И ничто души не потревожит

Накахара повел плечом, натурально наигранно пялясь в панорамное окно в кабинете отца. Сам отец на него особо внимания не обращал, рылся в каких-то бумагах — явно подобрел после успешного допроса подозреваемого, поэтому позволил ему мельтешить где-то на периферии. Накахара все пытался отвязаться от навязчивой Элис, пользуясь тактикой игнорирования, и не выдавать собственное волнение. Солнце светило слишком ярко, часы в кабинете отца тикали оглушительно громко, Элис дышала прямо на ухо — натужно, раздражающе; отец перебирал стопки бумаг, отвратительно неприятно шурша ими. Накахара выдохнул, а затем громко, вкладывая в голос максимум беспечности, спросил: — Пап, а кто такой Дазай? Он обернулся к нему и заметил, что отец на долю секунды перестал заниматься бумагами, а Элис прекратила бесполезные попытки доконать Накахару. Часы словно остановились, а из темного угла показался скрывавшийся до этого Акутагава. Отец сделал вид, что задумался, буравя взглядом Акутагаву, а затем выдал: — Дазай — никто, Чуя. Ну конечно, а что еще он хотел услышать? Отец бы ни за что не раскрыл перед ним все карты. Хотя Накахара в данном случае все-таки был заинтересованной стороной, ведь «некий» Дазай был как-то замешан в том, что Накахара проводил на работе больше времени, чем должен. — Если он как-то виновен во всех этих пожарах, то я хочу быть осведомленным, пап. Хотя бы немного. Отец поджал губы, почему-то избегая взгляда Накахары. Зато вот сам Накахара явственно ощущал на себе взгляд Акутагавы: оценивающий, изучающий, осознанный. Накахара удержался от того, чтобы дернуть бровью, и продолжил выжидающе глядеть на отца. Тот, наконец, вздохнул, отложил бумаги и обратил внимание на Накахару. — Раньше Дазай был моим подчиненным, а сейчас он — дело Акутагавы-куна. — Акутагава моргнул, и Накахара смог передернуть плечом, словно стряхивая с себя чужой неприятный взгляд. — Зачем он устраивает теракты? — спросил Накахара, обращаясь к Акутагаве. Тот перевел взгляд на Элис, молча сидящую в кресле рядом с Накахарой, и за Акутагаву вдруг ответил отец: — Он вместе с группой людей поставил себе цель, о которой я пока плохо осведомлен, но Акутагава-кун в процессе получения информации. Накахара начинал раздражаться из-за шаблонных ответов отца. Чутье Накахары его не подвело: Дазай — бывший мафиози, скрывающий в себе большую опасность, имеющий цель, к которой идет вместе с какой-то командой из неопределенного количества человек. — Хорошо, я понял, что ты мне ничего путного не расскажешь, — он поднялся с кресла, и Элис спрыгнула на пол сразу за ним. — Спасибо, что «радушно» встретил, но мне нужно работать. Элис вызвалась проводить его до выхода из здания, и никто не был против. Настроение Накахары стремительно достигало отметки Марианской впадины, когда Элис взяла его за руку и начала тихо говорить: — Дазай-кун ушел из семьи больше двадцати лет назад, — она подняла на него свой взгляд голубых глаз, сразу же замечая легкую заинтересованность, которую Накахара даже и не прятал. — Я знаю, что он очень умный и хитрый. Иначе бы Акутагава-кун давно с ним разобрался. Сейчас Ринтаро практически не получает выгоды с того, что Дазай-кун все еще жив, но он ему нужен. Я не уверена, кто кем больше манипулирует. — Сомневаюсь, что в мафии могут работать люди иного склада ума, — Накахара фыркнул, и Элис сильнее сжала его ладонь. — Дазай-кун особенный, — она взглядом пыталась ему в голову залезть и просканировать мозги. Накахару почти передернуло. — Благодаря его способности, у него есть иммунитет. Он знает это, поэтому позволяет себе многое. — Какая у него способность? Они вышли из лифта, когда он примчал их на первый этаж. Элис прищурилась и несильно, но довольно резко потянула Накахару за ладонь вниз, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Для человека, который должен быть минимально заинтересован в этой ситуации, ты задаешь слишком много вопросов. — Люблю быть в курсе всех событий, солнышко. Накахара выпрямился, а Элис отпустила его ладонь, встала на носочки и поправила чужой пиджак, который из-за резкого движения чуть не упал с плеч. Затем вздохнула, убрала руки за спину, покачала головой: — Послушай, Чуя, мы знаем о твоей… своего рода наркомании, — Накахара все-таки закатил глаза, и Элис цокнула. — Ринтаро все еще пытается уберечь тебя от всего этого. Пожалуйста, постарайся ради него. Элис легко поклонилась, и Накахаре ничего не оставалось, кроме как соврать о том, что он обязательно постарается. Уже в машине Накахара схватился за голову, тихо ловя очередной приход. Видимо, у него надпочечники откажут быстрее, чем он узнает, что за чертовщина происходит в этом городе. Накахара вытащил лэптоп из бардачка и начал быстро гуглить, не особо заботясь о собственной безопасности. Проблема заключалась в том, что Накахара никогда не интересовался у отца, как устроен мир в Токио. Понятно, что у босса мафии множество врагов и недоброжелателей — наверняка существовало миллион группировок, противоборствующих ему и чужому укладу жизни, пытающихся занять место под солнцем. Накахара знал, что отец пустил свои сети далеко за пределы Токио, опутывая все большие территории, знал, что отец контролировал многое и за многим следил, ведь с властью приходила огромная ответственность. Быстро разобраться в устройстве города не получилось. Кто бы сомневался. Да что там, разобраться не получилось в принципе — Накахара находил только странную информацию на форумах, хотя в целом еще днем понял, что форумам можно довериться по чутью, ведь наводка на одном из них была верной. Доверяй, но проверяй, а сейчас проверить найденную информацию вряд ли получится, отец ему ничего не расскажет, только будет вбрасывать в разговор обобщенные фразы, которые понимать можно как угодно. Накахара вообще чисто случайно еще в детстве от собственной матери узнал, чем занимался его отец и какую должность планировал занять. Если бы он не знал, кем на данный момент являлся его отец, то чувствовал бы себя ужасно глупым и недальновидным. Накахара начал натыкаться на упоминания так называемого ВДА и решил попробовать узнать, что это за организация такая. — Вооруженное детективное агентство? — заговорил он сам с собой. — Ебать чудеса. Вид занятости этой организации был полностью отражен ее же названием. Детективное агентство со штабом из эсперов не единожды спасало город, страну и целый мир от различных бедствий, и Накахара лишь хмурился, не припоминая, чтобы хоть раз в своей жизни слышал в новостях о спасении мира детективами-эсперами из Японии. Может, Дазай в этом ВДА и состоял? Из-за этой мысли Накахара вздрогнул, думая, что Дазай его обманул, на самом деле не являясь преподавателем в университете. Накахара быстро отыскал сайт экономического факультета Тодая и так же скоро нашел Дазая в рядах преподавателей с прилично расписанной научной деятельностью. Стаж преподавания — пятнадцать лет, он написал множество статей, книг, учебников и прочей литературы на тему разных ответвлений экономики; являлся доктором социальных наук с кучей престижных званий и титулов; знал около десятка языков, потому что несколько раз в год ездил в командировку в разные страны. Накахара захлопнул крышку лэптопа и прикрыл глаза, прислоняя холодный алюминиевый корпус к разгоряченному лицу. Кажется, у него даже сахар упал. — Пизда, — емко выразил свою мысль, убирая лэптоп на пассажирское сидение и продолжая ловить приходы. Если Дазай состоял в ВДА, то он точно знал, что Накахара — сын босса мафии, хоть и сам отец всегда тщательно скрывал информацию о том, что у него есть сын — он в Англию его отправил еще ребенком, не разрешая вернуться даже тогда, когда Накахара вырос из маленького мальчика в самостоятельного мужчину. У Дазая иммунитет, если верить словам Элис, из-за его особенной способности — значит, она действительно дает ему какое-то преимущество, делая его нужным, неприкосновенным. Однако именно это позволяло ему делать что вздумается — например, закрутить роман с сыном босса мафии. Для каких целей? Накахара уверен, что таким образом Дазай хотел иметь рычаг давления на отца, например, взять Накахару в заложники, попросить взамен на его жизнь что-то важное — власть, наверное. Он знал, что никто, кроме отца, не осведомлен о том, какой опасной способностью владел Накахара, но даже такой расклад не стоило исключать. В таком случае Дазаю нужна именно способность Накахары. Но опять-таки — зачем? Мозг просто взрывался из-за того, что Накахара не понимал, чего именно хотел добиться Дазай и что являлось его конечной целью. Неожиданно по стеклу постучали. Накахара вздрогнул, повернув голову, и выдохнул, узнав в человеке Акутагаву. Он опустил окно, и Акутагава сразу же заговорил: — Накахара-сан, все в порядке? Вы уже как полчаса не уезжаете, — Акутагава вдруг прищурился, подмечая чужие трясущиеся руки, лежащие на коленях. У Накахары не получалось скрыть собственное состояние. — Вам плохо? Мне отвезти вас домой? Накахара решил не отбрыкиваться, ведь ему действительно стало плохо; за руль он еще не скоро сможет сесть, а иначе опоздает на работу. — Отвези меня на работу, — произнес он, подхватывая с пассажирского сидения лэптоп и открывая дверцу автомобиля. Акутагаве пришлось отойти, и Накахара спокойно пересел, толком не оглядываясь, потому что периферическое зрение вообще перестало работать. — Вы уверены? — не унимался Акутагава, пока Накахара доставал из шопера литровую пачку сока. — Конечно, — кивнул он. — Сейчас как раз начинаются пробки, доедем аккурат к началу смены. Акутагава, все еще стоящий рядом с открытой водительской дверцей, махнул кому-то рукой, и Накахара уставился в зеркало заднего вида, наблюдая за людьми в костюмах, садящимися в черную машину неподалеку от его собственной. Отлично, конвой. Хотя даже два конвоя, Акутагава сошел бы за один такой. Ему заняться нечем, что ли, кроме как за Накахарой приглядывать? Возможно, конечно, отец использовал его в качестве личной шестерки, но это странно — скорее, он был его правой рукой. Выглядел Акутагава грозно и внушительно — весь в черном, несмотря на адское пекло, морда кирпичом, идеальная осанка, высоченный — чуть ниже Дазая, наверное. Да чего Накахара заладил с этим Дазаем? Он теперь постоянно будет в его мыслях. Нужно попробовать втереться к нему в доверие, чтобы в итоге преподнести отцу на блюдечке с голубой каемочкой. Посмотрим еще, кто кем в итоге будет манипулировать. — Давно ты работаешь на моего отца? — Накахара чувствовал потребность в общении, потому что