Голос моря

Пламя в керосиновой лампе трепетало. Защищённое со всех сторон стеклом с чёрным налетом от едкого дыма, оно всё же танцевало вместе с колебаниями воздуха: легко падало набок и вновь вытягивалось, бежало змейкой вверх, исчезая на собственном кончике и превращаясь в копоть, оседавшую на повидавшем виды стекле. Старую лампу в руках держал Гао Бо. Коренастый, маленький и мускулистый, он смотрел на Ши Цинсюаня с прищуром в узких глазах. Пламя лампы отбрасывало шевелящиеся тени, подобные щупальцам Кракена, на его рыхлое лицо, которое в сумраке заставляло сердце Цинсюаня замирать от напряжения. — …ужасные, кровожадные твари! — вещал Гао Бо. Крылья его носа поддрагивали, когда он вдыхал, и Цинсюань старательно пытался сосредоточиться на них, чтобы не прийти в ужас. — Они беспощадны. Они ловят моряков, чаруют их своим нежным голосом и соблазнительным телом, заманивают в воды, а там — ХРЯСЬ! Ши вздрогнул, зажмурился, когда Гао Бо подпрыгнул и хлопнул в ладоши, словно сворачивал кому-то шею, от чего керосиновая лампа пугающе закачались, а пламя на миг потухло, погружая всех в камбузе во тьму, но потом вспыхивая с новой силой. Цинсюань отшатнулся от резкого звука и врезался спиной в мягкую грудь кока Юя. Цинсюань прикрыл глаза и попытался дышать ровно. Ощущение доброго кока за спиной успокаивало. Неуверенно приоткрыв глаза, Цинсюань выцепил за кругом пиратов, что его окружили, Ши Уду. Тот стоял у двери, прислоняясь спиной к косяку и надвинув шляпу-треуголку на глаза. Казалось, Ши Уду вовсе не участвовал во всём происходящем, но именно он был зачинщиком этого ужаса. Казалось, Ши Уду вовсе не смотрел на брата, но Цинсюань ощущал на себе пристальный взгляд гэ. — Не так, — возразил громадина Сяо Лэй. Цинсюань уже понял, что эта скала не любит открывать рот, но когда всё же его открывает, то говорит прямо и по делу. — Не так? — возмутился Гао Бо. Нахмурившись, он резко поднял руку, пытаясь тыкнуть лампой в нос Сяо Лэю, но в силу своего роста смог дотянуться лишь до его груди. Пламя в керосиновой лампе от резких движений зашаталось, а тени забегали по стенам камбуза в неистовом танце безумия. — Как же, если не так?! — с вызовом в голосе спросил Гао Бо. Сяо Лэй сперва медлил, но потом своим спокойным, собранным и гортанным голосом сообщил: — Они не сворачивают шеи, они топят. — Да, да! Именно топят! — послышался звонкий голос Чуань Юна. Он выскользнул откуда-то из-за спин спорящих пиратов и оказался между ними: носом чуть не стукнувшись о керосиновую лампу, он ловко выхватил её из рук Гао Бо и шагнул уже к Цинсюаню. Юноша ещё больше вжался в мягкую грудь кока Юя, отчётливо понимая, что он не желает более слушать пугающие рассказы о сиренах. Но разве кто-то здесь внемлет его желаниям, когда был отдан приказ от капитана? — Нежнейшие существа, они поют и зовут к себе, — с каждым словом Чуань Юн делал шаг вперёд, к Цинсюаню, и оказывался всё ближе, словно неминуемая гибель. — Они завлекают сладкими песнями и любовными обещаниями. Они обещают поцелуй бессмертия, исцеление от всех болезней, несметные сокровища и бесконечное счастье! Голос Чуань Юна звенел остро, до боли в ушах. Цинсюань не отрывал взгляда от этого одноглазого пирата. — Они обещают страстный поцелуй, но не дают его! Моряк склоняется к ним, тянется, а они всё больше дразнят его и прячутся в воде. А потом — бац! — хватают и утаскивают на дно. Топят! Убивают! Из костей строят замки, из волос создают струны, а плотью они питаются. Раздирают своими когтями тело, пока моряк ещё жив, пока он тонет. Стаей набрасываются — дикарки! Они не дают моряку всплыть, они просто терзают его, пытаясь оторвать себе кусок побольше. Все их обещания ложные, все их песни обманчивы, а натуры жестоки: моряки, попавшие в их сети, умирают, захлёбываясь в воде, окрашенной их же собственной кровью. Чуань Юн оказался вплотную к