Как говорят люди

             Спустя пять недель Роберт вынужден признать самое страшное: это зависимость.

      …

      Сколько Роб себя помнил, ему было спокойнее с людьми, о которых он знал все или почти все. На службе в его руки всегда ложились персональные досье. Это давало весомое чувство контроля над ситуацией.       Когда Роб познакомился с Бертом Хаутдезертом, то сразу же выдумал ему биографию. Потом, правда, выяснилось, что та была вольно основана на предубеждениях детектива Штицхена. Роб всегда думал, что хорошо разбирается в людях и замечает те мелкие детали, которые выстраивали картину личности человека. С Бертом же все вышло иначе. Роб даже не сразу узнал, что тот работает в бюро. И как только удавалось так долго оставаться незамеченным прямо у Штицхена под носом?       Позже Берт рассказал, что видел его четырежды, прежде чем они познакомились как полагается.       Первый раз произошел на этаже судмедотдела. Роб консультировался с одним из экспертов. Выйдя из отделения по своим делам, Берт посмотрел в их сторону. Его взгляд задержался на детективе дольше, чем он обычно задерживался на коллегах.       Второй раз они пересеклись уже в самом судмедотделе. Следственная группа задавала Берту вопросы по экспертизе. И пока Берт отвечал, он чувствовал, как внимательно один из детективов за ним наблюдает.       В третий раз Роб, проходя мимо, приветственно кивнул уже знакомому лицу.       И наконец в четвертый они, оказавшись за оградительной лентой, окончательно представились друг другу.       С тех пор с Робертом Штицхеном что-то происходило. Неожиданно из каких-то далеко скрытых резервов в нем просыпались неведомые прежде чувства.       Девушки, с которыми он в течение жизни встречался, ему нравились — не более. В старшей школе Роб пережил первую любовь. Как следствие: разочаровался и в ней, и в самой концепции отношений. Последующие годы особо ярким романтическим опытом не отличились: все увлечения рано или поздно проходили сами собой. От семейных парочек Роб часто слышал, что так происходит до тех пор, пока он не встретит «ту самую». Однако любые сердечные потрясения Роберт исправно контролировал. Да и по своей сути он недолюбливал людей и близость с ними на социальном уровне. Во всем, что касается человеческого взаимодействия, слишком много нюансов. Поэтому Роб от общества быстро уставал.       Но отрицать очевидное стало уже просто глупо: его по-настоящему заинтересовал человек! Да, на то повлияло много предшествующих событий. Но никогда еще Роб не был настолько уязвим. Перемены, перенесенные им в последнее время, сделали его чутким и сентиментальным. Когда-то Роберта все знали как Штицхера, от свирепости которого вяли даже цветы. С тех пор много воды утекло.       Сперва Роб думал, что это обычное человеческое желание быть принятым.       Близости и тепла.       Новизны.       Нетипичных ему эмоций.       Чувств, что недобрал когда-то.       Или желание всего и сразу?       Роб не был склонен преувеличивать масштабы катастрофы. В любое время людей, когда-либо вступавших в отношения без обязательств, интересовал странный по своей формулировке, но не по своему содержанию вопрос: как не подцепить ЗППП и чувства? Роб знал, что владеет этими чит-кодами. В первую очередь нужно избегать контактов, которые могли бы довести до сцепления друг с другом и усиления симпатии. Если же сцепка произошла, нужно просто подождать — как бы странновато это ни звучало. Так что, казалось, все под контролем. Завтра, когда Роб проснется, все увидится в новом свете. Может быть, послезавтра. Крайний срок — еще неделя. Новизна сойдет на нет, ощущения утихнут. Особенно теперь, в атмосфере полной легальности, когда Роба больше не парило, кто он есть и кем ему быть следует. Это оказалось поразительно приятно: положить на все прибор и не считаться ни с чем больше, кроме собственного желания. Зачем цепляться за то, что не делает тебя в высшей степени счастливым?       Роб вовсе не перешел в другую лигу. Не было никакого самопосвящения, добро пожаловать в голубую лагуну, пират. И все же он нашел смелость признать, что несколько потерял свою гетеро самоидентификацию. Это многое поменяло в его голове. Шло время, и Робу начало казаться, что в жизни его нет и никогда не будет никого важнее и ближе Берта Хаутдезерта. А когда ты днями думаешь о таких, как он, в твой мир больше никто не помещается.       Тревожная информация к размышлению.       Роб нервничал, если не удавалось поговорить с Бертом хотя бы раз в день. В его прошлом бывали женщины, требующие постоянного общения. Они звонили, назначали свидания и тут же требовали их снова. И вот Роб сам оказался в смехотворной роли человека, категорически настаивающего хотя бы на коротких, но регулярных контактах.       Даже когда они с Бертом проводили вместе целый вечер, на следующий день Роб не успокаивался. От Берта оставалось слишком сильное послевкусие. Огромное и мешающее, оно сидело в груди и подкармливало весь остаток времени до новой встречи. И тогда Роб начал их подстраивать. Даже на работе Берт мог затмить собой все другие задачи. Редкий день Робу хватало силы воли не подняться на 4 этаж. Просто ни за чем. Просто чтобы увидеть его. Роб делал вид, что это своего рода обязательство, а не слепое следование собственному желанию.       Он пробовал заземляющую практику: проводил по многу времени один. Но быстро понял, что это влекло за собой острые симптомы отнятия. Отвыкать от человека — не курить бросать. Не получится просто выкинуть пачку сигарет и заменить их леденцами. Разлука приводит к настоящему обострению, и всех этих ощущений становится только больше.       Одинокими ночами, валяясь без сна, Роб давил себе на грудь в попытке унять грохот и все переворачивающие внутри спазмы. Сердце его от чувств будто выросло — так сильно оно ощущалось.       Роб не был склонен преувеличивать масштабы катастрофы. Но в любое время людей интересовал странный по своей формулировке, но не по своему содержанию вопрос: как не подцепить ЗППП и чувства?

…

      В свободное от работы время Роб переключался на физические нагрузки. Тренировки, что-то починить собственными руками, какая-то мелкая мужская работа по дому… Берт же предпочитал не разгружать, а перегружать мозги в другую сферу. Он был техническим гиком, ему нравилась литература по физике и научным технологиям. В общем, в свободное от работы время Берт обогащался знаниями, лишенными практической пользы.       Однажды Роб сболтнул, что интересуется машинным обучениям, а иногда не против повозиться с радиодеталями и поремонтировать электронные модули. На этом основании Берт определил у них общее увлечение. И вскоре пригласил Роберта на выставку по робототехнике и инновациям в здравоохранении.       Робу было по хрен, куда идти, лишь бы с приятной компанией. А та в последнее время представляла собой вполне конкретную личность. Втайне Роба восхищали превосходно сбалансированные интересы Берта в карьере и в увлечениях. Порой даже хотелось хотя бы краешком души к этому приобщиться.       В субботу они отправились на выставку.       Атриумный конференц-центр представил роботов, агентов искусственного интеллекта и другие технологии будущего. Посетители толпились вокруг моделей. Было похоже, что сюда стянулась половина города.       — На таких мероприятиях обычно делают громкие анонсы все крупные технологические компании и лидеры отрасли, а стартапы привозят свои разработки в надежде получить внимание и финансирование. И все они зовут за собой группу поддержки, — объяснил Берт такой ажиотаж.       А еще на такие сборища сходятся собратья по духу. Они говорят о том, что за книги читают, какие встречи посещают, хвастаются своими исследованиями и прорывами в карьере. Всем время от времени нужно куда-то сливать чувство собственной исключительности.       — Искусственный интеллект, искусственный интеллект, повсюду один искусственный интеллект, — отметил Роб. — Надежда нашего светлого будущего?       — Сейчас почти все новаторства основаны на нем. Инструменты диагностики на базе искусственного интеллекта стали более точными и быстрыми, чем когда-либо. Искусственный интеллект будет помогать интерпретировать МРТ и КТ. Что более поразительно: искусственный интеллект ускорит открытие и разработки лекарств. А этот процесс традиционно занимает годы и в денежном эквиваленте дорого обходится фармакологии, — Берт проверил, слушают ли его. Роб одобрительно кивнул. — Как показала пандемия, скорость крайне важна для возникающих кризисов в здравоохранении. Улучшенная система даст старт многим научным экспериментам и техническим разработкам.       — Ты еще и технарь, — подразнил Роберт. — Ну, о роботах я узнаю в основном из статей в научно-популярных блогах. Моя любимая история про робота Nasa, который отправил на Землю сигнал о своей скорой кончине. Через год работы на Марсе он покрылся пылью, она собралась прямо на солнечных панелях, и они больше не могли его заряжать. Одним утром робот прислал сообщение, что его энергия на исходе, и это, вероятно, последнее, что он отправляет. Он еще написал, мол, не волнуйтесь за меня, мое время на Марсе было плодотворным и спокойным.       — Трогательная история.       — Помимо всего прочего. Благодаря роботу люди услышали марсианские ветра, зафиксировали тысячи марсотрясений и пылевых дьяволов.       Долго покозырять знаниями Робу не удалось: внимание Берта потребовал немолодой мужчина. Он беспардонно встал рядом и без какого-либо приветственного вступления заговорил:       — Наконец-то мы дожили до времен, когда технологии будущего больше не порабощены пандемии.       — Рад тебя видеть, Алан! — поздоровался Берт. — Познакомьтесь…       Прическа Спока на крепкой круглой голове. Синюшные губы, тянущиеся в сальной улыбке. Как же это все монструозно выглядело. После короткой оценки наружности мужика Роб цивилизованно пожал ему ладонь.       — Covid-19 хорошо так простимулировал развитие направлений медтехнологий, — продолжил Алан. — Но в последующие годы инвестиции в сектор и его выручка росли слабо…       Алан Реймонд оказался каким-то там до хрена важным кандидатом наук. Четверть часа это светило щеголяло неизвестными Робу терминами и выглядело чересчур довольным компанией Берта. Реймонд обращался исключительно к нему, слишком явно выделяя его имя. Роба же он не удостаивал даже короткими взглядами, тем самым намерено исключая его из разговора. Впрочем, Роберта не смутили ни регалии ученого, ни его высокомерная гримаса. Он умел общаться с людьми исключительно из внутренней самоценности. Неважно, кто стоит перед тобой, давят ли тебя статусом или пренебрегают твоим существованием. Должно произойти нечто чрезвычайное, чтобы Роб почувствовал себя неуместно.       Наконец Реймонд отвалил. Радоваться пришлось недолго. Практически сразу Берта узнала какая-то улыбчивая дама в тесном пиджаке. Андреа — так она назвалась. При знакомстве с Робом девушка придала лицу дружелюбия. Но что-то в этом вымученном выражении подсказывало: она явно не в восторге от лишних ушей.       Началась та же самая трескотня.       — …интеграция искусственного интеллекта и робототехники в клиническую практику растет, пора бы уже и подумать, каким образом нормативные акты будут адаптироваться к решению возникающих проблем. Кто обеспечит адекватную защиту пациентов и медицинских работников?       — Я наоборот слышал, сейчас все активнее встает вопрос о том, кто понесет ответственность за врачебную халатность, — приземленный и дружелюбный, Берт поддерживал беседу, хоть и не так живо, как его знакомая.       — Традиционно юридическая мера возлагается на людей. Уж точно вина в соответствии с законом не ляжет на искусственный интеллект. А справедливо ли перекладывать на производителя робота ответственность за его правонарушение? Можно ли освободить разработчика от нее, если он докажет, что не в его силах полностью предугадать действия машины?       Чем дальше, тем больше Роб ощущал себя мухой на стенке, наблюдающей за всем со стороны.       — В связи с этим возникает вопрос, как установить разумное пользование искусственным интеллектом, — все надсаживалась дама. — Ограничится ли ответственность медицинских работников ошибками, вызванными неправильным использованием робота? Как считаешь? Я помню, ты совершенно особым образом смотришь на вещи.       — Честно, Энди, я пока так далеко не забегаю в рассуждениях. Меня интересует техническая сторона вопроса ИИ, только и всего.       Энди — словно она близкая подруга.       После этих слов все движения Энди потянулись к Берту. Она улыбалась, ловила его реплики, сколько бы незначительными те ни были. И хотя Берт не выдавал чрезмерного личного интереса, взгляд Роба тревожно метался между ними. Углубляться в детали собственных чувств не хотелось. Но Роберту не нравилось, что какая-то посторонняя может вот так, прямо на публике, вести себя с подобной телесной открытостью. Подбешивало само сочетание несочетаемого. Притворяться равнодушным к происходящему становилось все сложнее.       — Ты выглядишь не таким, как я тебя помню, — вдруг отвлеченно заговорила Андреа.       — Прошу прощения, — улыбнулся Берт, — выгляжу как выгляжу. Последнее время было не до себя.       — О нет, наоборот, я хотела сказать, ты выглядишь очень, очень хорошо.       Комплимент прозвучал не в дружеских тонах, что заметно взволновало Берта.       Вскоре Энди тоже свалила.       — Извини, светская болтовня, — то, с какой готовностью Берт завел с ним разговор, Роба не убедило. Ощущение лишности никуда не делось.       — Ты сюда за этим и пришел, — сказал Роб преувеличенно бодрым тоном.       — Ну вообще-то я хотел просто поглазеть на роботов, а не высказывать свое экспертное мнение на все, что происходит сегодня в инновационной медицине.       Недалеко от них на подиуме стояли презентанты и отвечали на вопросы. Позади расположилась растяжка с логотипом компании.       — Я на минуту, — отойдя, Берт что-то спросил у человека в футболке с тем же логотипом. Обаятельно и добродушно пообщавшись, он вернулся к Робу и извинился за отлучку.       — Откуда ты всех их знаешь? Просто коллеги? — поспешил спросить Роберт, пока еще кто не удумал притопать.       — В среде крутых спецов все друг друга знают, — на слове «крутые» Берт с намеком потыкал локтем Робу в бок. — Мы встречаемся на конференциях, подписаны на соцсети друг друга…       Следующий час все так же прошел за чесанием языков. Было ясно, Берт — слишком открытая и безотказная душа. К нему относились хорошо, и он сам представлял образец такого отношения. Ему не хотелось портить связь даже с простыми знакомыми. Это не было столь уж раздражающим фактом — другого Берта Роб не знал. Ему это даже нравилось. Но еще это нравилось другим людям. Дружелюбие Берта, его привлекательность и готовность не судить задевали в них какую-то струну. Роб понимал, любой, встретив Берта, захотел бы попытать счастья. Раньше это казалось милым, пока не стало таким неуместным. Любому терпению есть предел. Роберта откровенно достали эти короткие передышки между «коллегами» и их судорожными поисками социокультурных точек соприкосновения.       Это больше не в его силе!       Теперь, не скрываясь, Роб наблюдал за происходящим с величайшим отвращением. Стервятники все кружили, все хотели перекинуться парой фраз, якобы. На деле же преследовали свои цели — вполне определенного характера.       Роба захватило престранное желание избавить Берта от этой повальной популярности. Даже такой душка, как Берт, от нее порядком устал. К ним как раз двигалась копия Роберта, только более улыбчивая. Манера поведения очередного коллеги подразумевала, что Берт знаком с ним ближе, чем с остальными. А увидев Роба еще издалека, громила, точно как и его предшественники, сделал настолько кислое лицо, что кулаки зачесались ему заехать. Но тут в голову пришло решение получше. Импульсивное, самонадеянное, довольно примитивное. Как только его копия поравнялся с ними, ладонь Роба мягко опустилась Берту на поясницу. От собственной выходки даже в ушах зазвенело. Но едва ли в поведении что-то выдало Роба. Он не пытался вывести их с Бертом отношения на иной уровень или осознанно заявить на него права. Да и, честно говоря, комплекс Джеймса Бонда был ни при чем. Этот порыв был связан исключительно с его нынешним положением. Радикальный ответ. Устраняющая дисбаланс точка. Проведенная граница. Возможно для кого-то абсолютно непримечательная, но на вкус Роберта — совершенно прямая. Всего лишь рука на спине, как делают, когда хотят пропустить вперед. Но Роб знал, почему она там.       Сработало моментально! Громила как-то сразу приуныл. Поговорил с Бертом он довольно коротко и через считанные минуты смылся.       Роб нервничал, все еще держа руку на спине. Но в этом волнении вопреки всему чувствовалось что-то злорадное.       

