И ничто души не потревожит

С наступлением августа жизнь Накахары на работе преобразилась. В течение первой же недели в больницу вернулись все врачи, подмечая пополнение в их «дружном» коллективе. Из двенадцати врачей семерым было меньше шестидесяти лет, и они отнеслись к Накахаре… никак, словно находились на одном из пяти этапов принятия неизбежного. Они здоровались с ним в коридоре, но, разумеется, Накахара должен был здороваться первым, ведь он младше и неопытнее своих коллег. Они спокойно, без видимого превосходства в глазах обсуждали с ним исключительно рабочие вопросы, общались невероятно сухо, но Накахаре хватало и этого. С оставшихся пяти врачей, как и говорил Мидори, сыпался песок. Две женщины и трое мужчин — все язвы, как на подбор. Описание Мидори в точности совпадало с тем, что теперь происходило с Накахарой. Они смотрели на него, как на последнего отброса общества, игнорировали все, что он говорил и делал, но всегда внимательно слушали его разговоры с пациентами и другими врачами. Подслушав что-то интересное на свой взгляд, долго обмусоливали это с Сантокой в его кабинете. Разумеется, он не реагировал, хоть и делал вид, что ему действительно важны «доносы» на Накахару. Сантока за неделю до начала августа выдал Накахаре огромную распечатку с фамилиями и фотографиями всех врачей, при этом еще добавил научные достижения в медицине каждому, чтобы Накахара мог с ними разговаривать, если будет наклевываться разговор, конечно. Накахара очень оценил такую помощь и поддержку со стороны Сантоки. Сначала необоснованные доносы старших коллег Накахара не воспринимал всерьез, но позже Сантока начал часто вызывать его к себе в кабинет. Они обсуждали то, что Накахаре стоило проявить интерес к деятельности старших коллег, показать, что он их уважает. Но последней каплей стало то, что Накахара слишком приветливо улыбнулся какой-то молодой пациентке, и Сантоке об этом доложили, истолковав по-своему. Накахара всегда умел постоять за себя, сказав крепкое словцо или кинув в оппонента самый что ни на есть грозный взгляд, но здесь ситуация была иной: ругаться нельзя — себе дороже. Смысла доносить он не видел вообще, поэтому начал пакостить в своей излюбленной манере, используя способность. Тактика «выкуривания» всегда работала, и Накахара, внимательно изучив кабинеты каждой из своей жертв, стал периодически делать своего рода подлянки. То у одного врача жалюзи внезапно задергаются без определенной причины, то у другого ручка начнет катиться к краю стола, хотя до этого лежала ровно, у третьего рамка на стене свалится на пол с пугающим звуком. Накахара за несколько месяцев проживания в Японии понял, что легкие землетрясения — нормальная практика, поэтому вкладывал больше сил в управление гравитацией, чтобы это ощущалось примерно баллов на девять, но без порчи казенного имущества, конечно. В итоге жизнь этих стариков, которые планировали сделать из Накахары мальчика на побегушках, превратилась в нескончаемый ад. Они стали настолько тревожными, что забыли о том, что, вообще-то, полностью игнорировали Накахару, и вдруг начали с ним нормально вести беседу. Через две недели победа была за Накахарой, конечно. Но он все равно не прекратил свои маленькие шалости, повторяя их не так часто, но стабильно несколько раз в день. Мидори, до этого лишь сочувствующий его плачевному положению, вдруг проникся к нему еще большим уважением, чем раньше. Действительно, Мидори ведь понадобилось полгода, чтобы коллектив к нему притерся, а с Накахарой нормальное общение наладилось спустя две недели. Чудеса! Накахара был горд собой, рассказывая обо всем этом Дазаю. Это были третьи выходные, которые они проводили вместе. Накахара действительно с ним отдыхал, при этом всегда помнил, кем Дазай являлся, не подпуская к себе близко. Секс с Дазаем — что-то невероятно крышесносное и волнительное: Дазай знал, как сделать приятно, знал, от каких слов Накахару начинало потряхивать в предвкушении, знал, что Накахару завораживал его полный похоти и желания взгляд. И прекрасно этим пользовался. — Короче, — заканчивал свой еще начатый на улице рассказ Накахара, пока Дазай сидел напротив него и внимательно слушал, подперев подбородок ладонью. Они находились в ресторане, куда его позвал Дазай, чтобы в приятной обстановке провести время. Накахара даже не воспринял это как свидание. — Я их разъебал и собой очень доволен. — Мне очень интересно, что именно ты сделал, чтобы заставить врага отступить, — Дазай приподнял в интересе брови, ведь Накахара не сказал ему, как именно он устрашал своих старших коллег. — Секрет фирмы, — он пожал плечами и слишком игриво подмигнул, на что Дазай коротко ухмыльнулся. — Теперь о тебе. Планируешь отпуск? — А что такое отпуск? — тоскливо вопросил Дазай, легко поддаваясь на перевод темы. — Я пашу как лошадь днями напролет, но не вижу конца и края этой работе. У студентов вузов с наступлением августа начались каникулы — на учебу они вернутся только в октябре, но Дазай все равно был весь в работе и общении со студентами, курировал практики и написание дипломных работ, договаривался о многочисленных командировках с коллегами, занимался научной деятельностью. И при этом уже третью неделю подряд уделял Накахаре почти полную субботу. Это льстило. Накахара мог различить, когда люди лишь имитировали бурную деятельность, а когда действительно работали на износ, и в данном случае он видел, что Дазай работал много. Очень много. Но тот факт, что Дазай вдохновлялся своей работой, заставлял его не замечать собственной усталости. Он часто говорил, что вместо работы с удовольствием бы занимался ничегонеделанием, но по глазам и голосу Накахара понимал, что Дазай преувеличивал. Люди любили ныть и жаловаться, и Дазай, как ни странно, тоже являлся человеком. Хотя иногда Накахара задумывался о том, что тот прилетел с другой планеты. Странного в Дазае было столько же, сколько и удивительного. — А что с командировками? Вы определились с датами? — спросил Накахара, когда к их столику после официанта подошел сомелье, которого попросил пригласить Дазай. Он спросил максимально простецки, какие красные сухие вина он мог бы посоветовать, на что Накахара лишь дернул бровью. Дазай в винах, как выяснилось позже, не разбирался от слова совсем, а ту бутылку, которую он вскрыл для Накахары в первый раз, ему подарили на сороковой день рождения. Накахара сразу понял, что это было Шато Марго, но вот какого года — узнал, когда Дазай выбрасывал бутылку. Хорошо Дазай разбирался только в виски, то есть в текиле, как его называли японцы. В его баре была собрана приличная коллекция виски, в которой периодически мелькали коньяк, водка и вина. Накахара переключил внимание сомелье на себя: — Скажите, есть ли у вас красные сухие вина «19 Преступлений»? — Да, конечно, — он на секунду задумался, отводя взгляд в сторону. — У нас есть «Каберне Совиньон» восемнадцатого года и «Восстание» девятнадцатого года, — Накахара тоже задумался, глядя на Дазая. Тот все так же сидел, подперев подбородок ладонью, говоря глазами: «Заказывай что хочешь, я все равно ничего не пойму». — А как насчет Фредерик Коссар, Пино Нуар? — спросил он, снова пронаблюдав за тем, как сомелье буквально на секунду отключился, вспоминая их винный ассортимент. — Пино Нуар восемнадцатого года, господин, — он осторожно кивнул, подтверждая собственные слова, и Накахара одобрительно улыбнулся: они попали в хороший ресторан с винами разного диапазона цен. — Тогда, пожалуйста, принесите его нам. — Сомелье поклонился и удалился, а Дазай с непонятным прищуром посмотрел на Накахару. — Если ты со мной, то звать сомелье к столу смысла нет. — Понял, — он легонько кивнул, с большим интересом глядя Накахаре в глаза. — Ты неплохо разбираешься в вине, как я понял по твоим разговорам. — Накахара лишь пожал плечами — про вино он мог говорить так же много, как Дазай про потребительский налог. — Можно ли расценивать это как хобби? — Это нужно расценивать как хобби. Я не алкоголик. Хотя… — Накахара увел взгляд в сторону, из-за чего заслужил тихий удивленный возглас от Дазая. — Я как-то упоминал Макроя. — Дазай лишь кивнул, и Накахара снова посмотрел на него. — У нас была одна клетка мозга на двоих. Тупые идеи въебывали по нашим головам одновременно. В пятнадцать мы сбежали из пансиона на первую нашу дегустацию вина в Лондоне. От Оксфорда до Лондона, на секундочку, часа два езды. Я до сих пор не понимаю, как нас, пиздюков, пустили на дегустацию, но после этого мы пошли в разнос. Заказывали вина за двести тысяч фунтов