Цинсюаню, который не смел отвести от пирата взгляд. Хотел бы он ещё вжаться в спину кока, да только более вжиматься было некуда. Пират молчал, словно ожидал реакции от Ши, и Цинсюань невольно сглотнул, вспоминая, какие длинные и острые когти были у Хэ Сюань на перепончатых ладонях: она с помощью них без проблем могла забраться на борт! А если бы эти острые когти впивались не в дерево судна, а в человеческую плоть? Если бы они её раздирали? А если бы её клыки, которыми сирена этой ночью вырвала жаренную рыбу из рук Ши, прежде чем скрыться в чёрных водах ночного моря, вцепились в чью-то шею? Живое воображение Цинсюаня услужливо подкинуло яркие сцены: плеск волны, рябь на алой воде и Хэ Сюань, которая терзает тело какого-то несчастного моряка. Может быть, тело самого Цинсюаня? От ужаса у Ши поплыло перед глазами. Он побледнел, бросил кроткий взгляд на брата в немой мольбе остановить это запугивание, но Ши Уду был неподвижен, нем и непреклонен. А как всё хорошо начиналось! А начиналось всё с обычного дня, рабочего дня под руководством кока Юя в камбузе. Цинсюань даже встал пораньше своего брата, чтобы избежать утреннего серьёзного разговора с ним, и не выходил из камбуза до самого вечера, находя себе занятие — то порезать, по пожарить, то сварить, то почистить, то выкинуть очистки — лишь бы находиться в присутствии кого-то, словно Ши Уду постеснялся бы оторвать Цинсюаня от работы или отчитать на глазах у экипажа. Весь день Цинсюань был особенно прилежен и тих и ни разу не поднялся на палубу, что не утаилось от взора не только кока Юя, но и всего остального экипажа: они уже привыкли к шумному и непоседливому младшему брату капитана, который, всякий раз появляясь на палубе, совал свой любопытный нос в их работу. А сегодня — опа! — тишь, да гладь, да благодать. Никакого Цинсюаня: полный штиль на палубе. Естественно, к вечеру почти весь экипаж завалился в камбуз, проверяя, всё ли в порядке. Всё было в порядке: Цинсюань усердно жарил рыбу под присмотром Юя. Всё было в порядке, кроме того, что Цинсюань был молчалив и задумчив. Переглянувшись с коком, который развел руками на немой вопрос экипажа, пираты выдвинули вперёд Хай Фэя. — Как ты себя чувствуешь? — спросил юнга. — Ничего, нормально. Как всегда, — Цинсюань ответил ровным голосом и пожал плечами. Хай Фэй бросил взгляд за спину на экипаж, но те лишь руками взмахнули, словно бы подталкивали коллегу вперёд. Вздохнув, Хай Фэй подошёл к Ши и положил руку ему на плечо. — Что это ты готовишь? Цинсюань невольно вздрогнул и выронил лопатку. Хай Фэй тут же убрал руку и шагнул назад. — Напугал? — Нет, нет, просто… — Цинсюань вздохнул и, подняв лопатку, стал искать тряпку, чтобы вытереть её от пыли под ногами. Кок Юй услужливо подал ему старый кусок ткани. — Просто что? — спросил Хай Фэй. — Просто гэ обещал сегодня со мной серьёзно поговорить, — признался Цинсюань. Хмурясь, он тёр и тёр лопатку, совсем позабыв о жарке рыбы: Юй принялся сам её переворачивать. Волна шёпота прошлась среди моряков: перспектива серьёзного разговора с капитаном пугала всех. — Я вот думаю, — Цинсюань, наконец, поднял светлый, ещё по-детски наивный взгляд на моряков. — Раз гэ ещё не явился по мою душу, то значит, серьёзный разговор будет после ужина. Может быть, если я хорошо спрячусь и приду в каюту, когда он будет уже спать, то тогда смогу избежать серьёзного разговора? Цинсюань совсем не учитывал, что Ши Уду не заснёт до тех пор, пока не удостоверится, что с его младшим братом всё в порядке — пока Цинсюань не вернётся в каюту, Ши Уду не сомкнет глаз. А если уж он потеряет спрятавшегося Цинсюаня, то поднимет весь корабль на уши, чтобы найти его. — Вы могли бы мне помочь спрятаться? — спросил Цинсюань. С Хай Фэя он перевел взгляд на экипаж. — Вы ведь лучше знаете корабль, чем я! И снова — волна шёпота заполнила камбуз. Никто не хотел идти против