Голос моря

Цинсюань был везде и нигде одновременно. Спрашивал Ши Уду в трюме, где его брат, ему отвечали, что он у кока. Стоило Уду задать тот же вопрос коку, тот говорил, что младший Ши отправился драить палубу. Бежал Уду на палубу — уж тут-то он точно поймает своего непоседливого диди, ведь не может же он так быстро вычистить всю палубу, она слишком большая! — а там оказывалось, что Цинсюань уже любуется водой на гике. А на гике выяснялось, что Ши только что отправился на бушприт, чтобы сравнить открывающийся вид, который со всех сторон одинаковый: вода, вода и ветер. Ничего нового. Эти догонялки уже порядком надоели Уду. На сегодня у него был запланирован серьёзный разговор с братом, но тот словно специально всё время был чем-то занят и не сидел на месте. Поймать его — да хотя бы увидеть! — было почти что невозможно. Ши Уду ощущал, что каждый раз он почти что настигал Цинсюаня, но всегда опаздывал на пару мгновений. Неужели Цинсюань намеренно избегал Уду, чтобы оттянуть разговор? Ожидаемо, на бушприте Уду не поймал своего брата и рванул за ним на мечту, а потом обратно к коку, где нашел почти весь экипаж, который вытирал слёзы с глаз — оказывается, Цинсюань тут спокойно с ними сидел и травил анекдоты, и буквально только что вышел через другую дверь прямо на гик, а с него на гафель. Ши Уду был порядком зол. Он разогнал всех, ибо нечего сидеть и штаны протирать, каждый должен выполнять свои обязанности! — и бросился дальше в погоню за диди. Кухня, трюм, гик, бушприт, мачта, рея, гафель, палуба, кухня, трюм, гик, бушприт, мачта, рея, гафель, кухня, трюм, гик, бушприт, мачта, рея, гафель, кухня, трюм, гик, бушприт, мачта, рея, гафель, кухня, трюм, гик, бушприт, мачта, рея, гафель — Ши Уду выдохся. Стоп. Он замер на палубе, решив, что раз Цинсюань решил носиться по кораблю, лишь бы не встречаться с братом, то рано или поздно в своём бесконечном метании, от которого у Уду уже голова кружится, Цинсюань сам столкнется лбом в лоб с Уду. Выдохнув, Уду прислонился спиной к мачте и, чуть надвинув шляпу на глаза, чтобы солнце не слепило, скрестил руки на груди, замерев в ожидании. Ждать долго не пришлось. Прямо над головой послышался голос брата: — Эй, здесь не привязано! Так должно быть? Ши Уду отпрянул от мачты, закинув голову. Цинсюань был в вороньем гнезде и тыкал пальцем в свободно висящей трос на краю реи. Ветер беспощадно трепал не только рубаху Цинсюань, но и его волосы, которые тот тщательно пытался собрать в красивый аккуратный пучок, но тщетно. Волосы торчали во все стороны, ветер рвал и метал, а солнце заливало задумчивое лицо Цинсюаня, на крик которого ни один матрос на палубе не ответил. Очевидно, юноша и не заметил Ши Уду, который поддался минутной слабости и вместо того, чтобы броситься за братом, просто стоял и смотрел на него: смотрел и думал, какой у него Цинсюань добрый и умный, но наивный — просто жуть! — Тогда я привяжу! — Стой, стой! — завопил Ши Уду, но ветер, что свистел в ушах у Цинсюаня на такой головокружительной высоте, заглушил его крик. Цинсюань ловко перелез через ограждение и, перебираясь по вантам, легко добрался до реи. Схватив трос, он запрыгнул на рею, чтобы завязать узел. А внизу с ума сходил Ши Уду. — Рея не закреплена! — закричал он что есть силы, не зная, то ли ему бросаться на верх по вантам, то ли бегать внизу, чтобы поймать брата. Ветер и внизу, на палубе, был сильный, а на верху он просто завывал. Цинсюань вновь не услышал истошного крика Уду, да и не до того ему была. Рея была не закреплена. Цинсюань не удосужился проверить стабильность конструкции, на которую так легко сел, а потому ему пришлось крепко вцепиться в дерево, когда