Голос моря

— Ладно, ладно! Я же у тебя не скверный гэ, не злой! Не тиран! Раз не сейчас, значит, не сейчас! Значит, потом, раз со мной ты говорить не готов! Ладно! Но с экипажем, я вижу, ты славно общался, пока мне здесь не было! Вылезай сейчас же: ты будешь говорить с ними! Цинсюань вздрогнул. — Что? — То! Выползи уже из-под стола и веди себя достойно! Не позорь меня своим ребячеством! На миг Цинсюань замер, ощущая теперь укол вины не только за непослушание, но и за своё дурное поведение. Нехотя и чуть не ударившись головой, он вылез и поднялся, неуверенно смотря на брата. — Я слушаю тебя, гэ. — Не надо меня слушать, ты же не готов со мной говорить, — язвительно заметил Уду. — Ты говори с экипажем. Точнее, теперь у экипажа будет серьёзный разговор с тобой. А я буду стоять в сторонке. Цинсюань стоял ни жив, ни мёртв, ощущая, что своей попыткой избежать разговора с братом сделал себе только хуже. — Гасите все лампы, кроме одной, — приказал Уду. — И хорошенько вдолбите в голову моему диди, что сирены — существа опасные и кровожадные, что им нельзя доверять, с ними нельзя дружить. Среди пиратов пробежалась шепотки. Одна за другой начали тухнуть керосиновые лампы. — Он, видите ли, вздумал подкармливать эту сирену. Вздумал с ней разговаривать. Дружить. Она теперь ошивается рядом с кораблем. Расскажите-ка ему во всех красках, чем такая дружба заканчивается. Расскажите всё, что знаете о сиренах — расскажите о всех тех, кто погиб от их песен. Всё расскажите. А я — я постою в стороне. Со мной ведь брат не готов говорить. Своего гэ он не желает слушать. — Гэ, я… Но Цинсюань не успел договорить. Две последние керосиновые лампы затушили: камбуз погрузился во мрак, и Ши вздрогнул. Лишь одна керосиновая лампа всё ещё тускло горела, её из рук в руки передавали ближе к Ши с криками: — Сюда! Сюда! А всё так хорошо начиналось! Но в итоге Цинсюань оказался в кольце пиратов, которые пугали его легендами о сиренах и рассказами о погибших моряках в полумраке камбуза, а Ши Уду стоял в стороне и молчаливо следил, как Цинсюань бледнеет всё больше. Цинсюань всё ещё вжимался в спину кока, пока Чуань Юн стоял перед ним, а пламя от керосиновой свечи в его руках отбрасывало мрачные тени на его лицо. Ши сглотнул, а Чуань Юн улыбнулся, сверкая золотым зубом. Цинсюань прекрасно понимал, почему весь экипаж с таким воодушевлением принялся его пугать. Пираты боялись сирен. Ненавидели их. А Цинсюань подружился с одной из них — Цинсюань кормил Хэ Сюань. А значит, она была всегда где-то рядом с кораблем. Это Цинсюань прекрасно понимал, но совсем не понимал, как эти люди, обещавшие спрятать его от брата и, казалось бы, стоящие на его стороне, вдруг переметнулись на сторону Ши Уду, нарушив своё слово! Но сейчас это уже было не так уж и важно: куда важнее для Цинсюаня сейчас было стереть все те кровавые образы, которые рисовало его воображение. — Сирены — это злобные духи, которые не знают пощады, — добавил Чуань Юн победным голосом. — Нет, это утопленницы, — мягко возразил кок Юй. — Утопленницы? Что? Нет! — Чуань Юна грубо оттолкнул Гао Бо. Пламя дёрнулась, когда он вырвал керосиновую лампу. — Это неупокоенные души! Мужчин или женщин. Неважно! Это те, кто после смерти жаждет мести! — Нет, не так, — квадратное лицо Сяо Лэя выплыло из тьмы. Он склонился к плечу Гао Бо, и тени от лампы зашевелились на нём. — Сирены — это души женщин, которые погрязли в алчности, злобе и жадности. Это души тех, кто купался в крови юных девственниц при жизни, убивал и чинил беспредел. Это души, ещё при жизни окаменевшие, которые только и жаждали, как вечной молодости, красоты и жизни. Умерли они или нет, то неизвестно, но известно, что как люди они давно погибли: в своих поисках они