…

             — Давай! Всего 11 долларов.       — Дело не в деньгах. Просто это чужие вещи. И это тупо. Там же непонятно что.       — В этом-то и весь смысл. Ты не знаешь, что внутри. Это как лотерея.       Они стояли у автомата с недоставленными посылками. Платишь, выбираешь номер и достаешь кота в мешке. Круглая бессмыслица для дуралеев. Но Берт сиял умоляющей улыбкой, пока Роб не сдался. Он всегда сдавался. Отказывать этой улыбке он не умел.       — Na gut! — Роб достал бумажник, сунул деньги в купюроприемник и выбрал номер 4.       Автомат, покряхтев, выплюнул изрядно потрепанную посылку.       — А я возьму девятую, — оплатив, Берт нажал нужную комбинацию кнопок.       В его случае служба доставки обошлась с посылкой аккуратнее. Даром, что адресат ее все равно не забрал.       — Хочу открыть прямо сейчас, — Берт с азартом разорвал коробку. Внутри обнаружилась черная пластиковая туба, что могло быть только…       — Подставка для карандашей?       — Так и есть, — Берт повертел в руках свой выигрыш. — И на что она мне? У меня и стола-то личного никогда не было. Всегда хотел… но знаешь, как оно бывает… В детстве я жил в комнате со своими братьями, там все было общим. А когда начал жить самостоятельно, то постоянно переезжал, так что стол стал бы лишним грузом.       Роберту показалось, Берт приоткрыл краешек чего-то очень личного и далекого.       — Ну, теперь у тебя есть эта бесполезная штука. Не могу дождаться своей очереди.       — Да, кстати, что у тебя?       Роб вскрыл упаковку и достал бутыль с полгаллоном гелеобразной субстанции.       — На этикетке все по-испански.       — Я и так вижу, что это, — расхохотался Берт за мгновение до того, как Роб и сам понял.       Не зная, как управлять ситуацией, он злобно запихал свое приобретение обратно в упаковку.       — Ты сорвал куш, хе-хе. Думаю, ей цена куда больше 11 баксов.       — Кто заказывает это в таких количествах?       — Спецучреждения. Ну или очень любвеобильные люди…       — Достаточно теорий, — Роб сунул бутыль в глубокий карман пальто, подальше от дальнейших шуточек на эту тему. Было странно. Он конечно сделал страшные глаза и все такое. Но столь необычная находка намекала на столь щепетильную для него сферу отношений…       К автомату с посылками подошли другие любители азарта, и Роб с Бертом продолжили путь домой.       Сумерки стремительно наседали на город, уступая синей тьме. Зажигались фонари, ярче блестел городской неон. Бульвар сверкал огнями: город готовился встретить приближающееся Рождество.       Падающий снег в теплом воздухе превращался в воду и рвался за воротник. Роб поежился и закурил.       — По-дурацки вышло сегодня. Позвал тебя, а сам протрепался с другим.       — Ничего нового. Происходил тотальный отлиз твоей задницы, все как обычно.       — Будем честны, меня нагло ангажировали! Но тебе хоть немного понравилось?       Если у Роба и водились мысли пустить корни в это общество, то только потому, что там был Берт.       — Не скажу, что я фанат подобных исследований, — рассудил он, выпустив изо рта сигаретный дым. — Вообще мне часто кажется, что медики занимаются не тем, чем надо.       — Так-так-так. Поподробнее!       — В мире существует множество вещей, которым нужна репрезентация, не мне судить, что важно, а что нет.       — Тебе в том числе! Все инновации всегда оцениваются не только специалистами, но и обычными пользователями. Да и чтобы сделать какой-то вывод, не обязательно быть инженером в области. Расскажи!       Роб затушил окурок о ближайшую урну.       — Чтобы увидеть почки, печень и даже ребенка в матке, придумали ультразвуковое исследование. Чтобы увидеть скелет, придумали рентген. Чтобы увидеть опухоль, придумали МРТ, а для исследования биоэлектрической активности мозга создали электроэнцефалографию. Но, блядь, для исследования желудка человеку до сих пор суют в рот трубку! А для исследования простаты — палец в задницу!       — Ты так психуешь, как будто он у тебя до сих пор там, — захохотал Берт. Заливистый и мелодичный смех отчего-то поднял Робу настроение. — Хорошее замечание. Люблю то, как работает твоя голова. У меня тоже есть претензии к поиску преступников и улик, но это тема для следующего раза. Хотя в основном я восхищаюсь детективным талантом соединять все ниточки. Это скрупулезное дело требует большой эрудиции во многих сферах.       — Открою секрет: есть в работе детектива хитрость, которая значительно упрощает ориентировку в том или ином вопросе. Если ты плаваешь в какой-то теме, мало найти того, кто в ней разбирается. Нужно еще, чтобы этот человек был не прочь с тобой за бесплатно поболтать. Рассадник таких безотказных спецов — помоечный 4chan, например. В этом месте собираются эксперты и гении со всего света, с кучей свободного времени и бутылкой мочи под столом. Они могут найти нужную тебе локацию по дверной ручке на фото или едва видной текстуре забора, который, как выяснится позже, строят только на севере Италии.       Впереди тянулся перекресток, где их с Бертом пути расходились. Сердце Роберта заскрипело.       — Мне сюда, — напомнил Берт.       Они остановились друг напротив друга. Согнутыми пальцами Берт погладил Роба по потемневшей от щетины щеке. Отшатнувшись, Роб повертел головой по сторонам в поисках возможных свидетелей. Всего лишь короткий порыв, секунда — но это не скрылось от Берта. Угадав направление чужих мыслей, он опустил руку.       — Я не… — Роб перебирал оправдания. — Я…       — Ерунда, — без тени обиды заверил Берт.       Его реакция выбила из Роберта воздух, похлеще пинка в живот. Он немалой ценой разобрался в вопросах самоидентификации и вышел из той фазы жизни, когда был тем, кем ему казалось нужно быть. Сейчас в Робе просто-напросто проснулись старые естественные инстинкты.       Наверняка Берт позволил себе этот жест, потому что какой-то час назад Роб и сам трогал его на публике. Ладонь его все еще горела от фантомного прикосновения.       — На самом деле мне все равно, — всегда расправленные плечи Роба поникли, но слова были честны.       Улыбнувшись, Берт покивал. Роб ждал его дальнейших действий, но ничего так и не произошло. А затем Берт отступил, смерив его взглядом, словно собрался уходить. Роб поймал его за руку, вложив в это прикосновение все свои мысли.       — Мне правда плевать!       — Хорошо, — снова улыбнулся Берт. — Тебе все равно, я понял.       Роб искал всякий способ поправить ситуацию. Он не хотел, чтобы Берт уходил в таком неопределенном настроении. Мимо мелькали прохожие, огибали их стороной. С надеждой в сердце Роб шагнул ближе и, резко подавшись вперед, прижался к губам в обещающем поцелуе.       — Ого, — Берт потер костяшками нос, слегка пострадавший при столкновении.       Понять, что происходило на душе, было сложно. Момент вышел ярким, слишком стремительно сменялись кадры реальности. И все же Роб решился озвучить:       — Я хотел кое о чем поговорить с тобой.       Ни на одном задании по службе он не испытывал такого мандража. Роберт не был профи в поднимаемом вопросе и посему сомневался до желудочных спазмов. С одной стороны, он много раз повторил себе: раз уж решил, что все серьезно, значит, и действовать надо. Любая попытка, даже самая провальная — это шаг в нужном направлении. Да и времени у него могло быть меньше, чем ему того хотелось бы. Стервятники повсюду! С другой стороны, просчитанный риск больше не казался таким надежным. Если поторопить события сегодня, можно все испортить.       Роберт выглядел мрачным, но храбро настроенным. Понаблюдав за его лицом, Берт сказал:       — Только не говори, что у тебя рак.       — О, ради бога! — Роб нервно хохотнул, совсем не настроенный на такие приколы сейчас. Речь он заранее не придумал. Заученные слова звучали бы неискренне. Но, во всяком случае, звучали бы. — Как ты уже знаешь, я купил дом и переехал.       Сперва Берт решил, что это просто неудачное вступление. Однако Роб ждал ответа, и ему пришлось включиться:       — Да, хотя ты и говорил, что всегда хотел построить дом.       — Я собираюсь понемногу перестраивать его в ближайшие годы. Там жить можно и даже с комфортом. Ничего особенного, зато это за городом, чистый воздух, природа и прочая херня.       Берт все еще не понимал, какова цель этих рассуждений. Роб и сам начинал действовать себе на нервы: слова выходили бессвязными, а центральный смысл терялся.       — И, если бы ты… захотел, мы могли бы перевести туда и твои вещи сразу после Рождества.       Берт выглядел потрясенным, и это его выражение показалось Робу беззащитным и трогательным.       — Ты хочешь, чтобы мы съехались? — донес Берт в более понятной форме. Он часто бил прямо в намерение, проговаривая вслух то, что на самом деле подразумевалось. Обнажая намерение, он тем самым демонстрировал, что видит всю картину. А значит, контролирует.       Но Робу не хотелось, чтобы Берт подвел за него итоги. Это было его, Роба, задание. Тем не менее, поняв, что выбор правильных слов — не его конек, он произнес короткое и конкретное:       — Да.       — Ты уверен, что это тебе не помешает?       — В смысле?       — Ты долго ни с кем не жил, а я не самый молчаливый и аккуратный человек.       Роб завис, тупо моргнув. Причем здесь это?       — И я ничего не умею готовить, кроме элементарных сэндвичей, стейков и антипохмелина.       Значит, вот как Штицхен выглядит со стороны? Дотошный невротик, помешанный на порядке. Не этого Роб ожидал от разговора. Он лишь пытался донести, что хочет больше, чем коротких пересечений на работе и совместных выходных. Выходные — время вообще прожорливое. Они поглощали в себя все, что им давали. Робу нравилось вечером выпить вместе пива из горлышка, повтыкать в безмозглую чушь по телеку, поделиться событиями за день и находить удовольствие в чем-то еще таком же банальном. Комфортного минимума, прозванного в обиходе скучной бытовухой, теперь не хватало. Пришло время двигаться дальше, но уже на условиях Роберта.       — А я готовлю дерьмо такое, что мало не покажется, и что с того?       — У нас выходит отличное меню, — с задумчивостью пошутил Берт и стряхнул с куртки сырость. — Но я умею покупать еду.       — Вот и решение.       Роб поймал взгляд Берта. Пару секунд они смотрели друг другу в глаза. А потом оба отвели взор.       — Что еще требуется от меня?       — Абсолютно ничего.       — То есть, пусть клеймо халявщика приживается на мне и дальше?       — Вообще по хрен.       — А что насчет самого дома? Даже представить боюсь, какая там чистота.       — Уж будь уверен!       — А ты в курсе, мне далеко до твоей аккуратности. Знаешь, как говорят японцы: место, где ты оказался, сделай лучше или хотя бы не делай хуже, чем оно было до тебя.       Роб начинал понемногу закипать.       — Или да, или нет! Это не такой уж трудный вопрос, — нетерпеливо поторопил он. — Я ничего не ожидаю взамен. Я просто хочу, чтобы ты был там. Если ты тоже этого хочешь.       — Рад узнать об этом. Независимо от того, что ты задумал.       — Это да? — уже на привычный себе манер буркнул Роб. И, кажется, Берт от этого моментально расслабился.       — Так точно, мой детектив.       — Endlich! Хочешь сначала взглянуть на жилище?       — Определенно не против. А что ты скажешь о том, чтобы зайти ко мне прямо сейчас?       — Определенно не против, — повторил за ним Роб.       Спускаясь по улице, ведущей к дому Берта, Роберт Штицхен чувствовал, как каждый шаг возвращает его в привычную размеренную реальность.       Снег все падал и падал, насыпаясь на тротуар.       