оно под его весом стало поворачиваться. Ванты и стенги остались позади, лишь Цинсюань, рея и трос в его руках. Рея двигалась не быстро, но Ши этого было достаточно, чтобы упасть. Пусть с равновесием у него не было проблем благодаря танцам, но балансировать он привык стоя, а не сидя, да и сел он на рею так, что ноги свесились с одной стороны. — Ох! — только и успел вскрикнуть он, когда соскользнул с реи. Одной рукой он всё ещё держал трос, другой схватился за рею, которая от падения Ши получила ещё больше энергии и стала поворачиваться ещё быстрее. — Поберегись! Цинсюань не удержался рукой за рею, отпустил её, зато схватился за трос, который и пытался привязать. Только привязывать его было не надо, он уже был привязан: просто лишь одним концом. И сейчас это спасло Ши от падения. На тросе, словно на канате, Цинсюань успешно завершил своё путешествие, медленно сьезжая вниз, дёргая ногами и разгоняя криками экипаж подальше от себя, чтобы никого не ударить. С лёгким стуком Ши приземлился. Рея уже больше не поворачивалась, а юноша всё ещё держал в руках трос. Он разжал ладони и с удивлением посмотрел на трос, словно видел его впервые. — Вау! Я жив… — смесь удивления и восхищения послышалась в голосе Цинсюаня. Но восторженные искры в светлых глазах быстро потухли: Цинсюань ощутил, как холодок бежит по спине и, уже зная, кто на него смотрит, обернулся. Мрачный взгляд Ши Уду заставил Цинсюаня испуганно съёжиться и боязливо улыбнуться. — …но не надолго. — Морской чёрт тебя побери, что ты творишь?! — Ши Уду за эти несколько секунд уже успел попрощаться с братом, так что сейчас был на эмоциях, а потому совсем не фильтровал свою речь. — Я… ну… — Цинсюань не знал, что сказать, а Уду широким уверенным шагом подошёл к нему и резко вырвал торс из руки. Цинсюань виновато опустил взгляд. — Вот на кой крюк ты полез, а? Скажи мне! — Я подумал… — Больше надо думать! — оборвал Цинсюаня Уду. — А если бы трос не был привязан? Ты бы грохнулся! На палубу — поломал бы себя. За борт — утонул бы. Цинсюань стоял, всё ещё не поднимая взгляда, и молчал. — Не лезь туда, куда не просят, — строго сказал Уду. — Хорошо, гэ. Я запомнил. — Надеюсь, — Уду недовольно фыркнул. По опыту знал, что «запомнил» у Цинсюаня длится ровно до того момента, когда ему снова морской ветер в голову не ударит. А ударяет он ему в голову непрерывно. — Гао Бо, — позвал Уду. — Да, капитан! Гао Бо возник словно из ниоткуда, вытянувшись всем своим коренастым низким телом по струнке. Явно всё ещё переживал, что его могут выкинуть за борт за то, что вчера он ещё думал «причалить» в ту, кто оказалась тем, кто был братом Ши Уду. — Верни всё на места. И закрепи трос. Уду небрежно, даже не смотря на матроса, бросил трос ему в руки. Гао Бо поймал и растерянно на него уставился. Медлил. — Ты слизень или как? — резко спросил Уду, не ощутив движения рядом с собой. — А? — не понял Гао Бо. Цинсюань предпочел не вмешиваться, чтобы не злить брата ещё больше: он тихонько стоял и делал вид, что он веточка бамбука, которую раскачивает ветер. — Слизень ты, раз медлишь, или безмозглая чайка, раз не понимаешь, когда тебе говорят? — спросил Ши Уду. — Чего стоишь? Пошёл! А коли есть вопросы, то задавай, не строй из себя красну девицу! — О, но… — Гао Бо дёрнул плечами. — Капитан… но разве нужно привязывать этот трос сейчас? — Не нужно, — Уду прикрыл глаза, а тон его голоса стал покладистым. Но это лишь больше встревожило Гао Бо. Как и Цинсюаня. Штиль всегда был опаснее бури. — Но раз я сказал привязать, значит, надо привязать. И все остальные тросы проверь и привяжи. — Но зачем?.. — Чтобы кое-кто — А-Цин, как думаешь, кто? — не сломал