стали сиренами. Вечно молодыми, вечно красивыми, вечно желанными. Но чтобы оставаться такими и не превратиться в морскую пену, им необходимо ловить моряков и сжирать их души. Страх сковывал сердце Цинсюаня, но в голове звенел тревожный звонок: Цинсюань отлично видел Хэ Сюань, и, несомненно, он был очарован её красотой. Но красота её была совсем неземная — её красота была потусторонней. У неё не было пышных форм, у неё не было широких глаз, у неё не было даже кожи. Она вся была покрыта чешуей. Цинсюань сомневался, что все поголовно моряки падки на чешуйчатых женщин. — Именно поэтому их тела обладают целебными свойствами! — из-за спины Сяо Лэя показался Хай Фэй, который завел свою собственную песнь: — Если съесть кусок мяса сирены, то исцелишься от всех болезней и проживёшь сто лет. А если съесть язык сирены, то станешь неуязвим. Никакой кинжал или меч не возьмёт, все раны заживут моментально! — Только вот как сто лет стукнет, сразу и помрёшь, — послышался голос из толпы. — Вот-вот, — Чуань Юн схватил Хай Фэя и оттащил его от лампы. — А потом ещё твоя душа не попадет в круг возрождения, подруги съеденной сирены утянут твою душу под воду и разорвут на части, съедят! Ну уж нет! Кальмара мне в лёгкие, если я когда-нибудь соглашусь отведать мясо этой проклятой твари! — Но так-то сирены не бывшие люди, будь то утопленницы или злобные красотки, — сказал Да Шуй, пират среднего роста. — Сирены — это морские духи. Они охраняют несметные богатства под водой. Все сундуки с золотыми монетами — в их власти. И украшения — тоже. Они не знают цену деньгам, но падки на блестяшки. Поэтому чем больше сундуков с золотом на корабле, тем выше шанс столкнуться с сиренами. — Ну-ну! — послышался недоверчивый шепот. Гао Бо даже ногой топнул, а Сяо Лэй скрестил руки. — Не верите? Ах, не верите! Ну-ну! — взбесился Да Шуй, принявшись бегать внутри круга, от чего пламя в лампе трепетало, а тени продолжали тянуть свои щупальца к лицам пиратов. — Их слёзы — это самое ценное, ведь сирены — морские создания, они не умеют плакать! — воскликнул Да Шуй. — Именно! — согласился Хай Фэй. — Их слёзы способны лечить раны, даже могут почти что воскресить! — Нет, нет! — Да ШуйДа – dà – 大 – большой, сильный. Шуй – shuǐ – 水 – вода. остановился и ткнул Хай Фэя в грудь. — Это что за чепуха?! Их слёзы обращаются в жемчуг и драгоценные камни. И плачут они только перед самой смертью, потому что их души не попадают в круг перерождения, и после смерти они просто исчезают. Слово за слово, касание за касанием — и вот уже Да Шуй и Хай Фэй сцепились в драке: к горячему спору присоединились и другие пираты. Споры велись обо всём: происхождение сирен — утопленницы они, грешные красавицы, морские духи ли; причины их нападения — блажь, прихоть, потребность, чтобы жить или же месть; их магия — лечат ли сирены слезами, даёт ли их плоть бессмертие или же губит, а может быть, и вовсе их слёзы способны обернуться в сокровища; их способы убийства, причины их смерти и продолжительность жизни. Ни по какому из этих поводов пираты не сходились во мнениях — у каждого была своя версия. Хай Фэй ударял себя в грудь и громче всех кричал, что он был в команде охотников на сирен, он много сирен переловил, разделал и продал, он-то знает наверняка, но другие и слушать его не хотели, ведь свои представления о сиренах они получили из рассказов о личном опыте знакомых их знакомых. В конце концов, спор перерос в балаган с щедрым дождём из ударов. Кок Юй, оставив Цинсюаня, бросился разнимать пиратов, а Ши так и застыл, смотря на экипаж и слушая их ругань. Получалось, понял Цинсюань, никто толком не знает, кто такие сирены, почему они нападают на людей, чем живут, чем питаются и какой магией владеют. Получалось, понял