Река и рождественское tree

— Категорическое нет. — Да почему? — Серьёзно? Я должен объяснить? — Да уж будь добр! Уверен, нам всем интересно! — Да потому что это идиотская идея для маленьких детишек. — Это хорошая идея! — Да, хорошая, для четырёхлетних. Так что я не понимаю, почему ты так рьяно её защищаешь. Хотя, судя по твоему умственному развитию… — Да ты!.. Ба-бах! Сразу две руки, побольше и поменьше, с грохотом опускаются на стол между ними, заставляя вздрогнуть и мгновенно остыть. Ривер поворачивает голову и видит лица Джой и Седрика – на них почти одинаковые укоризненные выражения, только она смотрит на Ривера, а Седрик – на Ноя. Остальные благоразумно не вмешиваются, продолжают есть, как ни в чём не бывало. Ривер снова смотрит вперёд. Сильно смотрит, с нажимом, воинственно вздёрнув подбородок. Споря, они снова оказались посреди стола, опираясь на его центр двумя руками и едва не касаясь друг друга носами. Ной, конечно, сдаётся первым: закатывает глаза, подаётся назад, садится на свой стул. Ривер презрительно фыркает и откидывается на собственный стул. Седрик тут же подталкивает ему коробку с картошкой фри, и Ривер зло ест одну из самых длинных. Смотрит аккурат на противоположную сторону, на Ноя, который всеми силами этот взгляд, блуждающий по своему лицу, игнорирует. Ривер планирует смотреть до тех пор, пока не прожжёт в загорелой гладкой коже дыру, но тут Алекс, прочистив горло, снова шелестит страницами этого ёбаного буклета, одновременно напоминая о причине ссоры и воспламеняя Ривера до температуры ада. — Итак, — говорит Алекс осторожно, его взгляд перемещается где-то в стороне безопасных Джой, Седрика, Ноя и Тары, при этом каким-то совсем уж чудесным образом минуя Ривера, который, вообще-то, сидит как раз между Алексом и Седриком. — Мы же решили, да? Ривер набирает воздуха в грудь, чтобы возразить. — Да! — с нажимом говорит Джой, сверкнув в Ривера взглядом. — Да, мы всё решили. Единогласно – кроме Ривера – «да». — Если «кроме Ривера», то это не единогласно, — ядовито плюёт он, но уже никто не слушает. Конечно, кто он блять такой, чтобы принимать его мнение во внимание. Всего лишь друг. Хотя, может, уже и не друг, ха, как поглядеть. До конца обеда он сидит, всем своим видом воплощая оскорблённую невинность, но эти чёрствые сухари будто не видят. Весело болтают, делятся едой и, сгрудившись вокруг стула Алекса, листают ёбаный буклет, да пополнят его страницы топливные единицы для адских котлов, в которые эти пятеро попадут за попрание законов дружбы. Ривер демонстративно отворачивается и очень агрессивно жуёт картошку фри, не забывая запивать (не менее агрессивно) колой Тары. Обед заканчивается разлившейся по радио старой рождественской песней. Седрик хлопает Ривера по плечу, тот нехотя поднимается и так же нехотя плетётся за ним к выходу. Там уже пахнет хвоей – пока они ели, в холл затащили несколько небольших зелёных деревьев. Их ветви пока связаны, но даже так видно, насколько широки нижние лапы. Сегодня, наверное, их развяжут и поставят, чтобы распрямились, а на следующей неделе будут украшать, чтобы в до самого Рождества детишек в школе радовали настоящие рождественские ели. Проходя мимо одной из них, Ривер на всякий случай делает себе пометку не злить Джой слишком сильно, чтобы к украшательству не