Дети пустого города

       — Г-Гар-ри... Д-с...сжейс... По-ттер-р. — Запинаясь, тихонько прочитал мальчик, когда пришла его очередь. Он старательно выговаривал звук "р".        К доктору его так никто и не сводил, хоть и прошло много времени, но учителя стали писать для него слова большими буквами, чтобы он всё равно учился складывать их. И он "Гарри Джеймс Поттер" делал успехи - своё имя, например, он сейчас прочитал запинаясь только потому, что волновался.        — Молодец! — Улыбнулась миссис Хайл. — Только нужно громко и чётко. Ну, давай ещё раз!        На него вновь посмотрели. Он съёжился и замотал головой.        — Ну-ка соберись, Поттер. Давай, второй раз не сложно!        Мальчик прикусил губу и сжался. Он не имел ввиду само чтение. Сложно было заставить голосовые связки работать, выдавить звук сквозь что-то застрявшее в лёгких. Это его состояние только усугубляло количество взглядов, упёршихся в него. Почему-то, чем старше он становился, тем они действовали на него сильнее.        — Кха-кхм, — он сглотнул, — 'а...Га-р-ри..! Д-с-жейс..! Поттер..!        Он говорил отрывисто, делая панические паузы между словами - когда одно слово вроде бы уже закончилось сложнее было начинать новое. Новое слово мальчик выпаливал как можно быстрее и громче, но получался какой-то сдавленный, сипловатый писк.        Вокруг засмеялись. Не зная, как реагировать, мальчик тоже попытался выдавить улыбку, но понимал - смеются не по доброму. А что такое это "смеяться по доброму" он постарался впечатать в свою память намертво. У него были такие вещи, которые он пытался запомнить изо всех сил - большинство из них, как бы он не старался, давно покинули его память. Мальчику казалось, что одной из таких вещей и был этот смех, услышанный им в недавнем сне. Он пытался запомнить сон полностью, но сумел только вычленить из него этот смех и запомнить его.        Здесь смеялись по другому. И смотрели по другому. Гарри было непонятно, как такая одна и та же реакция, как смех, может и ободрить и просто вбить твоё нутро в землю невидимыми гвоздями; но это была данность жизни, а данности жизни принимают без возражений, даже если они совершенно не в твою пользу.        — Тише, тише, дети! Не всем легко читать что-то на публику! Дадли вот тоже запинался, и что? Над ним вы не смеялись...        Да. Над Дадли лишь кто-то несмело хихикнул, но тут же умолк в тряпочку, как дети теперь выражались, из-за какого-то мультика. Над ним с компанией вообще теперь практически никогда не смели смеяться. Даже огрызаться, когда смеялись над ними. Иногда ябедничали, но ябед эта компания полюбила отлавливать и колотить. Изредка, ведь ребята жаловались. Результатом стали периодические баталии между родителями а-ля:        "- я знаю своего ребёнка, мой малыш тихий и безобидный, у него подобающее воспитание!        - ничего не знаю о вашем сыне, но мой точно и мухи не обидит! Я похожа на ту, кто может взрастить лжеца или садиста?!" ".        — Что-ж, мы все славно потрудились, ребята! Все одевайтесь и пойдём во двор! А после, я включу "ребятам о зверятах".        Гул, от кого-то радостный, а от кого-то недовольный. С одной стороны, все дети любили, когда миссис Хайл, или мисс Келли запускали какие-нибудь кассеты на видике. С другой же стороны - больше любили мультики, а "ребятам о зверятах" был сериал про зверей от BBC. В каждом выпуске Любопытный Ведущий, говоривший весёлым мужским голосом обещал рассказать о новом виде животных, и начинал расспрашивать о них Супер-Компьютер, говоривший мудрым женским голосом. Компьютер рассказывала всё об этих животных на примере взросления одного детёныша, которому давалось какое-нибудь имя.        Не так давно например, Компьютер и Любопытный говорили о горных козлах. Хоть Гарри и не мог разглядеть их на экране, где хоть что-то видел только в такой близи, в которой никого к нему не пускали; ему очень понравилось представлять, как прыгают козлята и как пытаются друг друга одолеть, врезаясь друг в друга головами. У него была похожая игра давно - "пробивалки". Она состояла в том, чтобы встать на корточки где-то на свету так, чтобы этот свет придавил его к земле, а потом резко вскочить, пробивая головой придавливающий эффект, словно плёнку. Теперь же он подумал о том, чтобы попробовать так врезать брату - авось что-нибудь да получится...        — Хочу себе тоже такой "компьютер", чтобы он обо всём мне рассказывал. — Пробормотал рядом с Гарри Марк Миллер.        О компьютерах говорили везде. Те двое или трое детей, у кого дома стоял такой, считались нереальными счастливчиками. Даже при том, что их то к ним очевидно никогда не подпускали.        