Цинсюань, люди совсем ничего не знают о сиренах, ведь одни слова противоречили другим — люди совсем не ведают, с какими существами имеют дело. — А что насчёт голоса? — спросил Цинсюань, пока Юй держал за шкирку в одной руке Да Шуя, а в другой Хай Фэя, которые кричали друг на друга и пытались врезать в глаз. — Голос? — переспросил Гао Бо, показавшись из-за подмышки Юя. — Какой голос? — Ну, Хэ Сюань же пела, что ей не нужно злато, ей нужен голос. Она пела что-то про то, что только моряк может ей подарить голос. Или как-то так. Я плохо помню, — Цинсюань неловко принялся теребить край рукава, смотря на свои перебинтованные пальцы. — Так что? Не знаете, причём тут голос? Камбуз погрузился в тишину. — Я не знаю, — сказал Чуан Юн. — И я тоже не знаю, — признался Гао Бо. — Впервые слышу, — сообщил Хай Фэй. — И вообще: кто вслушивается в песни сирен? Они красивы — их телами должны наслаждаться глаза и руки, а их песни слушать нельзя. Тем более понимать, о чём их песни! Цинсюань растерянно улыбнулся. Не понимал он, как можно наслаждаться песней, не вслушиваясь в её смысл. — Особенно, если поёт Погибель Кораблей! — крикнул кто-то из толпы. Тут же экипаж на миг затих, а после принялся горячо поддерживать. — Да-да! Только один взгляд на Погибель Кораблей способен убить! — Её песни такие чарующие, что выживших нет! — Её когти так остры, что она легко вырывает сердца и ест их на глазах умирающего! — Погибель Кораблей… — протянул Цинсюань. Он всё ещё содрогался от всех этих ужасных рассказов, но не меньше его пугала и неизвестность, которой ему теперь виделись сирены, и беспощадный отлов и убийство морских дев. — Это ведь императрица сирен? — Императрица морей! — ответом послужил дружный хор. — Ей подвластно море! — Гао Бо схватил Ши за руку. — И ветер тоже её верный слуга! — под другую руку Ши подхватил Да Шуй. — Захочет она, шторм такой нашлёт, что никто не выживет, корабель в щепки разломает! — сказал Гао Бо. — А захочет, и устроит такой штиль, что спасения не будет, — добавил Да Шуй. — А пожелает, и создаст такие волны и ветер, что приведут корабль туда, куда ей надо: на рифы или в морскую пустошь, — сообщил Хай Фэй. — Если её слёзы попадут на человека, то разъедят его насквозь. Благослови ветер, чтобы после этого человек выжил. — Да-да, именно так! — завопили пираты. — Нет-нет, её слёзы — даруют исцеление! — возмутились другие члены экипажа. — Нет, исцеление дарует её чешуя! Одну чешуйку достаточно приложить к ране, чтобы та моментально затянулась! И снова — крики, ругань, споры и сплошная неопределенность. — Хватит спорить: всё равно нет никаких весомых доказательств ничему! — возмутился Цинсюань. Моментально все пираты, которые до этого друг друга готовы были переубивать, объединились против Ши: каждый из них доказывал, что их источники — самые надёжные, а Цинсюань — ребёнок, который ничего не понимает. — Она смертельно красива, эта Погибель Кораблей, — сказал Гао Бо. — Большинство моряков сразу и умирают, стоит им просто взглянуть на Погибель Кораблей, — согласился Сяо Лэй. — Так она красива. — Но ведь это того стоит, — сказал Гао Бо. — Я бы умер без сожалений, если бы последним, что я увидел, была такая дева… — Я бы хотел до этой красоты ещё перед смертью и дотронуться, тогда бы и согласиться померить без сожалений! — хохотнул Хай Фэй. Его рассуждения экипаж поддержал радостным свистом. — Говорят, если успеть украсть у сирены поцелуй, то он дарует бессмертие! — Не бессмертие, а способность дышать под водой! — Но тогда сама сирена моментально умрёт! — Нет, не умрёт! Она станет твоей женой навеки, а жизни будут бесконечными, бессмертными! — Да ладно?! — Коробка вонючих костей, так и есть, клянусь своими зубами! — Да у тебя ни