хотел заглушить собственный трепет из-за резко упавшего сахара. Акутагава водил аккуратно, но быстро, насколько это было возможно в условиях города и пробки, в которую они въехали. — С четырнадцати лет. — Накахара повернул тяжелую голову и взглянул на него — Акутагава был бледен, на коже не наблюдалось морщин за исключением одной — межбровной, из чего он сделал вывод, что его собеседник часто хмурился. Самих бровей у Акутагавы толком не было, словно он их когда-то подпалил, и те теперь не росли в должном количестве. Серые глаза смотрели безжизненно, незаинтересованно, но Накахара видел в них сосредоточенность на дороге. — А сколько тебе сейчас? — Тридцать шесть, — вздохнул Акутагава, и Накахара дернул бровью. Хорошо сохранился, лишь взгляд выдавал то, что его владелец повидал немало дерьма в жизни. — Чем вообще дети занимаются на побегушках у мафии? — Накахара случайно озвучил свой вопрос, хотя и хотел обмозговать его самостоятельно. — Дети — отличная рабочая сила. Особенно сироты — другие под крыло мафии не пойдут. Их обязанности зависят от того, являются они эсперами или же нет. Будучи эспером, намного проще продвинуться дальше, ближе к верхушке. Поначалу они выполняют поручения из разряда «принеси-подай». Дальше им могут доверить принятие какого-либо товара, общение с людьми, решение возникающих проблем непосредственно на месте. От характера и склада ума также зависит многое. Я бы сказал, что они ценятся сильнее способности. Мягкотелые идиоты-эсперы здесь долго не задерживаются. — Вы все еще принимаете в свои ряды детей? — у Накахары мурашки по коже побежали из-за слов Акутагавы, а тот ответил как-то уклончиво: — Принимаем, но сами они не приходят. — Вы их вербуете? Акутагава пожал плечами, а Накахара удивился собственной наивности. Конечно, может, раньше и в Японии была не лучшая экономическая обстановка в целом, но сейчас-то дети-сироты под надежной опекой государства, а за эсперами также приглядывает МВД. Соответственно, мафии приходится искать другие пути для пополнения собственных рядов одаренными детьми. — Крышуете детские дома? — Старая схема, — они въехали в очередную пробку, и Акутагава отпустил руль, складывая руки на коленях. — Давно не работает. Мы наблюдаем за деревенскими. — Деревенскими? Серьезно? И родители так просто их отпускают? — Хорошая зарплата, это во-первых. — Накахара, которому от пол-литра сока так и не стало лучше, залип на черном лабрадоре, выглядывающем из окна машины напротив. — Отличное жилье и возможность получить образование в большом городе, это во-вторых. Перспектива карьерного роста, в-третьих. Большинство соглашается. Накахара изрек многозначительное «мда» и продолжил наблюдать за лабрадором. Думать ни о чем не хотелось: ни о мафии, ни о Дазае, ни о деревенских детях и их глупых родителях. Хотя Дазай навязчиво лез в пустую голову, Накахара честно пытался отогнать мысли о нем. Теперь их знакомство казалось… еще более волнительным. — В большом городе — то есть не только в Токио? — лучше уж думать о мафии, чем о Дазае, решил Накахара, продолжая начатый диалог. С другой стороны, Дазай ведь тоже когда-то являлся частью мафии… — Влияние Мори-сана выходит далеко за пределы не то что Токио, а целой страны, — пожал плечами Акутагава, выруливая с главной дороги на побочную. У Накахары задергался глаз. — Разве один человек способен управлять такой большой организацией? — Мори-сан удивительный человек. Он собрал вокруг себя исключительно преданных людей. — Сегодняшний диалог доказывает обратное. Накахара банально кинул в Акутагаву провокацией. Тот замолчал, а Накахара, не оборачиваясь к нему, пытался по не особо давящему молчанию понять, как изменилась атмосфера, какие эмоции вызывало в Акутагаве то, что его босса мог кто-то предать, но при этом все еще быть живым и здоровым и даже неплохо зарабатывать. В том, что Дазай предатель, Накахара ни секунды не сомневался. — То, чему сегодня стал свидетелем Накахара-сан, — исключение из правила, которое как явление будет существовать еще долгое время. Но могу точно сказать, что таких исключений становится значительно меньше. Не отреагировал. Видимо, провокация была слабовата для человека, который двадцать два года проработал на мафию. Видимо, пробовать развести Акутагаву на диалог о том, кто такой Дазай, бессмысленно. Накахара снова задумался. Нужно составить план того, как ему теперь вести себя с Дазаем. Будет сложно не выдать то, что он теперь осведомлен о некоторой части его прошлого. И настоящего тоже, чего далеко ходить. Хотя, если все-таки подумать лучше, то ничего особо не изменится: Накахара и до этого вел себя максимально осторожно по отношению к Дазаю, не считая их последней встречи, когда сам согласился пойти к нему домой. Чем больше он об этом думал, тем лучше понимал, что не сможет вычеркнуть Дазая из своей жизни. Во-первых, потому что Дазай сам заинтересован в нем, правда, все еще непонятно, для каких целей он ему нужен. Во-вторых, Накахара тоже заинтересован в Дазае как в человеке, который может сделать так, что его надпочечники откажут. Акутагава довез Накахару до работы за полчаса до начала смены — все-таки сказывалось хорошее знание города и понимание, где лучше проехать, чтобы не встать в многокилометровую пробку. Если бы Накахара ехал сам или по навигатору, то приехал со стопроцентным опозданием примерно в четверть часа. Накахара поблагодарил его, Акутагава снова спросил о состоянии здоровья, они распрощались и разошлись в разные стороны. Накахара, топая с парковки и видя возле главного входа силуэты курящих практикантов, закатил глаза, думая о недавно сказанных словах Сантоки — в августе большая часть врачей вернется из отпусков, и курить придется в другом месте. А еще Сантока предупредил о том, чтобы он был готов к возможным поползновениям опытных врачей в его сторону и не воспринимал их обидные и очень обидные слова в штыки. В целом Накахара от чужого мнения (если это не мнение отца, конечно) не зависел, но, если на него начнут приседать всем коллективом, стерпеть будет сложно. Он уже подходил к главному входу, когда в кармане брюк зазвонил телефон. Накахара посмотрел на экран и сглотнул — высветилось имя Дазая. Три дня подряд он принимал его входящие вызовы как должное, а сейчас задумался, стоило ли брать трубку. За грудиной неприятно кольнуло, он остановился, выдыхая, и ответил на звонок. Играть так играть. — Несу в свет наиприятнейшие новости. — Накахара продолжил идти, слушая голос Дазая, и коротко кивнул практикантам, когда те поздоровались с ним. — Меня выписывают уже завтра. — Так быстро? — Накахара нахмурился. Вряд ли Дазая полностью долечили, решили отправить домой, чтобы ему не стало хуже внутри больничных стен. — Печальный опыт показал, что за собственным здоровьем ты следишь отвратительно. — Словами поздоровался с медсестрой на стойке регистрации и пошел по коридору к раздевалкам. Дазай на том конце провода усмехнулся. — Стоит ли предлагать тебе сыграть в ролевую доктор-пациент? — Накахара закатил глаза, открывая дверь в мужскую раздевалку. — Спасибо, но мне и на работе подобного хватает. — Ого, кто-то нарушает клятву Гиппократа. Накахара чувствовал собственное раздражение и начал уговаривать себя выдохнуть. Все, что делал Дазай, было нацелено на то, чтобы вывести его из себя. Если Дазай знал о его способности, то он мог также знать, как можно вынудить Накахару показать ее во всей красе — подъем мусорного ведра не считался, это даже на детский лепет не потянет. Накахара не просто так на протяжении многих лет обучался контролю, чтобы сейчас спустить все коту под хвост. — Можешь рассказать об этом моему главврачу, — спокойно произнес он, успокаиваясь. Он просто играл. Это просто словесная перепалка. Словесная перепалка с бывшим мафиози. — Так ты спишь со своими пациентами? — Первая и последняя попытка была неудачной, — он пожал плечами, хоть и Дазай этого не видел, и сел на мягкий диван, кидая рядом шопер. В раздевалке он оказался один — кто бы мог подумать? Дазай раздосадовано фыркнул: — Такая ли последняя? Я немного смахиваю на пиявку и, если честно, горжусь этим, — Накахара, не замечая этого, растянул губы в улыбке. — Ты больше похож на банный лист, Дазай. — Возможно, тебе стоит заглянуть к офтальмологу. Ты уже однажды проговорился о том, что стал хуже видеть. — Выписывают-то тебя почему так рано? — решил перевести тему Накахара, потому что иначе разговор в подобном ключе мог продолжаться хоть до завтрашнего утра. Он встал с дивана и направился к своему шкафчику. — Я включу громкую связь, пока буду переодеваться. — Спасибо, что предупредил, — Накахаре пришлось убавить звук динамика. — А ты будешь делать словесное сопровождение, снимая с себя одежду? — Да у тебя недотрах, — вдруг понял Накахара, — или ты очень не хочешь отвечать на вопрос о выписке. — Что же мне тебе ответить? — вслух задумался Дазай и громко выдохнул в динамик. Накахара закатил глаза, надевая хирургический костюм и думая о том, почему бы этому Дазаю просто не сказать как есть. — Мне нужно выходить на работу, потому что конец июля. У студентов горят экзамены и практика, мне приходится держать телефон выключенным и включать его лишь для важных звонков. У меня уведомления по сто пропущенных. Теперь понятно, почему Дазай сказал, что будет именно звонить Накахаре, а не писать сообщения. Если он такой занятой, то как умудрялся найти время на то, чтобы насыпать себе на грудь щелочь, а потом еще и до Накахары по всем статьям докопаться? Нужно будет еще раз зайти на сайт Тодая, может, Дазай умудрился хакнуть его, вписав свое имя в преподавательский состав, чтобы Накахара верил ему. Еще надо в принципе нарыть больше информации о Дазае — если он действительно известный и уважаемый человек, что следует из написанного на сайте, то поисковик обязательно что-нибудь о нем выдаст. Взломать все сайты и написать на них о себе только хорошее невозможно, подумал Накахара. Или возможно? У Накахары в голове проскользнула мысль о том, что и не в квартире у Дазая они были и что не умеет тот играть на рояле. — И да, ты верно заметил. У меня недотрах, — Накахара даже не удивился этим словам, отрываясь от собственных мыслей и возвращаясь к диалогу. — Встретимся на выходных? — Готов бросить все дела ради ебли? Мужики такие животные, — и вздохнул, театрально так. — Мы в любом случае встретимся, потому что ты занимаешься со мной японским. В субботу, да? — В субботу, да, — Дазай повторил за ним, а Накахара лишь фыркнул. — Если в университете меня не растерзают. Что ж, попрощаемся? Спокойного