Река и рождественское tree

Мама собирает музыкальные шкатулки. Когда Риверу было семь, их насчитывалось девяносто три. Сколько насчитается сейчас, десять лет спустя, он не берётся даже предполагать. Дома эти шкатулки везде. Для них есть целый шкаф с полками и стеклянной дверцей в гостиной, там стоят самые красивые, чтобы гости могли любоваться. Ещё они стоят в родительской спальне и спальне Ривера – там самые любимые, которые чаще остальных заводятся и тихонько динь-динькают. Ещё часть прячется на кухне, притворяется тостером, чайником или маслёнкой, но это те, что дарит тётя Марта, у неё пунктик на всякой кулинарной фигне. В свою комнату Ривер пустил всего три шкатулки, и его взгляд падает на них каждое утро. Он всегда просыпается на спине и, едва открыв глаза, видит их на полках на противоположной стене. Там карусель с лошадками, перламутровое яйцо и синяя морская раковина, а рядом стоят толстые книжки, которые были призваны сделать его умным, но не справились. Поэтому, открыв глаза в это утро и не увидев ни полок, ни шкатулок, ни книжек, Ривер сразу понимает, что что-то идёт не так. Он не спешит вставать из мягкой постели, до подбородка укрытый невероятно толстым и пышным, как облако, одеялом. Лежит, лениво трёт глаза и думает. Он не помнит, чтобы пил. А если и пил, ещё ни разу в жизни ему не удавалось напиться до беспамятства и пробуждения чёрт знает где. Да и ощущения в теле не те, что после возлияний. Вообще-то вид комнаты о чём-то напоминает. Нежно-фисташковые стены, постер с каким-то старым мужиком с неряшливой клочковатой бородой, маркерная доска с чередой непонятных каракулей… Ривер щурится, пытаясь разобраться в явно чужом почерке. «PV = nRT» – полная чушь, если кто-то хочет знать его авторитетное мнение. Он вздыхает, бросает попытки и косится на закрытую белую дверь, на которой даже не висит фото Ларри Бёрда в прыжке. Часть его надеется, что через эту дверь появится кто-то, кто объяснит, что происходит. Например, что-то вроде «ну, мы ночью пробрались к тебе домой, незаметно накачали снотворным, а потом быстренько переделали твою комнату, чтобы, когда ты проснёшься, полюбоваться твоим сбитым с толку лицом» его бы вполне устроило. Но никто не появляется. Тогда Ривер сдаётся, с трудом стряхивает с себя одеяло и садится. Замирает. Первое, что бросается в глаза – тело. Не его тело. То есть, очевидно, его – оно двигается так, как он собирается им двигать, да и угол зрения как бы намекает, но это… не его блядское тело. Где тонкий шрам на левом колене, вечное напоминание о том, что нельзя доверять Джой, когда она говорит «ныряй смело»? Или родинка у пупка, в которую в детстве всегда старались попасть поцелуями родители? Или хотя бы ноги того размера, что должны быть! И руки!.. У Ривера не такие длинные, изящные пальцы с глубокими ногтевыми ложами и десятью одинаковыми кругленькими лунками. Без заусенцев. Без кривизны на правом среднем, оставшейся после перелома. Блять, да это просто не его тело! Отчасти Ривер знает, кого увидит в отражении. По совокупности косвенных улик, так сказать. И всё равно, поднеся к лицу найденный под подушкой (он никогда его туда не кладёт!) телефон, разражается самой грязной нецензурной тирадой из всех, что можно было услышать из его уст за последний год. Потому что из тёмного экрана на него смотрит Ной блять Донован.

