Голос моря

— Скучаешь по дому, да? — осторожно спросил Ши и приблизился к Юю. — Хочешь поскорее вернуться? Юй бросил на Цинсюаня мягкий, но усталый взгляд и тяжело вздохнул: — Моего дома нет уже как пять лет. Мне некуда возвращаться. — Неужели?.. Округлив глаза, Цинсюань отшатнулся. Он ещё был мальчишкой, когда это случилось, но новость о том, что могущественное государство Сяньлэ распалось, а в его столице образовалось государство Юнань, гремела так громко, что лишь глухой не знал о ней. — Ага, я из Сянлэ. Ши ахнул и вздрогнул, когда Чуань Юн положил ему руку на плечо. Словно испуганный воробей, Ши дёрнулся и посмотрел на пирата. — Но разве… я слышал… что была эпидемия… и почти все погибли… — Да, многих не стало, — согласился кок Юй, миролюбиво кивнув головой. — Не надо, — шепнул Чуань Юн, но Цинсюаня уже было не остановить. — А тех, кто спасся от болезни, вырезали юнаньцы… — И такое тоже было, — Юй вновь кивнул. — А ты… — Хватит! — Чуань Юн дёрнул Ши за плечо. — Это не то, что кок Юй бы хотел вспоминать! Цинсюань вздрогнул и опустил голову. — Прости, мне жаль. — Пустяки, — Юй махнул мясистой рукой. — А-Чуань, ну что такое. Не будь так строг с юношей. Он мальцом был, когда это случилось. Его любопытство к истории надо поощрять. Чуань Юн фыркнул и скрестил руки на груди. — Вы правда не злитесь? — уточнил Ши. — Правда, — Юй вновь кивнул. — Значит… — в глазах Ши загорелись искры восторга. — Я могу… спросить вас? — Всё, что угодно. — Тогда как вы выжили? На миг на палубе повисла давящая тишина: всякого вопроса от Цинсюаня ожидали, но точно не этого. Не такого острого, не такого прямолинейного. — Это уже перебор, — послышалось сверху. — А? — Цинсюань обернулся, чтобы посмотреть на говорившего Гао Бо, но голос кока Юя заставил его вновь посмотреть на того, под чьим чутким руководством Цинсюань постоянно режет пальцы. — Мне просто повезло, — Юй пожал плечами. — Я жил на окраине Сяньлэ. В маленькой деревушке у леса. Цинсюань во все глаза уставился на кока, да и другие пираты тоже затаили дыхание, с любопытством слушая. — Когда пришла первая беда, — кок усмехнулся, — ну, тогда мы ещё не знали, что то была только первая беда. Когда случилась эпидемия, нас это почти не коснулось. Свежий воздух определенно помогал не концентрироваться болезни, да и жили мы рядом с поселением фей Мяо, которые славились своей удачей: а коли поймаешь такую, то уж не отпускай, ведь тогда вся твоя удача и та, которую ты поймал, уйдут на век от тебя… Так вот, от эпидемии мы отделались малыми жертвами. А когда началось восстание… Юй тяжело вздохнул. — Юнаньцы атаковали только столицу. У моей деревни не было ни крепостных стен, ни иной защиты. Юнаньцы вошли без проблем. Всякого, кто поддерживал пропавшую принцессу Сяньлэ, ждала казнь на месте. Но кто такую будет поддерживать? Она ведь обменяла все наши жизни на одну проклятую фею… Однако все мы людьми Сяньлэ и жить под владычеством Юнани не хотели, а потому просто ушли в лес. И я тоже. — И потом вы оказались здесь? — спросил Ши. Юй кивнул. — А вернуться… никогда не хотели вернуться в родную деревню? Я слышал, что сейчас два народа мирно сосуществуют. Говорят, нынешний император проводит политику миролюбия и дружбы. Кок грустно улыбнулся. — Моё сердце всегда будет принадлежать государству Сяньлэ, существование Юнани я просто не признаю! — с неожиданной для его спокойной натуры горячностью сказал он. — И нашему капитану, — лукаво добавил Хай Фэй. — И Ши Уду, конечно, — согласился кок. А Чуань Юн склонился к Ши и шепнул ему на ухо: — Поговаривают, что эта принцесса, накликала на свой народ несчастий и разрушений. Была она удачлива невообразимо, да только растеряла всю свою удачу и утянула на дно целое государство… Сейчас даже её народ Сяньлэ отвернулся от неё. Коли она ещё