Особенно много говорили о некой Всемирной сети, которая, якобы, когда-нибудь могла соединить все компьютеры на свете. Эта тема была для всех странной и загадочной, а потому очень волновала учеников. Класс донимал взрослых вопросами при каждом удобном случае, хотя те и сами мало что про это могли объяснить. Однажды детям даже сказали, что когда мы будем учиться в школе; нас, возможно, повезут в Лондон на экскурсию в институт программирования, к одному из подключённых к маленькой институтской сети компьютеров. И что дети даже смогут напечатать с помощью клавиатуры любой вопрос, и в сети, возможно найдётся на него ответ...        ***        Гарри доставал из кармана Бима, когда его вдруг вырвали из его руки.        — От-тань, Далди... — пробормотал он, то ли съёжившись, то ли ощетинившись.        От брата он после случая с дорогой старался просто держаться подальше и у него это даже получалось, но вот, он зазевался и был пойман врасплох.        — Отстану, если прочтёшь. — Быстро и ехидно сказал Дадли, махнув рукой в сторону не очень приличной надписи на асфальте, видимо, только что им начертанной.        Если бы Гарри её увидел, сразу понял бы, чьих она рук дело, узнав слово из тех, что произносил Вернон в самом скверном настроении и повторять которые им с Дадли было строго запрещено, а особенно при Петунии.        — Ты ведь, кажется, теперь умеешь? — Вновь рассмеялся Дадли.        Гарри повёл плечом, слабо обороняясь. Надпись была в отдалении и не была особо крупной, так что разобрать её он не мог.        — На'од, да он не сможет! — Воскликнул Пирс. — Ему тогда да'и бойфые такие буквы, я виде'.        — Правда?        — Так ты до сих пор не можешь? — Поразился писклявый Гордон.        — Ну дела, среди нас слепой!        — Или дебил!        — Сам ты... — Буркнул мальчик, но вышло так тихо, что его не расслышали.        Раздосадованный, он подошёл к надписи и присел было перед ней на корточки, чтобы назло неприятелям её прочитать. Прочитал и мгновенно понял уловку - как только он произнесёт это вслух, другие дети сразу побегут жаловаться, что Гарри говорит плохие слова. А потом все, чего доброго, решат, что он это и написал. Мальчик сжал зубы. Он бы просто свалил отсюда подобру-поздорову, но у Дадли был его мяч, а потому уходить было нельзя.        — Парни, он походу совсем говорить разучился! — Ухмыльнулся Дадли.        Прежде чем мальчик что либо ответил, кузен отправил его носом в асфальт пинком под зад. Гарри успел выставить вперёд руки и упал на четвереньки, после чего быстро - так что в глазах потемнело - вскочил на ноги. Гордон Беннет торопливо встал у него на пути.       "Только бы не решили найти повод для драки!" — Панически подумал Гарри.        — Да он и не умел толком! — Рассудительно сказал Малкольм Диаз.        — Так ты не умеешь и говорить, или всё таки только читать?        Гарри, не смотря на очевидные последствия попытался огрызнуться. Но страх оказался сильнее. Мальчик набрал воздуха в лёгкие, чтобы крикнуть что-то вроде "Идите вы туда, куда написали". Но... не вышло. Он даже шевельнул губами, однако от страха, слов так и не получилось.        — Ого, у него голос потерялся! — Прокомментировал кто-то из наблюдающих.        Мальчик в панике оглянулся. Снова подумал о побеге. Снова вспомнил про мячик. Он чуть ли не ревел от безысходности и очень хотел придумать что-нибудь, чтобы выкрутиться. Ведь если дома узнают о ещё одной драке - будет беда! Но никто не собирался давать ему на это времени.        Дадли подошёл и просто толкнул его в грудь. Гарри с трудом устоял на ногах и, в ужасе от того, что его окружали, толкнул его в ответ сильнее, чем хотел. Осознав это, рванул было наутёк, забыв про Бима, но кто-то успел схватить его за куртку и его повалили на землю.        Когда мальчик вновь вскочил, вокруг него уже стояли плотной стеной братьева компания и любопытные. Дадли снова толкнул его. Он опять упал на землю. Опять вскочил. Его опять сбили с ног... бесполезно...        Сжав зубы и снова вскочив, мальчик со всего разгона врезался головой в мягкий живот Дадли.        С ног полетели оба - пусть пухляш больше и от неожиданности.        Стоя на четвереньках, Гарри яростно посмотрел на опрокинутого на спину Дадли.        — Ну и что? — Уже опомнившись и поднимаясь на ноги, ухмыльнулся тот. — Мне не больно!        Ярость сменилась смятением. Он не так себе представлял этот момент!        Смятение сменилось ужасом. Неужели даже такая его атака не способна принести никакого урона? Не веря, не желая в это верить, Гарри набросился на брата, стал бить кулаками куда попал, но прежде, чем его схватили Пирс и Макгольм, не успел причинить ему никакого вреда. Дадли был просто слишком мягок, а его кузен - слишком мелок и слаб. А вот когда Дадли ударил Гарри в ответ - просто ладонью, по уху, у него искры посыпались из глаз... было не так больно, как от взрослых, но всё же...        