привлекли и его. Пусть уж лучше этим Ной занимается, раз он такой трижды идеальный и деревца тупые любит. Эта мысль возвращает заеденную было злость, и Ривер с силой пинает смятую банку из-под спрайта, попавшую под ноги во дворе. Она улетает прямиков в сугроб между двумя машинами. Седрик оборачивается на звук. — Зря ты, — вздыхает он, сразу всё поняв. — Весело будет. — Да, прям рот порву. — Может, и правда сбудется, — продолжает Седрик, снова пропуская яд мимо ушей. — Да одно у меня желание: чтобы мой голос чего-то стоил! — орёт Ривер, встряхиваясь. Его резкий голос вспарывает относительно спокойный воздух над парковкой, девушка из класса младше, как раз вылезавшая из своей Тойоты, от неожиданности вздрагивает, поскальзывается и удерживается на ногах только благодаря крепкой хватке на дверце. Ривер бросает извинение через плечо, а Седрик, так и не впечатлённый, продолжает пробираться через машины к нужному кампусу. — Будут тебе лыжи, — закатывает глаза он, — но мы хотим заехать ещё и к дереву. Полчаса времени всего, хватит бухтеть. — Встать на целых полчаса раньше! — Ривер в ужасе прижимает ко рту растопыренные пальцы, пучит глаза. — Ты хотя бы представляешь, как губителен для молодой кожи недосып! — Ложись раньше. — А как важны режим и расписание! У меня французский, гандбол, фехтование! И ты предлагаешь – «раньше»! Тут Седрик, наконец, не выдерживает. Наклоняется, сгребает двумя ладонями влажный серый снег прямо из-под ног, и Ривер, заливаясь сумасшедшим смехом, едва успевает увернуться.

🎄🎄🎄

Раньше он, конечно, не лёг. Но встать – да, встать пришлось. Заставил себя выползти из постели, одеться и даже почистить зубы, что уже больше, чем он планировал. Планировал-то просто вывалиться из окна своей комнаты в одних трусах, причитая, что спящих красавцев вообще-то нужно целовать, но его можно просто накормить. Но нет! Собрался! Позавтракал сэндвичами, которые мама собрала с вечера. И даже вышел вовремя, не успел Алекс заехать на его подъездную дорожку. Ривер распахивает переднюю пассажирскую дверь и шумно плюхается на тёплое сидение. Уютно ёрзая, он возится с ремнём и мысленно благодарит маму Алекса, так вовремя перед зимой сменившую машину. — Смотрите, кто отправляется с нами в поездку для четырёхлетних, — дразнит Тара со среднего сидения. Ривер не глядя показывает ей средний палец левой руки, а правой возится с настройкой музыки. Терпеть всех этих без Тейлор Свифт он решительно отказывается. Они делают ещё две остановки: забирают Седрика и Джой с Ноем. Ривер закатывает глаза и громко цокает, завидев последнего на крыльце рядом с Джой. Растрёпанный и тощий, как воробей, подпрыгивает от нетерпения, ветер ерошит неряшливые голые волосы. Кретин, думает Ривер презрительно, явно решил отпраздновать Рождество с пневмонией. Если он и рассчитывает, что кто-то поделится с ним запасной шапкой, то пусть обломится. Свою Ривер брал чисто на всякий случай. Он заталкивает смятую шапку поглубже в карман, словно Ной уже сейчас к ней тянется. На последней остановке ждать приходится дольше. Тара и Седрик выходят, чтобы отогнуть спинки средних сидений и пропустить Джой и Ноя назад. Те пробираются, ворча на тесноту, и Тара с Седриком возвращаются обратно. Ривер ждёт, пока они проделают всё это, нетерпеливо барабаня по торпедо четырьмя пальцами