тебе… — Заткнись, блядь, я ведь тебя придушу потом при встрече, — Накахара громко перебил его, не давая пожелать спокойного дежурства, но вселенная все равно услышит. Просто замечательно. — О, так ты из суеверных? А как же примета о рыжеволосых? С тобой на работе как минимум еще один рыжий практикант, — Дазай откровенно над ним издевался, и даже понимание этой простой вещи не давало Накахаре выдохнуть. Нервы вообще ни к черту, ему нужно хорошенько подумать о том, как себя вести с Дазаем, придумать тактику и ни в коем случае не поддаваться на провокации. — Пока, Дазай. Не сдохни раньше времени, — решая не отвечать на дурацкие вопросы, сказал он и отключился. Дазай — идиот, потому что начало его пожелания спокойного дежурства было отправлено в космос и вернулось обратно в виде нескольких срочных вызовов, экстренных операций и нестабильных состояний до этого приходящих в норму пациентов. Накахара ни разу не присел за эту ночь, бегая то в одно крыло больницы, то в другое, то к приемному покою, чтобы встретить машину скорой помощи. Никогда еще Накахаре не хотелось кого-то так сильно убить. Наверное, отец бы сказал ему за это спасибо и даже погладил по голове. «Мечты, мечты», — думал Накахара, наблюдая за рассветом прямо на лавочке возле больницы в шестом часу утра с Мидори на пару. Сидели молча, перекинулись лишь парой слов о том, что смена сегодня жуткая, на этом диалог закончился. На Накахару навалилась страшная усталость, мысли в голове постоянно были о Дазае, но мысли далеко не о продумывании тактики общения и поведения. Видимо, Накахара сам ему показал зеленый свет, во время алкогольного опьянения называя «говнюком», но после этого Дазай в продолжительных разговорах по телефону вечерами начал позволять себе многое — развязно общался, нецензурно выражался, подтрунивал над Накахарой, пытаясь даже как-то задеть, что у него, конечно же, иногда получалось, но Накахара упорно этого не показывал. Сегодняшний их разговор ничем не отличался от двух предыдущих, как показалось Накахаре, разве что он пытался теперь следить за словами Дазая, чтобы не попадаться на те, которые бы спровоцировали на сильные эмоции. А, еще он вышел не таким продолжительным, потому что Накахара вдруг начал быстро раздражаться. — Мидори, — позвал он, и тот повернул голову к нему, переставая пялиться на рассветное небо. Находясь вдвоем, они обращались друг к другу на «ты» и без уважительных суффиксов. Накахаре он нравился — Мидори спокойный, рассудительный молодой врач тридцати пяти лет отроду, с приятными азиатскими чертами лица и темными волосами с синеватым отливом; общение с ним не казалось натянутым и шло легко, плавно. Когда он привел Дазая с инфекцией, а Мидори понял, что они оба пьяны настолько, что на ногах еле держались, Накахаре было очень стыдно перед ним, но Мидори лишь отмахнулся, когда во вторник Накахара решил извиниться за тот случай. Сказал, что даже значения этому особого не придал — ну выпили и выпили, Накахара ведь не на смене был пьяным, как заметил тогда Тачихара. — А расскажи про тех врачей, которые вернутся в августе из отпусков. Сколько их всего, какие они по характеру? — Коллектив у нас всего из пятнадцати врачей, включая тебя, — выдохнув, начал говорить Мидори. — Плюс по две медсестры или медбрата на каждого. Итого сорок пять человек. Вернется двенадцать врачей, — он как-то страдальчески вздохнул. — Я уже два года тут работаю, так что честно могу сказать, что пятеро из них… те еще язвы. Когда я пришел сюда, приебывались ко мне только в путь. Халат застегни, бейджик поправь, ботинки начисти, хотя, не поверишь, халат застегнут на все пуговицы, бейджик у зеркала пристегивал с линейкой, а ботинки блестели. Идут мимо — смотрят, как на говно. Здороваешься — вообще похуй, будто свои слуховые аппараты дома забыли. Конечно, им всем под семьдесят, с них песок сыплется, а они думают, что это из-за меня пол грязный. Так что с августа, Накахара, советую, наконец, влезть в халат. Желательно новый, с накрахмаленным воротником, и белоснежный, как их вставные зубы. Ботинки начистить, брюки с рубашкой отгладить и чокер снять. — А сколько времени прошло, прежде чем тебя приняли в коллектив? — В целом, Накахара подобного расклада и ожидал — два врача из четырнадцати приняли его очень радушно, но остальные вряд ли будут настроены положительно. Он выглядел как иностранец, у него оксфордский диплом, он жизни еще не видал и на «серьезных» операциях не был, поэтому никто из старой гвардии не воспримет его нормально. — Полгода я с ними собачился. — Накахара закатил глаза. Полгода — приличный срок. Придется морально подготовиться. — Сам не понял, почему они вдруг сменили гнев на милость. Я все это время старался вести себя прилично, на колкости не отвечать. Может, им надоело на стенку быковать, не знаю. Накахара любил колкости. Накахара обожал ругаться и выводить собеседника из себя парочкой точно брошенных в видимые ему слабости фраз. Накахара приходил в восторг, видя, как оппонент начинал злиться и в гневе плеваться желчью. Ему будет очень сложно, когда весь штат сотрудников вернется на работу. Серьезно. — А если чокер за рубашкой с высоким воротником скрыть, может, не заметят? — примерился Накахара, немного опуская кожаную полоску черного чокера ниже, к основанию шеи. Мидори задумчиво наблюдал за манипуляциями Накахары, а затем спросил: — Памятный подарок, что ли? Красивая вещь, — он пожал плечами, а Накахара с непонятно откуда взявшейся грустью ответил: — Не подарок, но памятная вещь. Единственное, что у меня осталось от матери. — Мидори понимающе замычал. — Даже фотографий нет. — Понимаю, не хочется расставаться. Я точно так же портсигар отца храню. Его лицо вспоминается, только когда смотрю на него. Накахара очень хорошо помнил лицо своей мамы — он пронес это воспоминание сквозь годы, хоть и в последний раз смотрел на нее, когда ему было пять. Всегда спокойная, сдержанная, с холодным, колючим взглядом, направленным на кого угодно, но только не на своего сына. На него она смотрела с теплотой, словно льды в ее красивых глазах тронулись, растаяв; в ее взгляде Накахара видел такую искреннюю, неподдельную любовь, что сам таял, даже толком не успев окончательно замерзнуть. Мама носила исключительно традиционную японскую одежду, сама не являясь японкой по национальности, в ее гардеробе были кимоно, стоящие целое состояние, доставшиеся ей от бабушки Накахары. В каждом ее шаге прослеживалась грация, в каждом движении рук — изящность; все, что она делала, было наполнено легкостью и непонятной Накахаре элегантностью. — Пошли, что ли, попьем этой бурды из автомата с кофе, — зевнув, предложил Мидори, а Накахаре пришлось вырваться из своих мыслей о маме и подняться за ним, чтобы вместе вернуться в больницу. До конца смены оставалось еще несколько часов, и было глупо надеяться, что больше никаких эксцессов на работе не предвидится. Но, на удивление, ночная смена закончилась в разы лучше, чем начиналась, поэтому Накахара с чистой совестью поехал домой — отсыпаться до следующего рабочего дня. Ночи, точнее. *** Дазай позвонил ему и в четверг, и про пятницу тоже не забыл. Один раз он позвонил, когда Накахара только собирался выйти из дома на работу, а во второй раз звонок застал его уже в машине, рассекающим по вечерним токийским пробкам. Накахара не забыл о своем обещании придушить его при встрече, но тот лишь разразился хохотом, услышав эту угрозу, и сказал, что не против легкого БДСМ. Дазай говорил много. Конечно, ведь каждый его день наполнен множеством событий. Удивительно только, что он не уставал разговаривать под конец дня и имел силы рассказать обо всем происходящем Накахаре. Тому лишь оставалось поражаться тому, насколько подробно Дазай отчитывался о том, чем он занимался на работе. Утром он принимал у студентов долги, накопившиеся за этот семестр, днем курировал тех студентов, которые вызвались проходить у него практику, а вечером читал лекции у старших курсов. Как Дазай умудрялся успевать все — и работать, и личную жизнь вести, — при этом оставаясь радостным и бодрым, было загадкой, но чужой энергичности Накахара даже завидовал, как бы глупо это ни звучало. Накахара уже успел убедиться в том, что Дазай действительно являлся преподавателем и уважаемым человеком, многое знающим о финансах. Он почитал парочку статей о нем и его научной деятельности, в фейсбук нашел группу экономического факультета, где о Дазае отзывы были смешанными, если вообще можно так выразиться. Он не врал, когда говорил, что преподаватель из него строгий и требовательный — сдать у него экзамен с первого раза возможно, но с вероятностью примерно в двадцать процентов. То есть из тех же десяти студентов минимум восемь отправлялись на пересдачу. Оценка знаний студентов у Дазая никак не зависела от его настроения или от того, в каких отношениях он с ними состоял — видимо, именно поэтому студенты без зазрения совести с основных аккаунтов обсуждали то, как Дазай вел пары. Если «любимчик» плохо подготовился, то и оценку получал по факту. Если студент, с которым он находился в натянутых отношениях, хорошо знал его предмет, то оценка на экзамене была соответствующая. Накахара честно не понимал, как можно быть настолько непредвзятым человеком. Дазай оказался невероятно популярным преподавателем на своей кафедре. Накахара с интересом следил за дискуссиями студентов на тему преподавания Дазая. К слову, преподавал он, судя по восторженным комментариям студентов, потрясающе. На лекциях никто не спал, потому что себе дороже — можно пропустить какую-то очень интересную информацию или вообще быть выгнанным из аудитории. Последнее зависело от того, заметил ли Дазай свою спящую жертву или нет, ведь на его лекциях в огромной аудитории не оставалось свободных мест. Материал лекций Дазай преподносил интересно, говорил грамотно и живо — так, что его хотелось слушать даже не особо заинтересованному человеку. На семинарах отрывался на несчастных студентах по полной — полемику пресекал сразу, как только слышал намек на ее зарождение, поэтому обычным трепом и демагогией отвязаться от него было невозможно, нужно обязательно показать знания, иначе положительной оценки не видать. Накахара читал все это с бесстрастным лицом и точно понимал, что Дазай не обманывал его насчет своей работы в Токийском университете. От этого становилось как-то обидно, ведь собственные догадки Накахары по поводу обмана Дазая не оправдались. А еще становилось… все более и более волнительно. Тактику общения с Дазаем Накахара продумал