Мальчишка пытался вырваться из хватки неприятелей, но тщетно. Дадли снова хихикнул, потом, оглянувшись: не видят ли воспитательницы; ухватил его двумя пальцами за нос. Пленник гнусаво пискнул и задёргал головой, в попытке выдернуть нос, но тут Дадли просто замотал его головой туда-сюда.        — Раз-два - кругом голова! — Хихикнул он строчку из какой-то считалки. — Ну, и ты что-то сделаешь?        Гарри притих на миг, а потом дёрнулся с новой злостью. Эту формулировку Дадли тоже копировал с матери. "Я не хочу!" как-то стал у него повторять подкидыш и тётка всякий раз отвечала: "А я не хочу, чтобы погода портилась. Ну, ты с этим что-то сделаешь?"        Его дыхание сбилось из-за вечно сопровождающего загнанность в любой форме колотья в горле. Зажатый нос справляться с этим не очень-то помогал. Мальчик стал кашлять, хватая губами воздух, а Дадли всё дёргал моей головой то в одну сторону, то в другую. Когда он наконец отпустил его, напоследок дёрнул головой брата так, что она безвольно мотнулась на шее в сторону, как шарик на стебельке.        — Ничего не сделаешь!        — С...де-кхе-лаю. — Отчаянно прохрипел Гарри.        — И что ше? — Веселился Пирс. — Укусишь?        — Ну и у... ух-Укхуфу! — Яростно взвился он.        — Кусай! — Дадли демонстративно расслабил руку и поднёс руку к лицу Гарри. — Давай, а миссис Хайл снова скажет моей маме. И тебе влетит от папы.        Он не стал уточнять как именно влетит, но мальчику и без этого сейчас хватало позора.        — Ты же сказал, что укусишь! — Рассмеялся Макгольм.        ***       — Чего ещё?        — Бунт.        ***        — Мы не будем больше спать.        ***        — Ты даёшь слово, что правда стараешься учиться, мистер Поттер?        — Дать... слово?        — Это значит очень крепко пообещать. Дать слово, значит никогда его не нарушить.        — Значит... другие слова можно нарушать?        — Нет конечно. — Строго говорит миссис Хайл. — Просто, говорить можно что угодно, а дать слово - это не спроста. Ты готов дать слово, что действительно стараешься?        — А... да. — Сказал мальчик на всякий случай, ведь всё равно ничего не понял.        Для него если он просто решался открыть рот, это уже всегда было неспроста. Почти всегда.        ***        — П'остите, — привычно бормотнул он, стукнувшись коленкой, и увидев, что на меня обернулась практикантка.        — Это лишнее. — Улыбнулась она.        Мальчик не понял, наклонил голову набок, вглядываясь в глаза на пятне-лице.        — Ты не совсем правильно используешь это слово. — Пояснила она. — Я не в первый раз замечаю. Как ты думаешь, когда его говорят?        А он ничего не думал. Для этого мальчика слова "простите", или "извините" всегда были чем-то вроде периодически работающего заклинания, для безопасности обязательного на любой случай, когда на него обратили внимание. Какого-либо смысла он в них никогда не предполагал. Просто как-то не думал об этом...        — Ну, так говорят, люди, которые в чём-то виноваты, и хотят, чтобы их простили. — Объяснила Мисс Келли.— Простили, это значит... ну, признали его поступок случайной ошибкой, забыли и относились как прежде.        — А я... все-еда виноват? — Не понял он.        — Нет, — возразила практикантка, — почему?        — Дядя гово'ит, что надо изи-иняться, ко-ода отлекаешь... — Вспомнил мальчик единственный случай, который всё ещё был в его памяти, когда он забыл сказать это сразу.        — Ну, видимо, ты действительно оторвал дядю от очень важного дела. — Сказала Мисс Келли. — Извиниться на всякий случай лучше, если ты виноват даже в какой-то мелочи, но не просто так.        ***        — Так, почему не спим, быстро все по кроватям...        ...Все тут же подрываются с мест, шныряют под одеяла...        ***        — Ну? Давай! — Дадли издевательски усмехнулся. — Я потом послушаю, как...        Я держу своё слово! Если я говорю, то уже неспроста!        ***        — ...Ладно безобразная надпись, ты мог просто не знать, что значит это слово! Но ты хоть понимаешь, что поступил как животное, дикое..? Ты вообще слышишь меня? Посмотри мне в глаза, Гарри, ты ме...        — Мисс Хай'... — Перебил он шёпотом. Он хотел говорить громче, но выходило одними губами. — Н-не гово'ите, пожалуйста..        — Что? Что не говорить?        — Им...        — Кому?        Мальчик лишь дёрнул головой и кашлянул.        Миссис Хайл посмотрела на него, на ноющего над искусанной рукой Дадли и снова на него.        — Его накажут наверное. — Влез Пирс.        — Было бы заслуженно, но... не думаю. — Сказала миссис Хайл. — Если Гарри Поттер сейчас извинится перед Дадли, и скажет, что больше так не будет, то я просто поставлю его в угол и его опекунов попрошу только провести беседу о неприемлемости мата. Нет, действительно, только стал делать успехи в чтении и письме, как уже используешь это умение, чтобы писать гадости! Ты извинишься?        "Всё! Теперь просто сказать "извини, я больше не буду", и ты спасён! Что-ж ты медлишь, почему слова застряли в горле?"        — Я... только... если он тошзе. — Пробормотал я.        — Что "тоже"?        Мальчик молчал, переступая ногами под пристальным взглядом. Он ни за что не решился бы просто отказаться делать что ему велели. В первый миг, когда он сказал то, что сказал, подумал, что предлагает не худший компромисс. В следующий же с ужасом осознал только что высказанную наглость. Лучше уж было просто держать язык за зубами!        — Ты... хочешь, чтобы Дадли тоже попросил прощения?        Мальчик съёжено кивнул.        Дадли сердито засопел.        — Не буду я! Это он должен извиниться!        — Мистер Дурль, не так грубо. — Укоризненно сказала миссис Хайл. — Гарри, виноват здесь действительно ты. Ты сделал Дадли очень больно.        Мальчик молчал. Молчал, выводя из себя окружающих.        Он бы только порадовался новости от учителя, что всё же тоже может делать "очень больно", но ему было не до этого. В его горле острым комком стояли обида и страх, и даже если бы он мог бы что-то сквозь них произнести, он не знал, произнёс бы, или...        "Что ты делаешь? Что ты, чёртов псих, делаешь? Скажи это, сейчас! Хоть как неразборчиво, но скажи!"— Вопил страх.       "Я ни в чём не виноват!" — Кричала обида.        — Гарри, — миссис Хайл слегка повысила тон, — ты повёл себя очень плохо, как дикое животное. Ты укусил своего брата... ну, кузена, да хоть бы и просто одноклассника! Ты понимаешь, что кусаться, это плохо? — Мальчик кивнул. — Тогда извинись за это. Просто скажи "прости, я больше не буду".        — Я... — Мальчик снова кашлянул.        И не выдержал. На подкосившихся коленках упал на землю, заревел, и вывел сквозь плач что-то, похожее на фразу "Ничего говорить не буду", а потом что-то вроде "мой мяч...".        Будь он тогда постарше - сформулировал бы по другому. Уже будучи, допустим семи-восьмилетним, мальчик бы извинился. Только не перед Дадли. Перед миссис Хайл за доставленные проблемы. И возможно спасся бы.        Но ему было пять.        Мячик ему отдали, иначе он не переставал реветь. Как только он получил обратно игрушку - съёжился, завсхлипывал прижал сокровище к груди и сам ушёл в место, что во дворике работало углом. Это было пространство в действительно своеобразном уголке между деревом (не тем, в которое он сиганул с пожарной лестницы, другим), и стеной корпуса. Тихо проплакав ещё какое-то время от досады на себя и страха перед возвращением к тётке, мальчик снова достал из кармана теннисный мячик, швырнул об землю в стенку раз, другой...        Стук-стук... хвать!        От земли, от стенки... в руку...        Этим он мог заниматься часами...        Сперва, мальчик швырял Бима в землю выплёскивая на несчастный мячик всю свою беспомощность, но потом начал это делать ровнее, спокойнее, постепенно успокаиваясь сам.        Стук-стук, хвать!        От земли, от стенки, в руку...        Взгляды, скребущие его лопатки, были наполнены интересом и выжидающим любопытством. Конечно все ждали, когда ему это наскучит и он начнёт снова сопеть и поглядывать через плечо на веселящийся народ.        Вскоре, он заметил ещё один взгляд - иногда как бы прохаживающийся по его руке или макушке откуда-то сверху. Он был скорее прицельно-заинтересованным.        Мальчик ещё сомневался, но уже догадывался, что взгляды чувствуют не все. Но сам он мог прочувствовать скользящий по нему, или упёршийся в него взгляд всеми клеточками кожи. Сейчас, к примеру, взгляды проходились по нему вскользь, словно проводили кончиком вытащенного из подушки пера. Даже не совсем по нему, а... словно вокруг мальчика было невидимое поле, которое, особенно его грань, он мог чувствовать примерно так же, как чувствует ногти, зубы, или рожки из сна.        Это было... как яйцо. Он, мальчик, был желтком, серединкой. Белком было поле - как бы уже и не он, но в то же время его часть. А наружная граница этого поля, его оболочка, была скорлупой. Всем этим он мог осязать, осязать материю, пространство, взгляды и свет... слишком близкая материя со всех сторон - стены, деформировала его скорлупу, заставляла её сжаться и принять их форму. Из-за этого белок тоже сжимался, давил на желток - а внутри этого желтка, то есть него, пытались сжаться его лёгкие, сокращаясь и впуская в себя слишком мало воздуха.        Взгляды и свет эту скорлупу просто корябали и разъедали, давили. Она вновь начинала сжиматься, сжиматься, восстанавливая себя белком, но её разъедало дальше, белка становилось меньше и вот, при слишком сильном прямом свете или пристальном взгляде можно было постепенно остаться и без белка, и без скорлупы. А без них ты подо всем этим - как голышом на морозном ветру. Свет схватывал тело, делал его деревянным и скрипучим, не выпускал из своих кругов, как незримая клетка. Взгляды могли схватить его словно громадная призрачная рука, парализовать, пригвоздить к месту, заставить отойти на несколько шагов. Заставить послушаться словесного приказа, испытывать страх или вину.        