и не понимали, чем они отличались от того же вина за сто фунтов. Они даже казались нам более мерзкими, чем дешевые. Не спрашивай, как мы покупали их, — у нас была своя система. Потом мы стали читать справочники и статьи, пытаясь хоть что-то понять, — Накахара усмехнулся, вспоминая лихие пубертатные годы. — Перед девочками выебывались ужасно, это надо было видеть. А потом как-то… не знаю, огромный болт положили мы на эти вина и бухали водку по-черному. Сам понимаешь, в шестнадцать даже похмелья не бывает, — он пожал плечами, продолжая смотреть в глаза Дазая. Тот внимательно слушал, откинувшись на спинку удобного кресла и сложив руки на коленях. — Дальше был неприятный период перед поступлением в университет. Потом еще три года в нем. — Накахара не хотел посвящать Дазая в свои студенческие годы, когда пил и употреблял, не просыхая несколько дней подряд. — Затем начал встречаться с Элизабет, и меня снова утянули в мир вина. Тогда он раскрылся иначе, стал понятнее. Интереснее. У меня огромная коллекция вин, я оставил ее в Англии, потому что здесь мне хранить ее банально негде. — Он перевел взгляд на подошедшего сомелье, молча наблюдая за тем, как он начал вскрывать бутылку, которую попросил Накахара, и разливать вино по бокалам. Он осторожно покачал вино, наблюдая, как красиво оно скользит по стенкам бокала, пригубил его и поблагодарил сомелье, который сразу после поклона удалился. Накахара снова посмотрел на Дазая, проследив за тем, как тот сделал глоток и отставил вино в сторону. Губы тронула невольная улыбка: по Дазаю видно, что он ни черта не понял всю прелесть этого напитка. — А ты что интересного расскажешь из своей молодости? Он смотрел на Дазая выжидающе, потому что ему очень интересно послушать то, что Дазай начнет выдумывать на ходу. Накахара выкрутил эмпатию на полную, словно просто переключил тумблер, и начал внимательно следить за эмоциями в глазах Дазая. — На самом деле я не помню первые десять лет своей жизни. — Блядь, — выдохнул Накахара, закрывая глаза ладонями. — Подожди, мне не очень хорошо. Дазай — сука. Глядя в его глаза, слушая его резко понизившийся на несколько тонов голос, Накахаре стало больно: Дазай специально показал много истинных эмоций, желая сбить его с толку. Отличная тактика, подумал Накахара, так ему придется несколько раз подумать, прежде чем пытаться поймать Дазая на лжи. Дазай хорошо осведомлен об умении Накахары читать людей, сейчас он прекрасно это понял. Кто же его об этом проинформировал? — Все нормально, просто голова резко загудела, — произнес Накахара, выставляя нормальный уровень эмпатии и вновь посмотрел Дазаю в глаза. Тот сидел с таким видом, будто бы ничего не произошло. — Хорошо, ты не помнишь первые свои десять лет жизни, а дальше? — Я пошутил. Накахара, не удержавшись, коротко и почти истерически засмеялся. Он только что выдал самого себя с потрохами перед Дазаем. — Ты точно в порядке? — с явной издевкой в голосе спросил Дазай. Накахара был более чем уверен, что Дазай специально не стал скрывать ее, потому что знал, что он и так ее услышит. — В сравнении с тобой — да. Ты слишком припизднутый, Дазай, — Накахара, ухмыляясь, поставил бокал на стол и откинулся на спинку кресла. Потарабанил пальцами по колену, обтянутому брючной тканью, и склонил голову набок. С Дазаем интересно. Он уже привык к тому, что в чужих глазах, на самом их дне, виднелась серьезная опасность, которую невозможно скрыть за шутками, радушным видом и языком тела. Но иногда опасность поднималась с этого дна, затапливая карие глаза, делая их темнее буквально на полутон, и Накахара замирал, наблюдая, почти не дыша. Прямо как сейчас. Дазай пугал, от него хотелось убежать как можно дальше, но Накахару не покидало иррациональное желание и дальше смотреть на него, остаться с ним подольше, испытывая обжигающее тепло за грудиной. — Я хочу знать о тебе больше. — Взаимно, — Дазай хмыкнул, отводя взгляд, быстро осмотрелся в тихом зале ресторана и снова вернулся к зрительному контакту. Он ни на чем не задержал взгляд, но Накахара чувствовал, что что-то в почти пустынном заведении привлекло его внимание. — Но просто обмениваться вопросами так скучно, — Дазай вздохнул, и к их столику подошел официант, расставляя тарелки с едой. — Предлагаю сыграть в игру. Но позже! — он увидел, как Накахара хотел возразить, и сразу же осадил его последней фразой. А затем добавил: — Тебе понравится. Накахара лишь закатил глаза, примерно представляя, какие есть игры для обмена вопросами. Вспомнил лишь множество игр с алкоголем и наркотиками, но ничего более. Накахара пытался рассказать Дазаю, как раскрывается вкус вина, которое они сейчас пили, но тот после одного выпитого бокала отставил его подальше от себя, поморщился, покачал головой и честно сказал, что ничего не понял. Накахара рассмеялся, когда подошел официант, чтобы разлить вино, а Дазай лишь отдал ему свой бокал, говоря, что больше пить не будет. Накахара и бутылку с удовольствием осилит: они заказали много мясных блюд, которые под вино подходили идеально. — Какие планы на следующие выходные? — как бы между прочим спросил Дазай, пока Накахара отвлекся, чтобы ответить на сообщение Макроя. — Сначала надо дожить до них, а там посмотрим, — он дописал сообщение и убрал телефон в карман брюк, вновь глядя на Дазая. — Но, конечно, субботу я отвожу для наших занятий и для тебя. Дазай хороший преподаватель. Накахара уже свободно мог писать на японском, без проблем заполнял ведомости, писал под быструю диктовку Дазая, не чувствуя дискомфорта. Еще было, над чем работать, но прогресс налицо: повысив уровень грамотности, Накахара стал чувствовать себя намного увереннее. — Ты ведь еще не был в онсэне? — Накахара отрицательно качнул головой. — Мне подарили два пригласительных, которые действуют до конца лета. Хочешь поехать со мной на следующих выходных? — Почему бы и нет? — он пожал плечами, когда подошел официант, доливая последний бокал и спрашивая, нужно ли повторить. Накахара поблагодарил его, отвечая отказом. — Где находится онсэн? — В префектуре Гумма. — Накахара нахмурился, и Дазай поспешил пояснить: — Находится чуть севернее Токио, примерно в трех часах езды. Там располагается Кусацу онсэн. Вообще в Гумме множество онсэнов, но Кусацу — самый популярный. Туристы попасть в него не особо стремятся, хотя туда давно ездят поезда и автобусы. Я был там дюжину раз. — Накахара понимающе замычал. — Скажу честно: место великолепное, живописное. Там отдыхаешь душой и телом, — Дазай как-то устало вздохнул и прикрыл глаза, из-за чего у Накахары в груди на секунду появилось беспокойство. — Устрою тебе экскурсию, свожу в горы, если захочешь, конечно. — Можно добраться туда на машине? Я не большой фанат общественного транспорта, по возможности все-таки избегаю его. Дазай, не моргая, смотрел ему в глаза с пару секунд, а затем фыркнул: — А от меня всегда несешься в метро, лишь бы успеть до закрытия, — в тоне сквозило что-то претенциозное, Накахара даже в удивлении приподнял брови, чувствуя зарождающееся в теле недовольство сказанной фразой. Дазай решил разрядить обстановку, увидев изменения в лице Накахары: — Ладно, я не буду лезть к тебе в душу. Пока что, — и подмигнул, из-за чего недовольство банально испарилось. — Скажу лишь, что на машине туда доехать можно. Но ее все равно придется оставить на парковке близ гор и пересесть на автобус. Или подниматься в горы самостоятельно, словно монахи. Если что, сам я за руль не сажусь, но у меня есть водитель. — Накахара отрицательно качнул головой: ему не нравилось, когда ситуацией управлял кто-то другой, будь то личный водитель, таксист или обычный машинист в общественном транспорте. Он ездил не самостоятельно в исключительных случаях. — Можем поехать на моей машине. Навигатор в помощь, к тому же ты знаешь дорогу. Условившись на этом, они продолжили неторопливый диалог, пока к их столу не подошел официант, чтобы забрать грязную посуду, а Накахара не попросил счет: время с Дазаем пролетало незаметно, сидеть в этом ресторане они могли хоть до глубокой ночи, болтая ни о чем, но трахаться все-таки хотелось. — Вам принести общий счет или раздельный? — вежливо спросил официант, глядя на Накахару, потому что именно он изъявил желание заплатить. — Раздельный. — Общий. Накахара пересекся взглядом с Дазаем, в непонимании вздергивая свою бровь. Официанта он попросил подойти через три минуты, а сам не понимал: Дазаю нечем расплатиться? Или он так долго с ним общался, чтобы по итогу развести на еду в дорогом ресторане? Нет, бред, Накахара