🌲🌲🌲

Лицо в отражении не меняется ни через десять минут, ни через час. Даже в ванной, куда он всё же нашёл дорогу, в пене от зубной пасты губы блядского Ноя Донована. Умывая лицо (пенкой! пенкой! с каким-то ебливым муцином улитки!), он трёт лицо с такой яростью, будто надеется растворить чужой верхний слой и добраться до своего, родного. Но нет. Мокрое, шокированное, но всё ещё лицо Ноя. Ривер рычит и швыряет в предательское зеркало пригоршню воды. Ладно. Он возвращается в комнату и садится на кровать, по-прежнему в пижаме, воротник которой намок от непривычки – ну не спит Ривер в чёртовых пижамах! Смотрит. В углу комнаты треугольный стол с двумя башенками-полочками, на полочках – фотки. Ной, Ной с родителями, Ной с Джой, Ной с Ривером, Ной с ребятами из химического клуба… Ной с Ривером? Ривер хмурится, подходит ближе, касается рамки и игнорирует отражение ноевого лица в стекле. Точно, Ной и Ривер, обоим лет по десять, стоят перед каким-то экспонатом в этнографическом музее. У Ривера улыбка до ушей, он что-то яростно показывает, Ной послушно смотрит, а вокруг виднеются части тела других детей. Ривер – взрослый Ривер – презрительно хмыкает, ставя рамку на место. У него дома такая же. Что поделать, если очень же он тут хорош. Фоткала Джой, кажется, а у неё руки из нужного места. Вдруг слышится стук в дверь. — Детка, ты не проспишь? — слышится из коридора приятным женским голосом. Ривер бы непременно закатил глаза на это обращение, если бы в его собственном доме его имя не звучало только в случае проблем. — Иду, — отвечает он и машинально пытается сделать голос более похожим на ноев, забыв, что стараться сейчас и не надо. Получается странно. Ривер прочищает горло. — Иду, спасибо, мам. Завтрак проходит неловко и скомканно. Риверу постоянно приходится одёргивать себя, чтобы не начать сыпать остротами, которые быстро отличат его от Ноя, хотя части его всё ещё не понятно, почему он должен это скрывать, когда хочется, вцепившись в волосы на голове, носиться по всему городу с воплями «Блять! Меня подменили!». Останавливает, наверное, то же чувство, которое вчера заставило притворяться перед собственной мамой. Мамы хрупкие, их нельзя волновать. От нервов и перевёрнутого вверх тормашками утра нет аппетита, Ривер вяло размазывает по тарелке несладкую овсянку и мелкими глотками цедит чай. Родители Ноя косятся на него, но ничего не говорят, и он жутко за это благодарен. — Разве тебе не нужно к десяти встречаться с мальчиками? — вдруг спрашивает мама Ноя, кинув взгляд на часы. Ривер замирает. — С кем?.. — С Дэном Фишборном и Ларри Чапменом, — говорит она удивлённо и тут же обеспокоенно хмурится, кладёт руку ему на лоб. — Ты как себя чувствуешь? Не простыл вчера на склоне? Ривер вспыхивает, торопливо качает головой, бормоча что-то невнятное, и старается как можно быстрее убраться наверх. На втором этаже дважды промахивается мимо ноевой комнаты, сначала заваливается в кладовую, а затем в родительскую спальню, прежде чем тянет на себя нужную дверь. Телефон, брошенный на кровать, привлекает внимание горящим экраном. Пришло сообщение от Дэна: «Тебя долго ещё ждать?» Ривер Дэна помнит. Они не общаются, но Дэн, как и Ларри, собственно, ходят с Ноем на химию. И, кажется, что-то Ной упоминал о химическом кружке… Ривер решительно пишет: «Не приду сегодня, простыл». Не-ет уж, у него на сегодня другие планы, в которые никакие химические хрени не вписываются. Он открывает контакты и так впечатывает палец в зелёную телефонную трубку напротив имени Седрика, что ноготь белеет. Седрик вообще из тех, кто отвечает быстро. Когда звонит Ривер, он обычно получает ответ на второй, максимум – третий гудок. Но сейчас вызов идёт, гудков уже шесть, а голоса Седрика так и нет. Ривер злится и почти швыряет телефон в пол, но вовремя понимает: это не его телефон. Это телефон Ноя. Может, поэтому Седрик не торопится. Может, он играет в видеоигру или вообще ещё спит. Воскресенье, как-никак. Ривер звонит снова, а потом снова, но на третий раз абонент уже не в зоне действия сети. Ривера это не останавливает. Ривер бежит. Правда, добегает он всего до следующей улицы, потому что там приходится остановиться, почесать в затылке и понять, что он не знает, где точно находится и как добраться до дома друга. А ещё ноевы ноги не так длинны, быстры и выносливы, зимний воздух обжигает лёгкие, а ещё какого-то хрена начинает колоть в боку. Чёртов химический дохлик! Навигатор говорит, что до дома Седрика всего ничего – пять километров, их Ривер без проблем бы пробежал, как обычно, но это тело решительно против. Ривер заказывает такси: деньги списываются всё равно с карты Ноя, ему-то какое дело.

