждом мощном толчке. Смаргивая пелену с глаз, Даст вдруг замечает отблеск огненных крыльев. Моргая ещё раз и ещё, он осознаёт, что возле входа «Индиго» стоит тот самый незнакомец. Зрачки Энджела расширяются, а рот приоткрывается, когда он затуманенным взглядом ловит его прикованный к себе взгляд. Толчок. Энджел протяжено стонет, не в силах разорвать зрительный с ним контакт. Кот закуривает. Вдыхает-выдыхает. И смотрит. Смотрит… Смотрит долго, но с каким-то безразличием, которое колет Даста куда-то вглубь, тарабанящее, в грудной клетке, сердца. Колет так, как кольнула бы танто. Болезненно. Мучительно. Беспощадно.