жива, любой из них с радостью принесет её голову под ноги императору Юнани. Нахмурившись, Цинсюань бросил короткий взгляд на Чуань Юна и едва заметно кивнул. Он принял к сведению его слова, но мнение своё всё же предпочитал иметь: грустно была за принцессу, которая в одночасье потеряла всё и от которой все отвернулись. Переведя взгляд на кока, Цинсюань спросил: — А что за феи Мяо, про которых вы говорили? С мачты послышался свист Гао Бо, а Хай Фэй аж швабру уронил. — Ты серьёзно никогда не слышал про фей Мяо? — спросил Чуань Юн. Цинсюань отрицательно покачал головой. — Ну ты и… просто слов нет! — воскликнул Чуань Юн, а щеки Ши невольно начали алеть. Потупив взгляд, Цинсюань пробормотал: — С детства мы жили с братом в портовых городах. В них было легче найти еду. Так что… я многое слышал о сиренах. И многие морские легенды знаю. Но ничего про фей не ведаю. — Эх, глубокая ты впадина! — Чуань Юн хлопнул Ши по плечу. — Слушай же. Феи Мяо — это лесной народ. Коли увидишь сквозь густые ветви в лесу алые ткани, да услышишь нежный звон серебряных украшений, то знай: рядом с тобой фея Мяо. Цинсюань во все глаза смотрел на Чуань Юна. — Они поют? — спросил Ши. — Нет. — Значит, танцуют? — Нет. Цинсюань нахмурился, принявшись теребить пояс. — Тогда что же они делают? — Летают, — сказал кок Юй. — Летают? — удивился Ши. — Летают. У них крылья, от плеч до пят, прозрачные, словно сотканные из воздуха. В них и кроется вся их жизнь. — В смысле? — Чуань Юн шагнул вперёд. — Давай здесь поподробнее. О чём речь? И как это связано? Облокотившись о перекладину, кок Юй вздохнул. Несмотря на его задумчивый и флегматичный вид, он явно наслаждался, что его слушают так внимательно. — Как в чешуе сирен кроется сила исцеления, так и в крыльях фей сокрыта сила бессмертия. — Нет никакой силы исцеления в чешуе сирен, — тихонько буркнул Цинсюань, но никто его не услышал, а кок Юй продолжал: — Феи Мяо — это племя удачи. Они летают стаями неуловимых бабочек, и если кому удастся поймать одну за крыло, то фея Мяо тут же появиться перед ним: то значит, что вся удача феи отвернулась от неё и перешла к тому, кто её поймал, а коли отпустить такую, то не видеть больше удачи никогда: одни несчастья будут преследовать тебя по пятам. А если уж изловил фею Мяо, то ей следует отрезать крылья: из них можно сварить отвар бессмертия. Выпивший его потеряет способность умирать. — А что случится с феей? — спросил Ши. Кок Юй безразлично пожал плечами. — Умрёт. Вздрогнув, Цинсюань бросил взгляд на волны, безмолвные и синие: они скрывали в своих глубинах Хэ Сюань, они были домом для множества сирен, которых люди выловили и разделали, из которых сварили супы и сделали соленья в погоне за счастьем. Но нет счастья там, где хоть кому-то приходиться страдать. — Разве есть дело до каких-то фей Мяо, если можно стать бессмертным? — заметил Хай Фэй, увидев, как Ши погрустнел. — Но… зачем нужно это бессмертие, если рядом не будет близких и любимых? — Цинсюань посмотрел на Хай Фэя. Тот вроде бы был довольно молодым, довольно весёлым и добрым, но эта беззаботная жестокость, что таилась в нём, временами до дрожи пугала Цинсюаня. — Как зачем? Вечная жизнь! — воскликнул Хай Фэй и даже покрутился на месте, раскинув руки. — Кто же о таком не мечтает? — Но вечная жизнь значит и вечное одиночество. И вечную боль. Получается ведь, что все вокруг будут умирать, а ты не сможешь. Даже если захочешь — не сможешь. Боль останется, а избавление от боли — исчезнет. Цинсюань покачал головой, грустно улыбаясь. Пока что он был всего лишь молодым юношей, но уже столько боли и страдания вкусил на улицах, столько безутешных людей встречал на своём пути, пока работал в таверне, что точно знал: смерть может быть спасением от боли, будь она душевной или физической, а в жизни, где нет