🌲🌲🌲

Ривер помнит, что отец Седрика на эти выходные должен был уехать к сестре в Джексонвилл, чтобы само Рождество провести с сыном. Его джипа у дома тоже не видно, поэтому Ривер наконец-то может расслабиться, впервые за утро. — Седрик! — орёт он, запрокинув ноеву голову и не забывая колотить в дверь руками и ногами. — Седрик, чтоб тебя! Седрик! Открой мне блядскую дверь! Дверь распахивается меньше, чем через пятнадцать секунд. Ривер ухмыляется. Он хорошо знает свою работу. На пороге Седрик, его волосы взъерошены, футболка надета навыворот, торчит ярлык с названием магазина, а на лице такое странное выражение, что, знай Ривер его похуже, непременно заподозрил бы испуг. Но Ривер знает его с детства, так что просто оттесняет великана с дороги и, на ходу сбросив ботинки, идёт привычным маршрутом на кухню. И не забывает причитать: — Я блять ненавижу эту вчерашнюю поездку! — воет он, стараясь проверить, насколько высоко можно поднять этот голос. — Это всё эта ебучая ель, пусть её пустят на растопку камина Сатаны! На кухне Седрика чистота, как будто он не завтракал. Это Ривер может исправить. Не замолкая ни на мгновение – потому что Седрик сам его заткнёт, когда устанет слушать, – достаёт из холодильника арахисовую пасту, мармелад, находит хлеб в верхнем шкафчике и нож в выдвижном ящике и деловито превращает всё это в сэндвичи. — Ты не представляешь, какой ужас я испытал, когда проснулся! Я был так близок к смерти от инфаркта, что почувствовал её зловонное дыхание!.. кстати, ты в курсе, что у смерти нехреновый такой парадонтоз?.. и пара флюсов. Так вот! Я чуть не отдал богу душу! Я страдал! — Ривер потрясает ножом, капля арахисовой пасты с него, описав широкую дугу, приземляется на хромированную дверцу холодильника. Седрик машинально стирает её большим пальцем и слизывает. Ривер одобряет. — Я не знал, куда мне деться! Он заканчивает с хлебом, посыпает пасту мармеладом, складывает кусочки вместе, раскладывает на тарелке горкой и толкает на барную стойку между ними. Седрик смотрит на сэндвичи, будто впервые их видит. Не проснулся ещё, видать. Ладно. У Ривера есть стопроцентное средство, правда, есть вероятность, что после этого ему разобьют скулу, но он готов рисковать. И надеяться, что у тела Ноя хорошая реакция. Ривер обходит стойку и становится к Седрику практически вплотную. С точки зрения Ноя голову задирать приходится ещё сильнее. Ривер набирает воздуха больше… — БЛЯДСКИЙ НОЙ ДОНОВАН! Седрик вздрагивает от крика и, да, чисто машинально отмахивается. Реакции у ноева тела оказываются неплохими, Ривер успевает отпрыгнуть в сторону, довольно улыбаясь. — Что? — переспрашивает Седрик. — Причём тут он? — Ага! — кричит Ривер и подпрыгивает от перевозбуждения. — Ага! Ты не спросил: «Причём тут ты?»! Ты сказал «он»! Значит, ты понял, что я не Ной! — Тебя трудно не узнать, знаешь ли, — закатывает глаза Седрик. — И я… почувствовал что-то между… вами. Вчера, когда вы ругались у ёлки. Ривер досадливо закатывает глаза, откусывает огромный кусок сэндвича, усиленно жуёт. Арахисовая паста горчит, он разочарованно стонет. — Не напоминай, — бормочет раздражённо. — Не знаю, что этот мелкий гадёныш загадал, но это точно его рук дело. Найду – убью. — И мгновение он действительно в это верит, а потом искра логики освещает разум. Ривер бьёт кулаком по столу. — Блять, если я здесь, значит, он там? В моём теле? Тогда не убью. Мир не может лишиться такого великого баскетболиста, как я! Седрик, наконец, оттаивает и посмеивается. Берётся за свой сэндвич. — Что собираешься делать? — спрашивает он отстранённо. Ривер роняет голову на сложенные руки, забыв, что держит в одной из них сэндвич, и щека вся оказывается в арахисе. Он орёт. Закончив, стирает пасту с лица салфеткой и меланхолично пожимает плечами: — Не ебу.