и подчёркнуто громко вздыхая. Алекс посылает ему понимающие улыбки и тихо, под самый нос хихикает, когда Тара обещает метнуть Риверу в голову ботинок. Просто пахнет духом Рождества. — У папы самые длинные ноги в здании, — бросает он в открытую дверь, где виднеется розовая куртка Тары. — Не моя вина, дорогая. И закройте уже дверь, ради всего святого, дует! Кусок розовой искусственной кожи перекрывает голова Седрика. У головы возмущённо-вопросительный вид. Ривер послушно исправляется: — Хорошо, почти самые длинные ноги в здании. И всего-то на пятнадцать сантиметров, ты, лось! Я младше на месяц, я вообще ещё росту, так что ещё не вечер! — Поговори мне ещё, быстро с переднего пересядешь, — бурчит Седрик. Ривер вздёргивает бровь. — Нет проблем. Пересяду. Только когда блевать соберусь, аккурат к твоей голове прицелюсь, договорились? Ривер остаётся на своём месте. Риверу и Алексу единственным не грозят задние сидения. Алекс водитель, и этим всё сказано, а у Ривера почти самые длинные ноги в команде, так что в ту щель сзади не протиснутся при всём желании. А желания, ну, нет вообще. Зато есть проблема с укачиванием, которую лучше уважать, чем вычерпывать последствия. Когда все наконец рассаживаются по местам, Алекс трогается. Тейлор знает, что это будет долгая поездка, и Ривер чертовски с ней согласен. Потому что эти пятеро начинают обсуждать свою тупую идею, а он слишком увлечён наблюдением за ходом их разговора, чтобы уснуть. Гладит пальцем полустёршуюся наклейку с розовой пантерой, наклеенную на торпедо сестрой Алекса, Лиз, и прислушивается. Ною приходится говорить в два раза громче, чтобы его было слышно с заднего сидения. — А я как-то в детстве загадал боксёрские перчатки, — признаётся он каким-то смущённым голосом. Ривер недоверчиво фыркает: совать такие тонкие пальцы в перчатку, чтобы молотить по тупым лицам и жёстким грушам? Да это шутка, не иначе. У Джилл Мейсон почти такие же хрупкие фаланги, а она на арфе играет аки муза. — И как, подарили? — спрашивает он резко. — Нет, — вздыхает Ной, — там была перчатка для бейсбола. Едут быстро. За город и ещё дальше, вверх, в горы, но не слишком высоко. Машина катится по гладкой тёмной дороге, а по обе стороны её ярко светится на солнце снег. Лес выглядит белой стеной, сквозь которую кое-где просвечивает хвойная зелень. Ривер пялится в окно, привалившись виском к окну, и ждёт, когда это закончится. Спустя вечность Алекс глушит мотор возле какой-то утоптанной тропинки, ведущей в лес, и они высыпают на улицу. Ривер застёгивает куртку, глубоко дышит морозным воздухом и на пробу нажимает носком кроссовка на свежий снег на обочине. Хрустит звонко. Ной выковыривается из машины последним, кряхтит, сгибая и разгибая затёкшие колени. Ривер наблюдает за этим с плохо скрытым злорадством. Получай, что хотел. А могли бы уже давно склоны покорять, если бы не этот ботаник чёртов. Ной ловит взгляд Ривера, кривит лицо: — Ну что опять? — О, ничего-ничего, кроме вопроса: какого чёрта ты не бежишь уже вприпрыжку, раз уж притащил нас сюда? — Я никого не тащил. Если ты забыл, ребята захотели приехать сами, а ты… — Хватит! — молит Тара, одним прыжком оказываясь между ними. Хватает их обоих под руки и, не слушая вялых возмущений, буксиром тащит по тропинке вперёд. На тропинке места хватает только