тех, кого любишь, смысла никогда не будет. Не нужно было бессмертие Цинсюаню, ему нужна была любовь. Ему необходимо было любить и быть любимым. Хай Фэй же придерживался другого мнения: почти всю жизнь он провел на пиратском корабле, дух беззакония воспитал его. Он не был жесток, но безжалостно бы пошел по костям других, если бы эта дорога привела к богатству: не от злобы, но просто от того, что о благополучии других он никогда не думал. Не воспитала в нём жизнь способность сострадать. Особенно, если речь шла не о людях. Ощутив, что назревает спор мировоззрений, кок Юй поспешно добавил: — Но то был не единственный способ стать бессмертным. Есть ещё один. — Какой же? — спросил Хай Фэй. — Если изловить фею Мяо и отрезать ей лишь одно крыло, другое оставив, и отрезанное съесть, то получишь бессмертие. Правда, умереть всё равно можно будет. — Это как? — не понял Ши. — Стареть перестаешь. Будешь вечно молод и весел: пока жива фея, жив и тот, кто съел её крыло. — Интересно, оно было бы вкусным?.. — задумчиво протянул Хай Фэй. — То есть если бы человека в таком случае убили, то он бы умер? — Цинсюань не сводил взгляда с Юя. Тот кивнул. — А фея бы?.. — Умерла. Наверное. Не знаю. Однокрылые феи никому не нужны: обычно их отпускают. Кто знает, что с ними случается, когда человека убивают. — А если фея первой умрёт? — Они бессмертны. Да и едва ли бы у них хватило смелости покончить с собой. Но, должно быть, это работает и в обратную сторону: если погибнет фея, то погибнет и человек. — Требуха всё это, требуха! — закричал с мачты Гао Бо. Все пираты и Цинсюань обернулись на него. — Хочешь сказать, что воду по посту лью? — спросил Юй, хмурясь. — Хочу сказать, что феи Мяо все давно вымерли! — Гао Бо опасно низко склонился с «гнезда» и прищурился. — Всем известно, что династия Сяньлэ поколениями их вылавливала в попытке создать зелье бессмертия, но все тщетно. В итоге их род прекратил существование, а феи Мяо вывелись. — Принцессе Сяньле пропала без вести! — заметил кок, явно сдерживая возмущение. — Смерть была бы для неё слишком лёгкой расплатой. Чуань Юн бросил многозначительный взгляд на Цинсюаня. — Скорей всего мертва, — гнул своё Гао Бо, хмыкнув. — Едва ли такой нежный домашний цветок смог бы выжить на улице. Да и в любом случае, раз фей Мяо больше нет, то ты и видеть их не мог. — Я видел, — упрямо сказал кок. — Говорят, что последнюю фею самолично убила последняя принцесса Сяньлэ, — заметил Чуань Юн. — Потому на неё пало проклятия племени Мяо, и вся её жизнь превратилась в череду неудач. — В этом даже есть какая-то ирония, — заметил Хай Фэй. — Не убила! — вспылил Юй, а Цинсюань вздрогнул. Впервые он видел этого всегда спокойного пирата таким возбуждённым. — Принцесса Се Лянь — сама невинность, доброта и сострадание. Она чиста и милосердна. Последнюю фею она пощадила и выпустила на волю. Я сам это видел! За то и поплатилась своей удачей — всему нашими жизнями! — Не может быть! — воскликнул Цинсюань. — Расскажи, расскажи! Кок довольно посмотрел на Ши и глубоко вздохнул: вспышка возмущения прошла, и знакомый флегматичный Юй вернулся. — За фей императорская семья всегда щедро награждала, так что всякий пытался поймать фею, будь то мужчина, женщина или ребёнок. Я уже говорил, что жил на окраине, как раз с лесом, где и водились феи Мяо. Покуда я был малышом, фей ещё можно было увидеть: однажды я даже наткнулся на их празднество. Но не о том история. С годами фей становилось всё меньше: большинство из них попадали во дворец, а некоторых продавали лекарям, которые в своих маленьких лабораториях пытались сделать то, что не получалось в огромной лаборатории дворца. Глупцы! Но, собственно, когда я вырос, феи уже перевелись. Феи-то перевелись, но их магия всё ещё берегла лес, всё ещё берегла нашу деревню, потому-то