капитана, никто не хотел покрывать Цинсюаня, наживая себе проблемы. Однако… — Чем ты нам отплатишь? — послышался голос из толпы. Цинсюань растерянно захлопал глазами. — Чем смогу… — неуверенно протянул Ши: не столько утверждение вышло, сколько вопрос. — А чем сможешь? Цинсюань молчал. Он судорожно перебирал в голове, что бы мог отдать в качестве платы. Но кроме него самого, Цинсюань более ничем не владел. — Что умеешь делать? — в помощь крикнул кто-то из экипажа. — Танцевать, — тут же ответил Цинсюань. Подобно прибою, шепот вновь затопил камбуз, до этого заполненный тишиной. — Тогда танцуй! — Танцуй, танцуй! — Покажи нам, что ты умеешь! — Йо-хо-хо! Потрясти костями, как никогда до этого! — Если нам понравится, то, так и быть, мы подумаем о том, чтобы тебе помочь! — Да-да! Подумаем! Тряси костями! — Тряси костями! — Танцуй! Тряси костями! Голоса звучали в разнобой: какие-то заливались весёлым смехом, какие-то полнились издёвки. Но все они оглушали, захватывая Цинсюань с головой. Ши бросился вперёд, вытянув перед собой руки. Пираты отпрянули, перезвон какофонии их голосов стих, а Цинсюань метнулся обратно, встал по центру небольшой площадки, которую только что себе освободил, и скромно сказал: — Только без платья танец будет смотреться не так эффектно. Хай Фэй уже бросился к Ши, чтобы остановить его, сказать, что никто из экипажа и не ждёт танца, ведь, если Ши Уду пронзает, что его брат снова танцует, да ещё танцует для пиратов, да ещё и по требованию пиратов, то кого-то точно вздернут на рее, но руки Цинсюаня уже в плавном движение взметнулись вверх, а ноги лёгкой поступью бросились в танец. Хай Фэй так и замер, разинув рот. Он-то не был из тех пиратов, которые похитили Ши — он даже не видел Танцующий Ветер ни разу в жизни, а потому был поражен до глубины души. Волосы Цинсюаня не были распущены, не были и украшены шпилькой или заколкой. На его лице не было макияжа, нежного и в то же время дерзкого, который бы окончательно скрыл в его лице мужские черты. Не было и воздушного платья с юбкой, которая бы взлетала при каждом выпаде Цинсюаня, которая бы нежно покачивалась от плавных движений Ши и игриво, бессовестно бы выставляла его ноги почти до колен на обозрения зрителям. Не было на Цинсюане даже звенящих украшений, которые звучали в ритме с его танцем — эти украшения были единственными, что Ши Уду не выкинул за борт, и то лишь потому, что Цинсюань слёзно умолял этого не делать и пообещал их не надевать. Не надевал — прятал под подушкой в каюте. Но всё это оказалось лишь фанатиком. Без украшений, макияжа, прически и платья — танец Цинсюаня был всё ещё завораживающим. Его поступь, всегда лёгкая, но то быстрая и игривая, то медленная и соблазнительная, его взмахи руками, всегда такие пленительные и чарующие, его изгибы в спине и движения бедер, плавные и глубокие, рождали в сердцах пиратов восторг — не слабее пения сирен Цинсюань околдовал экипаж своим танцем ветра. Сперва обалдевшие, но теперь уже загипнотизированные пираты наблюдали за Цинсюанем: музыкой к его танцу служило шипение рыбы на сковороде, про которую Юй благополучно забыл. Рыба уже сгорела, почти что превратившись в угольки, но коку не было до этого никакого дела: он с удивлением смотрел на танцующего юношу, тужась осознать, что вот это небесное создание, кружащиеся в невесом танце перед ним, и есть его помощник, который на дню несколько раз режет себе пальцы. Покрутившись, Цинсюань вскинул руки вверх, заканчивая танец. В его голове прозвенел шум браслетов на руках и ногах, да украшений на поясе, который всегда становился последней нотой его танца. Но сейчас — сейчас была тишина. — Вот так — достаточно? — запыхавшись, Цинсюань пытался отдышаться: его грудь поднималась и опускалась, а он сам с беспокойством смотрел на пиратов. Стояла гробовая тишина. Лишь угольки от рыбы шипели на сковороде. — У