Голос моря

— Тебя вчера не было. — А ты меня ждала? — Нет. Цинсюань вздрогнул. Прокравшись ночью на палубу с двумя жаренными рыбами, он уже собирался склониться через борт, дабы высматривать в ночном свете луны золотые блики хвоста Хэ Сюань, но нежный слегка обиженный голос, зазвучавший сбоку, не дал ему это сделать. Ши выпрямился и обернулся. На перекладине сидела Хэ Сюань. Чешуя, покрывающая всё её тело, нежно переливалась золотом во тьме ночи, а прищур её горящих глаз был устремлён на Ши. Влажные волосы чёрными водорослями облепляли её тело, не скрывая, но подчеркивая и неестественную для человека худобу, и слишком длинные конечности. Хвостом, который, казалось, не имел костей, она овилась вокруг перекладины, явно удерживая себя таким образом от падения, но хвост её был настолько длинным, что он всё ещё свисал с корабля: до Цинсюаня донёсся гулкий удар плавника Хэ о корпус судна. Она была недовольна. Цинсюань неловко улыбнулся. — Я заснул, — признался он. — Прости. Хэ ничего не ответила, лишь фыркнула, скрестив руки на груди, и задрала свой маленький нос. — Зато сегодня я принес тебе две рыбы вместо одной: в знак извинения! Цинсюань шустро протянул две жаренные рыбы Хэ, но она лишь бросила на них презрительный взгляд, сглотнула, сдерживаясь, и снова фыркнула. — Не хочу. Ши потерял дар речи. Как бы сильно он не хотел подружиться с сиреной, ему казалось, что она терпит его назойливое общество лишь из-за своей невероятно сильной любви к жаренной рыбе. А сейчас она от неё отказывается! — Почему? — выдохнул Ши. — Что почему? Цинсюань моргнул. Хэ Сюань сегодня явно была не в настроении: даже встретила его, кажется, ждала его появления, а теперь фырчала и отказывалась от своего любимого лакомства. — Обиделась? — Нет. — Что-то случилось? — продолжил допытываться Ши. — Нет, — глаза Хэ грозно сверкнули янтарем в свете луны. Она сидела неподвижно, словно каменное изваяние, гордое и одинокое. От этого зрелища Ши задохнулся влажным солёным воздухом. — У меня — ничего не случилось. А у тебя явно что-то случилось. Ты почему себя так ведёшь? Ши растерянно хлопнул глазами. Он прокрутил последние дни в голове, пытаясь понять, чем он вызвал такое возмущение Хэ. После всех тех кровавых историй о сиренах его любопытство ни капли не уменьшилось, но ощущение комфорта… покинуло его. Раньше он шутил и болтал с Сюань, теперь же он, только завидев блеск её чешуи на воде, бросал туда рыбу и поспешно убегал обратно в каюту, под одеяло, поближе к брату, чтобы уткнуться тому носом в спину и сладко сопеть. А вчера и вовсе заснул у него «под крылышком», позабыв о препрятаной рыбе для Хэ Сюань. Неужели она разозлилась из-за того, что несколько дней Ши с ней не говорил и не общался? Нет, нет, быть того не может! Она просто зла из-за вчерашней оплошности Ши. — Теперь ты потопишь наш корабль? — печально спросил Цинсюань. Резко Хэ впилась ногтями в дерево перекладины и зашипела, обнажая свои клыки. Инстинктивно Цинсюань отпрянул, случайно выронив обе рыбы за борт. — Так вот кто я для тебя? — шикнула Хэ и сжала пальцы: раздался скрип. Её когти оставили глубокие царапины в дереве перекладины. Ши, увидев, насколько смертоносными могут быть перепончатые руки Хэ, затрепетал. — Прости-прости-прости! — Цинсюань сложил ладони и склонил голову. — Завтра я обязательно принесу больше жаренной рыбы. Три… нет, четыре… Пять! Пять будет достаточно, чтобы… что? Ши поднял взгляд. Лишь сейчас до него дошел смысл слов сирены. — Что ты имеешь в виду? — медленно спросил он. — Ты кормишь меня лишь потому, что таким образом пытаешься спаси свой корабль от потопления монстром. Мной, — отчеканила Хэ. — О, нет… — Тогда почему ты себя так ведёшь? Цинсюань медлил. Он не понимал, что именно не нравилось Хэ. То, что он рыбой её забыл покормить? Или это было лишь последней каплей после