сам видел, что Дазай был при деньгах, его обеспеченность выдавало буквально все: от часов на руке до зубов. Если дорогой телефон и костюм еще можно взять у кого-то на время, да и квартиру тоже снять, то мелочи сложно продумывались и матерыми аферистами. У Дазая даже маникюр аккуратный: на пальцах ни одного заусенца. А про жестикуляцию и говорить нечего. — Я расплачусь, — вдруг выдал Дазай, вызывая еще больше непонимания. — В честь чего? — спросил Накахара, подаваясь вперед и складывая локти на столе. — Ты видел, сколько мяса я заказал? Плюс вино, которого ты выпил бокал. Я хочу, чтобы каждый платил сам за себя. — Но я позвал тебя сюда. Следовательно, я плачу, — логично, спорить с этим сложно: кто позвал, тот и платит, они ведь не обсуждали этот поход в ресторан. Но было одно «но»: — Мы не на свидании, Дазай. — Тот после таких слов склонил голову набок, посмотрел мутно, слегка прищурившись, а затем тихо сказал: — Тогда взамен на общий счет я сыграю тебе сегодня на рояле. Как же соблазнительно это прозвучало! Накахара, борясь с собственной гордостью, — ну что он, не мог за себя заплатить, в самом деле? — все-таки поддался словам Дазая. Тот расплатился самостоятельно, Накахара даже не смог увидеть конечную сумму в чеке, хоть и не особо рвался, и они покинули ресторан, направляясь в сторону дома Дазая. Он очень хорошо все продумал: ресторан находился совсем недалеко от него, буквально в нескольких минутах ходьбы, хотя и здесь далеко не центр города, но ресторан оказался не то что приличным, а довольно презентабельным и качественным. Конечно, на качество ресторана не смотрят по его расположению, но Накахара, например, предпочитал посещать заведения в центре, хоть там и обычно делали большую накрутку из-за аренды, но, по правде говоря, он никогда не смотрел на ценники. — Итак, — Накахара, потирая ладони, прошел в просторный зал и упал на диван, — ты проставился. — Я проставился, — печально вздохнул Дазай, останавливаясь напротив Накахары, собираясь сесть рядом с ним, но тот резко уперся ступней ему в колено, толкая в сторону рояля. Тот вздохнул еще печальнее и медленно, словно подстреленный, направился к музыкальному инструменту. — Развел тут трагикомедию, — фыркнул Накахара, наблюдая за тем, как грузно Дазай сел на стул, при этом осторожно откидывая клап. — Давай, удиви меня. Дазай улыбнулся: красиво, притягательно, завораживающе настолько, что Накахара завис, наблюдая за его губами. Затем встал, подошел к роялю и облокотился на корпус поближе к Дазаю, глядя на то, как тот выдохнул, прикрыл глаза и занес руки над клавиатурой. Руки Дазая Накахара относил к отдельному виду искусства: у него длинные тонкие пальцы с аккуратными ногтями без мозолей, узкая бархатная ладонь — такой кистью не могли похвастаться даже девушки, часто ухаживающие за капризной кожей рук. Молочная кожа на тонких запястьях была испещрена порезами неясного происхождения; они наслаивались друг на друга, но Накахара видел, что шрамы старые — почти выцветшие, но все равно отличающиеся по цвету от кожи. Накахара думал, что все это — последствия работы в мафии, но часть разговоров с Дазаем поселила в нем еще одну теорию, которую стоило проверить в будущем. Все-таки его глодал банальный интерес к шрамам на теле Дазая. Дазай открыл глаза, посмотрел на Накахару, который сразу же склонил голову набок, ожидая дальнейших действий, а затем, отводя взгляд, начал играть. По первым же нотам Накахара понял, что это «Времена года» Вивальди; Дазай играл, даже не глядя на клавиатуру, прикрыв глаза, а его руки словно жили своей жизнью, не принадлежа ему. Накахара в интересе переступил с ноги на ногу, вслушиваясь в динамику, в то, как красиво Дазай делал переходы, как эмоционально подавался вперед на тех моментах, где требовалось играть громче. Накахара прекрасно понимал, что невозможно научиться так играть эту композицию даже за месяц, занимаясь по три-четыре часа каждый день, хотя и казалось, что «Зима» не так уж и сложна для разучивания. Не то что «Лето». Накахара ухмыльнулся: стоило попросить сыграть и ее тоже. — Потрясающе, — Накахара похлопал в ладоши: ему действительно понравилось исполнение Дазая. К тому же приятно теперь знать, что его не обманывали по поводу хорошей игры на рояле. — Ты давно этим занимаешься? — Давно, но не могу тебе точно сказать, насколько давно, — Дазай прикусил губу, отводя взгляд в сторону. — Сыграй еще, — попросил Накахара, и Дазай сразу посмотрел в его глаза, в которых Накахара даже не пытался скрыть восхищение. — Пожалуйста. — Раз уж ты просишь, — он улыбнулся, во взгляде появилось что-то светлое, теплое, наверняка ему понравилась похвала, а также он был доволен тем, что произвел на Накахару впечатление. — Что тебе исполнить? — «Лето» Вивальди, будь так добр, — Дазай одобрительно поджал губы, оценивая выбор, и вновь вознес руки над клавиатурой. Сама по себе композиция очень эксцентричная и живая, будоражащая и динамичная настолько, что ее невозможно слушать без капли трепета в груди. Накахара честно ловил кайф от игры Дазая, наблюдая за пальцами, парящими над клавишами, за его закрытыми глазами, которые он приоткрывал лишь моментами, когда чуть ли не подскакивал на стуле, извлекая ноты, заставляющие сердце Накахары стучать все быстрее и быстрее. — Так, — сказал Дазай, закончив исполнение и сложив руки на коленях, — еще один обмен любезностями, и я при тебе больше не сажусь на этот стул. — Хорошо, тогда… играй мне третью часть «Лунной сонаты», — Дазай на это мученически выдохнул, закрывая глаза. — Что не так? — Почему людям так нравится эта ебаная соната, — он закрыл клавиатуру клапом под протесты Накахары, никак не обращая на них внимания, и сложил на нем руки. — В ней нет ничего, кроме тревожности, она вызывает лишь страх и чувство приближающейся смерти. Особенно это выражено в третьей части. Когда я перестал играть ее каждый день, мое психическое состояние сразу улучшилось. По крайней мере, так говорит мой психотерапевт. — Похоже, кое-кого пробило на поговорить. — Часто общаешься со своим врачом? — скрывая интерес в голове, спросил Накахара. Вот оно, еще буквально пара вопросов, и он сможет узнать о психическом здоровье Дазая. — Мы видимся каждый вторник, — он пожал плечами. Накахара по чужим глазам видел, что раскрутить его на разговор получится без проблем. — Учитывая твою ежедневную нагрузку, думаю, это оптимально. Ты уже старый, так что эмоциональное выгорание может наброситься на тебя в любой момент. — Все врачи говорят одинаково? — фыркает Дазай, закатывая глаза. — Моего уже начинает беспокоить такая длительная ремиссия. Я уже целый год не пялюсь в потолок неделями, не вставая с кровати. Наконец-то. Накахара тихо выдохнул. У Дазая депрессия, его догадки подтвердились всего лишь одной простой фразой. Теперь на шрамы на его теле Накахара будет смотреть со… скепсисом. Сначала Накахара и правда думал, что шрамы и странгуляционная борозда — результаты неудачных попыток самоубийства, а когда узнал о том, что Дазай — бывший мафиози, подумал, что шрамы являлись всего лишь издержками работы. Учитывая то, что Накахара видел на его теле и обширные ожоги, и следы от пулевых ранений, здесь два в одном. — Давно лечишься? Если не хочешь, не говори, — сразу же добавил он последнюю фразу, не желая раньше времени выдергивать Дазая из его зоны комфорта. — Ну почему же, мне ведь надо как-то поднимать наш уровень доверия. — Накахара на этих словах выдохнул. — Но как насчет игры? Не на рояле, конечно, — хмыкнул Дазай, вставая со стула. — Сможешь спросить что захочешь. В обмен на такой же вопрос от меня. — Рамок дозволенного, я так понимаю, в этой игре не будет? — спросил Накахара, глядя на то, как на секунду Дазай прищурился — проблемы со зрением, что ли? Он часто так делал. Возможно, в секунды раздумий — Накахара точно не знал. Дазай с хитринкой в глазах отвернулся от него — значит, можно спрашивать что угодно. Как бы еще не проколоться на собственных вопросах. Конечно, у Накахары был примерный их список в голове, они никак не относились к мафиозному прошлому Дазая, но ответ на них мог бы помочь Накахаре вывести его на чистую воду. Пользоваться максимальной эмпатией он не будет, иначе Дазай попробует его обмануть. Они прошли на кухню, которая у Дазая, к слову, была большой. Накахара еще в первый раз с интересом тут осматривался, потому что выглядела эта комната потрясающе — в черно-белых тонах, с дорогущим кухонным гарнитуром, обставленная по последнему слову техники. Плите, которая стояла здесь, позавидовал