🌲🌲🌲

Седрик, конечно, обещает подумать, как помочь Риверу в его ситуации, но выглядит довольно нервным и явно вздыхает с облегчением, когда тот собирается уходить. Ривер приходит к выводу, что он, кажется, совсем выбесил Седрика своими воплями за один день и утро, и решает, что нужно обязательно извиниться, но потом, когда они оба остынут. И когда Ривер вернётся в своё родное тело, потому что смотреть на мир, находясь на пять сантиметров ниже привычного, это уже слишком. Изначально он собирался сразу после Седрика отправиться на поиски чёртового Ноя, который наверняка наслаждается удовольствием жить в новом прекрасном теле, но быстро отказывается от этой идеи. Воскресенье, а значит, мама и папа должны быть дома. Ривер не будет устраивать сцены при них. До школы дождаться всего-то завтра, а там уже можно будет подловить этого мудака и потребовать исправления ситуации. Так что Ривер возвращается к Ною домой. Его маме говорит, что действительно почувствовал себя не очень после вчерашнего, и с чистой совестью запирается в комнате. Чтобы решить какую-либо проблему, первостепенная задача – собрать информацию. Хорошо, что ноутбук Ноя куплен на прошлое Рождество и отпирается без пароля, отпечатком пальца. Ривер глушит свет, занавешивает окно и погружается в изучение. Начинает с «Мальчик в девочке».

🌲🌲🌲

У Ноя нет машины. У Ноя не то что машины, у него даже прав нет. Это Ривер вспоминает слишком поздно, когда выходит на крыльцо после завтрака и наблюдает пустую после отъезда ноевого отца подъездную дорожку, и привязанный к перилам велосипед. Его лицо наполняется ужасом. Нет. Он не поедет в школу на велосипеде, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Даже в теле Ноя Донована. Лучше убейте его сразу. Да, он снова вызывает такси. В ранний час и сразу после ночного снегопада тарифы совсем оборзевшие, но, опять же, это не его карта. — Боже, Ной, что на тебе? — со вздохом ужаса встречает его Джой, стоит только войти в главный кампус. Ривер вскидывает брови и опускает глаза. Самое приличное, что он мог найти в гардеробе Ноя, кстати говоря. Кто знал, что за всеми этими прилизанными рубашками-поло и бежевыми брюками можно найти реальные джинсы и гигантскую худи? У этой ещё карманы похлеще, чем у любой риверовой, можно хоть всю жизнь туда уместить, никто и не заметит. Джой, кажется, его восторга не разделяет: кругля глаза, касается двумя пальцами рукава и отпускает в воздухе. — Тебя мой брат покусал, да? — почти страдальческим тоном спрашивает она. — Просто решил хоть раз как человек выглядеть, — огрызается Ривер и осекается. Джой… не стоит знать. Просто ему так кажется, поэтому приходится лихорадочно пораскинуть мозгами, как бы смягчить. — То есть как другой человек. Ну, знаешь, посмотреть на мир под другим угром и всё такое, я же… ээ, люблю такое. Наверное. Кхм. Что у нас там по расписанию? — Тригонометрия. Идём. Она снова вздыхает и, привычным жестом подцепив его под локоть, почти ведёт за собой по коридору. Ривер тихонько выдыхает. Надо быть начеку с Джой. Пока не найдётся этот, по крайней мере. Как назло, в понедельник их расписания не пересекаются. После тригонометрии они с Джой идут на английскую литературу, там за соседним столом сидят Тара и Алекс, и челюсть Ривера едва не разбивается об пол. — Ох нихуя себе! — восклицает он, повернув голову. Тара застывает перед открытой сумкой с учебником в руках, моргает, переводит взгляд с удивлённого Алекса на совершенно шокированную Джой. Боковым зрением Ривер замечает, что другие одноклассники тоже поворачиваются в его сторону, но он так потрясён, что не может пошевелиться или даже моргнуть. — Вы тоже это слышали? — заговорщицким шёпотом спрашивает Тара и звонко смеётся. От этого звука все оттаивают, посмеиваются, кто-то кричит, что ей идёт. Ривер, в сущности, согласен, просто… Красные. Волосы Тары красные. То есть нет, не так. Волосы Тары красные! Алые. Кроваво-алые. Длинные, как прежде, блестящие в свете ламп, гладко стелящиеся по груди до самого пояса и – сука – алые. Если Ривер сейчас распорет себе (Ною) ладонь об торчащий снизу из парты гвоздь, то увидит на коже тот же цвет. Всё ещё отчасти веря, что глаза его обманывают, Ривер медленно тянет руку и касается одной пряди. Тара позволяет, продолжая улыбаться, явно довольная эффектом. — То есть ей надо было протравить волосы краской, чтобы ты выругался? — спрашивает Алекс поверх её плеча. Ривер переводит заворожённый взгляд. — Чёрт, я теперь торчу Риву двадцатку! — Чего? — машинально переспрашивает Ривер, хотя уже вспоминает. Три года назад они с парнями поспорили, что же заставит – если вообще заставит – ангелочка-Ноя использовать грязное словечко. Алекс утверждал, что этого не произойдёт никогда. Седрик склонялся, что для этого потребуется критическая ситуация – угроза жизни или что-то вроде. Ривер же топал ногами и клялся, что святоша не такой святой и обязательно сделает это сам просто потому что. Ну… не совсем честная победа, эти деньги он потом вернёт, но он уверен (и ничто не сможет поколебать эту уверенность), что вчера, посмотрев в зеркало, даже святой Ной Донован помянул чёрта и чью-то мать.