нас почти и не тронула эпидемия. Но я рассказываю не о том. Принцессе Сяньлэ тогда было семнадцать — помню, словно то было вчера, а не восемь лет назад. Принцесса Сяньлэ родилась в день праздника Сяньлэ, и все считали это добрым знаком. И вот, наступила годовщина государства Сяньлэ, а Принцессе исполнилось семнадцать лет. Два великих праздника в один день — о, это был незабываемый фестиваль! Меня, увы, там не было, но именно на нём и изловили последнюю фею Мяо, которая затесалась в толпе. Новость гремела на всю империю. День рождения Принцессы, годовщина империи и поимка феи — сама судьба благоволила Принцессе! Все были уверены, что Принцесса Сяньлэ была избрана небесами, чтобы стать бессмертной. — А дальше? А дальше что? Как так вышло, что вы видели эту последнюю фею? — от нетерпения Цинсюань даже сжал ладони в кулаки: так сильно он был заинтригован. — А дальше феи должны были отрезать крылья и сварить отвар. Я слышал, что собирались варить крылья, не отрезая: этот новый метод должен был дать наконец-то отвар бессмертия. Но принцесса распорядилась иначе. Тут уже не только Цинсюань начал сгорать от нетерпения, но и остальные пираты. Чуань Юн выглянул из-за левого плеча Ши, а Хай Фэй — из-за правого. У всех троих глаза были с монетку. — Как распорядилась? Кок Юй лукаво улыбнулся. — Я говорил, что моя деревня была на окраине рядом с лесом фей Мяо? Так вот, однажды ко мне в дверь постучались. И на пороге стояла принцесса с двумя её помощниками. Они попросили меня отвести их в лес. У них была небольшая повозка: совсем невзрачная, старая и скрипучая. То была маскировка: принцесса не желала привлекать к себе внимание. — И ты их отвёл? — спросил Хай Фэй. — Отвёл. В самую чашу. Принцесса была нежна и свежа, как цветок с утренний росой, а её слуги то молчали, то ругались. Когда я их отвёл, Принцесса попросила вытащить фею Мяо из повозки. Слуги повиновались и посадили фею на траву. Принцесса Сяньлэ самолично освободила фею от веревок и выпустила обратно в лес! — А как… а как выглядела фея Мяо? — спросил Ши. — О, фея была прекрасна. Алые одеяния, словно кровь, чёрные смольные волосы, мраморная кожа, островатые черты лица — лишь перезвона серебряных украшений не было. Наверняка их забрала у него стража. Фея Мяо была неотразима, но его крылья… Прозрачные и тонкие, они казались невесомыми. Словно тончайшее стекло. А стоило лучу света на них попасть, как они начинали переливаться всеми цветами. Это было захватывающее зрелище! — Действительно что ли она отпустила фею? — голос, полный сомнения, принадлежал Гао Бо. — С двумя крыльями отпустила! Она развязала веревки и сказала «Ты свободен!» — с чувством сообщил Юй. — Она освободила его. Променяла одну его жизнь на все наши: вернула пойманную удачу и отдала всю свою. — Его? — Цинсюань удивлённо склонил голову. — Его, — подтвердил кок Юй. — Последней феей Мяо был прекрасный юноша. Прекрасно в нём было всё, от пят до макушки, да только один изъян был: глаза одного у феи не хватало. — Ооо… — протянул Цинсюань. — Принцесса Сяньлэ настолько добра и чиста, что даже отказалась от поиска бессмертия. Действительно, избранница небес! — сообщил кок Юй, да только за этими хвалебными речами последовал грязный плевок в море. — Клейменная посмертным проклятием племени бабочек. Тьфу! — И уже на этих самых небесах, — фыркнул Гао Бо: благо, Юй его не услышал. — А я слышал, — сказал Хай Фэй, — что феи Мяо — это народ бабочек. Когда они умирают, то превращаются в тысячи бабочек. Нахмурившись, кок Юй почесал затылок. — Никогда не видел, как умирает фея Мяо. Возможно, как ты говоришь, так и есть. Но те, кто их ловил, поговаривали, что феи могут рассыпаться на тысячи бабочек, если чувствуют опасность, но если поймать хоть одну из них, то фея будет в твоих руках. Не знаю. Но я точно