бы даже профессиональный повар. И каково же было разочарование Накахары, когда Дазай без малейшего сожаления сказал, что он на этой кухне ничего ни разу не готовил — за него это делал тот самый повар. Дазай готовку не любил, но в принципе когда-то умел делать банальные блюда из-за обычной нужды: яичницу, бульон, рис и все в таком духе. С хорошим заработком же Дазай мог позволить себе и домработницу, которая посещала его раз в неделю, и нормального повара, готовящего ему вкусную еду каждый день. Удобно, ничего не скажешь. — Итак, правила, — провозгласил Дазай, когда Накахара уселся за высокий стул за стойкой и начал смотреть на то, как он подходит к своему бару. — Я задаю один вопрос, ты даешь один ответ. Если я задам вопрос вдогонку, то я выпиваю… — Подожди-ка, ты хочешь меня споить? Воскресенье — мой самый продуктивный день в неделе, я не хочу лежать с похмельем из-за… — и тут Дазай достал точно такую же бутылку Пино Нуар, которую они распивали в ресторане. У Накахары по телу побежали неприятные мурашки. Не то чтобы Накахара изучал его бар, просто однажды прошелся по нему взглядом, натыкаясь на редкие бутылки вина. Такое стопроцентное попадание просто невозможно. Накахара начал уже думать о том, что Дазай в течение какого-то промежутка времени подводил его к неосознанному выбору именно этого бренда и этого сорта, как в каких-то фильмах про профессиональных аферистов. И ведь он даже не сможет сейчас вспомнить, что это за уловки были, нужно прокручивать весь день в голове, а это довольно сложно после одной бутылки выпитого вина. На ум пришла мысль о том, что Дазай мог сообщить кому-нибудь о нужной бутылке, и ему просто принесли ее домой, но Накахара не видел, чтобы Дазай хоть раз завис в телефоне, более того — он и не доставал его из кармана во время ужина. — Отличное совпадение, правда? — Накахара фыркнул на это, отворачиваясь от Дазая. Совпадение? Он сейчас серьезно это сказал? Дазай поставил бутылку виски и вино перед ним вместе с подходящими бокалами и подстаканниками. — Только вино комнатной температуры. Уберу пока в морозильник. А вот бутылку виски поставил перед собой, присаживаясь на стул напротив Накахары, кидая в стакан лед круглой формы и наливая в него виски. Возможно, Накахара просто накручивал, но ему стало ощутимо неуютно после подобного «совпадения». Дазай на его отчужденный взгляд и вид в целом не обращал внимания, хотя, Накахара уверен, Дазай видел, что эта ситуация ввела его в ступор. Он сделал глоток виски, подержал стакан в руке, другую положив на столешницу стойки, затем посмотрел на Накахару. — Когда мы уходили из ресторана, ты обещал мне рассказать о Макрое, — напомнил Дазай, хотя сам Накахара уже давно об этом забыл. Он немного встрепенулся, вспоминая разговор с лучшим другом, который звонил ему вчера ночью, рассказывая о своей попойке в четверг. — В Оксфордшире, буквально в пятнадцати минутах езды от Оксфорда, есть деревушка Иффи. Она расположена прямо на берегу Темзы, — начал Накахара, улыбаясь, потому что Макрой — придурок. — Там тихо и спокойно, виды красивые: природа, зелень, все дела. Впрочем, везде в Оксфорде неплохие виды, — он повел плечом. — Мы с друзьями проводили там каждые выходные. Бухали, естественно. Когда много, когда мало. На этой неделе что-то пошло не так, и они поехали туда в четверг. Макрой даже не помнил, сколько выпил, но они пошли гулять вдоль реки. Дошли до знакомого фермера, — Накахара прыснул, роняя голову на сложенные перед собой руки. — Ебаный Макрой, долбоеб. — Он поднял голову, ловя заинтересованный взгляд Дазая и улыбку на его губах. — В общем, начали разговаривать с ним, девчули наши хихикали, когда фермер спрашивал, собираются ли они переехать сюда на постоянной основе. Четверг, а они бухущие, глаза стеклянные. В это же время Макрой, идиот, с мужиками оприходовали трактор. Завели его как-то. И поехали, хули. Макрой за рулем, мужики бегут за ним, а сзади еще и фермер с матами пытается его догнать. Девчули это все на телефоны снимают, в инстаграм кидают, весело же. Макрой доехал до Темзы, остановиться не смог, и вместе с трактором в ней и утопился. Макроя, конечно, выловили, иначе бы я это со смехом не рассказывал, — он поднял руки ладонями вперед, на что Дазай сделал подобие снисходительного лица и налил себе еще виски. — А вот трактор только потом достали. С эвакуатором и прочими спецмашинами. Фермера жалко, он хороший мужик, а вот Макрой — долбоеб. — Пизда, — емко охарактеризовал эту ситуацию Дазай и весело хмыкнул. — Удивительно, что с таким припизданутым другом ты все еще жив. Уверен, что он часто втягивал тебя в подобные авантюры. — Чаще, чем ты можешь себе представить. — Накахара подпер руками голову и глянул на Дазая, заново прокручивая в голове список вопросов, которые хотел бы задать ему. Ухмыльнулся, думая о том, как хорошо Дазай все просчитал. Тот вопросительно посмотрел на него из-за усмешки, но Накахара лишь покачал головой. Через минут пять Дазай вынул вино из морозилки, налил в бокал, поставил перед Накахарой и сделал приглашающий жест. — Еще раз: я задаю вопрос, ты отвечаешь. Если ты не отвечаешь, то выпиваешь, а я задаю еще один вопрос? — Дазай кивнул. — Если отвечаешь, то потом спрашиваешь меня. Если я задам два вопроса подряд, то я выпиваю. Но ты ведь все равно ответишь на один из вопросов? — Нет, ход переходит ко мне. — Дазай покрутил свой стакан в руке и резко поднял свой взгляд на Накахару. — Но позже ты можешь задать еще раз эти же вопросы. — А вопросы, на которые ты не ответил, я могу задать в конце игры? — Минимум через три хода, — он пожал плечами. Умно. Если Дазай сильно напьется, то у него больше развяжется язык, значит, повысится вероятность того, что он в итоге ответит. Но честно ли? — Но ведь мы можем обманывать друг друга. — На это Дазай лишь весело рассмеялся. Красивый у него смех, все-таки. — О, Чуя, — как-то странно протянул он, глядя прямо ему в глаза. — Ты поймешь, что я вру тебе точно так же, как я пойму, что врешь ты. — И как же ты поймешь, что я вру тебе? — Накахара подался вперед, на что Дазай с хитринкой в глазах склонил голову набок, роняя: — Неужели сам не догадываешься? — Не-а, — с издевкой ответил он. — Это и будет моим первым вопросом, раз уж игру начинаю я. Как ты поймешь, что я вру тебе? Дазай выпрямился, и Накахара ощутил, как резко изменилась атмосфера в комнате. Дазай посмотрел на него тяжело, как никогда раньше не смотрел, обычно пряча стальной взгляд за шутками и интересными речами. Глаза потемнели, и он прищурился, а Накахара вновь почувствовал смену обстановки — гнет пропал. Что произошло? Взгляд у Дазая посветлел, тяжести в нем словно и не бывало. Он взял свой стакан в руки и выпил до дна, брякнув льдом, поставил обратно и налил еще виски под хмыканье Накахары. — Хорошо, тогда я начну с чего-нибудь попроще, — он пожал плечами, глядя на то, как Дазай поджал губы. Странно. — Кто твои родители? — Я не знаю своих родителей, — действительно просто ответил Дазай, только вот из-за этого ответа брови Накахары изломились в удивлении, а потом в пьяной голове резко посветлело. Ну а что он ожидал услышать от бывшего мафиози? Как он помнил из разговора с Акутагавой, раньше вербовали исключительно сирот из детских домов. — По какой причине твой отец отправил тебя жить в Англию? Накахара бы ответил, что у отца банально не было времени им заниматься после смерти матери, но, учитывая обстоятельства, теперь он прекрасно понимал, что отец хотел защитить его. От собственной способности, от людей, которые хотели бы ею воспользоваться, хотел немного отсрочить его жесткое столкновение с топорным миром. — Не думаю, что у меня есть правильный и честный ответ на твой вопрос, — решив не выпивать, сказал Накахара. — Но, мне кажется, что он хотел меня от чего-то защитить. Либо у него просто не было на меня времени, — он пожал плечами. Дазай, склонив голову набок и подперев подбородок одной ладонью, лишь кивнул на его ответ. — Ты выпускник детского дома, да? — Нет, — спокойно сказал Дазай, и Накахара подумал, что стоило поставить вопрос по-другому, но тот продолжил: — У меня появился опекун, когда мне исполнилось тринадцать. — А говорил, что родителей не знаешь, — Накахара нахмурился, на что Дазай лишь ухмыльнулся. — Ты явно задавал вопрос о биологических родителях. Моя очередь. Кем была твоя мать? — Ты имеешь в виду, кем она работала? — Дазай кивнул, а Накахара понял, что ответить ему нечего. К маме часто приходили люди, причем очень разные: по одним он видел, что они обеспечены, по другим — что