🌲🌲🌲

— Вы не поверите, что произошло сегодня! — Тара хлопает Седрика по плечу, подкравшись со спины в столовой. Она не успевает продолжить. Ривер, Джой и Алекс как раз собираются сесть, когда на голос Тары оборачиваются двое сидящих за столом, и по столовой прокатывается громогласное: — Ох нихуя себе! — Орёт тело Ривера и давится. Кола, пенясь, течёт у него из носа, но этот идиот не замечает, просто мычит и размахивает руками, тыча куда-то в голову Тары. Все замирают, потом начинают смеяться. Тара, Алекс и Седрик переводят взгляды с Ноя на Ривера, пока Джой качает головой, а Ривер просто не может пошевелиться. Опять. Он просто смотрит на Ноя в его теле во все глаза, пытаясь осмыслить произошедшее. Пока до него медленно не доходит. О, двадцатку можно не отдавать. — О, Ной, падай. — Ной в теле Ривера отфыркивается от остатков колы, промокает лицо ворохом салфеток и пинком выдвигает для него стул рядом с собой. — Прикольная худи. Что, мной вдохновлялся? Приятно, приятно, что у меня уже появились подражатели. Остальные места уже заняты, Ривер садится на самый край выдвинутого стула и ставит перед собой поднос. — Боже, не приведи господь, — усмехается Джой, разворачивая свой чизбургер. — Не переживу, если мы потеряем свой островок эстетики под твоим морем хаоса, Рив. — Да, ты уже плохо на Ноя влияешь, — кивает Тара и отбрасывает кровавую волну за спину, прежде чем берётся за свой свёрток. — Кстати, мальчики, есть ощущение, что вы что-то Риву задолжали. Закатывая глаза, Алекс достаёт купюру и в двух словах рассказывает Седрику и Ною, что произошло. Седрик выглядит шокированным так же, как ранее Джой, но с секундной заминкой всё же передаёт деньги тоже. Ривер внимательно следит за реакцией Ноя, но тот широко-широко ухмыляется и с громким «Я же говорил!» прячет свои две двадцатки во внутренний карман бомбера. Потом, правда, достаёт обратно. — Это твоё, — пожимая плечами, тянет одну из бумажек Риверу. — Типа, если бы не ты, я бы не заработал. Всё честно. Ривер в таком глубоком ахуе, что берёт, не говоря ни слова.