меня почти встала матча, — послышался голос из толпы. — А я почти на пике волны, — откликнулся другой. Цинсюань совсем не понял, что значили эти слова, зато все остальные пираты явно уловили смысл, потому что толпа забесновалась в возмущении и поиске тех, кто это сказал. — Так достаточно… или ещё? — растерявшись, спросил Ши. Волна возмущений поутихла, но за штилем последовал громкий рёв: — Ещё! Ещё! Тряси костями! Цинсюань растерянно осмотрел толпу. Не пьяные, трезвые — и даже если кто-то из них пригубил рома, то не до помутнения сознания — Цинсюань впервые танцевал перед такой публикой. Цинсюань впервые не понимал, почему люди хотят продолжения. — Это же замечательно! Ты словно гипнотизируешь танцем! — воскликнул Хай Фэй. — Это настоящее искусство! Цинсюань, ещё, ещё! Танцуй — тряси костями! Проблемы серьёзного разговора с братом ушли на второй план. Цинсюань смотрел на экипаж, на их восторженные взгляды, устремлённые к нему, и впервые ощутил, что он действительно может — ему всегда нравилось танцевать, но раньше то была необходимость заработать на жизнь, а теперь это стало просто развлечением. Развлечение, любимым делом. Стало тем, за что он получил признание. Искренние восторги его мастерством, а не завистливые и презрительные взгляды девиц и не пьяные сальные взгляды мужчин, которые мечтают затащить его в постель, не ведая, что перед ними юноша, а не девушка. Цинсюань расплылся в улыбке. Получать признание было приятно — невыразимо приятно! В светлых глаз Цинсюаня вспыхнули искры — восторг, которым одаряли его, превратился в безудержный поток энергии, с которым младший Ши бросился в пляс. Глаза его горели, на губах играла улыбка, а юноша задыхался от бешеного ритма танца, но под восторженный свист, хлопки и удары кулаков о стол, сейчас заменяющие музыку, танцевал, танцевал, танцевал — никогда в жизни ему не хотелось так сильно танцевать, как сейчас! Камбуз погрузился в хаос. Цинсюань самозабвенно танцевал, более не ограничиваясь расчищенной площадкой. Он легко проскальзывал между пиратами, перемещаясь по помещению, несколько раз даже запрыгнул на табурет, опьненный свистом и топотом, который его подстёгивал двигаться дальше, и кружился в танце. Но топот со свистом стих, стоило у двери послышаться голосу. — Что тут за шум? В камбуз зашёл Ши Уду. Цинсюань замер — сейчас будет серьёзный разговор, который он надеялся избежать! Пираты тоже замерли — сейчас капитан отправит их на корм рыбе, если поймет, что его младший брат танцевал для них! Гао Бо среагировал первым. Он поймал Цинсюаня за руки и дёрнул вниз, заставляя наклониться и спрятаться в толпе. — Ничего, капитан! Гао Бо толкнул Ши и передал его Хай Фэю. Цинсюань, всё ещё не соображающий, как ему быть, молча повиновался. А Хай Фэй надавил ему на спину, заставляя склониться ещё больше. Чуань Юн тут же метнулся вперёд, пытаясь собой ещё больше загородить Ши, чтобы скрыть его от глаз Уду и обеспечить ему проход к Юю. А Хай Фэй к коку и толкал Цинсюаня. — Как это ничего, если вы все здесь собрались? — Ши Уду прищурился, замерев в дверях и смотря на свою команду, которая неожиданно решила нагрянуть в камбуз. — Или настолько голодны? — Голодны, голодны, капитан! — Очень голодны! — Очень хотим набить трюм! — И промочить горло! — Да, да, промочить горло надо! Цинсюань оказался за спиной широкоплечего кока, Хай Фэй толкнул Ши к столу так, что он чуть не ударился о него лбом, но в итоге смог поднырнуть под него. Там он чуть прополз вперёд, примерно на середину стола и сел на пол, надеясь так скрыться от глаз брата. — Это всё конечно хорошо, но, сдаётся мне, вы мне водоросли на уши вешаете, — Ши Уду скрестил руки на груди, а Цинсюань из своего укрытия увидел, как сверкнула рукоять его меча. — Нет, нет, капитан! Вы что! Как можно врать капитану? — Разрази меня гром, если мы врём! — Якорь мне в глотку, если мы