…

             Каждое утро по всей округе разносился металлический лязг. Под этот звук Роб выходил бегать по пересеченной местности, под этот звук он возвращался с тренировки. Живший по соседству мужчина день за днем долбил обухом топора какой-то колышек на ограждении. Цок-цок-цок. Уверенность и регулярность, с которой он это делал, выдавали большую практику. Так что Роб в это лезть не стал. Тем больше, он почти привык к этому звуку, едва ли замечал и даже начинал считать его чем-то домашним.       Улица немного шла в гору. По одну сторону темнела густая лесистая местность, по другую — земля была поделена на участки. Примерно через каждые пару сотен футов попадались коттеджи, осаженные высокими густыми кустами. К ним вели подъездные дорожки. Машины здесь не двигались без перерыва, пешеходов тоже было немного. Тишину этого места редко прорезал разве что звук мусоровоза. Типичный мирный район за городом, где все друг друга знают. Робу тут нравилось. К потенциальным домам он присматривался долго, зато выбор сделал одномоментно.       Зайдя на территорию своего участка, Роб почувствовал, что может позаниматься еще как минимум час. Энергия била через край. Утро выдалось пасмурным, прохладным, но сухим — подходящая погода для олимпийской тренировки. Но время уже поджимало, поэтому Роб решил просто перенаправить эту силу. Например, занять себя чем-нибудь, что требует концентрации.       — Доброе утро, Роб, — поздоровался сосед, помахав ему топором.       — Эндрю!       Эндрю Дин был то ли вдовцом, то ли заядлым одиночкой в пенсионном возрасте. Простодушный и любопытный как ребенок. Когда-то он работал в правоохранительных органах и потому уважал Штицхена за выбор профессии и службу букве закона.       — Забыл тебе рассказать. Тут шершни были.       — Где? — Роб понадеялся, общение с человеком заберет у него излишки энергии.       — Вот прямо на чердаке твоем! Ага!       — Я знаю.       — Очень опасные насекомые, жрут пчел и ос. Да, неприятно, что они у нас иногда арендуют, но мы живем рядом с лесом, их там полно. Шершни улетают на зиму, возвращаются в гнездо только весной. Если в холода все зачистить, на следующий год их не будет.       — Я знаю, говорю. Их вытравили, меня предупредили. Я все проверил.       — О-о, ну, молодцом! — Эндрю поднял кулак в жесте солидарности и нырнул в располагающийся рядом жестяной вагончик. Роб иногда встречал подобные сооружения рядом с частными домами. Сам он находил их непрактичными даже для складирования. Зимой там холодно, как в контейнере для морских перевозок, летом жарко, как в крематории.       Зайдя в дом, Роб заглянул в небольшую кладовку. Верхние стеллажи были заставлены банками с консервированными томатами и оливковым маслом. Роберт старался покупать продукты в больших упаковках, чтобы снизить количество мусора. Но маленькие выглядели эстетичнее, а в последнюю вылазку в супермаркет Роб решил, что немного уюта его дому не помешает. Внизу выстроились тары с мукой, сахаром, пакеты со снеками и корзина с картофелем. В углу расположилась полка с алкоголем и блоками сигарет. Рядом стояла старая кофеварка, забытая прошлыми жильцами. У Роба ушло не мало времени, чтобы избавиться от дрянного вкуса дешевого кофе, въевшегося в стенки прибора. Но вчера он все же прикупил новую кофеварку, посему старая отправилась разлагаться в кладовку.       Дальше Роб проверил холодильник. Здесь был хлеб для сэндвичей, ветчина и сыр, яйца, соусы, бекон, молоко, немного свежих овощей и неограниченный запас пива. Отдельно лежала купленная только вчера вырезка. В общем, прилично всего. Где-то в морозилке хранился тунец в вакуумном пакете и полуфабрикаты вроде оладий.       Роб огляделся вокруг. Какие еще потрясти коробки и вывернуть ящики?       Однако шкафчики закончились, содержимое их проинспектировано, а неясного происхождения эйфория все не утихала, как если бы Робу вкололи инъекцию энергии и выносливости. Он казался себе наэлектризованным от нервов. Только тронь пальцем — натурально шарахнет.        Роб сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Затем тщательно принял душ и до скрипа побрился.       Через десять минут у дома притормозил автомобиль. Роб поспешил встретить гостя. Из машины вышел Берт и в приветствии скользнул щекой по подбородку Роба.       — Извини, опоздал. Съехал не на том шоссе. Здесь просто охрененно!       Роберт пожал плечами. Он уже вдоль и поперек рассмотрел раскинувшиеся вокруг красоты и получил свою долю впечатлений.       — Идем, — Роб рукой махнул Берту заходить.       Тамбур вывел их в большой холл. Слева расположились две спальни, справа двери вели в еще одну спальню, котельную, постирочную и санузел. В конце доминировала кухня-гостиная и снова санузел. Роб вел гостя по комнатам. Берт шел следом и изучал все с растущим одобрением. Пространства было много. Особенно для тех, кто привык жить в городских квартирах, где место ценится на вес золота и поэтому к нему относятся прагматичнее.       — Тут кое-где скрипит пол. Со временем это исправлю.       — Везде, где я когда-либо жил, скрипел паркет. Этот звук для меня скорее домашний, чем раздражающий.       Последние недели в доме проходили уборка, ремонт, перестановка: на Роба часто нападал приступ домовитости. Поэтому румтур осложняли попадающиеся по пути стремянка, сдвинутая мебель и коробки со строительным барахлом. Кое-где пахло опилками и эмалью.       — По ночам здесь жутковато. Первое время даже я спал с открытыми глазами. Постоянное ощущение взгляда со стороны. Но если кайфуешь от инстинкта выживания, то зайдет.       — Я на ночных дежурствах нахожусь недалеко от холодильников с трупами, мне не привыкать. А ощущение взгляда со стороны — это искажение восприятия и реакция на одиночество. Но есть объяснение интереснее. В левом полушарии находится информация о нашем я, о нашей индивидуальности, и оно способно распознавать само себя. В правом такая информация отсутствует. И иногда бывает так, что правое полушарие воспринимает левое, то есть самого себя. Так и возникает ощущение дополнительного присутствия.       Роб не представлял, что и ответить на это. Обычно он не любил, когда люди умничают, особенно если их о том не просили. Сейчас же это никак не подействовало ему на нервы. Порой случаются удивительные вещи.       — Зато тут нет смога и светового загрязнения, поэтому по ночам видно звезды. Что еще?.. Есть китайский гастроном с нормальным ассортиментом, винный магазин и неплохая булочная.       — Проезжал мимо. Бюджет у нее был максимум три круассана.       — Выглядит убого, да, но там и правда неплохой хлеб.       Чем дальше, тем больше Роб ощущал себя удушающе странно. Думать связно выходило с трудом. Без дураков, сейчас будто решался вопрос жизни и смерти. Роб уставился на собственные кулаки. Разжав их, увидел красные оттиски от ногтей на ладонях.       — Так ты уже выложил деньги на стол?       — Естественно.       — И уладил все бюрократические дела с домом?       — Почти.       — Ты самый серьезный человек из моего окружения, — рука Берта легла Робу на спину. — Купил дом, который собираешься еще и самостоятельно перестаивать. С ума сойти! Ты всегда знаешь, что делаешь. С тобой только жизненные планы обсуждать.       — Попался хороший вариант, — поскромничал Роб. — Земля, расположение, цена. Все факторы сыграли.       Продавец продешевил, посчитав немного запушенное состояние дома влияющим на цену фактором. Однако Роб знал, как сделать это место конфеткой, был готов к трудностям и подводным камням. Этим домам нужен уход и настоящая забота, которую им не оказали в нужное время. Но все поправимо. Роб предвкушал предстоящую затяжную работу. Та уже стала ритуалом. Ему нравился сам процесс, и он не хотел торопиться.       — Плюс здесь будет чем заняться на пенсии.       — Ты отслужишь свои 20 лет и уйдешь?       — Кто знает.       — Ваш отдел постоянно романтизирует пенсию. Неужели так служба достает?       — Это же возможность жить свободно, без всяких планов и распорядков — просто жить.       Лежащая на спине рука начала поглаживать Роба по натянувшейся рубашке. Прямо там, в трапециевидных мышцах, сосредоточилось все напряжение, и Берт, словно бы знал точно, где оно.       Вдруг какой-то подсознательный толчок подсказал, в чем проблема этой внутренней неуютности. Им пора поговорить о релокации Берта, но Роб подозревал, что развитие этой ситуации они видели принципиально по-разному. В сухом остатке выходило так: он набросал смутный план с участием человека, мнения которого Роб так до конца и не выяснил. Что, если Берту захочется оставить все как есть? Тому, кто привык к ритму, тишина пригорода может помешать. Ведь город всегда наполнен теми или иными звуками, даже ночью.       Роб открыл рот — он еще не знал, что собирается сказать, но чувствовал, что уже должен. Берт оказался быстрее:       — Надеюсь, ты не делаешь того, о чем пожалеешь.       — Что ты имеешь в виду?       — Уверен, что нет никаких проблем?       Роб поразмыслил о вероятных проблемах, которые Берт подразумевал. Тот уже не впервые задумывается о том, что Робу захочется изменить свое решение. Удивительно, что на этой почве вообще возникли такие осложнения.       Здесь твое место! Оно всегда будет здесь, пока ты этого хочешь!       — Ich kann das alles nicht mehr hören! Для ясности: переезд тебя никак не ограничивает. Если решишь перебраться сюда, это совершенно не значит, что ты теперь приколочен здесь и все делаешь только с моего разрешения. Можешь продолжать жить как и обычно, ходить на свои квир-тусовки, я не знаю…       Берт моргнул, а затем раздался взрыв его смеха.       — Я просто для примера, — быстро нашелся Роб. — Ну или как они там называются эти сборища? Места сексуального самовыражения, свободы и обоюдного согласия… Блядь, да хрена ты ржешь-то?       — У меня как раз на следующей неделе запланировано уличное шествие под лозунгом: «Даешь политику нулевой толерантности к дискриминации меньшинств». Потом у нас митинг перед муниципалитетом. Будем требовать больше мест нашему брату в парламенте. Каждый день я должен оправдывать свое место в нашем сообществе, ведь если этого не делать, можно и разголубиться.       — Отвяжись, — без злобы откликнулся Роб. Переливистый и мягкий смех Берта уже превратил его в мягкотелого олуха.       — Забавно, что тебе пришло это в голову. Думаешь, я в перерывах между нашими встречами развлекаюсь с другими?       — Мне откуда знать?! Вдруг ты из тех, кто всегда в седле.       Берта вновь разобрало смехом. Робу стало ясно, что отмочил он нечто совершенно бестолковое.       — Окей-окей. Но тебя я брать с собой не буду. Ты слишком красивый, Румпельштильцхен. Уведут с порога.       — Какая жалость! — цыкнул Роб. — Рыдаю что есть сил.       — Ну или только разок, похвастаться. И только если хорошо попросишься.       — С превеликим огорчением откажусь.       Прежде чем он решил, есть ли ему еще что-то сказать, Берт продолжил:       — Роб. Странный способ напомнить, что мы пара.       Сантименты. Роберт почувствовал, как подергиваются его лицевые мышцы.       — Так и… будут какие-то правила в твоем доме? Вроде никакого срача, никаких крошек на столе, брызг на зеркале, заседаний в туалете дольше, чем на пять минут, разбросанных вещей, жареной рыбы, сидения голой жопой где не надо, грязных чашек и травки?..       Да, чужие стандарты гигиены несколько уступали его собственным. Но не думал же Берт, что Роб будет вести себя, как санитарный инспектор? Хотя его вопрос лучше многого другого доказывал, насколько неправильно Берт оценивал свой переезд.       Пауза висела слишком долго, будто Роб действительно размышлял над озвученным.       — Да нет, блядь, никаких правил! Можешь делать все что хочешь. Все, что придет тебе в голову!       Как еще Роберту следовало донести, что ему плевать на чистоту, лишние пылинки и немытую посуду? Все это вторично, сопутствующий ущерб! Вещи типа совместного быта проще всего узнать на практике, но что-то ему подсказывало, они с Бертом адаптируются и не будут создавать друг другу проблем. Как еще Роберту следовало донести, что он не ищет практичных отношений? Он не согласится на жизнь, состоящую из пустых обязательств и тупых правил. Берт презирал правила, а Робу уже давно хотелось хотя бы немного приблизиться к этой идеальной философии существования.       — Тогда, как и договаривались, я заеду после Рождества.       Осознав до конца, что все сложилось в его пользу, Роб успокоился и проводил своего новоиспеченного сожителя к машине.       — Пока не забыл, — Берт быстро чмокнул его в подбородок, а следом — в уголок губ.       Роб успел заметить резкое движение в дверях дома Эндрю. Металлический лязг в то утро затих.       