ей одной, Ривер и Ной оказываются по колено в снегу. — А нечего опять устраивать было, терпите. — Вот только попроси у меня помощи на трассе, не дождёшься!.. Снег заваливается в кроссовки, добирается до промежутка между джинсой и носком и обжигает холодом голую кожу. Ривер орёт и трясёт поочерёдно ногами, пытается запрыгнуть на тропинку, но Тара оказывается на удивление неподатливой. За спиной раздаётся смех Седрика, Джой и Алекса, Ривер оглядывается, чтобы метнуть в них уничижительно-оскорблённый взгляд, но тут же спотыкается и едва не зарывается носом в снег. Тогда смеётся и Ной тоже. Тара отпускает только через несколько метров, Ривер тут же трясёт рукой и нагребает целую охапку снега. Снежок точным ударом плющится на её затылке, превращая чёрную шапку почти в белую, и над дорожкой раздаётся оглушительное аханье. До Ривера доходит, что пора бежать. Благодаря свои прекрасные длинные ноги, он в три прыжка огибает Тару с Ноем, при этом снова набрав полные кроссовки снега, и на всех порах несётся вперёд. — Убью! — летит вслед вперемешку с рычанием, снег скрипит от погони. Над плечом со свистом проносится снежок и разбивается об ствол ёлки, Ривер запрокидывает голову и кричит в небо «Мазила!», и почти сразу же в середину спины прилетает точный удар. По его силе сразу становится ясно: Седрик, иуда. Брошенные слишком высоко снежки сбивают с высоких еловых лап снег, тот сыплется Риверу на голову, путается в волосах и скользит за шиворот. Ощущение холодных прикосновений на горячей шее заставляет вздрагивать, встречный ветер холодит лицо и стылыми порывами врывается в рот при дыхании. Судя по звукам, остальные бегут за ним следом, смеются, подначивают. Ривер смеётся всем телом в ответ, ощущая глупый азарт погони и умудряясь ускользать от Тары буквально в последние моменты. Смех сгибает его пополам и тормозит ноги. Он оборачивается, чтобы увидеть, насколько остальные отстали, и его тут же сносит какая-то сила. Не в силах остановить хохот, Ривер навзничь падает в сугроб, широко раскинув руки. Согревшийся от лица снег течёт по лбу и щеке длинными каплями, ветер тут же нагоняет на них мороз. Тело Ривера такое лёгкое-невесомое, свободное: от снега, от холода, от бега, от игры – от всего сразу. От ощущения, что кто-то неловко ёрзает, лёжа прямо на нём. Макушка Ривера зарыта в сугроб, глаза видят только перевёрнутые заснеженные ёлки. Он прикрывает веки, пытаясь понять по весу, кого на него принесло. Для Алекса слишком острые коленки, для Седрика слишком лёгкий, для Тары и Джой – слишком тихий. Тогда… Ривер резко распахивает глаза. — Какого хрена! Красный от смущения Ной морщится от децибел и пытается слезть быстрее, но заезжает локтем Риверу в ребро. Ривер орёт громче и извивается всем телом, сбрасывая с себя безбилетника. — Прости, я случайно. Алекс ржёт лучше любого коня, за что получает снежком в живот, но не останавливается. Ривер с трудом восстанавливает вертикальность и пинает горку снега в сидящего на земле Ноя. Тот отплёвывается. — Я тоже! — Идём, — тянет Седрик со смешком, пока Джой помогает Ною подняться, — мы уже задерживаемся. Это аргумент. Ворча, Ривер стряхивает, как может, снег с куртки и идёт по тропинке дальше. Седрик нагоняет в один гигантский прыжок (лось) и могучим похлопыванием по спине стряхивает остальное.