бедны и, вероятно, бездомны. Одно их объединяло — на всех мать смотрела одинаково. Колюче, с долей неприязни. Их дом был японской классикой, с кучей прислуги, с внутренним садом, через который проходили незнакомцы, чтобы попасть в кабинет, где они с матерью долго что-то обсуждали. Накахара, будучи ребенком, всегда с интересом смотрел вслед скрывающимся за бумажными ставнями людям и спрашивал у слуг, кто пришел на этот раз. Разумеется, они не знали. Поэтому и Накахара по сей день не знал, какие дела были у его матери с незнакомцами. Он потянулся к своему бокалу и залпом выпил его — даже толком не распробовал вкус вина. Дазай удовлетворительно хмыкнул и снова наполнил его бокал. — А кем работает твой отец? — Накахара ухмыльнулся, захотел сказать что-то вроде: «Так ты же работал на него когда-то давно, тебе ли не знать?» — Он крупный бизнесмен, — и пожал плечами. Дазай хмыкнул: — А ты, значит, мажор. — Получается, что так. — Накахара не испытывал стыда или угрызений совести из-за того, что до сих пор по большому счету жил на отцовские деньги. Еще давненько где-то на подкорке у него поселилась мысль о том, что отец ему должен. Собственно, эта мысль лишь окрепла за годы, проведенные вдали от его единственного живого родителя. Расстояние между ними было не столько физическое, сколько психологическое. — Помню, ты говорил, что раньше работал менеджером по продажам. По продажам чего? — Грузоперевозки, — он потарабанил пальцами по столешнице. Накахара подумал: очень похоже на правду. Спустя десяток вопросов Накахара так и не узнал о Дазае ничего стоящего, потому что на невыгодные он банально не отвечал. У Дазая не было кровных родственников, по крайней мере, он не знал об их существовании. Помимо работы в Тодае он долгое время консультировал ВДА по многим вопросам и даже числился в рядах их сотрудников, что даже не удивило Накахару. Дазай болел депрессией с двенадцати лет и все еще боролся с ней, боялся рецидива, который обязательно рано или поздно наступит. Он занимался невероятным количеством вещей лишь ради того, чтобы не погружаться лишний раз в мысли и не позволять им пожирать себя изнутри. Они много отвлекались, шутили, обменивались колкостями, пока у Дазая виски не осталось лишь на дне бутылки, а у Накахары — последний бокал вина. Ответов на интересные вопросы он так и не получил, поэтому, захмелев и кое-как удерживая на весу бокал, он спросил во время своей очереди, пока из колонки негромко лился голос Бритни Спирс: — Ты эспер? — Дазай поджал губы и отрицательно качнул головой. — Врешь. По глазам вижу: врешь. — Каким глазам? Я же их закрыл, — Дазай свел брови к переносице, сидя с опущенными веками. — У меня рентгеновское зрение, — кое-как выговорил Накахара и засмеялся, хотя ситуация несмешная. Дазай ему врал. Нагло, в лицо. Резко поняв это, Накахара замолк, в это же время на кухне повисла тишина, потому что трек закончился и переключался на другой. Дазай открыл глаза и посмотрел стеклянным взглядом на него, Накахара же, чувствуя зарождающееся в груди негодование, слишком громко спросил: — Хули ты мне врешь? — Пожалуйста, не кричи, у меня начинает болеть голова, — почти взмолился он и для верности прислонил одну ладонь к своему лбу. Накахара по понятным причинам закипал. У него и без того проблемы с контролем гнева, о чем, кстати, спрашивал Дазай, а Накахара ответил ему правду. Конечно, он с особой жестокостью топил в себе собственную агрессию, сдерживался, но откровенную ложь всегда казалось сложно стерпеть. Особенно — после двух бутылок вина. — Ты думаешь, меня это ебет? — еще громче спросил он, из-за чего бровь Дазая взлетела вверх от удивления. — А ты докажи, что я вру, — Дазай с хитринкой в глазах подался к нему, скользя локтями по столешнице. Накахара замер, чувствуя, как в груди начинает зарождаться злость, мешая нормально дышать. Заставлять себя успокаиваться не хотелось, но, несмотря на негодование, вулканической лавой разливающееся за грудиной, он отчеканил: — Ты закрыл глаза во время ответа, но это не мешает мне определить ложь. Ты не задумался над ответом, значит, ожидал от меня такого вопроса. Веки прикрыл, но чуть сильнее зажмурился во время вопроса — испугался, потому что до последнего надеялся, что я не спрошу этого. Поджал губы — врать не хотел, но пришлось. Качнул головой вместо ответа — решил не выдавать себя голосом. Дазай все так же смотрел на него, а взгляд снова начал тяжелеть. Накахара склонил голову набок, сложил руки на груди и сказал с твердой уверенностью: — Ты соврал. — Хорошо, — на выдохе произнес Дазай и сел ровно, допивая свое дрянное, по мнению Накахары, виски. — Да, я соврал. — Зачем? — Хотел кое-что проверить, — и подмигнул. Злость в груди улеглась, притупилась, и Накахара раздраженно произнес: — Дурацкие у тебя игры. Я домой, — и спрыгнул со стула, чуть покачнувшись и ухватившись за край стойки. Он пьян, что нисколько не удивляло: вторую бутылку вина он выпил практически залпом, без какой-либо закуски. — Да еб твою мать. — Чуя, второй час ночи, — устало выдохнул Дазай, вставая из-за стойки и ровняясь с ним. — Куда ты в таком состоянии? Метро закрылось буквально пару минут назад, можно вызвать такси, но Накахара после легкого приступа ярости начал чувствовать себя мутно, поэтому не был уверен в том, что сможет доехать до дома, не облевав себя и весь салон, не отключившись ко всему этому. Последняя фраза Дазая явно сказана для того, чтобы он остался у него ночевать, но даже сама мысль о том, что он будет спать с ним не то что в одной кровати, а в одной квартире, вызывала липкое чувство страха. — Ты мне выходные запорол своими выходками, гребаный Дазай, — он тяжело выдохнул, когда Дазай осторожно положил ему на плечо свою ладонь. — Пиздец. Можно я потуплю в потолок на диване, пока не протрезвею? — Зачем тупить на диване? — он вопросительно посмотрел на него, а ладонь переместил на спину, подталкивая к выходу из кухни. — Поспишь спокойно на кровати. Как проснешься, пойдешь домой. — Ты не понимаешь, это другое, — Накахара все-таки направился к двери, а Дазай так и не убрал ладонь с чужой спины. — И что конкретно я не понимаю? — Я последние годы засыпаю один. Мне просто неспокойно, когда в квартире находится кто-то еще, пока я пытаюсь уснуть. Плюс посторонние звуки. Не могу так. Они остановились в зале возле обеденного стола, Накахара болезненно поморщился, потому что алкоголь хорошо давал по мозгам, голову неприятно давило, а глаза хотелось закрыть и открыть только утром. — Ты раньше жил с женой и ребенком, так что я действительно не понимаю, — логично выдал Дазай, на что Накахара лишь приложил ладонь ко лбу, безнадежно вздыхая. — Я сутками работал, когда учился в интернатуре. Потом не мог сутками спать. Потому что меня раздражали любые звуки. Просто, блядь, хотелось погрузиться в вакуум. Даже с ней… становилось некомфортно. — Дазай повел его дальше, в комнату, где они каждые выходные, кроме, видимо, этих, трахались. Здесь всегда убиралась домработница, постельное белье постоянно менялось, полы блестели чистотой, на тумбах — ни одной пылинки, находиться в комнате не казалось противным, но Накахара все равно закусил губу, оглядываясь и понимая, что уснуть он вряд ли сможет. — Принеси, пожалуйста, мою сумку. Дазай ушел в коридор, а Накахара сел на кровати, с силой надавливая ладонями на щеки. Надо трезветь, но, к сожалению, Накахара не мог прийти в чувства лишь по щелчку пальцев. Забавно, что его даже с водки не уносило так далеко, как с одной практически залпом выпитой бутылки вина. Становилось интересно, как сильно он будет страдать от похмелья утром. Дазай показался в дверях с шопером в руках и, передав его Накахаре, опустился рядом с ним на кровать. Со вздохом Накахара принялся доставать из шопера футболку и шорты, пока Дазай просто наблюдал за ним, бесшумно отбивая пальцами какой-то ритм на собственной коленке. — Так вот что ты вечно таскаешь с собой в сумке, — задумчиво выдал он, когда Накахара привстал, чтобы снять брюки. — Несмотря на полную боевую готовность, ты никогда не остаешься на ночь. — Ты специально это все сейчас говоришь? — Накахара зло оглянулся на него, так и оставаясь сидеть в одних трусах. — Допиздишься. Я подожду, пока протрезвею, и поеду на такси. — У тебя большие проблемы с доверием, Чуя, — полностью проигнорировав и чужой взгляд, и чужие слова, произнес Дазай, подпирая подбородок ладонью. Накахара закатил глаза. — У меня нет проблем с доверием, Дазай. Я тебе свою шею и задницу подставляю, если ты не заметил, — на это Дазай лишь