…

      Рождество 2023              Утонченный дом родителей мог бы послужить иллюстрацией к романам Фитцджеральда — все атрибуты присутствовали здесь в полном объеме. Но каждое Рождество эта атмосфера сменялась суетливым духом обыкновенного семейного торжества. Интерьер в стиле королевы Анны дополнялся жуткими гирляндами, на несколько дней запах шампуня для ковров пропадал, и весь дом заполнял аромат картофельного пюре и маминых фирменных фрикаделек.       После ужина Мари Штицхен и Селена пили коктейли с личи. Роб выбрал джин-тоник.       Казалось странным сидеть вот так и играть в дурацкую «Пантомиму». Когда Роб и Селена были детьми, в их семье не часто развлекались. Тогда по мнению матери все, что они делали, должно было расширять границы их интеллектуальных возможностей и приводить к лучшему результату. Мать хотела обеспечить им лучший старт. Робу же всегда казалось, что она видела в них перспективу для воплощения самой себя. Впрочем, с годами Мари стала менее требовательной и более нуждающейся в простом общении с собственными детьми. Без наставлений и правил.       — Ладно, Роб, твоя взяла, я сдаюсь, — признала мама. Благородная седина, уложенная в объемное каре, точеный профиль, чинная осанка и ни фунта лишнего жира — Мари относилась к тому типу людей, возраст которых не поддается точному определению.       — Я тоже не знаю, кто это, — поддержала Селена.       — Это был бастующий транспортник, — сообщил не очень-то обрадованный своей победе Роберт.       Селена прыснула.       — Ты не уловил правил игры. Нужно было изобразить личность, которую мы все знаем, а не какого-то абстрактного человека.       — Что тебе не нравится? «Крем, крем, где мой крем?» — это, по-твоему, гениально сыграно?       — Ну это же копия наша мама, разве нет? Мама и ее вечно сохнущая кожа лица.       — «Где перечница? Это блюдо недостаточно острое» — вот что действительно о нашей матери!       — Это определенно моя прошлая версия, дорогой, — не согласилась Мари. — Гастроэнтеролог запретил мне острое, так что, если я и заговорю о перечнице, знайте, я имею в виду себя. Итак, члены семьи! У меня тост.       Вслед за Мари Роб и Селена подняли бокалы.       — Очень рада вам. Этот дом видел множество гостей и еще увидит. Но самыми дорогими и долгожданными были и остаетесь именно вы. Слышу ваши голоса, и сразу становится теплее на сердце. Обожаю Рождественскую ночь за это. И за то, что не нужно никуда бежать завтра и задумываться о том, что будет через час. По этому поводу полагается выпить. Вообще по любому поводу полагается, но за долголетие нашей веселой компании — особенно!       — Как любила повторять наша бабушка: у меня нет проблем с алкоголем. За исключением тех случаев, когда он заканчивается в самый неудачный момент.       — Именно, Роберт!       Выпив, Селена прокомментировала:       — Не встречала больше семейки, которая бы так гордилась пьянством своих родственников.       — Ты не Штицхен, тебе не понять! — гордо отрезал Роб.       — О, затянули волынку! — вздохнула Селена. Хотя и с любовью в голосе.       — Вообще-то я ждала, что мы все будем по парам сегодня, — пожаловалась Мари. — Но твой отец, Селена, слишком много работает. А какие оправдания у вас?       — Мой парень такой же. Сначала дела, затем уже все остальное.       — Твой парень трудоголик? — Роб усмехнулся. — Это у тебя типаж такой, или просто мы уже знаем этого парня?       — Ух ты! Да ты меня раскусил! — с ядовитой иронией ответила сестра.       — Жаль, что я не удивлен.       Поняв, что между ними завязалась какая-то своя беседа, мать отлучилась на кухню, откуда вернулась уже с тарелкой свежего канапе.       — Роб, ну а ты? — обратилась Мари, устраиваясь за столом. — Что насчет тебя?       Роб закатил глаза. За вечер тема поднималась уже трижды. В первый раз, когда Роб приехал домой к матери в одиночестве. Во второй Роба в углу зажала сестра. И третий раз не заставил себя ждать.       — У меня все отлично, — коротко обозначил Роб, будучи не силен в светских условностях.       — Ладно, — Мари хлопнула в ладони, привлекая к себе внимание. — Пора съесть по печенью с предсказаниями.       Эта была традиция, как и пейнтбол в рождественские каникулы. Роб воспринимал Рождество лишь поводом отдохнуть от работы и связанных с ней надоедливых говнососов. А вот в его семье последние годы существовал целый культ праздника, вокруг которого создавались свои обычаи.       Все вытянули по печенью из вазочки в середине стола. Селена первой раскусила свое и прочла послание на бумажке:       — «Если вы сели не в свой поезд, выходите на первой же станции. Чем дольше вы остаетесь, тем дороже будет обратный путь. И речь идет не о поездах».       — Идеально, дорогая, — Мари похрустела кусочком песочного теста. Роб представил крошки у себя во рту, и ему тут же захотелось запить это мнимое ощущение. — «Не удерживайте того, кто уходит от вас, иначе задержится тот, кто к вам идет». Ох, ну это какие-то запоздалые советы… Ко мне уже никто не идет. Роб, давай ты.       Роберт сломал свое печенье над тарелкой.       — «Цените мгновение — оно не повторится».       — Что бы это значило?       — Что мне попалась максимально неопределенная бредятина.       — Кармически это все равно что-то означает, — Мари хитро поглядела на Селену.       — Бросьте, эти предсказания придумывают фуфловые писаки с биржи фрилансеров, — отмахнулся Роб. — И вообще сдается мне, что это ни разу не предсказания, а какие-то псевдодобродушные нравоучения.       — Ну, может, бракованные в этот раз попались — предположила мама, но глаза ее довольно светились. — Селена вытащила хорошую. Она ей очень подходит.       — Ты так думаешь?       — Конечно же я так думаю, дорогой. У твоей сестры долго не получалось порвать с манипулятором, и вот наконец-то она сошла с этого поезда.       Собрав лоб складками, Мари отпила коктейля. Роб поспешил последовать ее примеру и глотнул джина. Многосостравная тишина ощутимо повисла в воздухе.       — О, довольно, — сдалась Селена, — раз уж все всё поняли… Тот парень, с которым я должна была приехать сюда — это совсем не моя история. Мы расстались.       Новостью это не прозвучало, и об этом лучше всего сказала реакция присутствующих. Вернее, ее поразительно обоюдное отсутствие.       Мари отсалютовала бокалом.       — Чтобы в новом году мы все были рядом со своими половинками.       — Обязательно так заострять на этом внимание? — буркнула Селена, и Роб понял — здесь она на его стороне.       — Разве это не лучшее ощущение на свете — разделить праздник с кем-то близким?       Взгляды устремились на Роба. Он сделал большой глоток джина, посмаковал его, раздумывая. Алкоголь неприятно заплескался где-то в желудке.       — Я не одинок, если вы на меня намекаете.       — Тогда почему ты сегодня приехал один?       — Не вашего ума дело!       — Теперь это интригует еще больше, — улыбнувшись, Селена переглянулась с матерью.       Роб ощутил несправедливое давление. Он со страшной силой ненавидел то, что в такие моменты происходило. Две юристки со всей своей профессиональной хваткой начинали разбирать ситуацию по косточкам.       — Роберт, — нежно позвала мать. — Мы просто интересуемся тобой.       — Ну так и интересуйтесь мной! Он вам явно покоя не дает.       — Ну разумеется, — ответила за себя и за дочь Мари. — Мне интересно все, что связано с моими детьми. Ты никогда не рассказывал ни об одной своей девушке, я впервые за сколько лет услышала имя! Конечно же этот человек не даст мне покоя. Я всегда знала, что ты вырастешь очень красивым мужчиной. Серьезно, так и говорила всем, этот парень станет проблемой — прячьте дочерей, пока не поздно!       — Дочерей ли? — Селена хихикнула в свой бокал.       — Зато он с детства был аккуратен, — тут же вступилась мама, — и до сих пор ему не нужно ни о чем напоминать, он с полтычка усваивает то, что от него требуется. Чего не скажешь о тебе, дорогая, — на этом мама потеряла интерес к линии защиты. — Роб, мне действительно важно знать, как к тебе относится этот человек.       — И мне, — пробросила Селена. — Если бы ты привез его сюда, мы бы сразу увидели, что он за личность такая. Раскололи бы в два счета. Вдруг он повелся на твои деньги и сиськи. Ах! Знаю! Ему нужна коллекция маминых серебряных ложечек!       — Вы-то тут причем? — вскипел Роб. — Это касается только меня!       Не хватало, чтобы и тут в Берта все влюбились. Меньшее, что Робу хочется, — это отбивать его еще у своей семьи! Ведь как только они увидят Берта, то сразу на него западут! Поголовно! Вдобавок внимательная семейка могла кое-что заметить между ними — то, что Роб пока не оформил в точные слова. Это его особенное к Берту отношение с доброй долей вероятности стало бы рычагом давления на Роберта. А такой херни ему не нужно!       — Хотя бы скажи… не знаю…       — …насколько все серьезно, — закончила за мать Селена.       Роб не планировал говорить о Берте со своей семьей. Его истинные намерения будут скрыты до тех пор, пока Берт не переедет. Не то чтобы Роб остерегался чужой негативной оценки и считал свою семью источником всех неприятностей в своей жизни. Он был психически взрослым, самостоятельным, он давно сепарировался от них. Но ведь дело касалось Берта. Значит, Роберт не сделает ничего, что поставит под угрозу их совместные планы. А вмешательство матери и сестры могло осложнить и без того непростую ситуацию. Роб и так бесконечно подводил под сомнение то одну, то вторую линию своего поведения. Чужие предостережения только собьют его с толку.       — Я позвал его жить у меня. Это достаточно серьезно? — мягко, но решительно проинформировал Роберт.       Он не пытался за счет признания прибавить тепла в семейные посиделки. Озвучил мысль Роб только потому, что та целый день зудела в голове. Хотелось уже подумать вслух и понять, какую точку зрения принял он. Роб спрашивал себя об этом по дороге сюда. Его мозги так кипели, а сознание блуждало где-то в соседней галактике, что он не заметил, как проехал четверть пути с выключенными фарами.       — Ты предложил ему съехаться через, сколько? Пять с половиной недель отношений? — возмутилась Селена. — Ты вообще в курсе, что влезаешь в самый древний капкан в истории человечества?       — Роб, это и правда слишком рано, — высказалась Мари. — Уверен, что хочешь так скоро заглянуть за этот занавес? Поверь, ты не готов делить быт с тем, кого так мало знаешь. Каждый человек убежден, что постараться должен кто-то другой, а сам он в свою очередь — прекрасен, идеален и лучший на планете. Но правда в том, что такие вещи строятся на компромиссе. Иначе все развалится, даже не успев начаться. Подобные решения должны созреть. Чтобы сформировать новую привычку или поменять что-то в образе жизни, нужно куда больше времени. Только оно позволяет оглянуться назад и не спеша дать оценку прошедшему периоду.       Роб не представлял, что еще должно произойти, прежде чем ему следовало предложить съехаться. Он не хотел откладывать на потом и тем самым перебрасывать на Берта ответственность за это. Желание видеться чаще и в дальнейшем, если получится, построить с ним глубокую связь — ну какие еще должны быть причины? Разве не в этом красота эксперимента?       — О, простите, не догадался обратиться к юрисконсультам по этому вопросу. Ну так и сколько обычно ждут, прежде чем съезжаются? — съязвил Роберт.       — Установи сам временной лимит из собственных ощущений.       — Именно это я и сделал. Все сроки вышли.       — Пять с половиной недель? Дорогой, это не серьезно.       Что ж. Сознательно или нет, но семья подначивала Роба следовать той же формуле, которой бы последовали они. Мама с сестрой сделали какие-то свои выводы и выработали стратегию отговорить Роберта от решения. Возможно и Мари, и Селена действительно хотят для него лучшего. Но, к сожалению, когда что-то идет хорошо, обязательно найдется тот, у кого получится все испортить.       — Слушайте сюда! Ваше деятельное сопереживание мне ни к чему! Моя личная жизнь только для меня. И никого из вас это больше не касается, ясно? Я уже все решил, мне плевать, сколько прошло времени. Это решение окончательное и обсуждению не подлежит. Все несогласные могут пойти на хер и принести мне пива, — он встал, шумно отодвинув стул. — Счастливого ебаного Рождества!       — Роберт! — ахнула мать. — Никаких «ебаных» и «херов» в день рождение Иисуса. Ой! Тьфу!       — Роб, не дури, — посоветовала сестра. — Уходить не в твоем стиле.       — Цените мгновение — оно не повторится, — парировал Роберт.       Входная дверь за ним хлопнула.       — Истеричка, — резюмировала Селена.       

…

             Вернувшись на домашний экран, Роб открыл журнал сообщений и кликнул на иконку с именем Берта. Новых смс нет. Берт пока не опаздывал, но ожидание всегда выбивало Роба из равновесия. Казалось, пока есть время, нужно предусмотреть любые возможные неприятности. Роб хорошо себя знал. Он мог быть насколько очаровательным, настолько же и невыносимым.       Состояние обостряло еще и то, что сегодня они с Бертом пересеклись только раз, в лифте, где доктор Хаутдезерт «с сугубо рабочей субординацией» пощупал его за зад. А Робу очень не нравились дни, когда они виделись так бегло.       Всё вместе знатно расшатывало нервы. Еще и сосед как-то странно на него поглядывал с самого утра.       Осознав, что все это время тот что-то негромко говорил, Роб очнулся.       — Ты что-то сказал?       — Хорошо провел Рождество, спрашиваю?       — Да, спасибо. Как жизнь, Эндрю?       — Всего понемногу, — ответил тот. — Я чего хотел еще… А этот твой друг, который приезжал сюда на прошлой неделе, он… Он тебе друг вообще?       — Так а в чем вопрос?       — Просто интересно, он еще приедет? Или как бог на душу положит?       — У тебя к нему какое-то дело?       — Не-не-не. Просто удивился. Сколько живу, столько, наверное, и буду удивляться.       Ясно, обычная трепотня ни о чем, никакого вопроса у Эндрю нет.       — Так ты у нас из… ну, этих самых?..       Роб медленно обернулся. Он уже знал, сейчас в него польется поток оскорблиментов. У людей почему-то срывало тормоза, когда речь заходила о чем-то подобном.       — Ну давай, рискни и скажи это слово.       — О, нет-нет, я просто неправильно выразился. Такой уж характер: раз открыл рот, надо что-то ляпнуть… Но я вовсе не пещерный человек, хоть и старый пень. Наоборот поддерживаю свободу любви, взглядов и секса. Мне только не нравится, что это движение стало таким коммерциализированным. Да? — Эндрю, видно, опасался демонстрации силы со стороны Роба, учитывая габариты и должность того. — Слушай, я тут был на самодеятельности одного театрального кружка, ваши там такое мочат, — он достал из кармана смартфон и начал что-то искать, — очень смело, очень…       — Какие еще наши?       — Ну эти, вот же, — Эндрю развернул к нему экран и указал на размалеванного мужика в платье. — Рождественская постановка, представляешь?!       — Это переодетые в женскую одежду метросексуалы.       — Да? — он поглядел на фото и протянул так, как если бы действительно что-то понял: — А-а-а. Это я здорово попутал, — сосед уставился на экран, затем ткнул в яркий триколор, которым размахивал один из демонстрантов шоу. — А это чей тогда флаг?       — Молдавии, блядь! — рявкнул Роб. — Эндрю, проваливай уже к себе!       Отгоняющим жестом он поторопил соседа сдрыснуть на свой участок. Эндрю как ветром сдуло. Вот всегда бы ему такую понятливость. Робу было вовсе не до глупой болтовни. Он уже заметил подкатывающую к обочине машину и поспешил к дороге.       Вещи Берта укомплектовались всего в два чемодана и четыре коробки. Когда переезжал Роб, ему потребовалась целая грузовая фура. С другой стороны, он ведь и не ожидал, что Берт припрет сюда все разом.       — Вроде ничего не забыл, — он похлопал себя по карманам, облапав ягодицы. — Мы словно какая-то парочка из рекламы страховых компаний.       Только теперь Роб заметил: они оба одеты в белые рыбацкие свитеры из толстой пряжи. Существовал шанс, что это указывало на одинаковость их намерений.       