нескольких дней, когда он откровенно избегал встреч с ней? Неужели Хэ заметила, как Цинсюань невольно начал опасаться её? — Я… — голос Ши дрогнул. Он судорожно втянул воздух. — Я запутался. Корабль «Преподобный» неторопливо покачивался на волнах, где-то на носу стоял дежурный матрос и правил рулём, а здесь, в другой части корабля, Цинсюань растерянно смотрел на сирену, которая впивалась когтями в перила, оставляя на них глубокие царапины. — Я не понимаю, — наконец, сказала Хэ. — Я тоже, — ветер вырвал несколько прядей из наспех сделанного пучка волос Ши и разметал их, щекотя лицо юноши. Цинсюаню пришлось стянуть ленту: он завязал небрежный хвост. — Просто… мой брат против нашего общения… — И поэтому ты решил его прервать? — хмыкнула Хэ. — Что? Нет! Вовсе нет! Я всё равно хочу с тобой дружить. Просто… мне следует быстрее возвращаться в каюту, чтобы он не заметил моего отсутствия. И ещё… — Что ещё? Слова Хэ, словно удары ножей, острые и резкие, впивались в сердце Цинсюаня, заставляя его пульс ускоряться. — …пираты… экипаж рассказал мне много историй о сиренах, и я… Ши замялся и, услышав мощный удар хвостом о корабль, вжал голову в плечи. — Значит, ты наконец-то понял, кто перед тобой? — грозно спросила Хэ. Цинсюань медленно и боязливо поднял на неё взгляд. Величественная сирена смотрела на него. Гордая осанка, дикий блеск в глазах и нежные изгибы тела — несмотря на все нечеловеческие черты её тела, её образ завораживал Ши. — Нет, — на выдохе сказал Цинсюань. — В том-то и дело, что я ничего не понял! Всё, что знал о сиренах — много ли вреда в безобидной сказке о Погибели Кораблей? Сказать «она топит суда» не так пугающе, как рассказать, как именно сирены убивают людей! Всё, что я знал, оказалось пустышкой, и всё, что мне рассказали, ничем не отличается! Хэ поджала тонкие губы. Она более не царапала борт корабля, внимательно смотря на Ши, которого пробило на слова. — Одни говорят, что сирены сворачивают головы, другие — что забирают души. А потом меня убеждают, что сирены топят моряков, а сразу за этим говорят, что они разрывают их на куски. И так про всё: всё, что мы знаем о сиренах, это не более, чем выдумка. И совсем не понятно, есть ли во всём этом хотя бы крупица правды! Сказав всё это на одном дыхании, Цинсюань сейчас замолчал, жадно хватая ртом воздух. Хэ задумчиво склонила голову. — Ты хочешь знать, кто такие сирены? Ши кивнул, всё ещё пытаясь отдышаться. — Зачем тебе это? Медленно поведя плечами, Цинсюань легко ответил: — Не знать элементарных вещей о народе друга — это ведь полнейшее неуважение. Сюань фыркнула. Отвернулась. — Мы не друзья, — тихо шепнула она. Лишь сейчас Цинсюань заметил, что некоторые пряди её волос полностью высохли, и ветер игриво забавлялся с ними. Неужели она так долго ждала его здесь? — Спрашивай. — А? — Если тебе что-то интересно, то спрашивай. Нигде ты не найдешь ответов точнее, чем у меня. Ши неуверенно кивнул. Медля, он положил ладонь на перила, осторожно шагнув к Хэ, которая бросила на него беглый взгляд и упрямо уставилась в море. Цинсюань выдохнул. — Сирены — это кто? — спросил он. — А ты как думаешь? — язвительно ответила Хэ. — У меня несколько вариантов, — с воодушевлением Ши начал перечислять. — Мстительные духи убитых или погибших в море девушек, или злые колдуньи, которые купались в крови невинных девиц и стали сиренами в погоне за вечной молодостью, красотой и жизнью… — Это кто тебе такой бред рассказал? — Хэ фыркнула. Опершись о перекладину, она чуть поддалась корпусом вперёд, приблизившись к Ши. — Мы морские духи, — шепнула она. — Из морской пены родились, в морскую пену и обратимся. Мы никогда не были людьми. И никогда ими не сможем стать. — Никогда? — Ши свёл брови домиком. — Говорят, что если высушить сирену, то у неё вместо хвоста будут ноги и… — Не будут, — Хэ ухмыльнулась. Взгляд