не честны! — Наши сердца такие же чёрные, как наш флаг, капитан! — Медузу мне в печень, мы никогда не вешали вам водорослей на уши! Пираты на перебой кричали, уверяя Уду, что они сама честность. С великим сомнением Уду смотрел на них. — Ну, ну, — сказал он. — Ловлю вас на слове. И медузы, и якоря пойдут вам в глотки и печени, если вы мне вешаете на уши водоросли. Камбуз погрузился в тишину. Ши Уду не сдержался и хмыкнул. — Что-то не вижу среди вас А-Цина, — заметил Ши Уду. — А я хотел с ним серьёзно поговорить. Юй, он куда делся? На миг замявшись, кок Юй виновато опустил взгляд и пробормотал: — Он вышел. — Вышел? Вот как… Цинсюань под столом вздрогнул. Он отлично распознал эту интонацию брату: немного протяжную с очевидным неверием. Так Ши Уду иногда говорил в детстве, когда Цинсюань уверял его, что не голоден, хотя его живот урчал на весь переулок, где они ютились. — Вышел когда, куда и надолго? Пираты начали переглядыватся. — Недавно… относительно, — сказал Хай Фэй. — Куда — не знаем! — воскликнул Гао Бо. — Он не отчитывался! — Может быть, вас ищет, капитан? — И когда тоже не знаем, капитан! Ши Уду пристально окинул пиратов колючим взглядом и шикнул. — Что ж, ладно. А я хотел ему сказать, что там в наши сети попала эта сирена, как её там… Хэ Сюань, — Уду пожал плечами. — Я думал, А-Цин её успокоит, а то она агрессивная, но, раз А-Цина здесь нет и успокоить её некому, то придётся отрезать ей язык. — Что сделать?! — Цинсюань в ужасе попытался подскочить, но лишь больно ударился о стол головой. Резко сел обратно и принялся потирать макушку. — Его здесь нет, говорите? — Ши Уду ухмыльнулся. — Кого-то ждёт крюк в глотку и медуза в печень. Рассмеявшись, Уду присел на корточки и заглянул под стол. Его взору открылся вид на брата, который сидел на четвереньках и тёр голову. — Вылезешь? — Ты правда… правда отрежешь ей язык? — голос Цинсюаня дрожал от ужаса. В уголках глаз выступили слёзы: то ли от физической боли, то ли от духовной. — Нет, её вообще в сетях нет. Да и сети мы сегодня не выбрасывали, — Уду пожал плечами. Вздохнул. — А-Цин, вылазей уже. Цинсюань молчаливо закачал головой. Нет. Он останется в своём убежище, пусть его и обнаружили. — А-Цин, нам надо с тобой серьёзно поговорить! — Я не хочу с тобой говорить! Ши Уду нахмурился. — Это ещё почему? — угрожающе спросил он. — Потому что ты будешь меня ругать! Цинсюань опёрся ладонями о пол и попытался немного выпрямился, чтобы принять более удобную позу, но слона задел головой стол. — Хватит валять дурака, А-Цин! — голос Уду звенел возмущением. — Выбирайся от туда немедленно! Не имеет значения, где ты будешь: сидеть там или стоять здесь, мы с тобой поговорим! — Не поговорим! Я не хочу! Не буду! — Это ещё что за ребячество?! Цинсюань вздрогнул. Ши Уду он любил — любил и боялся. И сейчас Цинсюань был просто в ужасе от того, что перечил брату. Но всё же перечил. — Я не хочу с тобой разговаривать! Я… гэ, я просто не готов к такому разговору. Может быть… — младший Ши виновато опустил голову. — Может быть, не сегодня? Может быть, послезавтра или ещё позже? — Или никогда, да? — с издёвкой спросил Уду. Цинсюань вздрогнул, а Уду вздохнул. — Я правда не готов с тобой говорить, гэ… прости. — Не готов! Вот придумал! Не готов говорить со своим гэ! Дожили! А-Цин, это просто… просто… тысяча чертей, слов нет! Не готов ты со мной говорить, да?! Ну ничего! Ничего! Уду подскочил, принявшись расхаживать вдоль стола, а его речь выливалась в бешенный поток слов. — Только разговор серьёзный, важный, А-Цин! От него твоя жизнь зависит! Он не требует отлагательств!.. — Гэ… — Ладно, ладно! Я же у тебя не скверный гэ, не злой! Не тиран! Раз не сейчас, значит, не сейчас! Значит, потом, раз со мной ты говорить не готов! Ладно! Но с экипажем, я вижу, ты славно общался, пока мне здесь не было! Вылезай сейчас же: ты будешь говорить с ними!