🎄🎄🎄

Цель всего путешествия – разряженная в пух и прах ель, растущая в конце тропинки, пусть и выглядит ярко и празднично, заставляет Ривера скривиться. Вокруг неё уже бродят люди. Видимо, к ней ведёт не одна дорожка. Джой и Тара возбуждённо вскрикивают и прибавляют шаг, Алекс достаёт из кармана телефон и прицеливается. Ривер идёт между Седриком и Ноем и слышит, как последний тихо восторженно вздыхает. Глаза закатываются сами собой. Подумать только – вместо того, чтобы уже час как катиться со склона под свист ветра в ушах и восхищённые охи со всех сторон, он действительно позволил притащить себя к какой-то чёртовой ёлке, обнесённой низким ограждением. Сбоку от ёлки в сугроб воткнута табличка: «Рождественское древо желаний». Ага, да. Желания Ривера исполняться отчего-то не спешат. — Придумали, что загадывать будете? — тихо спрашивает Ной. Они встают в очередь к дереву. От девочек с Алексом их отделяет целая семья с тремя детьми и очень сварливой матерью, которая становится крайне похожа на бульдога, когда Ривер пытается пробиться к друзьям. У него с собаками в целом неплохо, поэтому он напирает и спорит, пока Седрик, извинивших перед дамой, за шиворот не притягивает его обратно к себе. — О да, — тянет Седрик уверенно, — я точно знаю. Ной покусывает губы, но всё же решается: — А ты, Р.. Ривер? Ривер окидывает его холодным взглядом и не удостаивает ответом. Тогда Седрик толкает его под локоть. — А я знаю, что будет загадывать Рив, — ухмыляется он. — Чтобы Джилл Мейсон пошла с ним на бал. Ной издаёт удивлённый звук и смотрит на Ривера, приоткрыв рот, пока сам Ривер бормочет сквозь стиснутые зубы проклятия. — Тебе… нравится Джилл? — Кажется, это не твоё дело. Или решил консультантом по личной жизни заделаться? Учти, платить не буду. Ной снова розовеет и отворачивается, не ответив. Ривер смотрит в сторону и с удивлением осознаёт, что его щёки тоже горят. Отчего-то мысль, что Ной узнал о его симпатиях, вызывает дискомфорт. Это потому, что надменная красотка Джилл, которая пока – только пока! и то он не старался в полную силу – не оценила его шуток, ходит на испанский с Ноем. Очередь продвигается медленно, каждый так и норовит проторчать, глазея на ёлку или, наоборот, зажмурившись, не меньше минуты. Ривер скучает, покачиваясь с левой ноги на правую, и от нечего делать достаёт Седрика. Седрик, привычный, не поддаётся, только лениво улыбается и пожимает плечом. Риверу скучно. Риверу хочется кусаться. Седрик в доспехах. Значит… …укусить можно Ноя. — Вот скажи, — разминается, — неужели нельзя было желания свои глупые дома загадать? Седрик бы ответил: «Дыши поглубже, может, чего умного вдохнёшь». Джой бы сказала: «Раз мы здесь, значит, нельзя было». Ной же мнётся и бормочет: — Это волшебное дерево. Желания, загаданные у него, правда исполняются. Это Ривер знает. Это Ривер читал в брошюрке, которую, кстати, вчера вечером всё-таки вытащил из рюкзака Джой и сжёг на заднем дворе. Мама даже не задавала лишних вопросов, только попросила хорошенько потом засыпать пламя снегом. Ривер знает. Но, раз уж они тут, не может не зацепиться. — Кто сказал? Седрик посмеивается и не вмешивается. Ной, кажется, тоже понимает, потому что по его лицу проходит тень, но не сопротивляется. — Те, кто загадывали. Люди приходят сюда лет десять, загадывают желания. — А для этого обязательно обряжать несчастное дерево? — Не знаю. Но так красивей, не так ли? — Ной несмело улыбается, и огоньки гирлянды, которой обмотаны зелёные ветви, отражаются в его глазах. — Красив… Нет уж. С тем же успехом подойди к любой ёлке, хоть в школьном дворе, и