качнул головой. — О, Чуя, — он выдохнул, прикрыл глаза, и Накахара, недовольно хмурясь, наконец-то полностью переоделся и сел напротив Дазая, подогнув одну ногу. — Секс для тебя совсем ничего не значит. Не спорю с тем, что ты начинаешь чаще находиться в хорошем настроении и практически не огрызаешься, — он забавно фыркнул, а Накахара не мог с ним не согласиться. — Но в целом тебе поебать. Так что. У тебя проблемы с доверием. Огромные. — Мы с тобой не встречаемся. Ты не можешь требовать от меня больше, чем я даю сейчас. Я все равно не смогу дать больше. У меня нет ресурсов. — Дазай открыл глаза и невидяще начал смотреть на него. — Я пытаюсь дать тебе эти ресурсы, хотя у меня их тоже немного. — Накахара повел плечом из-за какого-то душного разговора. Он правда не понимал, зачем Дазай поднял эту тему. — Просто послушай, не говори ничего. — Накахара закрыл рот, хотя собирался спросить у Дазая, для каких целей он занимался этаким самопожертвованием. — Я сейчас уйду и буду спать в другой спальне. Ты поспишь здесь. Именно поспишь, Чуя, а не будешь ворочаться до утра, а потом вызовешь такси, когда протрезвеешь. Твоему сну ничего не помешает. Накахара сканировал его лицо, чувствуя разливающееся в груди беспокойство и страх. Взгляд у Дазая стал понимающим, словно он прекрасно знал, каково это, когда ты, будучи усталым до полуобморочного состояния, все равно не мог уснуть из-за оглушительно тикающих часов, которые находились в другом конце квартиры. У самого Накахары дома были соблюдены все условия для нормального, полноценного в его понимании сна — никаких посторонних, навязчивых звуков, практически полная звукоизоляция, хотя подобного сложно добиться в карточных японских домах. Накахара мог не заснуть даже из-за слишком громко гудящего холодильника, что уж там говорить о переругиваниях соседей сверху. Казалось, что Накахара должен легко засыпать при любых условиях, ведь он врач, которому приходилось дежурить сутками напролет, но, к сожалению, этот факт никакой роли не играл. Дазай видел, что Накахара мялся. Спокойно ждал от него положительного ответа, потому что то, что Накахара уже успел переодеться в одежду для сна, ответом не являлось. Он мог так же быстро переодеться обратно и действительно уйти лежать на диван, чтобы пялиться в потолок и трезветь, как планировал изначально. Накахара немного помассировал свою переносицу пальцами и начал чувствовать, что страх за грудиной сбавлял обороты, а беспокойство понемногу улеглось. Он достал глюкометр и, уколов палец иглой, пожал плечами: — Я могу попытаться, но ничего не обещаю. — Дазай дернул бровью, увидев полученную на дисплее глюкометра цифру, но ничего не сказал. — Если у тебя в квартире действительно тихо по ночам, то все возможно. — И потянулся за инсулином, выкрутил нужное его количество и сразу ввел иглу под кожу, даже не поинтересовавшись у Дазая, не противно ли ему наблюдать за подобным. Бывший мафиози, как-никак, и не такое видел. — Я еще сейчас поговорю с дочерью. Так что доброй ночи. — Доброй ночи, Чуя, — улыбнувшись, пожелал Дазай и встал с кровати. Вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь, а Накахара, глядя ему вслед, думал лишь о том, как низко он опускался. Мало того, что трахался с врагом своего отца, так теперь еще и оставался у него ночевать. Накахара невесело усмехнулся — а ведь он собирался поехать с ним на совместный отдых на горячие источники, а там они уж точно будут спать в одном номере, который обязательно окажется размером с эту спальню. Накахара начал задумываться о том, на какую комедию стала похожа его жизнь, пока общался с Тони. Он не выглядел пьяным, но поговорили они быстро, так что Накахара встал, взял с собой очки, дошел до ванной комнаты, где снял линзы и умылся, затем с минуту втыкая в свое бледное отражение в зеркале. Синяки под глазами стали чуть меньше из-за того, что теперь он работал, как нормальный человек — с восьми до пяти, да и в целом он стал похож на этого самого нормального человека. А бледность, в конце концов, не порок, у него просто цвет кожи такой. Уже на расстеленной кровати, выключив свет и плотно закрыв дверь в комнату, Накахара улегся поудобнее, прислушиваясь и вычленяя любой лишний звук. Замер, понимая, что не слышал ничего, кроме собственного дыхания и шума в ушах. С каждой секундой, проведенной в такой прекрасной тишине, Накахара успокаивался сильнее, прикрывая глаза и переставая глядеть в темноту — окна зашторены, свет с улицы в спальню совсем не проникал. Он перевернулся набок, вздыхая, думая о том, какой сегодня странный день. Напился, не узнал о Дазае ничего особо ценного, зато тот почерпнул для себя много, как казалось Накахаре, полезной информации. Например, тот факт, что Накахара не мог уснуть из-за маломальского шума, можно обыграть на разный лад. Воспользоваться в любых целях. Накахару реально довести до нервного истощения, просто не давая ему заснуть, не прилагая для этого особых усилий. Накахара тихо ухмыльнулся. О том, насколько крепкий у него сон, он рассказывать не собирался. *** Накахара резко проснулся, подскочив на кровати и оглядываясь в комнате, в которую слегка проникал солнечный свет, даже несмотря на зашторенные окна. Он не забыл, что уснул у Дазая, не забыл произошедшего за вчерашний вечер; голова от выпитого вина не болела, зато его неприятно облепил страх, граничащий с паникой из-за того, что Накахара не мог нормально вдохнуть. Он надел очки и наклонился к своей сумке, нашел там несколько конфет, закинул в рот и лег обратно — смотреть в потолок. Мысли о смерти, которые он пытался игнорировать, продолжали навязчиво лезть в голову, и Накахара не хотел измерять сахар, чтобы лишний раз не паниковать из-за слишком низких значений на дисплее глюкометра. Конфеты не помогали, Накахаре пришлось встать и выйти из комнаты в коридор. Он немного похрустел суставами, стараясь ни о чем не думать, и увидел, как из-за спинки дивана показалась голова Дазая. — Доброе утро, — улыбнулся он, пока Накахара подходил к нему. Он облокотился на спинку дивана сзади, заглядывая вперед и обнаруживая, что Дазай растянулся на диване с ноутбуком на животе. — Всегда так рано встаешь? — А сколько времени? — проигнорировав пожелание доброго утра, сразу спросил Накахара, забыв о собственном неприятном состоянии. Дазай, вместо того чтобы посмотреть время в углу экрана ноутбука, задрал рукав свитшота на запястье, и Накахара увидел электронные часы. Видимо, дома Дазай снимал свои дорогие швейцарские часы и надевал сравнительно дешевый вариант. — Почти половина восьмого. Все в порядке? Выглядишь немного… потерянным? — с какой-то странной вопросительной интонацией произнес Дазай, и Накахара лишь пожал плечами. — Сахар упал, а у меня опять кончились конфеты. У тебя не найдется шоколадки или сока? — Сейчас посмотрим, — он торопливо встал, подхватывая ноутбук, затем опуская его обратно на диван. Накахара не нарочно посмотрел на экран, по нескольким выцепленным словам в вордовском файле понимая, чем занимался Дазай. Вспомнил, что он предпочитал работать в окружении людей, а сегодня ему пришлось остаться дома — не оставлять же Накахару одного, мало ли. Он пошел за ним на кухню, оперся о барную стойку, пока Дазай открывал один из высоких шкафов и выуживал оттуда огромную пачку апельсинового сока. Вытащил из бара пузатый стакан и подстаканник, поставил на стойку и заполнил почти до краев. — Мое уважение, — отсалютовав соком, Накахара осушил его почти до дна, не особо ощущая сладость. — Сам-то как? У тебя такие синяки под глазами, будто ты и не спал. И глаза красные. — В последнее время сон как-то не идет, — спокойно произнес Дазай, который стоял рядом с ним и облокачивался на столешницу. Да, сейчас по нему прекрасно видно, что сон и Дазай плохо совместимы. — Пойдешь со мной в бассейн? У меня в доме спортивный комплекс, я каждое утро там пропадаю. — После литра сока и душа, — не особо задумываясь, ответил Накахара, поставил стакан обратно на столешницу, и Дазай снова наполнил его до краев. — Но у меня нет плавок и шапочки. — На стойке регистрации все есть, — обыденно сказал Дазай. — Может, присядешь? Висок прострелила боль, а грудину кольнуло раздражение, смещая фиксацию Накахары на страхе. Он резко повернул голову, посмотрел на Дазая, который выдержал его слишком злой и раздраженный взгляд, затем спокойно, несмотря на взгляд, выдал: — Меня раздражает, когда люди акцентируют внимание на моей болезни. Ты делаешь это не в первый раз. Прекрати. Дазай моргнул, не изменившись в лице, выпрямился и