одного не осталось, чем ты там можешь клясться! Голоса шумели наперебой, словно шторм, окатывающий Цинсюаня, который тонул в этом омуте слов. Едва ли он улавливал связанные разговоры, лишь отдельные фразы. — А я бы не отказался от сирены в жёнах! Но Погибель Кораблей — нет, никогда! Она же загрызет ночью! — А я бы и Погибель Кораблей взял, краденный поцелуй ведь сделает её послушной, она не сможет перечить! — Тем более ноги у неё должны быть красивыми! — Да-да, ноги у неё длинные и гладкие! — Ноги? — удивился Цинсюань. — Откуда у сирены ноги? — Как откуда?! Сирены, если обсохнут, становятся людьми, — важно заявил Гао Бо. Ши округлил глаза. — Дудки! — Да Шуй толкнул Гао Бо в грудь. — Только самые кровожадные сирены, которые поглотили множество душ, могут сменить хвост на ноги! И то им нужна будет влага. На берегу они выживут, но вдалеке от воды погибнут. — Погибель Кораблей беспощадна: всякий корабль, который попадается ей на пути, обречён. Так что она явно достаточно убила для того, чтобы порадовать моряков стройными ножками, — Гао Бо одарил многозначительным взглядом Да Шуя. Оба пирата явно что-то представили и облизнулись. — Да вы оба явно слишком сильно промочили горлоНапились , раз несёте такую кальмарью ахинею! — Хай Фэй растолкал Гао Бо и Да Шуя. — Я охотился за сиренами. С юношества, между прочим, а сейчас я уже не очень и юн! Чего я только не видел и не слышал, но ни разу у сирен не появлялись ноги, какими бы сухими они ни были! Не бывает такого, чтобы хвост превращался в ноги! Гао Бо и Да Шуй вновь принялись горячо спорить о свойствах сирен с Хай Фэйем, а Сяо Лэй начал устало вздыхать, стоя рядом с ними, пока кок Юй безуспешно пытался разнять эту троицу. Пламя свечи не переставало дрожать, а Цинсюань растерянно стоял, ощущая тяжесть на сердце. На его плечо опустилась рука. Вздрогнув, Цинсюань обернулся и увидел Ши Уду. — Тишина на палубе! — шикнул Уду. — То есть тишина в камбузе! И действительно: миг, и воцарилась тишина. Все пираты так и замерли: Гао Бо замер, держа Хай Фэя за руки, а Да Шуй замер, останавливая удар, направленный в глаз юнге. Коку пришлось замереть, обнимая Да Шуя, которого он пытался оттянуть от Хай Фэя, дабы предотвратить удар. Цинсюань растерянно смотрел на хмурого брата: Уду очень даже устроили кровавые рассказы экипажа, но вот когда речь начала касаться красоты сирен, их стройных эфимерных или реальных ног да желания пиратов с ними поразвлечься, Ши Уду решил, что пора заканчиваться этот серьёзный разговор с братом. Цинсюань ещё слишком юн, наивен и невинен, чтобы слушать подобные пошлости. — Вы достаточно рассказали, теперь моя очередь, — отчеканил Уду. Он одарил холодным взглядом брата, от которого тот сжался. — Сирены — кровожадны. И беспощадны. Люди для них — корм. Ты слишком доверчив, чтобы распознать злой умысел сирены. Не льсти себе, что раз на тебя не действует её поение, то ты в безопасности. Нет. Не приближайся к ней, не общайся с ней, не корми её. Или ты хочешь, чтобы она из твоих костей себе короны сделала? Благодаря кровавым рассказам об убийстве моряков сиренами Цинсюань в красках представил, как Хэ Сюань может его убить. Утопить. Разорвать. Или поиграться, а потом утопить. Или топить и рвать. Или… этого было уже достаточно, чтобы Цинсюань побледнел и вцепился в руку брата. — Нет, не хочу. — Вот и славно, — Ши Уду явно был доволен проделанной работой. Он хлопнул брата по плечу. — А теперь будь хорошим диди, плотно покушай, помоги Юю помыть посуду, а потом иди спать в каюту и не покидай её ночью. Ты меня понял? Сглотнув, Цинсюань кивнул головой. И пусть сегодня он засыпал, крепко прижавшись к Уду, а всё же ночью на палубе раздались его тихие шаги, а за борт полетела жаренная рыба.