себе случайно шею и не утопился. Притвориться бамбуком не получилось. Цинсюань опустил голову ещё ниже. Пусть ему и было уже шестнадцать лет, да только перед братом он всё ещё чувствовал себя бесправным ребёнком, которого так легко отчитать. Гао Бо вытаращил глаза, кивнул и моментально смылся. По вантам забрался наверх и повис над головой братьев Ши. Вмешиваться в семейные разборки, конечно, было опасно, но ведь как интересно! Так что Гао Бо постарался занять такую позицию, чтобы слышать разговор. Справедливости ради, надо сказать, что не он один совал свой любопытный нос в семью Ши: все матросы, что были на палубе, неожиданно нашли себе занятия где-то рядом с капитаном: достаточно далеко, чтобы не получить саблей в живот, но достаточно близко, чтобы услышать разговор. — А-Цин, — проводив взглядом Гао Бо на ванты, Уду посмотрел на брата. — Ты ничего не хочешь мне сказать? Цинсюань отрицательно закачал головой, но заговорил: — Я знаю, что ты зол. И разочарован. И не такого брата ты хотел. И растил. И… я правда постараюсь стать лучше. И это, конечно, паршиво, что твоя команда хотела подогнать корабли в мой причал… — Что? — воздух из лёгких Ши Уду так и вышел. — Что они хотели? Лишь сейчас Цинсюань поднял взгляд и посмотрел на брата. Нахмурился. — Подогнать корабли в мой причал? Или как-то так. Я ведь всего день здесь, ещё не запомнил все ваши словечки… Ши Уду побледнел. За честь своего брата он бы не то, что убил, а замучил так, что тому бы смерть показалась спасением. — Кто это хотел сделать? Имена! Цинсюань вздрогнул. Он видел, что брат белый, словно пена на волнах, но не от страха, а от злости: подобно раскаленному металлу, он сейчас был опаснее всего. Что будет с теми, чьи имена назовёт Ши? Ох, ничего хорошего — так это точно… Пока Цинсюань медлил, за спиной Уду из-за мачты выглянул худой и длинный пират — он замотал отрицательно головой, подавая сигналы Ши, и сложил руки на груди крестом. Другой матрос появился за ним: то был громадный пират — Сяо Фэй. Он в мольбе сложил руки и стал кланяться. Без слов было понятно, что они молили Цинсюаня о пощаде. Гао Бо, висящей на вантах, тоже молчаливо подавал жесты Цинсюаню, но тот их не увидел, ведь не смотрел вверх. — О… ну… гэ… я ведь не знаю их имён, — медленно сказал Ши, смотря за плечо брата. Ши Уду проследил за взглядом и резко повернулся. Двое пиратов так быстро скрылись за мачтой, что в голове Цинсюаня промелькнула мысль: они привыкли к облавам капитана. Никого не обнаружив за спиной, Ши Уду фыркнул и вновь повернулся к брату. — Но ты их узнаешь в лицо? — Не знаю. Не узнаю! Было темно, когда меня похитили, я не видел лица. Гэ, ну пожалуйста, не надо так кипятиться! — Ты хоть понимаешь, что могло бы с тобой быть, не окажись я капитаном этого судна? — огрызнулся Уду. Вздрогнув и потеряв свой запал, Цинсюань вновь уронил голову на грудь. — Зато теперь мы вместе, — тихо сказал Цинсюань. — Разве это не здорово? Будем вместе путешествовать. Ши Уду смерил своего диди придирчивым взглядом и скрестил руки на груди. — В ближайшем порту мы высадим тебя. — Но!.. — Цинсюань не сдержался. Вскрикнул и уставился на брата круглыми глазами. — Я устрою тебя официантом в приличный трактир. Договорюсь об оплате и проживании. Всё будет хорошо, — Уду говорил жёстко, но спокойно. Он уже всё решил. Только вот Цинсюань не был согласен с этим решением. — Но, гэгэ, мне и здесь хорошо! Я хочу остаться с тобой! — Цинсюань сжал ладони в кулаки: сердце Уду сжалось, ведь его диди с детства так делал, когда на него накатывали сильные эмоции. — Я хочу быть с тобой! — упрямо повторил Цинсюань. — А если ты считаешь меня бесполезным мусором, то… то