Это слегка работало и при действующей скорлупе, просто чем тоньше она становилась, тем слабее, уязвимее чувствовал себя Гарри. Что это слово значит, мальчик не знал, но в передаче о животных это слово означало раненных и ослабленных животных - лёгкую добычу.        Хорошо, что пока взгляды были без особого интереса или намерения. Такие его "оболочке" почти не вредили. Лишь взгляд сверху, отличался от других, он как бы снисходительно ерошил мальчишке волосы. Изучал его, но не так, как все остальные. Гарри поймал себя на жутком интересе - кто может наблюдать за ним оттуда, с крыши; но стоять в "углу" всегда заставляли "носом в стенку", и в своём упрямстве "поставили - видите - стою, мне не сложно, вот и стою!", мальчик запретил себе как либо отворачивать от стены голову, даже запрокидывая вверх.        Стук-стук, хвать!        От земли, от стенки, в руку...        В его плече появилась тянущая боль, от постоянно повторяющегося движения. Хоть и не так быстро, как раньше. С тех пор, как у мальчика появился Бим, он постоянно развлекал себя даже в кладовке тем, что методично подбрасывал его и ловил. Сперва руки уставали уже через полминуты. Сейчас он уже держался в десятки раз больше, но рука всё равно постепенно уставала. Ещё минут пять Гарри упрямо продолжал кидать ей мячик об землю, но потом сменил руку на левую.        За худой мальчишечьей спиной с дёргающейся лопаткой стоял весёлый гомон, дети играли и веселись, кто-то разбил коленку, кто-то пытался строить замки из песка, Дадли с приятелями их ломали, потому что те им мешали. Гарри Поттер продолжал методично кидать об землю в стенку мячик, параллельно пытаясь угадать кто чем там занимается по звукам. Его мысли сбивались и путались, а звуки хотелось перестать слышать. Он до сих пор пытался думать о звуках, только потому что так они меньше раздражали его. Про него уже все забыли и перестали смотреть, лишь воспитательницы, да неизвестный наблюдатель, продолжали иногда бросать свои взгляды. Наблюдатель был всё больше и больше заинтересован, а вот миссис Хайл и мисс Келли, напрягались.        — Он уже второй час так стоит... жуть какая... — Неуверенно сказала мисс Келли.        — Вы правы. Я ни разу такого не видела. Его как заклинило, пятилетки неспособны так долго удерживать внимание на одном занятии... это однозначно самый странный ребёнок в моей практике.        Они не понимали, что внимания никакого к мячику Гарри было не нужно. Наоборот, это было для него чем-то вроде медитации. А так - как бы он этот мячик не бросил, тот вернулся бы в его руку. Были они с Бимом связаны тонкой незримой ниткой, которую мальчик ещё даже не обнаружил, а магглы тем более не смогли бы её понять.        Вскоре прогулку свернули, и всех позвали обедать. Мальчик не пошёл.        Он почти не ел со вчерашнего вечера, даже перекус перед прогулкой осилил всего наполовину - ребятам дали попробовать фрукт киви, но у них был такой сильный вкус, что мальчику жгло язык. А утром он не ел, потому что тётка с утра разозлилась, что мальчик стал всё хуже просыпаться по утрам и заставила весь завтрак просидеть за столом с пустой тарелкой. Тем не менее, когда мальчишке напомнили, что чтобы выйти из угла надо извиниться перед Дадли (по приходу в помещение группы его сразу снова отправили в угол для провинившихся), он снова продолжил своё занятие. Как бы его не уговаривали. Ему было не привыкать. Несчастный, голодный, сонный и злой. После обеда, мальчику сказали, что он может сделать перерыв на сон-час, но он сам не пошёл. Обида заставляла его упираться рогами, забывая о возможных последствиях.        Когда попытались убедить тем, что он мешает спать остальным своим стуком, мальчик сел на корточки и стал катать Бима в стенку по полу. Тот далеко не всегда до неё даже докатывался, чтобы стукнуться но стабильно ехал назад, стоило мальчику дёрнуть рукой. Как игрушка "йо-йо".        Так малыш и уснул. Стал иногда брать перерывы в катании мячика, потом сел уже не на корточки, а нормально, подтянув коленки и положив на них подбородок, и в какой-то момент усталость взяла своё. Руки и плечи мальчика гудели от непрерывности бросков, глаза слипались, мир перед ними плыл ещё сильнее обычного - подбирались сонные щупальца. Перед тем, как он окончательно исчез, Гарри снова почувствовал, как по нему прошёлся взгляд Неизвестного Наблюдателя. Откуда-то от окна.        