Цинсюаня зацепился за её белые клыки. — Если высушить сирену, то будет просто сухая сирена, умирающая от нехватки воды. Вот и всё. Никаких ног. — Ооо… Это печально. — Тебе так хотелось увидеть меня с ногами? Цинсюань растерянно моргнул. — Что бы ты сделал, будь у меня ноги, а не хвост? Ши широко улыбнулся. — Конечно же, научил танцевать! Цинсюань и не заметил, как поймал Хэ за руку, холодную и влажную, и сжал её в своей ладони. — Поверь, нет ничего лучше на земле, чем танцы. Ноги сами несут в пляс, а руки порхают в ритм мелодии. А ты кружишься, кружишься, кружишься, и ветер звенит в ушах. В этот миг весь мир открыт для тебя — ветер уносит тебя так далеко, что никому не догнать! Ох, как жаль, что у тебя никогда не будет ног и ты никогда не сможешь танцевать! Цинсюань уставился на Хэ, которая растерянно моргнула и отпустила глаза. Ши проследил взглядом и лишь сейчас понял, что бессовестно держал её за руки. Мгновенно он отпустил её, но не отпрянул. — Прости… а сирены правда убивают моряков? — Правда, — тихо сказала Хэ. Цинсюаню послышалось сожаление в голосе Сюань. — А-Сюань, а ты?.. — Да. Сглотнув, Ши вдруг особенно остро ощутил, какой же ветер ночью сильный и пронизывающе ледяной. — Зачем? — Так надо. — Я не понимаю. Убивать — надо? Это же безумие. — Не безумие! — огрызнулась Хэ. — Люди убивают сирен, сирены убивают людей. Вселенская идиллия! Что тебе ещё надо?! Где-то в груди Ши в отчаянии билась бабочка страха, но юноша поспешно поймал Хэ за ладонь. Влажная. Холодная. Пальцы длинные и тонкие, когти острые и смертоносные. Но Ши держал Хэ крепко: боялся, что она решит соскользнуть с перекладины и скрыться в воде. Злобно зыркнув на Ши, Хэ увидела не страх, а сочувствие в его светлом взгляде, что было для неё ещё более невыносимо. Она вновь уставилась на море, но руку из ладони Цинсюаня не выдернула. — Ещё вопросы? — А как сирены уби… — Давай не про это, ладно? — Ладно, — Ши кивнул. Всё же он был прав, когда решил, что тема убийства людей для Хэ неприятна. — Тогда скажи, сирены правда живут более трёхсот лет? — Да, — предугадывая вопрос Ши, Хэ добавила. — Мне четыреста сорок четыре. Цинсюань выдохнул. — Какая ты взрослая и мудрая! Наверное, столько всего интересного видела! В голосе Ши звенело восхищение. Хэ невольно улыбнулась. — В мире куда больше ужасных и отвратительных вещей, чем хороших, — попыталась она осадить восторг Цинсюаня, но куда уж там: он крепко сжимал её ладонь, а его глаза сверкали азартом. — А магия — магия у сирен есть? Хэ нахмурился. — Что ты подразумеваешь под магией? Если то, что наше пение чарует и подчиняет, то да: каждая сирена с человеческим голосом обладает магией. — Это-то и так понятно, я про другое! Например, Погибель Кораблей может управлять морем. Левой рукой она собирает тучи… или правой? А, не важно! Если она пожелает, то грянет буря, соберутся тучи и поднимутся волны, потонут все корабли! Или по её желанию может начаться штиль, из которого никому живым не выбраться! — О, нет: на такие чудеса ни одна сирена не способна, будь то Погибель Кораблей или нет, — хмыкнула Хэ. — Это людские выдумки. — А магия исцеления? Говорят, что чешуя сирены способна исцелить любой недуг! А мясо… — Ши прикусил язык. Решив не упомянуть об убийстве сирен, он бросился на другую тему. — А слёзы сирены способны вернуть к жизни! Это правда? — Это… нет, — Хэ покачала головой. — Послушай, Цинсюань, сирены не обладают никакой магией, кроме магии голоса. Голос — это наше главное богатство, наше чудо. Это единственная наша магия. Только зачаровывать сладкими песнями мы и умеем… — Да? — Цинсюань даже слегка разочаровано посмотрел на Хэ. — Я думал, что вы ещё что-нибудь умеете. — Только Погибель Кораблей может лечить голосом, — словно желая оправдать ожидая Ши, сказала Хэ. — Лечить, но не воскрешать. И она это может только потому, что