частично, теперь оставалось попробовать ее придерживаться. *** Они встретились в субботу вечером все в той же кофейне. Дазай снова пришел раньше него, ожидая за тем же столиком, что и раньше. Накахара растянул губы в ухмылке, понимая, что душить его при свидетелях не будет. — Тебе повезло, что мы занимаемся в общественном месте, — произнес он с какой-то игривой ноткой, на что Дазай лишь заулыбался. — Если я перенесу занятия ко мне домой, то сомневаюсь, что у нас получится продуктивный разговор в плане… японского языка. Накахара рассмеялся и устроился на стуле напротив Дазая. Официантка как обычно подошла к нему, Накахара заказал летний чай, потому что на улице стояла немыслимая духота. — Как себя чувствуешь? — спросил Накахара, заглядывая в чужие карие глаза. Взгляд Дазая был каким-то удовлетворенным; возможно, из-за встречи с Накахарой. — Не могу ни на что пожаловаться, — он пожал плечами. — Пью антибиотики, честно меняю пластырь раз в сутки. Сам-то как? — Дазай сложил руки на столе, одной подперев свой подбородок, и внимательно разглядывал лицо Накахары, словно видел его в первый раз. — Иностранцы тяжело переносят токийское лето. — Да, мне тоже нелегко, — честно признался он. Лето в Токио действительно оказалось жарким и влажным, а воздух спертым, дышать практически невозможно. — Но я всегда нахожусь в помещениях с кондиционерами и передвигаюсь на машине. — А как насчет самочувствия в целом? Я имею в виду диабет. Без происшествий, надеюсь? У Накахары дернулась бровь. Он внимательно посмотрел ему в глаза, и пауза странно затянулась. Дазай прищурился, чуть склонил голову, все еще поддерживая подбородок ладонью. — Все в порядке, — ровно ответил Накахара. — Невольно вспомнилась наша первая встреча. И как ты только понял, что у меня упал сахар? Вопрос был с подвохом. Накахара надеялся, что Дазай хоть немного повременит с ответом, что, собственно, и произошло. Но, не знай Накахара о прошлом Дазая, он бы даже не заметил недолгую, практически не ощущающуюся паузу между ними. Взгляд Дазая стал никаким перед ответом. — Я пятнадцать лет преподаю в университете. Думаешь, у меня не было студентов с диабетом и неприятных моментов, связанных с их здоровьем? Железобетонное оправдание. Накахара пожал плечами, показывая, что с Дазаем он поспорить не сможет, и они начали занятие. Теперь уже Накахара не только со слов Дазая и его студентов смог убедиться в том, что тот являлся строгим и требовательным преподавателем. Обещанный диктант все-таки состоялся, причем в довольно быстром темпе — Дазай зачитывал предложения дважды, делая между ними короткую паузу, а по окончании зачитал еще раз весь текст диктанта, не давая Накахаре по ходу дела вспомнить написание иероглифов, и сразу начал его проверять. — Слишком быстро, — сказал Накахара, пока Дазай читал написанное им. Тот, даже не отрываясь от проверки, подчеркивая и подписывая где-то красной пастой, начал говорить: — Сколько раз ты успел перечитать эту книгу за неделю? Если я не ошибаюсь, ты вчера говорил о пяти повторах. Получается, ты читал ее каждый день. Неужели совсем ничего из иероглифов и оборотов не запомнилось? — Он приподнял брови, продолжая все подчеркивать исписанный иероглифами лист красной пастой. — Боже-боже. — Дазай отложил ручку, рассматривая собственные подчеркивания, а Накахаре недавно более или менее чистый исписанный синей пастой лист теперь казался каким-то кровавым полем боя. — Хорошо, давай сделаем работу над ошибками. Разбирались очень долго, но с объяснениями Дазая собственные ошибки показались глупыми. Накахара не понимал, как мог ошибиться во всех этих предложениях, если перечитывал их каждый день, ему даже стало как-то обидно за потраченное время. Дазай попытался ободрить его: — Ты молодец. Работы еще предстоит много, но с этой же книгой. Продолжай читать ее каждый день и, закончив, делай краткий конспект. Если забудешь иероглиф, то не стесняйся открыть книгу и подсмотреть, как он пишется. Можешь даже рукописный словарик для таких случаев завести. На каком языке звучат твои мысли? На английском? — получив вместо ответа короткий кивок, Дазай хмыкнул. — Что же, неудивительно. Скоро мысли будут звучать вразнобой. Ты ведь уже два месяца находишься в иной языковой среде. На самом деле удивительно: ты приехал сюда, хорошо понимая, что тебе говорят и что пишут, до этого на протяжении двадцати пяти лет разговаривая на японском лишь с отцом. — Я точно знал, что вернусь сюда, за три месяца до переезда. У меня было время пообщаться с японцами в интернете и повторить грамматику, — Накахара смотрел на Дазая, рассказывая ему все это, с четким пониманием того, что тот мог все это знать и так, но все равно делал заинтересованное выражение лица. Интерес также плескался в его глазах, не давая различить ложь. Накахара являлся эмпатом до мозга костей, чувствовал атмосферу вокруг него и настроение людей, с которыми общался. Но благодаря контролю над собственными эмоциями, которому его обучили еще в далеком детстве, он избегал участи многих эмпатов — эмоциональной перегрузки чужими переживаниями. Накахара мог в любой момент отключить себя, понизить уровень эмпатии до минимума без вреда для собственных нервов, а потом так же легко включиться обратно в общий эмоциональный фон. Со временем он открыл в себе интересную способность к распознаванию лжи в чужих глазах. В эти моменты эмпатия выкручивалась на максимум, позволяя видеть и чувствовать то, что недоступно для ощущения обычному человеку. Конечно, эта способность не была совершенной — Накахара не мог различить ложь, если действия развивались в динамике и происходили быстро, также для Накахары было сложным определение лжи, если человек являлся профессиональным лгуном. Например, в покере Накахара бы точно проиграл, попав в компанию профи, но вот с новичками был велик шанс сорвать куш. В общем-то, сейчас Накахаре казалось, что он играл в покер с профессиональным игроком. Эмоции из глаз Дазая просто пропадали, либо их становилось слишком много, что в любом случае делало его нечитаемым для Накахары. Можно, конечно, попробовать судить о его лжи по этим двум признакам, но так он легко запутается. А вдруг Дазай страдал каким-нибудь психическим заболеванием, из-за которого его эмоции быстро сменяли друг друга? Сначала надо убедиться в том, что Дазай здоров по этой части, а только потом делать выводы, действительно он ему врал или таким образом проявлялись последствия болезни. — Хорошо, — громко сказал Дазай, вырывая Накахару из собственных мыслей, а затем потарабанил пальцами одной руки по столу. — Давай разберем парочку иероглифов и закончим на сегодня. *** Накахара снова ругал себя за свою любовь к опасному, потому что прямо сейчас стоял в гостиной у Дазая напротив картины закатного неба. Из пяти полотен, висящих на стенах этой большой комнаты, Накахару привлекло именно это. Довольно эмоциональная работа, понял Накахара, заинтересованно разглядывая тучи, окрасившиеся в ярко-оранжевый цвет благодаря уходящему за горизонт солнцу. — Кто художник? — спросил он, продолжая зачарованно смотреть на картину. Дазай показался из-за угла, выходя из кухни с двумя бокалами. В одном вино для Накахары, во втором — вишневый сок для Дазая. Главное не перепутать. — Эту картину написал мой сын, — он передал бокал Накахаре, и тот нехотя принял его из чужих рук. Пить уже вскрытый Дазаем напиток могло быть чревато, но Накахара не хотел показывать собственного недоверия. Что обычно подсыпают в алкоголь в качестве снотворного? Клофелин? У Накахары и так пониженное артериальное давление, так что он скорее умрет после этого бокала вина, чем просто отключится. А вдруг не снотворное, а что похуже? Психотропное, например? — Ты его видел со мной в больнице. Его зовут Ацуши. — Я толком не успел его разглядеть, но сходства между вами особо не заметил. Да и не называл он тебя отцом, — Накахара осторожно покачал вино в бокале. Цвет глубокий, темно-гранатовый, аромат приятный, без особых фруктовых ноток — вино явно длительной выдержки. По вкусу он точно не поймет, отравлено оно или же нет, потому что напиток подобран идеально. На свой страх и риск он сделал первый глоток. — Я взял Ацуши под свое крыло, когда ему было шестнадцать, а через год усыновил. Его выставили из приюта из-за способности, о которой он не знал. «Пиздец, это все больше напоминает передачи про аферистов, которые разводят людей на деньги, перед этим втолковывая им слезные речи об их непростой судьбе», — думал Накахара, делая еще один глоток терпкого, средней крепости вина. Скорее всего, это Шато Марго, но вот какого года — загадка. — Что за способность? — спросил он, переводя взгляд с картины на Дазая. Не мог не заметить, с какой любовью в глазах он смотрел на нарисованный закат. Видимо, это полотно действительно создал человек, которым Дазай сильно дорожил. — Способность преинтересная, — улыбнувшись, сказал он. — Он может обращаться в огромного белого тигра в полнолуние. Раньше Ацуши вообще этого не контролировал — мог поддаться эмоциям и обратиться даже среди белого дня. А сейчас он молодец. Интонация такая искренняя, глаза честные, с плещущимися на самом дне любовью и заботой, поэтому Накахара поверил в его слова про усыновленного мальчика. Только вот почему Дазай так легко вскрыл карты о способности своего сына? — Я чувствую неясную тревогу, когда смотрю на этот закат, — признался Накахара, допивая свое вино. Если уж отравлено, то он помрет с осознанием того, что познал нечто прекрасное. — Что он переживал, когда писал его? — У него был непростой год, — выдохнул Дазай, опрокидывая в себя сок. — Проблемы на работе и в учебе, в личной жизни, с друзьями. С семьей, то есть со мной, тоже, — тихий грустный вздох. — Это полотно он написал к моему дню рождения, когда у него медленно, но начало все налаживаться. — Тогда почему он изобразил закат? — Накахара услышал веселый смешок со стороны Дазая и неспешно повернул голову в его сторону. Дазай смотрел на него с плохо скрываемым интересом. — Потому что это не закат, Чуя. Это рассвет. Накахара произнес многозначительное «оу», а затем замолчал, оглядываясь на остальные полотна. Дазай оглянулся вместе с ним, подтверждая его догадку: — Да, на остальных картинах действительно изображены закаты. Я лично знаком с художниками, так что за свои слова ручаюсь. Удивительно, что тебя привлекло именно полотно с рассветом. В голове не укладывалось не то, что Дазай был чем-то там удивлен, а то, что сейчас Накахара преспокойно пытался обсуждать с ним произведения искусства. Он. С