…

      Скоро, однако, стало ясно: Берт и не планировал обитать здесь, как спартанец. В тех чемоданах и ящиках уместился весьма широкий набор одежды и предметов.       Пока Берт возился с вещами, Роб позаботился об ужине. Они заранее выяснили, что умеют делать только самые простые блюда, подходящие для утоления голода. Не то чтобы Роб не любил готовить. Но, во-первых, он не из тех, кто переживает по поводу каждого кусочка, что кладет себе в рот. Еда — это топливо. Просто следи, чтобы бомжатины в рационе было поменьше. Во-вторых, Робу попусту не хватало времени. Однако шницель в его семье готовили всегда, сколько он помнил. Поэтому в первый же день гордый представитель Штицхенов расстарался, возложив на семейный рецепт большие надежды.       Берт присоединился к нему спустя час. Он редко видел Роба в огромной фланелевой рубашке в клетку, футболке и драных под коленкой джинсах. Посему его взгляд откровенно задержался на нем.       — Ты разобрался с вещами, значит? Хорошо.        Робу хотелось выглядеть естественно. Всякого рода эмоциональным порывам он предпочитал четкие и спокойные реакции. Но стоило Берту появиться в поле зрения, Роб подпрыгнул так, точно под ним загорелся стул.       Он прочистил горло, начал было:       — Хочешь со мной…       — Да.       — Я не договорил!       Берт поиграл бровями, улыбаясь.       — «С тобой» — это все, что мне нужно.       Радость от услышанного затмила всю нервозность Роберта.       Итак, теперь они по-настоящему наедине. Не было больше квартиры Роба и квартиры Берта. Не было истекающих часов, ощущения, что можно загоститься, и других мешающих факторов. Было теперь их общее пространство и общее время, ограниченное только личным расписанием.       — Ужин? — все же задал Роб свой вопрос.       — Не думаю, что это удачная мысль для меня. Сегодня перед вскрытием тела обнаружил, что кончилось мое эвкалиптовое масло. Пришлось работать так. В общем, надрезал живот, а внутри — надутый гнойный пузырь. И угадай, что случилось потом?       — Он лопнул и забрызгал все в радиусе комнаты.       — Ну почти. Сначала вроде ничего, держался без проблем, а потом вышел на свежий воздух, и меня пиздец как замутило.       — Рядом с трупом надо дышать ртом. А по возможности — вообще ушами.       — Если труп до этого пролежал неделю возле отопителя, даже дыхание через задницу не спасет.       — Это уж точно, — признал Роберт. — И что там по итогу?       — Куча всего интересного. Но это уже следственная тайна.       Роберт хохотнул, чувствуя, как быстро растет теплота в груди.       Берт поулыбался, глядя на него блескучим взглядом. Секунды плавали в странном вязком молчании.       — Поужинаем позже?       — Значит, позже, — согласился Роб. Где-то в глубине души он наметил совсем другие планы, ужину действительно лучше было подождать. — Сегодня шницель. Мишлен, три звезды. Шучу, конечно. Как я и говорил, большего мне не дано.       — Вообще не парься об этом. Я всеяден с детства. Не поверишь, но до определенного возраста моим любимым лакомством были усики от виноградной лозы. Они кислые и мягкие, почти как жевательные конфеты.       — А детство это у тебя где прошло, в югославской тюрьме?       Берт засмеялся, оглядываясь вокруг, точно искал, с кем бы поделиться шуткой.       Потом снова повисла пауза.       — Я оплатил вчера Нетфликс. Можем посмотреть фильм, — предложил Роберт.       На лице Берта появились сомнения.       — Ты так обычно делаешь?       — Нет, мне обычно не до этого.       — Тогда не нужно идти на жертвы исключительно ради меня.       — Да при чем тут жертвы? Это же просто потаращиться пару часов в телек, зачем так усложнять?       — Окей-окей. Есть на примете какое-то кино?       Никакого кино, за исключением роликов для взрослых, Роб не смотрел со студенческих времен! Так что ни в зуб ногой он в этой сфере.       — У тебя есть предпочтения?       — Это неважно, мы все равно не будем его смотреть, — Берт снова пошевелил бровями. Роба бросило в жар. — Какой фильм хочешь ты?       — Никакой я не хочу!       Роберт был почти уверен, что следующим прозвучит вопрос, которому уже пора прозвучать. «Тогда чего ты хочешь?»       — Тогда… — начал Берт, — лучше вернемся к шницелю?       Он был способен догадаться, к чему им действительно стоит вернуться. В этом плане Берт человек охочий и никогда не прятал эту особенность своей биографии. Роберт не представлял, есть ли между мужчинами какой-то постельный этикет или уровни, которые нужно пройти, прежде чем начать трахаться по-настоящему. Но что-то ему подсказывало: им пора двигаться дальше. Прошло слишком много времени, а у них только вошканье под одеялом. Роб уже хорошо освоился. Его задолбало топтаться на месте. Сейчас между ним и Бертом не осталось ничего, что бы они не повторили уже множество раз. Кроме одной вещи. Самой сложной из всех.       Рвение Роба начать осваивать полимеры однополого секса его и самого поражали. Может это был мощный прикол организма? Или растущий интерес связан с недоступностью того, что Роб хотел? Берт внес свою лепту в эту ситуацию. Приложил, так сказать, руку и хуй, но почему-то больше инициативы не проявлял. Он не просто дал Робу представление о том, чего следует ожидать. Он полностью перевернул его отношение к сексу. И дело не в том, что механика изменилась. А в том, насколько по-новому все ощущалось. Именно поэтому Робу не терпелось перевести отношения в горизонтальную плоскость.       Но как вернуться в эту струю?       Раньше правила игры заключались в том, что Берт якобы навязывался Робу. А Роб, нализавшись джина или чего другого, нехотя поддавался, но не раньше, чем разыграет оскорбленную невинность. Вероятность их сексуального контакта была прямо пропорциональна предварительной осаде со стороны Берта и ослиному упрямству со стороны Роба. Сейчас же Берт если и осаживал, то по невыясненным причинам делал это без далеко идущих намерений.       Страх, связанный с самим процессом, у Роберта давно отсутствовал. Слишком ему наскучило прикладное шорканье в ладошку и сам по себе хороший, но все же околосекс. Тем более, Роб уже прошел крещение огнем, что ему теперь стоит пройтись по углям? Хотелось прогресса! Хотелось расцветить постельную палитру новыми красками! Но подаваемые знаки не расценивали зеленым светом. Роб уже все перепробовал, осталось только сказать прямо… Однако сила трагедии как раз-таки и упиралась в поднятие вопроса. Об этом действительно нужно разговаривать? Или даже просить? Вот был бы номер! И проблема состояла не в отсутствии ораторского навыка. Видит бог, детектив Штицхен провел сотни допросов, от его наседающего тона повяло немало ушей. Просто обсуждать подобное не характерно Роберту. Ему всегда казалось, такие вещи происходят сами собой. Правду можно озвучить, только когда Берт, уже зная ответ заранее, спросит.       Слова — это слишком просто. Подтекст же придает особый смысл. Слова могут прозвучать иносказательно. Подтекст — никогда. Не усложняйте. Иногда все ясно и без слов. Примитивно, но удобно.       — Роб. Если хочешь что-то сказать, сейчас самый подходящий момент.       На пару секунд позже, чем это было бы естественно, Роберт уточнил:       — А что, по-твоему, мне следует сказать?       — Лучше говори, как есть, пока я сам не напридумывал всякого. Не волнуйся, я буду в порядке. Я почему-то так и понял сразу. Вряд ли ты до конца осознавал, что делаешь.       — Ты о чем вообще?!       — О моем переезде. Если передумал, я совершенно не против.       У Роба задергался желудок.       — Scheisse! — бросил он с удивившим его облегчением. — И сколько раз ты еще выкинешь этот номер? Да с чего бы мне передумать?! И это, по-твоему, должно быть нормально? Попросил приехать, а через час — свалить? А потом я бы продолжил с тобой общаться, как ни в чем не бывало, так что ли?       По мере того, как улыбка возвращалась к Берту, Роб говорил все менее запальчиво. Четко и явно он услышал в собственных словах несказанное. Я бы никогда так не поступил! Неужели ты не в курсе, что уже давно крутишь мне яйца как тебе вздумается?       — Уф, — выдохнул Берт. — Ладно, приберегу идею для другого раза. Я просто подумал, что, если ты разобьешь мне сердце, я, как в ромкоме, запишусь на танцы завтра же.       Робу хотелось взвыть. Теперь он был уверен в своем решении как никогда! Порой ломаешь голову над чем-то целыми месяцами, а иногда решение приходит мгновенно — мысль просто пребывает в нужную точку, будто поезд в терминал.       — Я тоже не самый приятный человек на свете. А уж мой характер, помноженный на изматывающую службу, делает меня просто невыносимым. Могу уехать ни с того ни с сего проверять зацепку, могу быть не в настроение несколько дней подряд. Так и что же теперь? Ты передумал?       Он ожидал, что Берт пустится в долгие оправдания. Но тот, сознательно игнорируя их бестолковый спор, просто смотрел. Робу показалось, он буквально услышал, как в голове Берта щелкнула какая-то только его уму постижимая идея. Ухватившись за ключевую мысль, он ждал. Как и прежде направленное на него внимание натурально чувствовалось шкурой. Сейчас Берт был полностью настроен только на Роба. И если такое можно сымитировать, то Роб ни черта не разбирался в людях!       — О чем думаешь? — прозвучало с полным отсутствием утонченности и такта. Роб хотел узнать, почему Берт не отвечает, но вопрос вышел каким-то очень конкретным и направленным на то, что Роберту действительно интересно. Будто его бессознательное пыталось достучаться до сознания.       — О том же, о чем и ты.       Подтекст этой фразы повлиял на Роба моментально. Не подав виду, что понял намек, он неспешно зашагал в направлении Берта.       — В жизни не видел ничего более возбуждающего, — признался тот и двинулся навстречу.       Оказавшись друг перед другом, они синхронно усмехнулись. Теперь между ними не было ничего, что помешало бы им поцеловаться. Берт ткнулся губами в лоб Роба, и это движение уничтожило то безопасное расстояние, что Роберт зачем-то оставил на случай отступления. Он поднял голову, встречая поцелуй губами.       — А как же твой шницель?       — За десять минут с ним ничего не случится.       — Десять минут?! Ты явно не воспринимаешь меня всерьез! — возмутился Берт. — Если убрать его в духовку, можно отлучиться хоть на час.       Накрыв ладонью его затылок, Роб без нажима привлек Берта к себе. Губы их вновь соприкоснулись.       — Но шницель же…       — Scheisse! Ты слишком большую роль в своей жизни отвел сраному шницелю!       Роб конечно понимал, с ним просто играют. Его рвение всегда страшно веселило Берта, он начинал строить из себя саму неуступчивость и набивать себе цену.       — Ладно, на хуй шницель! Тем более по вечерам я предпочитаю съесть что-нибудь сладенькое, — Берт посмотрел на Роба многообещающим горящим взглядом. — Ну давай, показывай дорогу.       Роб заранее выделил ему комнату с большой кроватью, себе же оставил ту, где была узкая койка. Он посчитал важным перестраховаться и создать для Берта границы личных владений. Но прямо сейчас им нужна поверхность побольше. Так что именно Берту стоило «показать дорогу». Впрочем, Роб быстро решил, что им просто нужно двигаться в ближайшую спальню.       Опрокинув Берта на кровать, он стал зацеловывать бледную длинную шею, слегка прикусывать натянутую кожу. Руки мяли и гладили тело, пролезая под свитер, а пах с первобытным усердием терся о твердое бедро. Между делом Роб расстегнул на себе брюки.       — А может я просто…       — Нет!       — Не обязательно так спешить с ответом! — засмеялся Берт.       Роб знал, что ему хотели предложить. Еще один околосекс сейчас ни к чему.       Нависнув над Бертом скалой, он уставился на него злющим требовательным взглядом. Берт ласково погладил широкие плечи, давая прочувствовать свое терпеливое ожидание. Губы легко и нежно коснулись виска Роберта, постепенно продвигались вниз по линии роста волос. Роб сжал Берта в руках, не давая уйти с намеченной цели или отстраниться. Несдержанный и настойчивый, он попытался направить, подсказать двигаться быстрее.       — Торопишься куда?       Дыша тяжело и неудовлетворенно, Роб прошипел беззвучные ругательства. Едва он поправил член и поднялся с кровати, Берт самым бесцеремонным образом поймал его сзади за пояс, как щенка за шкирку.       — Какого черта?! Отпусти мои штаны!       — Ты очень темпераментный, Румпельштильцхен, сразу вулканируешь. Тебе повезло, что я считаю это сексуальным.       Оправдывая свой порывистый характер, Роб рявкнул:       — Ich werde es einfach nicht ertragen!       Словно что-то поняв, Берт блаженно улыбнулся. Линии у его рта привычно округлились в симпатичные скобки.       — От его произношения сдалась Франция.       Пальцы Роба сомкнулись на его шее и слегка, совсем несерьезно, сжали.       — Не смешно.       — Ты только что сделал это смешнее, — ладони Берта легли на его и в поощрении надавили.       Роб тут же одернул руки.       — Ты в самом деле такой нежный мудила или прикидываешься?       — Нежный и мудила? Не понимаю, это объяснение в любви или обвинение?       — Это я ничего не понимаю! — Роб сосредоточился, чтобы четче сформулировать претензию. Обычно он не отличался чрезмерным контролированием своих выражений. Но сейчас не хотелось ляпнуть что-нибудь такое, что позднее могло использоваться против него. — Почему бы нам просто не покончить со всем? Мне об этом надо сперва попросить, что ли? Как у вас это принято? Как это делают обычно?       Очевидно, что вопрос просто подталкивал к действию. Однако Берт понял проблему Роба по-своему.       — Я ведь говорил уже, не парься об этом. Нет никаких общепринятых правил. Мы сами их устанавливаем. Все, что по взаимному согласию, не возбраняется. А если какие-то правила и есть, то они нужны не для того, чтобы слепо идти за ними — они созданы направлять нас.       Роб конечно не надеялся на мысленную связь с другим человеком, но чтобы уж до такой степени не улавливать намеки… Это лишь подтверждало теорию о том, что Берт тянет с настоящим перепихом.       — Если не хочешь, это другой разговор, — произнес Роберт уже спокойно и тихо.       — Хо-хо. Плохо же ты меня знаешь. Я хочу всегда, — ответ наводил на выводы, которые Роб пока не хотел обдумывать. — Особенно, когда ты рядом. Ты же просто взрыв башки, я себя еле сдерживаю!       — Вообще сейчас не об этом!       Берт перевел дыхание и поднялся с кровати.       — Дело не в том, что я не хочу, Роб. Просто в прошлый раз, когда это произошло, ты избегал меня несколько недель.       — Это другое! — резко объяснил Роберт и после паузы добавил: — И я сожалею, что оставил все так.       — А как, по-твоему, ты это оставил?       Громадные залежи необъяснимой нежности, что Роб испытывал к этому человеку, тут же напомнили о себе.       — Сделав вид, будто меня оскорбили или использовали.       Они процеловались почти вечность, прежде чем Берт, подбив под колени, повалил Роба на матрас и зафиксировал собой сверху. Так легко Роб еще не подставлялся. Но его ширинка уже дымилась, поэтому он сдал позиции без особых сожалений.       — Я сразу понял, чего ты хочешь, — прошептал Берт, распуская валики закатанных рукавов на рубашке Роба. — Просто хотел, чтобы ты сказал это вслух.       — Ну ты мудак, конечно.       Целуя и лаская, Берт оставлял Робу небольшие паузы, чтобы перевести дух. Те не очень-то спасали. Рвущим штаны членом Роб прижимался к бедру Берта и вертелся как грешник на сковородке. Хотелось больше, сильнее и скорее! Скинуть рубашку и вынырнуть из футболки получилось довольно быстро. Но в попытке снять джинсы Роб прогнулся в спине и задрыгал ногами, точно затравленный клоп. Берт поспешил на помощь и сдернул с него брюки — кое-где даже вместе с волосяным пушком.       — Классные трусишки. Нет ничего сексапильнее красивого мужчины в семейках.       — Да блядь! — Честно сказать, выбор белья был средством прикинуться, что секс со стороны Роба не планировался, а вышел спонтанно. Он не ожидал, что на этом заострят внимание. — Нет ничего менее сексапильного, чем слово «сексапильный». Тебе сколько лет, шестьдесят? И вообще, ты, блядь, серьезно?!       — Я сама серьезность, Роберт. Сейчас выскажу непопулярное мнение, но мне нравятся довольно странные вещи. А на тебе — особенно.       В доказательство своих слов Берт крепко поцеловал его и, открыв рот, ловко поймал язык Роба.       Они продолжили раздеваться, почти зеркально копируя движения друг друга, и наконец, остались без одежды.       — Это что за тяжелый люкс здесь? Мой рождественский подарок? — Берт принялся зацеловывать ляжки Роба, обстоятельно и планомерно наглаживая все, до чего добирались руки. К счастью, до самого главного они дотянулись довольно быстро.       Рот и язык Берта творили с Робом что-то страшное. Бедра начали подрагивать, рваться вперед в теплую и гладкую глубину. На глаза упала пелена. Робу показалось, он слепнет, а заодно и задыхается. Берт чертил языком полосы, треугольники, круги и другую геометрию. Позволяя себя подразнить, Роберт немного потерпел издевательства. Затем, подцепив Берта под мышки, потянул его на себя.       — Думаешь, меня так легко продавить? — уже в губы ему сказал Берт. — Мы только начали, а ты уже требуешь результата.       — Процесс без результата утомляет и не имеет смысла.       — Но результатом без процесса ты мог бы заняться и в одиночку. Я знаю, ты контролирующий тип личности. Но этой ситуацией невозможно управлять. Отключи мозг и следуй по наитию. Позволь мне просто доделать свою работу.       — Ты до этого слышал меня вообще?       — Конечно. Штицхена в гневе слышно очень хорошо.       — Ты меня злишь сейчас, — сказал Роб без убедительной интонации. Он пока не сердился, но уже и не шутил.       — Лучше антацид бросить в жерло вулкана, чем злить Штицхена, — Берт дотронулся губами до бьющегося пульса на виске Роба. — Если это необходимо, я займусь делом немедленно.       — О, необходимость определенно возникла!       — Ты нервничаешь. Это нормально, кстати.       — Я не нервничаю, — может и нервничал, но только потому, что боялся спустить раньше, чем досчитает до одного.       — Ты спешишь быстрее пройти этот этап. Значит, нервничаешь.       — Gott! Нет же! Не я спешу, а ты очень медлительный.       — Я не медлительный, я осторожный. Не нужно торопиться на этой стадии. Я тебе потом покажу, когда это будет можно сделать.       Загадочное обещание заставило Роба поморщиться. Впрочем, возражений от него не последовало. Берт умел быть убедительным.       На самом деле Роберт сейчас не нуждался во вдумчивой подготовке, томлении и во всех этих приемчиках для расслабления. Желание — это то, что требует срочного решения, важно не упустить момент его естественного спада. Он знал, к чему готовиться. Даже знал, что сегодня его хватит на два заряда точно. Было уже достаточно намеков о том, что они будут делать — им пора начать делать по-настоящему. Но если Берт считал такой ритм правильным, пусть так. Было в этом даже что-то честное и трогательное.       