знаю, как они веселятся. Будучи ребёнком, случайно наткнулся на их гулянку. На всю жизнь запомнил их странные ритмы. Дайте сюда швабру, я покажу. Хай Фэй отреагировал моментально: поддел носком швабру, подкинув её в воздух, цепко поймал и бросил Юю. Когда швабра оказалась в руках Юя, он перевернул её и деревком постучал по палубе. Потом по борту. Первый удар о пол вышел более гулким, второй о палубу — более резким и звонким. Кивнув самому себе, Юй принялся чередовать удары о палубу и борт, создавая свой собственный ритм. Ритм фей Мяо. Дум-та-та, дум-та-та, дум-та-та… Цинсюань прислушивался. Немного нахмурился, кивнул в такт, даже потер подбородок рукой, а через миг просиял. — Как они двигались? Так? Словно ветер, Цинсюань легко перепрыгнул с места на места, покрутившись. — Нет, не так, — сказал кок Юй. Он перестал стучать и взмахнул вверх сперва правой рукой, потом левой. — Вот так. И ноги странно разворачивали в коленях, всё время прыгая. Цинсюань серьёзно кивнул — слова более не были нужны: Юй вновь принялся отбивать ритм фей, а Цинсюань попытался повторить грубые неотёсанный движения кока в своей нежной очаровательной манере. — Руки прямее! — Так? — Да! И тело наклоняй вбок во время прыжков! — Вот так? — Да! И прыжки — прыжки выше! — Да куда уж выше! — Хай Фэй всплеснул руками. — Он не фея, крыльев у него нет… Да только Хай Фэй замер с открытым ртом, смотря на то, как Цинсюань невесемо прыгает по палубе, словно бы на земле его ничего и не держит. — Да! Именно так! — радостно воскликнул кок, неосознанно ускоряя ритм. А Цинсюань его ловил — в безумном танцем метался по палубе, взмахивал руками, прыгал и кружился, сгибая колени, и не слышал ничего вокруг, кроме музыки, не видел ничего, кроме танца. На стук постепенно стали стягиваться и другие пираты. Они замирали, смотря на Ши: одни оставались пялиться, другие уходили и возвращались со своими мечами, рукоятью которых начинали вторить ритму: музыка становилась всё громче, а танец Цинсюаня нёс его всё дальше. — Да он просто нарывается, чтобы в него кто-нибудь причалил! — послышался голос из толпы. — Да-да! — вторил ему другой. — У ну — цыц! — Чуань Юн злобно стукнул кулаком о борт, пытаясь высмотреть этих двух негодяев, которые в какой раз позволяют себе такие выражение в сторону Ши. Но тех и след простыл: шустрые, они смешались в толпе и потупили взгляды, ничем себя более не выдавая. Не найдя их, чтобы одарить знатной трёпкой, Чуань Юн вздохнул и махнул рукой, а в следующий миг вскрикнул, ведь Цинсюань, словно неугомонный весенний ветер, подлетел к нему и, схватив за руки, потянул за собой. — Давай, давай, давай вместе! Вместе веселее! — Но я не умею… — Сумеешь! Руки вверх, ноги в бок и прыжок. И крутись! Главное крутиться! Давай же! Чуань Юн никогда не танцевал и попытался было вырваться обратно, но пираты заулюлюкали и засвистели, не пуская его в свои ряды: танцуй, морской волк, танцуй! Пришлось Чуань Юну повиноваться: неуклюже он попытался повторить за Ши, но юноша лишь головой покачал, а потом поправил его. Руки выше, изгиб в коленке другой, а прыжок — легче. Тяжело было танцевать тому, кто никогда не летал. Послышались тихие смешки из толпы, но Чуань Юн не успел ни покраснеть, ни рявкнуть на экипаж, как Цинсюань вихрем врезался в толпу и вытащил из неё ещё двоих пиратов. А за ними — ещё и ещё. — Вот это я понимаю — безделье! Правильное безделье! — весело прогремел кок Юй, когда всякий пират, кто не отбивал вместе с ним ритм, кружился вместе с Цинсюанем на палубе. Гао Бо, свесившись, смотрел на эту безумную пляску и посвистывал. Пиратское судно, мрачное и пропитанное насквозь беззаконием и насилием, меньше чем за палочку благовоний превратилось в веселое поприще счастливых моряков. — Что это за кавардак вы тут устроили, морские крысы?!