Он проснулся в спальнике. Но одетый. С него только сняли обувь. Миссис Хайл и мисс Келли позвали всех на полдник, старательно пытаясь не напоминать об уговоре ни детям, ни Гарри. Мальчик помнил про него, но пошёл - всё таки голоден был до одури. После пирожка с яблоком, он сразу, не спрашивая разрешения, взял с полки книжку и отошёл с ней в уже привычный угол. Не то, чтобы ему там нравилось - тупики он не любил. Они могли закрыться и превратиться в замкнутость, а замкнутость могла его раздавить. Да и чем больше стен рядом, тем меньше путей отступления от любой внезапной угрозы. Но с книжкой будет терпимо. А то от Бима всё ещё болят руки.        Правда, мальчик не рассчитал и взял не ту. Буквы здесь были мелкие, прочесть их не удавалось. Сдавшись, Гарри снова принялся за мячик.        Когда ребят стали учить счёту, он снова уже сам отказался выходить из угла.        — Нам что, самим у тебя прощения просить?! — Не выдержала миссис Хайл.        Мальчик испуганно помотал головой.        Учительница сказала мальчику, что ведёт он себя очень глупо, после чего ушла заниматься другими детьми. Отменить наказание ей мешало их присутствие - для них эта история должна была стать уроком. Мальчик на неё не злился. Если и злился вновь, то на весь белый свет.        Вскоре, за детьми стали приходить родители. Гарри старался не думать о том, что будет, когда придёт его тётя, но у него не получалось. Как только он думал об этом, страх скручивал его жгутом, мешая дышать. Он знал, что ей всё расскажут. Сил на Бима у него уже не было. Он сел на полу по-турецки и ни о чём не думал. Ему не было скучно, было просто никак. Гарри даже не вслушивался, как обычно, в голоса детей и пришедших за ними родителей. Его наполнял страх, напополам с тоскливым ожиданием. Голова свесилась на бок, а взгляд остекленел.        — Гарри, Дадли! Мальчики, за вами пришли!        — Папа! — Тут же радостно подхватился Дадли.        Гарри услышал, как тот с оглушительным топотом побежал ко входу и там его тут же подхватили на руки. Значит точно Вернон, Петуния таскать Дадли уже не могла... "но как так-то?" — Думал он. — "Чёрт, вот чёрт!"        — Дадли, ты, пока что, ещё поиграй, мне надо с твоим папой о вас поговорить.        — Да, давай, малыш. — Гарри отупело слушал, как его брата поставили на пол, и тот с необычной для него послушностью побежал к друзьям. — Миссис Хайл, вы звонили, говорили - что-то случилось...        — Ничего страшного. Просто, хотелось бы с вами поговорить о поведении ваших мальчиков. В особенности, сегодня отличился Гарри. Они вновь устроили потасовку и...        Гарри резко встал на нетвёрдых от долгого сидения и страха ногах и пошёл из угла в туалет. Не столько по нужде, сколько чтобы не слышать разговора, который настойчиво лез в его торчащие, длинноватые уши, пытаясь заполнить мозг. Мальчик долго не возвращался в группу, однако счёл, что прятки здесь сделают положение только унизительнее и вышел сам, не дожидаясь, пока его хватятся.        Всю дорогу до дома, мистер Дурсль был молчалив и сух. Как только мальчики вышли из машины и пошли в дом, он тут же включил сыну телевизор, а племянника, попытавшегося было тихонько улизнуть к себе в кладовку, сцапал за ворот джемпера и спиной вперёд увлёк в прихожую.        — Ну? — Спросил он с холодной яростью.        Гарри не ответил, потирая шею, сдавленную стянутым в кулак воротом. Вернон перехватил ворот так, чтобы развернуть мальчишку к себе лицом, и наклонился над ним.        — Что. Я. Тебе. Говорил несколько дней назад? А? — Вкрадчиво спросил он.        Мальчик зажмурился и отвернулся.        — Напомню, я сказал, что если ты ещё раз посмеешь тронуть Дадли, то сильно об этом пожалеешь. А ты вообще умудрился его укусить! — Заорал он. — На глазах у всех!        Дверь в гостиную приоткрылась, из дверей высунулась голова Дадли - видимо отцовский выкрик перекрыл громкость телевизора и привлёк его внимание. Вернон этого не заметил - крепко встряхнул Гарри за ворот школьной рубашки, сжал его ещё сильнее и заговорил уже тихо и вкрадчиво.        — Ты хоть понимаешь, что слух разнесётся по всему городу, а? Что вот каждый ребёнок, что это видел, прийдёт сегодня домой и будет рассказывать родителям, как в их школе подрались двое детей из одного дома и один стал кусаться, а? И спросят у них "из какого", и они ответят "да Дурсль и этот их второй"! Думаешь, их родители спросят, кто из этих двоих кусался, а?! Да чёрта-с-два, они просто станут рассказывать всем что вот, мистер и миссис Дурсль вообще детей не воспитывают, что эти дети между собой дерутся и кусаются, ругательства на асфальте пишут! — Он снова встряхнул племянника, дышащего судорожно и хрипло и пытающегося пальцами высвободить свою шею из ловушки собственного воротника. — Да ты хоть понимаешь, что ты сейчас сделал с нашей репутацией?        — Пап, а что такое репутация? — Спросил Дадли.        — Репутация, сынок, это отношение. Отношение, понимаешь?! — Рявкнул он, повернувшись к Гарри, а потом опять обратился к Дадли. — Вот была у нас у всех хорошая репутация, тебя видели на улице и думали "о, это сын Дурслей, счастливая, обеспеченная семья из четвёртого дома, отец ещё недавно отличную машину приобрёл!". А вот теперь, если слух разойдётся, репутация испортится и будут думать "это же сын Дурслей, тех, у кого два ребёнка в доме и оба невоспитанные драчуны, пожалуй надо сказать своему сыну, чтобы он с этим мальчиком не дружил!". Нравится тебе это?        Дадли испуганно замотал головой.        — А вот скажи спасибо кузену! — Мистер Дурсль в очередной раз встряхнул племянником, лицо которого стало приобретать нездоровый синеватый оттенок. — Полюбуйся! Кормим, поим дармоеда, о здоровье печёмся, в школу отправили, форму купили на свои деньги и что он для нас делает! И что, как только каникулы, будешь опять его выпускать и тащить в свою комнату?        Гарри, тем временем, наконец догадался не высвобождать себе пальцами место для дыхания, а вместо этого расстегнуть ими верхнюю пуговицу рубашки. Вернон тут же перехватил воротник покрепче, но уже не так туго, и постепенно, с хватанием губами воздуха, лицо мальчика возвращало себе более естественный цвет.        — Нет конечно! — Быстро и обиженно воскликнул Дадли. — Ага, буду я с ним ещё играть, он кусается!        Его отец удовлетворённо кивнул и наконец отпустил племянника. Тот отшатнулся и замер у стены. Вернон шагнул к комоду и что-то с него взял. Мальчик тревожно прищурился, пытаясь понять, что это.        Это была тонкая и длинная, металлическая линейка, похоже, заранее приготовленная.        — Будешь смотреть? — Предложил Вернон, посмотрев на Дадли качнув головой на Гарри.        Дадли поколебался. Прислушался к писклявым голосам телевизора из гостиной.        — Не, там сейчас новая серия. — Сказал он, и ушёл.        Мистер Дурсль шагнул обратно к застывшему на месте Гарри, вновь схватил (уже не за ворот, за руку) и увлёк в дверь гостевой комнаты. Там мальчик опомнился и в панике выкрутился из захвата, упав на четвереньки. Дядя не стал его ловить, закрыл дверь, отрезая комнату от мультяшных голосов, слышных из гостиной; прошёл к тяжёлому деревянному стулу и сел на него.        — Поднимись и подойди. — Бросил он.        Мальчик поднялся, но подходить не спешил, прижавшись лопатками к двери. Она была не заперта, однако он чувствовал, что если повернётся и дёрнет ручку, дядя на взбесится. Он сразу понял предназначение линейки и то, что Вернон ей не шутил. Ему хотелось зареветь, но дневной запас слёз он оставил в школе, а потому лишь зыркал исподлобья мокро блестящими глазами и шмыгал носом.        Он никогда не был неприкосновенен в этом доме, к этому он привык. Но он привык к выходящим из себя взрослым, что могли треснуть чем-нибудь пару раз, не выбирая места и предмета. От орудия, чем бы оно ни было, даже рукой или ногой, можно было увернуться или убежать, спрятаться где-нибудь, забиться к себе в кладовку и никто его оттуда не вытаскивал, чтобы исполнить задуманное. Закрывали дверь и оставляли так, не выпуская надолго по нескольку дней - и это было уже настолько неприятной мерой, что порой даже стоило стерпеть пару ударов, чтобы родственники выпустили пар.        Правда, тётка завела и моду с "подойди" или "стоять", когда ничего потом не забывала и сопротивление делало хуже. Но не так! Даст несколько раз по щекам и свободен. А тут... всё будто предусмотрено какими-то правилами. Твёрдыми и неумолимыми, с которыми вот вообще ничего не сделаешь. И Гарри не знал, от этого ощущения ему больше жутко, или всё-таки от предстоящего.        — Не... — еле слышно просипел мальчик и покачал головой.        — Что "не"? Не пойдёшь? Ну тогда...        — Не 'адо.        — ...Я к тебе подойду. — Громко закончил Вернон, не услышав ответа.        Он встал.        Мальчик ещё сильнее прижался к двери. Он прикусил губу и всё же заревел. Негромко, но взахлёб, не остановишь. Да он и не пытался - сейчас было вообще не до гордости. Надо было что-то ещё сказать, как-то попытаться убедить, что не надо, но слов никаких не находилось. Ему думалось лишь о том, что он не пойдёт. И как только Вернон протянет руку, чтобы схватить его, стоять тоже больше не сможет. Метнётся мимо него и будет метаться по комнате, как случайно залетевшая птица, а после выскочит в коридор и попытается спрятаться. А если дядя успеет схватить - он будет отбиваться как может - пусть получит в два раза больше, добровольно он на это не пойдёт.        Хотя... была у него и другая часть. И этой его части, словно со стороны смотрящей на первую, было наоборот любопытно. Что, вот возьмёт и случится всё так, как Гарри себе представлял во время особенно решительных угроз? Похоже, сегодня да. И что сделает мистер Дурсль? Начнёт хлопать этой штукой по школьным шортикам? Или спустит их с него, как на картинках про розги? Или начнёт хлестать по ногам - там, где заканчиваются шорты, но ещё не начинаются длинные носки, которые называются гольфы? Так или иначе, а если дядя поступит по умному, боль будет липкой и хлёсткой - волей-неволей будешь мычать и дёргать ногами, если ещё сильнее не разревёшься.        