Роб вытянулся на матрасе, угадывая, куда дальше Берт поведет свои руки и губы. На середине процесса фантазия сдалась. Роб отпустил контроль и встретил это чудесное и уже полюбившееся им ощущение, когда тебя обволакивает сосредоточенное внимание.       Неспешным и доверчивым образом он постепенно повернулся на живот, открывая вид на гибкую линию спины с прорисованной мускулатурой. Да, Роберт знал свои сильные стороны и как ими пользоваться. На его плечо легла ладонь, горячая и неожиданно тяжелая, к бедру прижился чужой налившийся член. Роберт почувствовал, как ему улыбаются в затылок.       — Не стесняйся, Роб, я тоже тебя хочу.       Последовав совету, он послал весь стыд по известному адресу. Встал в коленно-локтевую, расставил ноги поустойчивей, для более жесткой фиксации. Прежде в такой компрометирующей позе его видел только Берт. В такой компрометирующей позе он же видел его снова.       — Ох-х, блядь, хорошо. Так! Мне нужно сейчас отпустить тебя ненадолго и поискать для нас…       — Открой ящик и возьми оттуда все что найдешь, — нетерпеливо предложил Роб. Ему казалось, он не в силах ждать, даже пока Берт просто закончит предложение.       Берт порылся в прикроватной тумбочке.       — Ну вот, 11 долларов не пропадут даром.       Роб обернулся, не сообразив, о чем он. Берт держал бутылку знакомого лубриканта.       — Ну нет! Неизвестно что я в себя пихать не собираюсь! Там есть другая, ищи.       Роб пока не шибко разбирался в качестве подобной продукции. Но здесь и не надо быть уникумом, чтобы сообразить: доверять неизвестному веществу из чужой посылки — так себе идейка. Задница у него все-таки одна.       Копался Берт утомительно долго. На секунду Робу захотелось вскочить, выдернуть полку с корнем на хрен и просто высыпать содержимое на пол. Желание уже обжигало изнутри и делало его совершенно неуправляемым. Только уважение к Берту заставило Роба спокойно дожидаться.       — Ты не мог бы…       — Кто сказал, что я не могу?       Вздохнув, Роб продолжил:       — Ты же не знаешь, что я собирался сказать.       — Когда тебе действительно есть, что сказать, ты делаешь именно это. Без пауз и не выбирая выражений. Но иногда ты пытаешься донести мысль, но совершенно не представляешь, как это сделать. Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе не нужно произносить это вслух, если не хочешь.       — И о чем же, по-твоему, я хотел попросить?       Берт посмотрел на Роба словно загипнотизированный тембром его голоса.       — Сделать все очень хорошо.       — Какая омерзительная догадливость! — На самом деле Роб собирался лишь снова поторопить его. Но так тоже неплохо.       Было слышно, как Берт упаковал себя, как тугая резинка хлопнула вокруг кожи. Затем он щедро полил себя лубрикантом, распределив его ладонью по длине. Скользкий влажный звук показался Робу очень возбуждающим.       — Со мной можешь об этом не переживать. Со мной тебе будет только хорошо.       Едва ли Роба беспокоила жопная боль. Прямо сейчас он буквально лопался от нетерпения, и эта проблема мучила гораздо больше.       — Тебе все смешно, ничего не меняется…       — Да не сойти мне с места, если я вру! Не могу объяснить, это просто моя особенность. Я будто был создал для этого.       — От скромности не помрешь. Скажи, каких особенностей у тебя нет, а то я уже заблудился в твоих талантах.       Роб вспомнил свой гомодебют. Прежде он особо не задумывался, насколько хорошим тот вышел, приняв этот факт, как само собой разумеющееся. Но если верить слухам, первый опыт мало кому нравится. А у них с Бертом вроде получилось очень даже неплохо. Задница Роба не просто выстояла — он получил удовольствие от процесса и минимум дискомфорта. Что это, если не особенность? Выходит, не такой уж Берт и пустозвон.       — Но у меня действительно талант. Это почти мой самый главный гений. Так что тебе не о чем переживать.       — Если я и напрягаюсь, то только потому, что ты трепаться горазд даже сейчас! Ты там болтать собрался или дело делать?       — Замолчи уже!       Задницы коснулся палец. Роб сразу же призаткнулся, словно это была кнопка выключения звука. Берт начал гладить подушечкой кожу вокруг. Это место у Роба не привыкло к подобным тактильным ощущениям. А уж чужие прикосновения к настолько стратегически охраняемому объекту тела совершенно выбили из равновесия. Реакция вышла интересная, и Берт ее конечно же не упустил. Роб затылком чуял, что тот охуеть как собой доволен.       — Мне нравится твоя послушность. Наводит на интересные мысли, — слух уловил шорох простыни, звук легчайшего трения: нагнувшись, Берт с какой-то особенной любовью и красивым звучным «чмок» поцеловал ягодицу. — Повернись ко мне.       Как ему только хватает терпения? Как у него еще сперма из ушей не полилась? Как меня угораздило влипнуть в самого дотошно-медлительного типа во вселенной? Одно слово — врач, бывший хирург. Все будет делать с профессиональным педантизмом.       Мысленно высказав все это, Роб устроился на спине и рванул Берта на себя. Берт посмотрел на него голодным горящим взглядом. Последовало ожидаемое распирающее ощущение, которое, как и в первый раз, стихло почти сразу. Было даже не дискомфортно — просто неудобно.       От каждого толчка спину немного ломило, зато в этом положении Роб чувствовал приятное тепло чужого тела. Переместив руки на ягодицы Берта, он с силой сжал крепкую плоть.       Ленивые движения набирали силу, однако так и не вышли на нужную пиковую скорость. Мягко отстранившись, Берт поднялся на колени и подтолкнул Роба в бок.       — На сто восемьдесят.       Стоило Робу повернуться, Берт неожиданно легко притянул его к себе за бедра. Как только он снова оказался на «территории Роба», от его трогательной размеренности и маломощности не осталось и следа. Куда-то пропала и ласковость кота. Берт задвигался смелее — четко, целенаправленно, с хлопками по коже, не видя теперь никакой проблемы в спешке. Ладони его скользили по бокам, гладили обнаженные бедра, тискали ягодицы.       Роб принял упор на руки. Выгнулся навстречу и шумно задышал, демонстрируя явную заинтересованность. Упругая твердость, анатомически ровная и пульсирующая, шуровала в нем просто идеально. Эти движения внутри оттягивали на себя все остальные ощущения. Как и в первый раз они скопились и только затем начали прошивать все тело. Особенно, когда Берт не сам подавался к Робу, а наоборот тянул его на себя.       Будто уже полностью приученный к этому удовольствию, Роб расставил ноги и лег грудью на подушку. Он почувствовал себя странно уязвимым, и это завело его еще больше. Берт тоже пошире развел ноги, становясь устойчивее.       На пробу Роб разочек подмахнул. Скольжение получились более резким. Это понравилось Робу, хотя и откровенная самоотдача смущала. Он снова подался назад, едва ли не подкинув бедра. А затем, дыша тяжело от смеси неловкости и возбуждения, проделал это еще и еще.       — Да, — прошептал Роб, точно только этого и ждал.       К его спине прижалась грудь, затылка коснулось дыхание.       — Повтори еще раз.       Сказать откровенно, Робу было не до слов. Не помня себя, он вновь энергично поддал навстречу, совершенно не догадываясь, что командует Бертом одним махом своего зада.       — Да! — вырвалось из Роба наконец.       Было жарко внутри, жарко снаружи, как в летний день, когда комната ловит солнце в ловушку и плавит его в четырех стенах. Роба не хило так приложило. Он был не ахти какой спец в этом деле, но понимал, что все идет очень даже хорошо. Не иначе они с Бертом давно этим занимаются и отлично друг друга изучили.       Небывалое желание разрядки подбиралось к яйцам, да такое, что Робу приходилось контролировать себя, чтобы не кончить раньше времени.       Пытаясь удержаться на раздвигающихся коленях, он отпихнул подушку и уткнулся головой в матрас. Рука Берта крепче легла на его бедро, управляя им. Второй рукой для более твердого рычага он взял Роба за плечо. Стимуляции, попадающей в цель, ритма и тугого беспрепятственного скольжения оказалось достаточно, чтобы Роб понял: он теперь в этом надолго и прочно. Его взгляды и вкусы голубели с каждым толчком. И Роб не планировал ничем уменьшать этот эффект. Пиздец, что вообще творится?       Он обхватил себя рукой. Нечеткость воздуха, вибрирующего от жары и головокружения, поплыла перед полуприкрытыми глазами.       — Давай, — прошептал Берт у самого уха. — Хочу почувствовать, как ты дрожишь.       Просьба помноженная на состояние Роба произвели на него мощное воздействие. На миг он застыл, словно задержавшись в высшей точке удовольствия. Застыл в неверии, что это получилось так.       Стиснув бедра Роба, хотя, казалось бы, куда сильнее, Берт принялся драть его с такой скоростью, точно работал не человек, а поршень — хотя, казалось бы, куда еще больше. Уже через минуту раздались привычно красивые вдохи-выдохи. Эти разные по громкости звуки слились наконец в один красивый протяжный стон.       Роб упал на матрас и сразу же ощутил на себе вес чужого тела.       Дыхание медленно возвращалось в норму. Голова остывала, мышцы понемногу расслаблялись.       Берт дал Робу прийти в себя, потом заговорил:       — Я чуть не сдох на хрен. Ты как?       Роб все еще чувствовал себя смутно. Повернувшись на спину, он накинул на бедра простыню. Берт скатился ему под бок. Вскоре Роб поймал себя на том, что поглаживает его по плечу одними пальцами.       — Это… — начал он, — было хорошо. Я хочу сказать… на самом деле.       — А я тебе что говорил? — Берт мягко ткнул его локтем под ребра. — Это же я! У меня талант.