бывшим мафиози. Который собирался испортить жизнь его отцу. «Пиздец, пиздец, пиздец», — вот и все мысли, проносившиеся в голове у Накахары. «Жуть, сука, я как с ним ебаться-то буду? У меня же от страха не встанет», — и еще одна мысль, резко вклинившаяся между другими. Накахара изнутри прикусил нижнюю губу и вручил свой пустой бокал Дазаю. — Налей-ка мне еще, — сказал он, снова всматриваясь в полотно. — В этом искусстве без бутылки не разберешь, как говорится. Дазай забавно фыркнул и ушел на кухню. Накахара еще пару секунд постоял, пялясь на закатное… а нет, рассветное небо, а затем пошел следом за Дазаем, будто подглядывая за ним из-за двери. Дазай рассмеялся, намекая на то, что у Накахары есть какие-никакие кошачьи повадки, потому что Ацуши занимался тем же самым, обращаясь в тигра. Вино совсем не пьянило, лишь помогло слегка расслабиться. Зря Накахара переживал из-за того, что Дазай попытается его отравить: даже после двух бокалов его не клонило в сон, да и в целом он чувствовал себя отлично. И голова тоже не болела, что, несомненно, радовало его. Дазай смотрел на него жадно, когда они из гостиной плавно перетекли в спальню, но даже в такой момент Накахара вспомнил, что забыл спросить у него справочку о состоянии здоровья. Да, в прошлый раз он с такой важной вещью пролетел, но сейчас вспомнил, и Дазай, нисколько не поменявшись в лице, показал ему готовую справку в обмен на такую же от Накахары. Справка у Дазая на руках была всего неделю, поэтому Накахара фыркнул, думая о том, что тот действительно готовился к тому, чтобы переспать с ним. Накахара не мог выбросить из головы то, что Дазай имел на него виды не только в плане секса, но и еще хотел втереться к нему в доверие с неопределенной целью. Правда, Накахара заблуждался, думая, что не сможет возбудиться, потому что целовался Дазай все-таки классно. Он мягко вынудил Накахару лечь на огромную кровать в спальне, которую тот даже решил не рассматривать, и как-то ненавязчиво навис сверху. Решительности в глазах Дазая почему-то поубавилось, хотя до этого Накахара четко ее видел. — Что-то не так? — сразу решил спросить он, наблюдая за тем, как Дазай начал слегка щуриться. — В какой позиции ты бы хотел сейчас оказаться? — Мне интересно побывать снизу, — он пожал плечами. — Заодно посмотреть, хорош ли ты, будучи активом. — Постараюсь для тебя, — улыбнулся Дазай, приближаясь к его лицу. — Если захочешь, то я могу быть в принимающей роли тоже. — Хорошо, — Накахара скользнул взглядом по лицу Дазая, и в голове у него вдруг что-то оглушительно щелкнуло. Он посмотрел на его левую ладонь, взял ее в руку, огладил тонкие длинные пальцы и снова заглянул в чужие карие глаза. — Забыл еще кое о чем спросить. Ты женат? Или, может, состоишь с кем-то в интимных отношениях? — Накахара правда надеялся, что Дазай ответит ему честно. — На данный момент я ни с кем не состою в каких-либо отношениях. И никогда не был женат, — эмоций в его глазах не убавилось и не прибавилось, взгляд остался таким же, как и до ответа, поэтому Накахара тихо выдохнул — Дазай сказал ему правду. — Забавно, что ты спрашиваешь об этом прямо сейчас. — Лучше я спрошу поздно, чем никогда, а потом окажется, что я переспал с женатым мужчиной, — он ухмыльнулся, отпустил ладонь Дазая и притянул его к себе для поцелуя. Нежностью в их действиях даже не пахло — поцелуи были страстными, жадными, почти грубыми. Несмотря на то, что Дазай далеко не аккуратно сминал его губы своими, Накахара был уверен в том, что во время секса он будет мягок и осторожен. Дазай резко потянул его на себя, вынуждая сесть, при этом не разрывая поцелуй, и быстро избавился от чужой футболки. Подцепил чокер пальцами, слегка оттянул плохо поддающийся материал, но расстегивать не стал; медленно спустился ладонями ниже, приятно оглаживая бледную кожу плеч. Он немного отодвинулся к краю кровати, подхватил Накахару под бедра, прося сесть к нему на колени, благодаря чему их лица оказались примерно на одном уровне. Накахара, смотря ему в глаза, наблюдая в них похоть и желание, начал быстро расстегивать чужую рубашку, но по законам жанра это затянулось. Дазай не целовал его, зато отвлекал руками: водил ими по спине, бокам, плавно переходя на живот, оглаживая мышцы пресса, а затем поднимался к груди, лишь слегка задевая напряженные соски. Возбуждение быстро увеличивалось, но дело не двигалось с мертвой точки. Накахара цыкнул: — Блядь, — и, наконец, последняя пуговица поддалась ему, поэтому Накахара начал не особо торопясь снимать рубашку с Дазая. — Скажи спасибо, что я не в рубашке. — Кто же виноват, что ты не умеешь расстегивать пуговицы, — Дазай насмешливо улыбнулся, на что Накахара лишь закатил глаза. — Сделаешь так, когда я начну тебя трахать. — Звучит отлично, — он приблизился к его лицу и ладонью с силой оттянул чужие волосы на загривке, заставляя запрокинуть голову и открыть шею, на которой все так же красовалась странгуляционная борозда — действительно, а куда она могла деться? — Ты только не облажайся. Дазай слабо дернулся, когда Накахара коснулся его шеи кончиком носа. Медленно втянул запах светлой кожи — от Дазая пахло знакомым тяжелым парфюмом, аромат которого Накахаре, сколько он себя помнил, всегда нравился. Дазай шумно выдохнул через нос, когда Накахара влажно коснулся губами линии его челюсти, ближе к уху. — Можно тебя укусить? — тихо спросил Накахара, сильнее сжимая в ладони чужие волосы. Дождавшись положительного ответа, он снова опустился чуть ниже, прихватывая кожу на шее губами, но не засасывая. Дазай в это время расстегнул его брюки, немного спустив их, и сквозь ткань трусов сжал ладонями его задницу. По спине Накахары пробежали мурашки, и он отпустил волосы на загривке Дазая, перекладывая руку на шею, слегка надавливая ладонью над кадыком, а затем сильно прикусил кожу, неаккуратно оттягивая ее зубами. Дазай в ответ лишь сильнее начал мять его ягодицы и прижал к себе ближе, притираясь пахом. Накахара, чувствуя чужое возбуждение, опустился губами ниже, прямо к странгуляционной борозде, и укусил поверх нее, продавливая кожу зубами. Дазай попытался уйти от укуса, но Накахара лишь сильнее надавил ладонью на шею, почти перекрывая доступ к кислороду, а другой рукой он скользнул по груди, сжимая между пальцами сосок и слегка его выкручивая. — Издеваешься надо мной, — просипел Дазай, и Накахара прекратил терзать его шею, поднимая голову и осматривая его лицо. — Я же говорил, что придушу, — Дазай прикусил свою нижнюю губу, когда Накахара продолжил давить ладонью на его шею, а затем вовсе медленно опустился спиной на подушки. — Злопамятный, — Накахара наблюдал за эмоциями в его глазах, пока тот их не закрыл, приоткрыв рот. Накахара, нависая над ним, свободной ладонью прижал руки Дазая, который так удачно вытянул их над головой, к кровати, не давая шелохнуться. Хотя он даже не сопротивлялся, пока Накахара продолжал его душить, кое-как умудрялся дышать, и Накахара припал к его губам, практически трахая чужой рот языком, не встречая ответа. Затем повернул его голову, все так же сжимая пальцы на шее, и замер от осознания того, что Дазай с ним играл. Просто поддавался, позволяя издеваться над собой, на деле же мог сделать с ним что угодно, но продолжал только делать вид, что Накахара может ему доверять. А что если Накахара сожмет пальцы сильнее, применяя способность? От собственных мыслей об убийстве стало тошно и как-то нехорошо, и возбуждение куда-то пропало; он ослабил хватку на шее Дазая — тот сразу сделал нормальный глоток воздуха — и отпустил его руки. Дазай приоткрыл глаза, сразу же устанавливая с ним зрительный контакт, и заговорил, не разрывая его: — Чуя, все в порядке? Если тебя что-то беспокоит, говори. Накахара смотрел ему в глаза, не особо скрывая в них скепсис и вопрос: «Сам-то как думаешь, что меня беспокоит?» Импровизированная игра в гляделки могла продолжаться еще долго, если бы Дазай не дотронулся теплой ладонью его бока и не дернул бровью. — Тебя трясет. — Да ладно? Накахара фыркнул, встал с Дазая и лег рядом с ним, прикрывая глаза ладонями. Мысли одна за другой проносились в его голове: он лежал в одной постели с бывшим мафиози, он целовал бывшего мафиози. А все мафиози принимали на душу грех убийства? Скольких убил Дазай? Но, черт, отец Накахары вообще был боссом мафии и занимал этот пост лет двадцать, наверное. Скольких убил его собственный отец? Почему он думал об отце, лежа в постели с Дазаем? Господи, он же просто хотел нормально потрахаться. С Дазаем, конечно. Не с отцом. — Все нормально, только неважно себя чувствую, — все-таки произнес Накахара, стараясь выкинуть дурацкие мысли из головы. Послышался тихий вздох Дазая, затем он почувствовал, как на его живот опустилась теплая ладонь, и только потом отодрал руки от лица. — Будешь измерять сахар? — спросил Дазай, лежа на боку и подпирая одной рукой свою голову. Накахара бездумно посмотрел ему в глаза, затем опустил взгляд на шею, выпирающие ключицы, оглядел широкие плечи и не особо мускулистые руки, покрытые шрамами, которые из-за неяркого освещения плохо проглядывались. Вообще, Дазай был скорее стройным и подтянутым, чем накаченным. — Чуя, не пропадай. Накахаре почудилось, что Дазай давал ему время на то, чтобы свыкнуться с мыслью о без пяти минут сексе с бывшим мафиози, с человеком, который в будущем собирался его использовать. Накахара не хотел думать об этом, ведь Дазай не мог знать, что он частично осведомлен о чужих планах. Накахара никак не мог себя выдать. Наверное. Правда ведь? — Чуя, ты начинаешь меня пугать. — Накахара удержался от того, чтобы фыркнуть. Разве бывших мафиози можно как-то напугать? Его отец, например, вообще бесстрашный, но при этом невероятно осторожный человек. Он снова вернулся мыслями к отцу? Что происходит в его тупой голове? «Ебаный свет», — подумалось Накахаре. Он резко выдохнул, опустил свой взгляд на пластырь на груди Дазая, невольно подмечая, что тот не соврал, говоря о том, что регулярно его менял. — Все, я в норме, — резко сказал Накахара, садясь на кровати. Если он будет думать о всякой ерунде прямо здесь, у него еще долго не будет секса, потому что Дазай решит, что себе дороже пытаться с ним потрахаться. — Уверен? — Дазай, не меняясь в лице, пронаблюдал за его действиями. Конечно он уверен, потому что если не уверен, то прямо сейчас подорвется и убежит из этой квартиры куда подальше. Не думать, не думать, просто не думать. Кто же знал, что выкинуть все мысли из головы окажется настолько сложно? Следующие слова Дазая заставили его слегка вздрогнуть и