🌲🌲🌲

Этот мелкий ублюдок!.. К концу для Ривер просто кипит от злости. Он пытается подловить этого мудака, чтобы поговорить наедине и выяснить, во-первых, что это было в столовой, а во-вторых, что им делать с этим проклятием. Но он нигде не остаётся один! Постоянно с кем-то! Не просто с кем-то – с друзьями Ривера! С товарищами по баскетболу! С девчонками! С Джилл Мейсон тоже! Дорвался, посмотрите-ка, до популярности – теперь за уши не оттащишь! Наверное, это очень приятно: пользоваться всем тем, что Ривер зарабатывал годами. Репутацией, отношением, харизмой. Правда, что до последней, так её у Ноя кот наплакал, но репутация: даже плохонькие шутки, сказанные лицом Ривера, будут смешнее, чем хорошие шутки, рассказанные лицом Ноя. Это не будет работать всегда, но какой-то запас у Ноя есть. И хорошо бы Риверу поменять их обратно до того, как этот кретин дойдёт до лимита. Ривер мог бы разогнать вьющиеся вокруг его великолепного тела стайки, взять Ноя хоть за ухо и оттащить в сторону. Без проблем! Но если Джой увидит или услышит… Если Джой узнает, что с Ривером что-то не так, что обязательно расскажет папе, папа расскажет маме, и они оба будут переживать. Ну, это в лучшем случае, в худшем же просто упекут их двоих в психушку. Поэтому Ривер терпит и сверлит мудака злобными взглядами. Хрусть! — Ты чего? — мягко спрашивает Джой. Древесная пыль от переломленного пополам карандаша сыплется на её тетрадь. Она смахивает её широким жестом и следит за его взглядом. Они на истории, конспектируют предпосылки Французской революции, а Ной тремя столами дальше напропалую флиртует с Тиной Вальмон. — Хочу с ним поговорить, — цедит Ривер, мечтая поджигать взглядом. Хотя бомбер было бы жалко. Джой дарила на день рождения. Она вздыхает как-то особенно, это заставляет посмотреть ей в лицо. Лицо отчего-то ожесточается, между бровями появляется складочка, которая не сулит ничего хорошего тому, что стал ей причиной. Причина, судя по всему, тело Ривера. Супер. — Он идиот, — поджимает она губы и снова склоняется над книгой. — Я с ним поговорю. Он не должен был этого делать. Они все. — А? Ты о чём? — Об этом дурацком споре. Я сказала, что это дурацкая затея, но они… мальчишки, одним словом. — Она машет рукой. — Не бери близко к сердцу. Они не со зла. Ну, то есть Алекс и Седрик – точно. — А Ривер? — заинтересованно спрашивает Ривер. Он уверен, что Джой никогда не лицемерит перед ним и выдаёт ему в лицо только правду, однако слышать эту правду в лицо и подслушивать, притворяясь другим человеком, это немного разное. И что вообще обычно слышит о нём Ной? Джой снова кривится, будто ей за язык попала толчёная муха. — Он идиот. Но тоже не злобный. Что ж… такая характеристика Ривера даже устраивает. Он, наверное, даже не будет сильно злиться.