Вот откуда опять ползло любопытство? Будто эта его часть - не его и ей не придётся всё это проживать вместе с ним!        — Ну так? — Сухо спросил дядя Вернон. — Наревелся?        — Не пойду. — Свистящим шёпотом выдохнул мальчик.        — И что? Опять кусаться будешь, а, щенок?        — Буду. — Всё так же сказал он, сцепив зубы и сосредоточенно глядя на линейку в руке мистера Дурсля.        — Хорошо. — Кивнул Вернон, сверля мальчишку взглядом. — Если ты щенок такой больной, то мне тебя утопить или просто в мусор выбросить?        Мальчик испуганно заморгал. Ни того ни другого ему не хотелось. Изредка действительно что-то доводило взрослых до такого гнева, что его действительно топили - в раковине, за волосы или за шкирку. Это было пожалуй даже страшнее предстоящего - но в то же время, он же всё равно не сможет не сопротивляться.        — Конечно, человеком быть нелегко. — С философско-пренебрежительной нотой сказал Вернон. — Приходиться осознавать своё положение, да? Приходится себя по человечески вести и проявлять благодарность за прилагаемые ради тебя усилия, да пацан? Проявлять уважение, проявлять благодарность, отдавать долги слишком сложно, легче быть сраным животным, а, парень? Ну так раз ты животное, выбирай, тебя утопить или замотать в пакет и выбросить? А, или в ту безобразную куртку, в которой тебя к нам подкинули - а то все вещи, которые на тебе сейчас, мы покупали на свои деньги! Я животных в этом доме не потерплю! А если всё же решишь остаться здесь, я из тебя человека сделаю. Ты ещё спасибо мне скажешь. Вырастешь и все долги мне отдашь, и за одежду и за еду и за моральный ущерб, а? Поймёшь может, сколько всё это стоит!        Эта тирада мальчика окончательно запутала и напугала. На его счастье, в прихожей скрипнула дверь - вернулась от "подруг"-соседок Петуния. Как только Вернон инстинктивно поднял голову на звук, Гарри всё же решился - рванул на себя ручку двери и пулей метнулся через коридор в кладовку. Там забился в самую даль, под нижнюю полку этажерки с чистящими средствами, свернулся там клубком и для верности вцепился в мебельную ножку.        О, как его должно было припереть, чтобы он туда забрался! В прошлый раз он это сделал, когда в и без того косячный день, он прямо перед обедом, на который должны были прийти гости, споткнулся и разбил дорогую супницу, разлив по полу содержимое. Под этажеркой было не разогнуться, от пыли он сдавленно кашлял и задыхался, а ужас перед запертостью становился таким, что ему начинало искренне вериться в скорую смерть. Заставить себя под ним пошевелиться было практически невозможно, а шевелиться было необходимо, чтобы вылезти и он надолго там так застревал - вскоре ужас перерастал бред, а бред - в кошмар. Часто в кошмаре он начинал кричать, и его вытаскивала тётка. Пару раз у него уже был сорван голос, он никому не мешал и его вытаскивали из под этой полки только через много часов, в полубессознательном состоянии всего в рвоте, мокрой от пота и мочи одежде и с кровью из носа.        В обоих случаях заталкивали в глотку таблетки (таблетки были горькие и он сопротивлялся), заставляли запить водой, и через какое-то время он успокаивался, но... успокоение после этих таблеток он тоже не любил. Каждый раз он давал себе клятву больше никогда не забираться под эту полку и каждый раз находились жуткие обстоятельства, загоняющие его туда.        — Посидишь и сам выйдешь. — Фыркнул дядя. — Подумай пока над своим поведением.              ***        С огромным трудом и спустя два часа, Гарри заставил себя вылезти из под полки, и несмотря на то, что он всё ещё находился в кладовке, ощутил громадное облегчение. Ему помогли два аспекта - дверь чулана, которую не стали закрывать; и жуткий, болезненный голод, становящийся совершенно невыносимым, когда в кладовку проникали запахи готовящегося тётушкой ужина - но вырывающий его в реальность.        Он знал, что выходить - ошибка. Почему-то подумалось, что может дядя забыл. Ведь даже когда на него очень злились, наказания можно было избежать, какое-то время не попадаясь никому на глаза, дав остыть и забыть. Правда, в этот раз, по сравнению со многими другими, мистер Дурсль будто бы не так уж и злился, просто намеревался выполнить какое-то правило. Правило... игры? И разозлился только когда понял, что мальчик не собирается играть по этим правилам...        И ничего он не забыл.        Это подкидышу дали остыть, перестать отрицать происходящее. Даже поесть нормально, хотя он очень боялся, что после случившегося всё, что ему достанется, это пара недоеденых кусков хлеба - и то только потому, что он не завтракал, а два раза за один день его без еды не оставляли.        Линейка ждала после ужина.