…

             На удивление Роб легко сложился на карцерной койке, упаковавшись в такое же крошечное для своего роста одеяло. С остальным же дело складывалось не так хорошо. Он проворочался в кровати до боли в боках. Обычно сексуальная активность действовала на него релаксирующим образом. После Роб всегда проваливался в эдакую мягкую кому. Сегодня же организм решил, что сон ему не нужен.       Роберт зажмурил глаза и глубоко задышал в надежде, что усталость рано или поздно победит. Звук собственного дыхания успокаивал, а вот стук сердца наоборот раздражал. Тук-тук-тук, вдох-выдох… Точно внутри закрепили динамики. Роба накрыло разочарование: раз услышал процессы своего организма, то теперь ему слушать их, пока не уснет.       К этой «ритм-секции» неожиданно добавился другой звук. Его источник был совсем рядом. Шаги… Они остановились у входа. Повернув голову, Роб приподнялся на локтях. В дверях стоял знакомый силуэт, как зловещая тень.       — Берт?       Фигура пошевелилась, своеобразно откликаясь тем самым.       — Что-то стряслось?       — Да, — короткий ответ стальным голосом.       А дальше — гнетущая пауза.       — Только не говори, что у тебя рак! — вернул должок Роб.       В ответ раздалось чуть слышное хмыканье — и снова тишина.       — Она скрипит.       — Что? — Роб включил ночник.       Тускловатый луч упал на комнату, осветил проем. На Берте было что-то вроде пижамных брюк и свитер.       — Кровать скрипит.       — А, — почему-то с облегчением откликнулся Роб. — Да. Теперь вспомнил. Такое возможно. Я посмотрю завтра.       — А что насчет сегодня? Как мне спать сегодня?       — Предлагаешь ремонтировать эту приблуду прямо сейчас? — пробухтел Роб и все же задумался, что может сделать. — Так сильно скрипит?       — Просто кромешный ужас.       Берт смотрел на него, точно создавая между ними телепатическую связь, а Роб анализировал, как так получается. Каким образом сиюминутные желания этого человека моментально становятся для него планом ближайшего исполнения.       — Просто перестань ворочаться, — посоветовал Роб и уже хотел завернуться в одеяло…       — Твоя скрипит! Твоя кровать скрипит, Роб! Я слышу ее скулеж даже через стенку!       — Ну бл… и какие у тебя варианты?       — Поспи в другой кровати.       Роб моргнул, паршиво соображая.       — Хорошо. Juckt mich nicht.       Он встал, подумал было, захватить ли свою подушку, к которой успел привыкнуть.       — Можно мне с тобой? — спросил Берт.       Роб снова моргнул. Точно! Его вовсе не пытались выпроводить отсюда.       А ловко ты это придумал, я даже сначала не понял.       — Я не против, — просипел Роб еле слышно.       Пройдя в соседнюю комнату, они легли в кровать. Берт расправил одеяло и, повернувшись к Робу лицом, сунул ладони под подушку.       — Все не так уж плохо, да?       Ну что тут скажешь?       — Так оно и есть, — ответил Роб.       Улыбаясь, Берт дурашливо нахмурил брови:       — Какой ты все-таки сложный.