по правде задуматься о побеге: — Мне кажется, ты слишком много думаешь. Мысли на третьей космической проносятся в твоих глазах. — Накахара укусил свою нижнюю губу, удерживая себя в руках. Он подумает об этом позже. Он обязательно подумает об этом позже. Не сейчас. — Тогда, может, ты выбьешь все мои мысли из головы? Дазай ухмыльнулся так, что Накахара снова почувствовал страх, рокочущий за грудиной. Дазай сел на кровати, неотрывно смотря ему в глаза, медленно приблизился, распаляя странный огонь в груди еще сильнее — так, что становилось трудно дышать. Положил ладонь на плечо Накахары, слабо сжал его, толкнул вперед, вынуждая лечь, не нависая над ним, но отползая к его ногам. Подцепил пальцами ремень брюк вместе с нижним бельем и одним плавным движением сначала спустил их до колен, а затем резко снял. Сжал ткань брюк в ладони, оценивая, мнутся они или нет, и не особо заинтересованно отбросил их на пол, вновь переводя взгляд на Накахару. — Проводя целые дни в заложниках собственных мыслей, — начал Дазай после того, как взял с прикроватной тумбочки смазку и несколько презервативов, — ты рискуешь разучиться отдыхать. Затем заработаешь себе тревожность, — он отложил только что взятые предметы и положил горячую ладонь на бедро Накахары, ведя ее выше, отводя его ногу в сторону. — За тревожностью идет бесконечное чувство вины вкупе с незнакомой нелюбовью к самому себе. Спустя бесконечность придет апатия. Она покажется спасительной в сравнении с тем, что ты испытаешь до этого. — Не надо, не описывай это. — Накахара прекрасно понял, что Дазай рассказывал, насколько легко скатиться в депрессию, если продолжать заниматься самокопанием. — А то как-то невесело становится. — Чуя, — он навис над ним, мягко огладил бок, поднимаясь от бедра к животу, — отдохни. Не думай. Не осмысливай. Отпусти то, что засело здесь, — пальцами другой ладони он дотронулся его лба, — и особенно, — он переместил руку на грудь, надавливая прямо там, где, ускоряясь, стучало сердце, отдаваясь набатом в ушах, — здесь. Речам Дазая было очень легко поддаться. Наверное, потому, что Накахара сам для себя решил, что сопротивляться больше не будет. В словах Дазая он слышал понимание, будто бы тот прекрасно осознавал, в насколько подвешенном состоянии находился Накахара на протяжении последних четырех месяцев. Если он хотя бы в постели с ним сможет расслабиться, это будет успехом. Дазай целовал его губы, выбивая не успевающие оформиться мысли из головы, гладил и сжимал его кожу ладонями везде, где дотягивался — ему повезло, у Дазая длинные руки. Возбуждение концентрировалось внизу живота, сердце билось о ребра так, словно ему было тесно в грудной клетке. Дазай скинул с себя оставшуюся одежду, ненадолго отвлекаясь от ласк, и сразу припал губами к шее Накахары, влажно целуя, не собираясь укусить, опустился ниже, не прекращая поцелуи, и втянул ртом возбужденный сосок, медленно посасывая его. Накахара оттянул обеими ладонями его волосы на голове, ближе к коже, и рвано выдохнул, когда Дазай несильно, но прикусил сосок, при этом другой ладонью он издевался над вторым — выкручивал, надавливал, грубовато сжимал между пальцами. Накахара оценил месть, кусая свои губы и двигая бедрами, чтобы потереться членом о живот Дазая. Он хмыкнул, оставляя соски в покое, и опустился к животу, чередуя между собой поцелуи и укусы, распаляя Накахару еще сильнее. Потянулся рукой за презервативом, приподнимая корпус и одним движением вскрывая защитную оболочку, Накахара же залюбовался его пальцами — длинными, изящными, раскатывающими латекс по его возбужденному члену, от прикосновения к которому Накахара вздрогнул. — Хвалю, — севшим голосом произнес Накахара, наблюдая, как уголок губ Дазая слегка приподнялся в легкой ухмылке. — Защищенный секс — один из факторов сексуального здоровья. — Приятно слышать похвалу от врача, — Дазай закинул его ногу себе на плечо, без нажима выцеловывая бедро — в этом действии Накахара увидел намек на едва скользнувшую нежность. Он запустил ладонь в волосы Дазая и сглотнул, прикрывая глаза, когда тот коснулся губами головки члена. Презерватив тончайший, так что последующие действия Дазая ощущались так, словно презерватива и вовсе не было. Он широко провел языком по стволу, ладонями сжимая бедра Накахары, а потом вобрал член в рот наполовину, начиная медленно двигать головой, словно дразня. Накахара закинул вторую ногу ему на спину, выдыхая, когда Дазай опустился ртом до основания, заглатывая член полностью, и начал двигаться быстрее. Накахара чувствовал, как Дазай сжимал его узкой глоткой, и шумно выдохнул через нос. У него начали подрагивать коленки от удовольствия, а в легких отчего-то было слишком мало воздуха. Он сильнее прижал закинутую на Дазая ногу к его спине, надавил ладонью на голову, вынуждая брать еще глубже. Дазай на секунду замедлился, но потом вернул прежний темп, заглатывая сильнее. Накахара другой ладонью неконтролируемо сжимал покрывало, ощущая, как напряжение внизу живота вот-вот разрядится, но через пару секунд Дазай сделал что-то невообразимое своим ртом. Накахара даже не понял, что произошло, но он кончил, изогнувшись в спине, чувствуя, как мощный оргазм разливался по телу. Послевкусие после долгожданной разрядки оказалось долгим, настолько, что Дазай даже успел снять с его члена презерватив и снова нависнуть над Накахарой, разглядывая его лицо. — Так, — выдохнул, прочистив горло, Накахара, пытаясь проморгаться и вернуть себе более осмысленный взгляд. — Я хочу все знать. Что ты сделал в конце? Почему это так охуенно? — Ты мне не поверишь, — с серьезным лицом начал Дазай, — но я недавно купил в инстаграм гайд по горловому минету. Решил попробовать одну технику на тебе. Накахара, пялясь в его серьезные глаза, цвет которых казался темнее на несколько оттенков, вдруг весело рассмеялся, прикрывая веки и одной рукой цепляясь за плечо Дазая. Как можно было потратить деньги на такую ерунду? — Гайды в инстаграм — сборная солянка со всего интернета! — кое-как произнес Накахара, продолжая хрипло хохотать между словами. Дазай вообще в лице не поменялся. Накахара уже заметил, что у него хорошо получалось сохранять лицо в любых обстоятельствах. — Но, как я уже сказал, это было охуенно. Правда. Дашь потом почитать? — Не проблема, — ответил он с легкой улыбкой на губах. — Продолжим? После короткого кивка Накахары Дазай снова принялся терзать его губы, сжимая бока, пока сам Накахара гладил его спину — у Дазая она тоже в шрамах, но не все они рельефные, а сама кожа гладкая, почти бархатистая — водить по ней ладонями сплошное удовольствие. Дазай разорвал поцелуй с пошлым чмоком и почему-то начал скользить взглядом по лицу Накахары. Тот нахмурился, не понимая, что произошло, но Дазай опередил его вопрос: — Веснушки на твоем лице невероятно очаровательны. — Губы Накахары после этого комплимента дрогнули в улыбке. — Вот спасибо. А все благодаря палящему японскому солнцу. Ты ведь не бывал в Оксфорде? — Был в Лондоне пару раз по работе. Кажется, в августе, — он даже задумался, припоминая свои прошлые поездки. — Ни разу не видел солнца. — Накахара коротко засмеялся: — Нормальная практика. Правда. Продолжим? — он чуть приподнял брови, смотря в глаза Дазаю. Стоило признать, у него хорошая выдержка — он легко отвлекался на разговоры, хотя и в глазах по-прежнему горело почти болезненное желание трахнуть Накахару. — Перевернешься? — Мне лечь на живот? Или сразу встать в коленно-локтевую? — Накахара привстал, опираясь на руки, а Дазай сел перед ним на кровати. — Давай сразу в коленно-локтевую, — ответил он, наблюдая за тем, как Накахара начал принимать названную позу. — Пожалуй, это лучшее, что я видел в своей жизни. Накахара тихо рассмеялся, глядя на то, как Дазай, подхватывая смазку и презервативы, перемещается ближе к нему, садясь рядом с задницей, — благо кровать действительно огромная, на ней бы поместилось человек пять с такой же комплекцией, как у Дазая. — Могу выгнуться, — предложил Накахара, продолжая следить за манипуляциями Дазая: тот взял смазку и собирался открыть ее, но из-за слов Накахары ухмыльнулся и звонко шлепнул его по ягодице. — Конечно выгнешься. Но позже, иначе я кончу лишь от одного твоего вида. Слова Дазая возбуждали, а ягодица приятно горела; Накахара, кусая губы, смотрел, как Дазай сначала вскрыл упаковку с презервативом, надевая его на пальцы, а затем поднес смазку к его заднице, предупреждая, что будет слегка прохладно. Накахара вздрогнул, чувствуя, как почти ледяная смазка течет по разгоряченной коже, а потом неосознанно напрягся, когда почувствовал пальцы Дазая рядом с анусом. Дазай сидел сбоку от него, поэтому без проблем второй рукой взял его за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Выдыхаем, Накахара-сенсей, расслабляем мышцы, правильно? — У Накахары дернулся глаз, когда он его так назвал, а Дазай слегка надавил на анус, встречая сопротивление, и мягко попросил: — Не зажимайся. — Не называй меня сенсеем, — хрипло сказал он, пытаясь расслабиться и сразу чувствуя, как Дазай осторожно начал входить. — Мне на работе хватает. — Зря ты так. — Накахара хотел опустить лицо, чтобы хоть как-то скомпенсировать постепенно нарастающее из-за проникающих в него пальцев давление, но Дазай крепко держал его за подбородок. — Не каждый удостаивается такого звания, почти высший чин для японцев. В их глазах ты уважаемый человек, который многого добился. — А тебе, видимо, нравится, когда тебя так называют? — ухмыльнувшись, предположил он. Дазай отлично отвлекал разговорами, но пальцы внутри себя Накахара прекрасно чувствовал: Дазай гладил его изнутри, растягивая, раздвигая пальцы, словно ножницами орудовал, насколько это вообще возможно в таком узком пространстве. — Мое огромное эго уже не тешится подобным, — с какой-то грустью в голосе произнес он, и Накахара почувствовал, как Дазай начал осторожно добавлять третий палец. — Выдохни. Пожалуйста. Накахара выдохнул, сразу же чувствуя, как Дазай продолжает его растягивать уже тремя пальцами. Он искусал и так растерзанные губы до крови, а Дазай, наблюдая за этим, решил продолжить жадно его целовать. Во рту стоял привкус металла, а Накахара забывал отвечать на поцелуи, отвлекаясь на ощущения в заднице. В целом, пальцы ощущались без дискомфорта, но и ничего приятного тоже не было — Дазай хорошо и даже быстро справился, растягивая его. Дазай, удовлетворившись тем, с какой интенсивностью кровоточили губы Накахары, закончил его мучить — и от губ отстал, и пальцы из него вытащил с громким чвокающим звуком. Старый