поднял руки в примирительном жесте. — Я делал это не специально и даже не замечал, — признался он, из-за чего Накахара лишь вернул голову в исходное положение и допил сок. Дазай налил еще, странно поглядывая на него. — Буду следить за своей речью, раз тебя это раздражает. — Разве не в этом заключается твоя цель? — прямо спросил Накахара, снова оборачиваясь на него. Дазай нахмурился: — В чем? — В том, чтобы раздражать меня. Бесить. Выводить на эмоции. Тебе нравится. Я вижу. Дазай как-то безнадежно вздохнул, а Накахара просто поставил стакан на столешницу и вышел из кухни в коридор. Зашел в спальню за сумкой и ушел в ванную, на всякий случай не запираясь внутри на замок — самочувствие оставляло желать лучшего. Неприятные мысли навязчиво ворочались в голове, Накахара даже не пытался их отогнать, рассматривая свое бледное лицо в зеркале. Как скоро Дазай перестанет играть роль хорошего человека и раскроет свою истинную натуру? Накахара с явным интересом разглядывал тьму, скрывающуюся в чужой душе. Тьма, едва заметная, колыхалась, но Накахаре хватало и слабого намека, чтобы продолжать замечать ее. Дазай насквозь прогнил. Накахара чистил зубы своей щеткой, и у него тряслись руки. Он слабо сжимал острый угол раковины в ладони, пытаясь прийти в себя, но получалось плохо. Это не похмелье, это не сахар, и Накахара не понимал, что не так. Он умыл лицо ледяной водой и сел на крышку унитаза, пялясь в чистую дверцу душевой кабинки и слушая звон в ушах. Видимо, просидел так слишком долго, раз в итоге в ванную постучал Дазай и, не дождавшись ответа, вошел, останавливаясь на пороге. Затем подошел к нему и встал рядом, опираясь бедром о тумбу. — Хочешь поговорить? Накахара тихо усмехнулся и, кривя губы, качнул головой. — Я не люблю говорить с теми, кто врет и не краснеет. — Тогда тебе вообще не стоит общаться с людьми. — Накахара вздохнул, поднялся и встал напротив Дазая, заглядывая в его лицо. Сказал без тени экспрессии в голосе: — Прямо сейчас я могу перестать общаться с одним конкретным человеком. Дазай поджал губы, явно не готовый к таким заявлениям. Накахара знал: он нужен Дазаю. Накахара знал: Дазай понимал, что Накахаре интересен лишь секс с ним. Значит, они начнут играть по правилам, которые установит Накахара. — Чего ты хочешь? — все-таки спросил Дазай, понимая, к чему вел Накахара. — Слышать вменяемые правдивые ответы на свои вопросы. Без этих твоих дурацких игр, после которых мне приходится утром выпивать литр сока вместо стакана теплой воды. Я позволяю тебе вести, пока меня все устраивает. Но это быстро закончится, если ты не будешь со мной откровенен. — Допустим, — Дазай увел взгляд вверх и повел плечом. — Какое откровение ты хочешь от меня услышать? — Какая у тебя способность? — Дазай дернул бровью. — Предположим, я тебе скажу. И что ты будешь делать с этой информацией? — То же, что и с информацией о том, какая способность у твоего сына. Ничего, — он скрестил руки на груди, из-за чего Дазай снова дернул бровью. Нервный тик у него, что ли? — О способности Ацуши знают далеко за пределами Японии, Чуя. Он герой. Погугли. — Допустим, — он обошел его, подхватил свою сумку и вышел из ванной комнаты. Дошел до спальни, сел на кровати, взял телефон и начал вводить первые иероглифы имени Ацуши в поисковую строку. Дазай встал в дверном проеме, засунув руки в карманы домашних штанов, и наблюдал за ним. Накахара скользил взглядом по огромной куче текста, в котором описывались заслуги Ацуши. Мальчик-тигр, сделавший много полезных дел, множество раз спасавший человечество от вымирания. Накахара дернул бровью: почему эти события прошли мимо него? Об Ацуши писали не только японские источники, но и редакции других стран тоже. С ним даже отсняли несколько интервью, которые крутили по разным каналам. Действительно, герой. Накахара со вздохом отложил телефон на кровать и поднял глаза на Дазая, склонившего голову в ожидании. Они долго смотрели друг на друга, пока Дазаю не надоели импровизированные гляделки. — Что скажешь? — спросил он, переступая с ноги на ногу. Накахара качнул головой, поднимаясь с кровати и начиная застилать за собой постель. — Пойдем в бассейн. Накахара почувствовал ледяной взгляд, которым окатил его Дазай, но головы не поднимал, поправляя подушки. На секунду содрогнулся, даже не скидывая это на постепенно сходивший на нет тремор в руках, а Дазай лишь сказал ему, чтобы он взял с собой справку о том, что у него нет перечня некоторых заболеваний. Накахара тихо усмехнулся, когда Дазай ушел в коридор. Видимо, добиться от Дазая нормального ответа на не такой уж и обыденный вопрос не получится. Пока что. Хорошо, что Накахара умел выносить людям мозг. Дазай тоже обязательно проколется. Ни Накахара, ни Дазай не переодевались перед тем, как выйти из квартиры, хотя Накахара мог бы, потому что все-таки сходил в душ. В непривычной тишине они спустились на лифте на второй этаж, прошли по просторным красивым коридорам, поехали на другом лифте на пятый этаж и вышли к спортивному центру. На ресепшене добродушно улыбалась молодая девушка, с которой Дазай, флиртуя, договорился о том, чтобы Накахару пустили на один раз в бассейн с условием предоставления справки, затем купил ему плавки и шапочку, прося записать на номер его квартиры, а Накахара закатил глаза, запоминая сумму и собираясь позже скинуть ее Дазаю на карту. — Пустынно у вас тут как-то, — произнес Накахара, когда они зашли в мужскую раздевалку после того, как прошли мимо двери в зал с тренажерами. Дазай лишь пожал плечами, говоря что-то про воскресное утро и дорогой абонемент. Странно, ведь комплекс, в котором проживал Дазай, огромный, так что спортивный зал должен быть забит людьми, даже несмотря на цену и утро воскресенья. В бассейне Накахара расслабился. Конечно, он больше предпочитал морскую и океанскую водичку, но обыкновенная хлорированная тоже отлично подошла. Они с Дазаем плавали на разных дорожках, тот все еще не трещал обо всем на свете, и это наводило на определенные мысли. Из-за необычной молчаливости Дазая периодически становилось неспокойно, но Накахара тешил себя мыслью о том, что банально выел ему мозг сначала заявлением о том, что они прекратят общаться, а затем и спокойным предложением все-таки пойти поплавать. Накахара подплыл к бортику после нескольких заплывов туда обратно и оперся на него руками, немного подтягиваясь на них. Глаза под водой он старался не открывать, потому что надел линзы, но вода все равно попала, поэтому он чувствовал сухость и пытался проморгаться, из-за чего, конечно же, сухость в глазах лишь усилилась. На соседней дорожке показалась голова Дазая, он тоже подплыл к бортику, отфыркиваясь от воды и цепляясь одной ладонью за веревку. Помимо них в бассейне находилось еще два человека, с каждым из которых Дазай поздоровался, улыбаясь и спрашивая о том, как у них дела. Но слишком разговорчивым он не казался. Он посмотрел на Накахару, и тот увидел, как Дазай вздохнул полной грудью, а потом повернулся к нему лицом. — Я могу обнулять способности других эсперов. Накахара присвистнул. Слова Элис о том, что у Дазая иммунитет, подтвердились. — Это, кстати, тоже не секрет. Накахара замычал, сначала отворачиваясь от него, и только потом до конца начал понимать смысл слов, сказанных Дазаем. — А зачем ты тогда устроил утром этот спектакль? — он дернул бровью, а Дазай лишь с издевкой улыбнулся, что отдалось раздражением в груди Накахары. — Хотел узнать, насколько хорошо ты умеешь ебать мозг, — он подмигнул, оттолкнулся от бортика и стремительно поплыл под водой к другому концу дорожки, пока Накахара раздражался все сильнее и сильнее. Затем он выдохнул, думая о том, что Дазай — сука, которую надо поставить на место, и тоже решил сделать еще парочку заплывов. Забавно, что Накахара не находил информации о том, какая способность у Дазая, в интернете. Еще забавным казался факт того, что Элис что-то предъявила ему за попытку узнать о ней. Смешного в этом было мало, но Накахара веселился, обмозговывая всю эту ситуацию. Зачем Элис скрывала и так известный факт? Возможно, посчитала, что Накахару такие вещи не должны интересовать, ведь он действительно, по ее мнению, не знал, кто такой Дазай. Но в чем была проблема просто сказать? Дазай немного оттаял, так что они в итоге разговорились. Трепались ни о чем; больше, конечно же, говорил Дазай, а Накахара просто слушал, но со своей ролью слушателя он уже давно смирился, все-таки голос Дазая и его манера подачи казались ему приятными. Дазай сказал ему, что, пока они резвились в водичке, к