очень многих людей убила. У многих забрала голос. Цинсюань широко распахнул глаза. — А-Сюань, ты встречала Погибель Кораблей? На лице Хэ появилась кривая улыбка. — Можно и так сказать. Неосознанно Ши придвинулся к сирене. — Ты знаешь, почему она все корабли топит и никого в живых не оставляет? Почему она такая беспощадная? Хэ поджала губы, бросила короткий взгляд на волны и вновь посмотрела на Ши. — Потому что она одинокая, — наконец, ответила Хэ. — Мы, сирены… социальные существа — такие же, как люди. Мы можем жить по одиночке, но одиночество нас сводит с ума. — Поэтому сирены встречаются стаями? Ой, косяками то есть! — Группами, — Хэ грустно улыбнулась. — У людей же есть поселения? — Да, — Ши нахмурился. — А это здесь причем? — Сирены тоже живут поселениями, только мы… эээ… наверное, на человеческом языке это будет звучать как «кочевой народ». Группы сирен могут быть большими и маленькими, эти группы какое-то время живут на одном месте, потом уплывают. А могут и вовсе всегда быть в плавании. Это называется «кочевать»? Цинсюань кивнул: теперь в его глазах больше не сверкал азарт, он серьёзно смотрел на Хэ. — Ну вот, значит, сирены — кочевой народ. А у Погибели Кораблей люди за ночь убили всю её группу. Поймали и мучали. А она следовала за кораблем, надеялась спасти хотя бы кого-то. Но в итоге не спасла, в итоге она лишь видела, как их всех заживо разрезают и продают по кускам. Цинсюань задохнулся от ужаса, сжимая ещё крепче руку Хэ. — Я жил в порту, но никогда не видел… — Их всех поймали и убили, — повторила Хэ. Мрачно, жёстко. — Погибель Кораблей осталась одна. — Я… мне очень жаль, — тихо сказал Ши. Хэ повела плечами. — Она уже давно одна. Несколько десятилетий. Плавает и мстит людям. Мечтает убить капитана корабля, который разрушил её группу. И она сделает это, несмотря ни на что. Слова Сюань звучали не как предположение, а как обещание. Окинув Цинсюань колючим взглядом, Хэ резко вырвала свои ладони из его рук, словно вспомнив, что он человек и ей приближаться к нему нельзя. — Она одна. И она привыкла, — добавила Хэ. — Прямо, как ты? — спросил Ши, подняв взгляд на сирену. Хэ Сюань никогда не приходилось оказываться в сетях на палубе, ей никогда не приходилось испытывать недостаток влаги — море уберегло её от таких испытаний, но сейчас она ясно ощутила, как начала задыхаться от слов Ши. — Люди убили твою группу? — Цинсюань потянулся к Хэ и поймал обе её ладони в свои. — Ты ведь тоже одна. Всегда была одна. И тебе тоже нужно общение. Поэтому ты обиделась на меня, когда я перестал с тобой разговаривать ночами? Тебе ведь нравится общаться со мной, правда? — Не правда, — Хэ отвернулась к морю и фыркнула. — Мне жаль, — тихо пробормотал Ши с таким глубоким чувством вины, словно он сам был причиной смерти группы Хэ. — Люди… бывают жестокие, и мне очень жаль, что я не могу ничего изменить. Но… пока я могу, я буду с тобой. Я буду твоей группой. И я всегда буду твоим другом, даже если судьба разведёт нас разными тропами. — Рыба. — Что? Цинсюань изливал душу, пытаясь поддержать Хэ, говорил ей тёплые и нежные слова, а она — снова о рыбе? — Жаренная рыба, — сказала Хэ. На Ши не смотрела, смотрела исключительно на волны. — Я вижу её. И я голодна. Я собираюсь съесть её, пока она не потерялась в волнах. Спокойной ночи. Более ничего не сказав, Хэ легко высвободила руки из ладоней и собиралась уже соскользнуть в воду, но замерла. Хэ задумчиво посмотрела на Ши. — Ты… неплохой человек. Но не забывай, кто я. Не заблуждайся. И не думай, что наше общение способно изменить хоть что-то. Не жди от меня пощады. Цинсюань бросился к Хэ, но она уже соскользнула в море — послышался гулкий плеск, и её тело скрылось под толщами воды. — А-Сюань! Сколько бы Цинсюань не высматривал её и не звал, а золотистого блеска её чешуи он более не видел. Начался дождь.