презерватив исчез где-то на полу, с противоположной от брюк Накахары стороны, и Дазай вскрыл новый, растягивая его по своему сочащемуся смазкой члену — Накахара почувствовал, что начал возбуждаться, предвкушая дальнейшее, — затем приподнялся, пристраиваясь сзади Накахары. Ладонями он раздвинул его ягодицы, вызывая дрожь в теле Накахары, и приставил головку члена к анусу, осторожно надавливая. — Не задерживай дыхание, Чуя, — напомнил он, начиная медленно входить. Накахара дернулся, но послушно дышал, хоть и немного неровно: давление ощущалось, очень хотелось отодвинуться, но вместо этого он просто прогнулся в спине, ложась грудью на покрывало и кусая и без того кровоточащие губы. Дазай тихо присвистнул: — А на шпагат тоже умеешь садиться? — Да, — односложно ответил он, чувствуя, как Дазай переместил руки на его бока, с силой их сжимая и продолжая медленно вводить в него член. К счастью Накахары, погрузившись в него наполовину, Дазай немного ускорился, не без странного выдоха со стороны Накахары, конечно. Член у Дазая все-таки длинный, но не сильно толстый — хоть за это ему спасибо. Дазай гладил его слегка влажную спину, успокаивая, хотя Накахара даже не замечал, как его тело немного дрожало — то ли от предвкушения, то ли от перенапряжения. Сам Дазай шумно дышал — видимо, ему многого стоило не сорваться, начиная вколачиваться в толком не привыкшего Накахару, но, опять-таки, выдержка у него просто отменная. — Давай, Дазай, — наконец, произнес Накахара, ощущая, что член не так сильно начал распирать его изнутри. Дазай сделал первый толчок — слабый, неглубокий, но Накахара вздрогнул всем телом, потому что, кажется, он попал по простате. — Еще… Дазай толкнулся снова, и Накахара прикрыл глаза, несдержанно выдыхая и комкая простынь, — как же прекрасно Дазай двигался внутри него, задевая простату и вызывая белые вспышки перед глазами. Он застонал, стоило Дазаю набрать скорость и немного сменить угол проникновения; собственный голос казался настолько громким, что Накахара сам себе пытался зажать рот, заглушая себя, хоть и не полностью. Накахара слышал пошлые влажные шлепки кожа о кожу; у Дазая вспотели ладони, соскальзывая с его тела, поэтому его прикосновения казались сумбурными и лишь сильнее возбуждали, хотя Накахара был на грани оргазма. Напряжение в паху росло, его очень сильно хотелось снять, и Накахара потянулся к своему члену, но Дазай его опередил, начиная в такт толчкам быстро, иногда сбиваясь, надрачивать. Он навалился на него сверху, почти придавливая к постели, но Накахара удержался на коленях, лишь громче застонав, уже никак не пытаясь скрыть собственное наслаждение. По всему телу прошла сладкая судорога, даже пальцы на ногах сжались, когда Накахара кончил, пачкая Дазаю ладонь. Оргазм накрыл его с головой, даря приятное ощущение легкости и неги во всем теле, пока Дазай продолжал и дальше трахать его тело, доводя себя до разрядки. Он больно укусил его в изгиб шеи, кончая, и с силой оттянул собранные в хвост волосы на голове. Накахаре было слишком хорошо, чтобы как-то возмущаться. Выдохнув, Дазай медленно вышел из него, ложась на спину рядом с Накахарой, пока тот продолжал лежать задницей кверху. Протянул к нему руку, убирая с лица завесу из рыжих волос, и спросил: — Ты как? — Дазай убрал собственные мокрые волосы, налипшие на лоб, ладонью, и смотрел на него все таким же пошлым взглядом; на дне слишком темных карих глаз еще читалось желание. Накахара коротко ухмыльнулся: — Мне кажется, я в восторге. — Дазай лишь рассмеялся, ложась к нему боком. — Кажется? — Возможно, это последствия недотраха. Я не помню, когда в последний раз у меня был секс. Нет, я серьезно, — произнес он, видя зарождающееся недоверие в темных глазах Дазая. — Хоть убей, не помню. — Он привстал на локтях, подпирая подбородок ладонью и глядя на Дазая, совсем не ощущая боли в заднице из-за движения. — Ладно, ты не так уж и плох, признаю. — Не так уж и плох, говоришь? — в глазах Дазая промелькнула шальная мысль, сразу же отзываясь трепетом в груди Накахары. — Тогда как насчет повторить? Накахара прислушался к собственным ощущениям в теле. Кроме только что возникшего в груди трепета, он чувствовал легкую дрожь в ногах после оргазма, губы неприятно саднили, а еще только что разгоряченная кожа постепенно охлаждалась, что тоже казалось неприятным, но на этом все. Накахара, хитро прищурившись, подался вперед, целуя Дазая окровавленными губами, и тот, подхватив его под бедра, перевернул на спину, устраиваясь между его ног. Одну он закинул себе на плечо, а вторую отвел в сторону, быстро входя в Накахару одним плавным толчком, выбивая из него протяжный стон. Дазай двигался неритмично, грубо, кусая Накахару за плечи и вынуждая почти срываться на крик от наслаждения — его тело колотила крупная дрожь от того, насколько ему было хорошо. Он цеплялся пальцами за влажную спину Дазая, скользя по ней, периодически царапая короткими ногтями, иногда переходя на самый настоящий скулеж — настолько хорошо, что даже плохо. Очень хотелось кончить, но Дазай не давал ему коснуться собственного члена, перехватывая руки и возводя их над головой, удерживая за запястья. Он закатывал глаза от наслаждения, вполне мог вырвать руки из крепкого захвата, но этого так не хотелось делать, хоть и он чувствовал, как близко был еще один оргазм — он ни в коем случае не должен пропустить его! Но Дазай решил за него — отпустил чужие руки, подхватывая его под бедра и резко, до упора, насаживая на свой член, Накахара ухватился за его предплечья, с силой вгоняя в них ногти, и почувствовал желанный оргазм. Он так сильно выгнулся в спине, что даже позвонки захрустели, а Дазай кончил следом за ним, тяжело дыша и упираясь лбом в чужое искусанное плечо. — Вау, — выдал Накахара после того, как отдышался. Голос хрипел, но в принципе все равно. — Я определенно в восторге. Дазай тихо и тоже хрипло засмеялся, щекоча влажную кожу на груди, и приподнялся, выходя из него и отбрасывая куда-то дважды использованный кусок латекса. Вскользь оглядел его тело, хмыкая чему-то своему, и Накахара без боли сел перед ним на постели. — Можно принять у тебя душ? — спросил он, убирая выбившиеся из хвоста пряди волос за уши. Дазай ответил утвердительно, и Накахара осторожно принялся вставать с кровати, а Дазай при этом успел звонко шлепнуть его по ягодице. Накахара шикнул, грозясь оторвать ему руку и становясь на теплый пол, хотел уже начать собирать свои разбросанные вещи, как вдруг Дазай остановил его: — Иди в душ. Выйдешь из комнаты, повернешь направо, дверь возле лестницы. — Так это двухэтажная квартира? Круто, подумал Накахара. — Можешь пользоваться всем, что увидишь. Я принесу тебе вещи. Накахара пожал плечами и спокойно вышел из комнаты, сопровождаемый взглядом Дазая. Повернул направо, немного прошел вдоль стены, действительно замечая слабо освещенную лестницу, и зашел в закрытую комнату, внутри щелкая выключателем. Хорошая ванная, в светлых оттенках, чистая. Накахара прикрыл дверь, наткнулся взглядом на стопку белых полотенец, лежащих на полке над тумбами возле раковины, взял одно, принюхался — пахло порошком и кондиционером для белья. Полотенце оказалось большим; Накахара повесил его на крючок возле душевой кабины, расстегнул чокер, положил на тумбу и распустил волосы, собирая их в тугой пучок, чтобы не намочить. Под теплыми струями он прикрыл глаза, позволяя воде смыть с себя пот, и думал о том, что Дазай — отличный любовник. Уже не имело значения, бывший он мафиози или нет, — одна лишь мысль о том, что во время секса с ним Накахара сможет расслабиться, перекрывала все отрицательные эмоции и уничтожала сомнения в собственном решении на корню. Он прошелся взглядом по бутылочкам, стоящим на подставке в кабинке, выбрал гель для душа и быстро нанес его на тело руками, вспенивая и смывая. Он вздохнул, еще немного постоял под приятной теплой водой и выключил ее, выходя из кабинки и вытираясь полотенцем. Взглядом зацепился за собственное отражение в зеркале, подошел к нему, осматривая многочисленные слезы зубов на плечах и груди. Ни одного засоса — тончайшая работа, правда, от синяков он все равно не отделается — они появятся на месте укусов уже сегодня-завтра. Накахара повязал полотенце на бедра и застегивал чокер на шее, когда в дверь осторожно постучал Дазай. Он не оделся, зато держал в руках сложенную одежду Накахары, зайдя в ванную, он положил принесенное на тумбу. — Может, останешься на ночь? — предложил Дазай, опираясь бедром о тумбу, на которую положил вещи. Накахара качнул головой, распуская волосы, отмечая, как заворожено Дазай проследил за падающими на плечи кудрями. — Мне надо домой, готовиться к следующей трудовой неделе. Поэтому поеду, пока метро не закрылось. — Как хочешь, конечно, — он пожал плечами и взял полотенце из той же стопки, что и Накахара, а потом прошел к душевой кабинке. Накахара одевался, пока Дазай шумел водой, сложил полотенце на тумбе, потому что не нашел взглядом корзины для грязного белья, и, цыкнув, пошел в коридор за своим шопером, чтобы выудить оттуда расческу. Вернулся в ванную, осторожно расчесывая волосы и собирая их в высокий хвост, и только сейчас понял, что у него в голове наконец-то нет ни одной мысли. Уже в коридоре Накахара накинул на плечи пиджак, проверяя телефон на наличие каких-либо пропущенных сообщений, но ничего интересного не обнаружил. Зачем-то ему час назад звонил отец, но он перезвонит ему позже, из дома. Дазай медленно подошел к нему: он был одет в домашний костюм, состоящий из штанов и свитшота из мягкой ткани черного цвета. — Точно не хочешь остаться на ночь? — спросил еще раз, и Накахара увидел в его глазах, что тот очень хотел, чтобы он поддался на его слабые уговоры. Просто не хотел давить, боялся спугнуть, видимо. Накахара в любом случае не сможет заснуть с ним в одной кровати. Не ложиться же ему на диван после того, как они переспали? — Нет, спасибо, — он мягко улыбнулся, даже, наверное, мягче, чем рассчитывал — Дазай немного опустил веки. Он был слегка напряжен, в отличие от Накахары, это бросалось в глаза сразу. — Я хорошо отдохнул, благодаря тебе. — Хочешь отдохнуть на следующих выходных тоже? Просто невероятно заманчивое предложение. Отказываться от него — верх идиотизма, но Накахара иногда любил дурачиться, поэтому неопределенно выдал, поведя плечом: — Я подумаю. Дазай как-то слишком тепло улыбнулся и, попрощавшись, закрыл за ним дверь. Оглянувшись на этаже, Накахара понял, что квартира Дазая здесь единственная, потому что больше входных дверей, кроме этой, не