желания свои бормотать. Хотя какие у тебя там желания… — Ну, видно, со всеми ёлками это не работает, раз люди уже сколько лет сюда ездят. От ограждения отходит Тара, обдавая паром изо рта сложенные ладони, и на её место прыгает старший из детей неприятной лающей женщины. — А чего ты сюда один не приехал? Зачем тащить нас всех с собой? Или одиночек ёлка съедает, оттого и растёт такая здоровая? — Я никого не «тащил»! Я предложил, все захотели сами! — О, да, кстати, низкий поклон! — Да встань ты, паяц! Не хотел бы – не ехал бы, никто тебя не заставлял! — Да ещё бы ты попробовал заставить! Заставлялка ещё не выросла, понял? Я поехал только ради… да хоть ради Седрика! Чтобы разбавлять своим искромётным присутствием твою духоту! — Наша очередь, — кстати вмешивается Седрик, беря их двоих под локти и подталкивая вперёд к дереву. Ривер и Ной шагают вслепую, доверяя ему и не сводя напряжённых взглядов друг с друга. — Ты себя слышишь вообще? — шипит Ной. — «Разбавлять духоту»? Повторяю: не хотел бы ехать – не ехал бы! Боже, да разберись ты уже в себе, прежде чем хоть что-то делать! За что ты меня так ненавидишь-то? Что бы я ни сказал – ты просто течёшь ядом! Ривер зло смеётся: — Да потому что ты кретин. Хотел бы я, конечно, чтобы ты был нормальным человеком, как Седрик, но нет же, блять. Седрик сжимает переносицу двумя пальцами и что-то тихо бормочет, но они оба не обращают на него внимания. Лицо Ноя белеет и становится таким пустым и отстранённым, что Ривер даже пугается. — Ладно. — Ной кивает и поворачивается к ели, огоньки снова горят в его глазах, но это выглядит уже не так прекрасно. — Ладно. Запал Ривера исчезает без следа. Он… не этого хотел. Хочется извиниться или хотя бы признать, что переборщил, но в этот момент Ной отходит широкими шагами, взрывая снег носками ботинок, а следом за ним уходит Седрик. Ривер остаётся перед рождественской елью один, в спину уже дышат следующие в очереди, какая-то влюблённая парочка, а он мнётся. В голове из желаний примерно ничего. Ладно. Он цепляется за то, что раньше сказал Седрик, и говорит мысленно: «Хочу, чтобы Джилл Мейсон захотела сходить со мной на бал».

🎄🎄🎄

Лыжи оказываются не таким крутым удовольствием, как он запомнил. Может, дело в мокрых носках и холодных пальцах, которые ёжатся даже в толстых лыжных ботинках. Или, может, в тишине, которая царила в машине всю дорогу от ёлки до склона. Или в поднявшемся ветре со снегом, который швырял в лицо льдистые брызги. Или в странном тяжёлом ощущении за висками, не похожим ни на боль, ни на что-либо другое. Или в том, что несчастное лицо Ноя каким-то образом делает несчастным и Ривера. — Когда ты болтаешь без остановки, то раздражаешь неимоверно, — делится Седрик, подкатившись ближе. — Но, внезапно, молчаливым ты бесишь ещё больш… ох блять! Десятком метров ниже Тара, не удержав равновесие на повороте, спотыкается и падает. Выругавшись, Ривер отталкивается палками и несётся, не отрывая глаз от яркого розового пятна, которое катится, постепенно замедляясь, вниз. Риверу приходится приподнять одну ногу, чтобы не проехаться по отвалившейся её лыже, он тормозит изо всех сил, чтобы не промчаться мимо. Он наклоняется, быстро щёлкает креплением ботинок и, сбросив лыжи двумя нетерпеливыми движениями поближе к краю, падает коленями в снег. — Ты в порядке? — Голос резкий, почти грубый. Ривер тянется к Таре руками, но одёргивает себя в последний момент. Не трогать, не перемещать, не трясти. Она неловко переворачивается на спину, ошеломлённо хлопает уже мокрыми ресницами, порывается сесть и встать, приходится мягко и настойчиво