🌲🌲🌲

В фильме всё шло по простой схеме: герои ссорились, менялись телами, затем портили друг другу жизнь, а обратный обмен происходил после того, как они разгребали всё наверченное в чужой жизни дерьмо. Ривер ощущает себя в тупике. Ссора – да, безусловно. Обмен – к сожалению. Но остальное? У него нет желания портить жизнь Ною, совсем нет. Из желаний вообще только возвращение домой, в свою комнату, в свою жизнь, в своё тело. Ладно, может, нужно всего-то поговорить. И на это Ривер тоже готов, вот только… — Не слышу, что ты говоришь! — кричит Ной с совершенно дьявольской широкой ухмылкой и резко срывается с места. Ривер стоит на месте, смотрит вслед машине, рычащий мотор которой уносится всё дальше, и гнев разрывает его грудь. У кретина нет прав. — Расшибёшься, идиот, — рычит Ривер себе под нос. Почти двухтонный джип безупречно-красного цвета, купленный авансом на три дня рождения сразу – и сразу с клятвой обращаться с ним бережнее, чем с хрустальным бокалом. Так, он берёт свои слова назад: если на краске найдётся хотя бы одна царапина, он превратит жизнь блядского Ноя Донована в ад, и плевать, как к этому отнесутся эти дурацкие высшие силы. — Он хорошо водит, — бормочет Джой, что-то быстро печатая в телефоне. В крупные кудри, заправленные за уши, медленно планируют мелкие снежинки. Ривер не слушает, достаёт свой. Открывает переписку с Ривером Ноем и быстро-быстро, не обращая внимания на знаки, набирает: «если ты поцарапаешь машину то… тебе лучше не знать, что я с тобой сделаю». Ривер собирается напроситься поехать домой с Седриком, заодно пожаловался бы ему на отвратительный день и не менее отвратительное поведение Ноя, но Седрик будто сквозь землю провалился. Тогда Ривер задумывается, как тогда добираться домой, когда Джой убирает телефон в карман и громко вздыхает в небо. Ривер невольно усмехается – это очень похоже на то, как иногда делает он. — Проблемы? — спрашивает он, когда они медленно бредут по дороге из школы. Джой кривит лицо. — Девочки из школьного совета не могут решить, какого цвета будут банты в спортивном зале. Мы уже утвердили золотые, но Джилл взбрели в голову красные. Спорят сейчас. Не знаю, что с ними делать. — Тоже мне, нашла проблему, — фыркает Ривер и закатывает глаза. — Купи те, что хочешь. Ты же всегда так делаешь. Джой останавливается и смотрит на него, вскинув брови. Он не замедляет шаг, поэтому ей приходится быстро его догонять. — Ты… странный сегодня, — замечает она через некоторое время. — Это из-за того, что мой брат сказал тебе тогда? Ривер кусает себя за язык и решает говорить сегодня поменьше, поэтому вместо полноценного вопроса давит из себя вопросительный звук. На Джой не смотрит, только под ноги, на серый влажный снег. — Про нормального человека. Не смотри так, мы слышали. Ривера сложно не услышать, сам знаешь. Если ты пытаешься стать более похожим на него в надежде, что он перестанет вести себя как мудак, то… — Да не ведёт он себя как мудак! — не выдерживает Ривер и возмущённо пыхтит. — Это я повёл себя странно, докопался, Ривер не при чём. Вздох, который звучит в следующий момент, наполнен какой-то мыслью, но Ривер не может её прочитать. Плевать. Они идут дальше молча, каждый погружён в свои мысли. Джой время от времени отвлекается на телефон, стискивает зубы, строча очередные длинные послания. Ривер не мешает ей злиться и тешить себя иллюзиями, что мнение других чего-то стоит. Ну, то есть мнение-то стоит, но только до тех пор, пока вот такие вот споры не начинают воровать её бесценное время. Они добираются до автобусной остановки и встают под стеклянную крышу, чтобы спрятать головы от усиливающегося снегопада. Джой вдруг переминается с ноги на ногу, поправляет лямку рюкзака на левом плече. Его телефон как раз вибрирует в кармане, в нём – ответ на сообщение. Хорошо хоть придурку хватило мозгов сначала добраться до дома, а потом уже переписываться… хотя вполне может статься, что в сообщении паника, мольбы и извинения за разбитую машину. Сглотнув, Ривер скорее читает. Несколько секунд кома в горле, беззвучных попыток сказать хоть что-то. Губы лихорадочно шевелятся, но не могут даже втянуть звук. Джой обеспокоенно хмурится, тянется, чтобы коснуться, и именно в этот момент барьер прорывается. Ривер кричит так громко, как только позволяет тщедушное ноево тело. Ривер Ной пишет: «Чёрт, я зачем-то прочитал это вслух. Могу сказать: звучит достаточно сексуально, чтобы я заинтересовался».