было, и вызвал лифт. Выходя на улицу, освещенную десятками фонарей, Накахара удивился тому, как же хорошо и легко жилось без лишних мыслей в голове. Он шел в сторону метро, и жизнь в какой-то момент показалась прекрасной — всего лишь нужно было заняться сексом! Как все, оказывается, просто. Вскоре он приехал домой, завалился на кровать и принялся рассматривать потолок в спальне. Накахара был очень расслаблен, ему не хотелось даже шевелиться, чтобы случайно не сбросить состояние полного покоя, так приятно накрывшего его. Наваждение не пропало, даже когда он почувствовал вибрацию звонка лежащего рядом телефона. Он увидел имя Дазая на дисплее и сразу же принял вызов. — Добрался? — спрашивал Дазай, и Накахара лишь потянулся на кровати, отвечая не сразу: — Это так мило, что ты спрашиваешь, — голос после «потягушек» казался заспанным и усталым, — но сам-то как думаешь? — Кое-кого сморило. — Накахара слышал, как Дазай улыбался. — Я спрашиваю на всякий случай. Вдруг тебе стало плохо в дороге. Или еще что. — Я так похож на беспомощного диабетика? — иронично протянул Накахара, садясь на кровати и снова приятно потягиваясь. Как же ему хорошо, черт. — Нисколько! — воскликнул Дазай, на что Накахара, не замечая, растянул губы в улыбке. — Кстати. Интуиция подсказывает мне, что следующая неделя у меня будет такая, что не продохнуть. Поэтому не теряй. Постараюсь звонить. — Хорошо, понял. У меня на работе следующая неделя тоже тяжелая. Предвкушаю море выписок, — он встал с кровати, немного размял конечности, но приятное расслабление еще не собиралось покидать его тело. — Удачной трудовой недели. Надеюсь, твои студенты не порвут тебя на британский флаг. — Забавно слышать это от человека, который всю сознательную жизнь провел в Англии. Но я тоже надеюсь, — слегка устало выдохнул Дазай. — Я так понимаю, тебе не стоит ничего желать? — Да, пожалуйста, просто промолчи, — Накахара дошел до кухни и щелкнул электрическим чайником. Дазай на том конце слишком весело рассмеялся, не забыв упомянуть то, как резко подобрел Накахара. Они перекинулись еще парой слов и распрощались, после чего Накахара заварил себе чай и, прихлебывая кипяток, позвонил отцу. Тот трубку с первого раза не взял, поэтому Накахара забил, но отец перезвонил через минут десять, пока тот листал ленту в инстаграм. Дазай скинул ему ссылку на облако с доступом к тому самому гайду, что очень повеселило Накахару — он прочтет на досуге. По голосу отца Накахара сказал бы, что тот очень напряжен, но старался этого не показывать — задавал простейшие вопросы, требующие самых обычных ответов, но ощущалось в этом диалоге что-то притянутое за уши. После окончания разговора в груди поселилось странное беспокойство, и Накахара цыкнул, потому что приятное расслабление в теле начало отходить на второй план. Надо условиться на том, что Накахара не будет разговаривать с отцом после «отдыха», а иначе легко испортит все впечатления. Как и думал Накахара, следующая неделя прошла тяжело — тысяча и одна выписка ожоговых пациентов лежала на нем, хотя Мидори с Тачихарой на пару вызвались ему помогать. Тачихаре Накахара доверял — тот был слишком серьезным и вел себя максимально осмысленно для своих двадцати лет. Накахара невольно вспоминал себя в его возрасте, как бухал по-черному, пропадая в каких-то барах или квартирах случайных знакомых, приходил на пары, даже не успевая просохнуть. Денег у Накахары куры не клевали — спасибо отцу, — и он тратил их на все, что хоть немного колыхало в нем жажду жизни — крепкий алкоголь, легкие наркотики, уличные группировки, драки, гонки, погони, общение с подозрительными людьми. Везде и всюду нужны были деньги, и Накахара с удовольствием разменивал их на такие желанные эмоции. Смотря на Тачихару, он вообще не видел в нем взбалмошного студента, готового на любые приключения. В четверг Дазай позвонил ему впервые за неделю, предлагая пройтись по парку в пятницу вечером, поговорить, выдохнуть. Накахара не отказался — Дазай наверняка расскажет ему все самое интересное, произошедшее с ним за неделю. Он пару раз в день кидал ему в директ посты с котятами в инстаграм, и Накахара лишь однажды подумал о том, что даже бывшие мафиози могут быть милыми, но больше таких мыслей не проскакивало. Все-таки контроль эмоций Накахары — потрясающая вещь. В профиле Дазая было чуть меньше сотни публикаций и полсотни тысяч подписчиков, из которых, Накахара уверен, половина — его восторженные студенты: бывшие, нынешние и будущие. У Дазая модельная внешность, чем он отлично пользовался, выкладывая очень красивые фотографии с приятной, еле заметной глазу обработкой, набирающие по тысяч пять-шесть лайков. Не писал под постами кучу текста, не вставлял странные цитаты, скопированные из интернета; его профиль подходил под категорию эстетичных. А еще Накахара в очередной раз удивился тому, как Дазай умудрялся успевать если не все, то многое. *** В пятницу вечером погода была хорошая — Накахаре не было жарко в красном пиджаке, пока он шел к месту встречи. Правда, время он немного не рассчитал, поэтому пришел на минут пятнадцать раньше. Он отписал Дазаю о том, что уже ждет его, и присел на скамейку, осматривая многочисленных людей, радостных и не очень, быстро проходящих мимо него кто куда. Накахара, вздохнув, принялся листать ленту инстаграм, потому что не был расположен к наблюдению за случайными прохожими, и так увлекся, что даже не оторвался от экрана, когда рядом с ним встала высокая фигура. — Извините, здесь не занято? — спросил приятный мужской голос, и Накахара даже не посмотрел на человека, который с ним заговорил, в двадцатый раз перечитывая огромный текст под постом одного блогера, не понимая, что он пытался донести до аудитории. Накахара лишь махнул головой в сторону свободного места на скамейке: — Нет, присаживайтесь. — Он опустился рядом с Накахарой, пока тот пытался дочитать и осмыслить слова блогера в голове, как вдруг случайный собеседник отвлек его словами, заставляющими вздрогнуть: — Странно, а выглядите так, словно кого-то ждете. Накахара, наконец, поднял глаза и посмотрел на него, замирая. Страх столкнул его в трясину, стоило Накахаре установить с ним зрительный контакт. На секунду, длящуюся бесконечность, его парализовало, он забыл, что когда-то умел дышать, моргать, слышать — словно вставил в уши беруши, и единственным звуком во всем этом мире был лишь напряженный стук сердца, которое мгновенно разогналось до космических скоростей. Липкий страх накрыл его с головой, не давая отвести взгляд от чужих полыхающих фиолетовым огнем глаз, смотрящих одновременно чувственно и без единой эмоции. Накахара выдохнул, когда страх начал постепенно перетекать в дикий азарт, разбивая его грудную клетку на миллиард крошечных осколков; в горле мгновенно пересохло, но он все равно хрипло спросил, хоть и ему многого стоило извлечь из своего рта хотя бы два слова: — Кто вы? Он растянул губы в улыбке, с которой психопаты устраивали геноциды, взрывали целые города, развязывали войны в сотнях стран и убивали людей с невероятной жестокостью, без дрожи в руках. — Меня зовут Федор, — его голосом можно отдавать приказы о взрывах, массовых повешениях и огне на поражение. — Федор Михайлович Достоевский. А вы кем будете? — Накахара Чуя, — заворожено выдал он, продолжив, не моргая, смотреть ему в глаза, по которым ни черта не понятно, о чем думал их обладатель. — Я однажды был в России. — Правда? И какие у вас сложились впечатления? Накахара не думал, что вообще сможет что-то обсудить с этим человеком, но они приятно поговорили. От одного его вида Накахару пробивала мелкая дрожь, голос пропадал, а собственное тело не слушалось его приказов. Достоевский смотрел так, словно гипнотизировал, любое движение его рук и головы несло погибель, а голос был таким мягким и завораживающим, что Накахара невольно подумал, что влюбился. У Достоевского были длинные, цвета воронова крыла и балахона смерти, волосы, мраморная кожа, выражение лица бесстрастного палача и невероятные по красоте и притягательности темные глаза с всполохами фиолетового. Последнее, скорее всего, было обусловлено способностью. Накахара чувствовал, что у Достоевского была способность. Страшная, разрушительная, беспощадная. Опасная. — Что же, кажется, нам пора расстаться, — с непонятной эмоцией в голосе произнес Достоевский после того, как принял короткий входящий звонок. — Мой приятель ждет меня на другой стороне улицы. — Не заставляйте его ждать дальше, — сказал Накахара, любовно пронаблюдав за тем, как Достоевский встал и обернулся к нему. — Еще увидимся, Накахара-сан, — мягко сказал он, улыбаясь так, что у Накахары мурашки на спине начали наслаиваться волнами друг на друга. — Всенепременно. Он проводил его взглядом, проследив, как тот скрылся за тенью деревьев. Выдохнул, чувствуя, как азарт в его груди постепенно переставал бушевать, выжигая его сердце, и повернул голову в другую сторону, цепляясь за фигуру Дазая. Таким он его еще не видел. Всего на мгновение, но Накахара заметил в чужих, резко почерневших глазах такую ярость, что даже дыхание задержал, потому что воздух показался слишком спертым и даже небезопасным для жизни. Он передернул плечами, наблюдая за эмоциями на лице Дазая, которых уже и не было, да и взгляд посветлел перед тем, как Дазай перевел его на Накахару. Улыбнулся уголками губ слишком искренне, и Накахара понял, что он вообще ничего не понял. Что это было? Дазай и Достоевский знакомы? Встав со скамейки, он подошел к Дазаю, снова разглядывая его лицо. Поразительные скачки настроения. Настроения ли? Они обменялись приветствиями и под рассказы Дазая начали бродить под кронами деревьев. Солнце постепенно садилось, уже не припекало, как сегодня в обед, а Накахара все не мог избавиться от странного чувства, поселившегося в его груди после встречи с Достоевским. Ему правда в какой-то момент показалось, что это любовь с первого взгляда. Хотя неудивительно. У Достоевского такая сильная энергетика, что на него просто невозможно не отреагировать. Как и на Дазая. Но Дазай… софт-версия, что ли. По крайней мере, он не улыбался так, словно хотел кого-то убить и получить от этого наслаждение. По крайней мере, Накахара такой улыбки еще не видел. Еще. Накахара не отрицал такой возможности, потому что Дазай все еще зажигал в его груди азарт — значит, он еще покажет себя во всей красе. Накахара будет спать с ним до тех пор, пока Дазай не перестанет разжигать в его груди огонь одним лишь взглядом карих глаз. Идеальный план, лишь бы исполнение не подкачало.