удержать её на месте за плечи. Её тушь под глазами размазалась, на покрасневшем подбородке бисеринками выступает кровь. Шапка сбилась набок. В остальном Тара выглядит целой, только тяжело отрывисто дышит и бегает взглядом. — Тара! — зовёт Ривер настойчивей, возвращая шапку ей на уши. Она наконец смотрит на него. Нижняя губа начинает дрожать. — Сломала что-нибудь? — Н-нет, вроде бы. Уже хорошо. Тара снова порывается встать, но, судя по её бледному лицу и трясущимся пальцам, делать это рановато. — Не торопись, ладно? — Ривер помогает ей медленно встать и сразу готовится ловить на случай, если она всё же не сразу почувствовала травму, но ни одна из ног не подгибается. Он держит её за талию и делает несколько шагов к краю трассы. Лыжников в этот час немного, но кое-кто всё равно катается. — Голова кружится? — Нет, я просто… — Тара вдруг всхлипывает и прижимается лицом к холодной, присыпанной снегом куртке. Ривер позволяет обнять себя и обхватывает её плечи в ответ. — Я так испугалась! — Тара! Рядом останавливаются Седрик и Джой, ероша снег и засыпая ноги. Джой кидается к ним, порывисто обнимает Тару и Ривера заодно, у Седрика в руках охапка их сброшенных лыж и палок. Они, не торопясь, поднимаются обратно. К счастью, вверх идти ближе, чем вниз. Тара так и держится за куртку Ривера, она прихрамывает, и он помогает ей идти, пока остальные страхуют уже его. Всё-таки по раскатанному склону шагать не так легко, как ему бы хотелось. Наверху уже ждут остальные, Ной покупает на всех горячий шоколад, они греются об пластиковые стаканы и серебристый сладкий пар, решают на сегодня со спортом закончить. — Я отвезу тебя ко врачу, — обещает Алекс, глядя в зеркало заднего вида. — Я с вами, — кивает Джой с заднего сидения. — Тогда высади нас у кинотеатра, — просит Седрик, — чтобы не терять времени. Всей толпой в больнице мы всё равно ни к чему. Так и делают. Седрик, Ривер и Ной выходят на тротуар, Джой обходит машину и садится на сидение рядом с Тарой, и машина резво трогается с места. Какое-то время они стоят, глядя вслед удаляющемуся бамперу, а потом налетает очередной порыв злого колкого ветра, и Ной машинально втягивает шею в шарф, пытаясь натянуть его так, чтобы закрывал уши. Ривер закатывает глаза. — На, — бормочет он недовольно и не смотрит, суя в его сторону смятую запасную шапку. — Нет, спасибо, я… — Не обольщайся: не ради тебя. Не хочу, чтобы Алекс ещё кого-то возил в больницу. У нас с ним на следующей неделе планы. Ной мнётся и сомневается, и тогда Седрик, бормоча что-то вроде «как же вы меня заебали», выхватывает шапку из пальцев Ривера и буквально вталкивает в руки Ноя. Тот всё же надевает. Им в одну сторону, и они идут, изредка переговариваясь, но в основном молча. Молча в присутствии Ривера – это непривычно, он бы с удовольствием наполнил эту тишину чем-то искрящимся и весёлым, но не может. Давящее чувство за висками словно становится сильнее, кольцом обвивает голову. — Ты чего? — удивлённо спрашивает Седрик, когда Ривер покачивается. — Ударился тоже, что ли? Чёрт, надо было с Алексом ехать! Ривер упрямо мотает головой. — Нет, это просто… давление, наверное. Объяснения лучше у него всё равно нет. Его дом первый, друзья передают его с рук на руки обеспокоенной маме. Сил Ривера хватает только на то, чтобы обнять её, пошутить какую-то глупую беспечную шутку и бегом взбежать по лестнице в комнату. Он включает одну из маминых музыкальных шкатулок и ложится на кровать, прикрывает глаза, надеясь, что медленная мелодия что-то с этим сделает. А потом его будто что-то тянет наружу, из тела, и всё темнеет.