я докажу, что могу быть полезным! Я научусь! — Я уже увидел, на что ты способен, — холодно сказал Уду. Цинсюань не понял, говорил ли брат о платье и танцах или о полете на реи, но ему стало стыдно сразу за оба происшествия. Огонёк потух во взгляде Ши, но упрямство никуда не делось. — Мы братья, гэ. А братья должны держаться вместе. Если ты пират, то и я тоже. Ши Уду молчал. Задумчиво смотрел на своего младшего брата — смотрел на его волосы, которые забавно кудрявились от морского влажного воздуха, смотрел на эти упрямо сложенные кулаки, на недовольно поджарые губы, на добрые наивные глаза. Ши Уду смотрел на своего брата, который был для него всем миром, и вспоминал Пустослова. Вспоминал жестокость этого мира, несправедливость — вспоминал всю ту боль и опасность, которая даже не таилась, а была на виду. Думал о всех тех ужасах, которые остались в прошлом и которые таились в будущем. И приходил к одному простому выводу: пиратская жизнь — не для Цинсюаня. — Вчера ты стыдил меня за пиратство, а сегодня хочешь ступить на ту же дорожку, что и я? — с усмешкой сказал Уду. Щеки Цинсюань покрылись алыми пятнами стыда. Он открыл и закрыл рот, не зная, что сказать, а Уду хмыкнул. Его ухмылка превратилась в опасный дикий оскал. — Оставь. Мне не нужны оправдания. Ты прав. Пустослов уничтожил нашу семью, а я… — Уду вздохнул. — Ну, ты сам видишь. — Гэ… — Не перебивай, когда старшие говорят. Разве так я тебя воспитывал? Цинсюань сомкнул губы и отрицательно покачал головой. Маленький послушный непоседливый братик, за которым надо присматривать, о котором надо заботиться — вот кем он всегда был и всегда будет для Ши Уду, каким бы взрослым и самостоятельным Цинсюань уже ни был. — Как только мы достигнем порта, ты пойдешь на берег и — ты хорошо слышишь меня? — никогда, никогда в жизни ты больше не будешь заниматься этими постыдными танцами и забираться на борт корабля, особенно пиратского. Ты понял меня? — Но, гэ… — Ты понял меня? — с нажимом повторил Ши Уду. Цинсюань вздрогнул, понурил голову и вперил взгляд в доски под ногами. Кивнул. — Вот и славно. А пока ты здесь, постарайся быть полезным. И не умереть. Цинсюань вновь степенно кивнул. — Чем я могу помочь? — Драй палубу. — Но я уже… — Драй ещё. Цинсюань сглотнул. Он поднял взгляд, полный неуверенности и горечи, на Уду. В его светлых глазах читались вопросы. — Слишком чисто не бывает, — уловив этот немой вопрос во взгляде брата, Уду пожал плечами. На деле же мытьё полов казалось Уду наиболее безопасным и простым занятием. И заодно выматывающим. Не хотелось ему вылавливать ночью брата из-за борта, который грохнулся в воду, потому что споткнулся о торс на палубе во тьме, когда решил посмотреть на звёзды. Нет уж, нет. Пусть лучше весь день начищает пол, уставая до смерти, а ночью спит, как убитый. — Мне ещё раз намыть пол… палубу? — Драй её до захода солнца. — До захода? — голос Цинсюаня дрогнул. Ши чуть ли не рыдал, понимая, что его ждёт совсем не весёлый день. — До захода, — кивнул Уду. — Приступай прямо сейчас. Цинсюань медленно выдохнул и опустил голову, покоряясь судьбе. На корабле было так много всего нового, интересного, неизведанного, а он должен был весь день мыть пол. Что за несправедливость! Когда Ши Уду положил руку на плечо Цинсюаню, тот вздрогнул, бросив на брата взгляда снизу вверх. — Так лучше, — тихо сказал Уду. Нотки любви и заботы пробивалось через привычную строгость. — Поверь мне, для тебя так будет только лучше. Цинсюань не знал, говорит ли Уду о мытьё полов или о высадке в порту, но определенно знал, что ничто из этого не способно сделать его счастливым. Потому что счастливым его может сделать только брат.