нему уже пришел повар и вовсю кашеварил, так что они смогут вкусно поесть, как вернутся. При словах об этом желудок Накахары напомнил о своем существовании, но Накахара проигнорировал его, думая совсем о другом. В душевые Дазай пошел первым. Накахара огляделся в раздевалке, не находя в ней ни души, и с ухмылкой на губах скрылся за ширмой, где находился Дазай, когда тот уже включил воду. Тот удивился, когда Накахара прижал его спиной к кафельной плитке, но быстро вернул себе лицо, посмотрел на Накахару с интересом в глазах и немного склонил голову к плечу. Он уже успел снять плавки, и Накахара положил свою ладонь ему на бедро, поднимаясь наверх, к паху, и горячо шепнул на ухо, потянув его за шею вниз одной рукой: — Если ты не будешь ебать меня, то я выебу тебе мозг так, как тебе его не ебал ни один человек в этом мире. — Дазай хрипло засмеялся, его волосы намокли из-за воды, льющейся сверху; он прижал Накахару к себе, целуя в висок, ближе к влажным волосам. — Хочешь здесь? — Накахара ухмыльнулся, резкими движениями снимая с себя плавки до стоп, свободной ладонью провел по члену Дазая, а вторую руку убрал с чужой шеи и уперся ею в стену. Дазай выдохнул ему на ухо, когда Накахара взял его член в свою ладонь. — Ни смазки, ни гондонов. Как насчет взаимной дрочки? — Дазай на это лишь фыркнул, провел ладонями по его мокрой спине, спускаясь к ягодицам. — Но ты не… против анала в общественном месте? — Дазай запнулся на одном слове, когда Накахара начал медленно двигать рукой по члену, несильно сжимая пальцы на головке. — Я только за, — тихо, но с нескрываемым весельем в голосе произнес Накахара. Дазай обнял его одной рукой, а вторую с нажимом повел вниз, провел по ягодице, а затем снова поднялся наверх. В душевых становилось все жарче, на них лилась почти обжигающе горячая вода, а пар от нее начинал клубиться под потолком. Накахара продолжил шептать ему на ухо: — Клубы, примерочные, чужие квартиры, вписки, автомобили, работа. Я не привередлив, если не на сухую и с защитой. — Дазай взял его член у основания, заставляя Накахару вздрогнуть. Он укусил его за мочку уха, грубо ее оттягивая, а Дазай наконец начал ему надрачивать — сначала медленно, словно издеваясь, затем чуть ускорился. Накахара почти скрипел зубами, и ладонь, которой до этого упирался в стену, переместил Дазаю на шею, склоняя его голову в сторону и кусая кожу под челюстью. Дазай издал звук, похожий на рычание, и начал двигать рукой быстрее, заставляя Накахару трястись от предвкушения разрядки. Накахара уперся лбом в его плечо, выдыхая; мокрые волосы налипли на спину, шею и лицо, нисколько не мешая. Он открыл рот, стараясь не стонать — Дазай двигал рукой именно так, как ему нравилось, и было невероятно сложно не издать ни звука. Другой ладонью он с силой сжимал ягодицу, иногда мял ее, прижимал его к себе. Хрипло сказал на ухо: «Быстрее», — и Накахара ускорился, слушая его сбивчивое дыхание. Он переместил руку с шеи на плечо, обнимая сильнее и заставляя горбиться, а Дазай касался его виска своим; вода заливала уши и рот, но Накахара слишком сосредоточился на руке Дазая, двигающейся по его члену. Разрядка становилась все ближе, в кабинке было невыносимо душно, настолько, что казалось невозможным сделать нормальный вздох. На какую-то секунду потемнело в глазах, но Накахара это проигнорировал, просто закрыв их, из-за чего в повисшей темноте начали плясать разноцветные кляксы. Дазай кончил ему в ладонь, и сперму сразу смыл поток горячей воды; Накахара не спешил выпускать его член из рук и с какой-то странной улыбкой на губах вскользь отметил, что Дазай не перестал двигаться медленнее во время оргазма, а только сильнее сжал ладонь, из-за чего трение стало почти грубым. Когда Дазай повернул голову и прижался губами к его щеке, он вздрогнул, ощущая, как копившееся внизу живота напряжение начало разряжаться, и кончил. Накахара отстранился от него, во всей красе ощущая духоту, а Дазай выпрямился, наблюдая за ним из-под ресниц, и покрутил вентиль с холодной водой. С издевкой в голосе Накахара поинтересовался у него, не заболела ли шея, на что Дазай лишь неопределенно повел плечом и странно улыбнулся. Уже после душа и последующих сборов Накахара не мог отвязаться от мысли о продолжении. Заметил изменения в настроении Дазая — он словно о чем-то крепко задумался, не особо обращая внимание на взгляды Накахары. Дазай казался молчаливым, но все таким же улыбчивым, и это немного сбивало с толку. Накахара смотрел ему в глаза, когда они на лифте поднимались в его квартиру, и понимал, что спрашивать ни о чем не будет. Повар уходил как раз в тот момент, когда они вошли в квартиру. Они о чем-то поговорили с Дазаем, он его поблагодарил, а потом повел Накахару на завтрак. Теперь-то Накахара явственно ощутил смену настроения Дазая, хоть тот и продолжал периодически что-то говорить, шутить и улыбаться. Взгляд у него стал пустым, незаинтересованным, улыбался он лишь губами и слегка неестественно, поэтому Накахара за завтраком с ним решил для себя, что с таким настроением у партнера нормального секса не выйдет. Накахара надеялся, что такое настроение у Дазая будет нечасто, иначе им придется закончить их совместный «отдых». Он собирался домой, а Дазай все пытался уговорить его взять с собой гостинец в виде ресторанной еды в исполнении его повара. Накахара цокал и вел себя оскорблено, сказал, что и сам неплохо сможет приготовить, на что Дазай лишь качал головой, но все-таки умудрился пихнуть ему в руки контейнер с едой уже на пороге. Миленько. Нет. Остаток дня у Накахары прошел спокойно, как и любое воскресенье — готовка, уборка, подготовка к следующей трудовой неделе, чтение литературы — медицинской и художественной, занятия спортом. Он также решил пройтись до спортивного комплекса в его доме, чтобы посмотреть, какие там есть тренажеры, ведь теперь у Накахары нормированный рабочий день и он мог позволить себе на три часа пропасть в спортзале. Решил взять пробное занятие, чтобы оценить снаряды, и в принципе не заметил ничего особенного — обычный спортзал, с качественными тренажерами, нормальным интерьером, душевыми, раздевалками, сауной и большим бассейном. Да и цена за абонемент соответствующая, поэтому Накахара решил купить его на три месяца, а дальше еще посмотрит — может, найдутся варианты лучше. Отец позвонил ему поздно вечером, интересовался делами и здоровьем, и Накахара слышал в его голосе тщательно скрываемую тревожность. Он делал так не в первый раз, и Накахара не понимал, что происходит, потому что на вопрос, все ли в порядке, отец с готовностью отвечал утвердительно. С началом новой рабочей недели Накахара начал понимать, что что-то не так. Сначала думал, что ему просто казалось; что проявила себя подавленная еще давным-давно паранойя, но потом осознал: ему не казалось. За ним велась слежка. Первые дни после обнаружения он считал, что это люди отца, и сам пытался незаметно приглядеться к ним. Слежка была не такая уж и профессиональная, раз он ее раскрыл. Отец и раньше пытался следить за ним, особенно в те годы, когда Накахара пустился во все тяжкие, но там Накахара даже в кругу своих друзей не заметил бы подставного человека, потому что постоянно был в состоянии нестояния. Они стали подбираться ближе, и Накахара испугался, понимая, что это не люди отца, что их взгляды начинали прожигать спину и заставлять трястись, а его отец идиотом не являлся, он не послал бы следить за ним каких-то любителей, которых оказалось легко поймать. Из-за странного трепета во время разговора с Дазаем по телефону он вдруг спросил его, даже не подумав, следили ли за ним когда-нибудь и, если да, как он решал эту проблему. Дазай замолчал, и только потом Накахара сообразил, что это могли быть люди Дазая, но реакция оказалась слишком неожиданной — чужой голос посерьезнел, Дазай говорил что-то о том, чтобы Накахара не садился в лифт с незнакомцами и не передвигался ночами один. Накахара решил не рассказывать о том, что теперь он, выглядывая в глазок перед тем, как выйти из дома, частенько видел тех самых людей, которые, между прочим, его соседями не являлись. Становилось все более и более тревожно. Не то чтобы Накахара не мог за себя постоять — еще как мог, но если ему к носу прижмут салфетку с хлороформом или ударят по затылку, то сопротивляться не получится. Высшую степень тревожности на него нагнали буквально за неделю, поэтому, когда в пятницу практикантка — Харуно — вдруг грохнулась в обморок, Накахара успел только ее поймать, чтобы она не разбила себе нос о больничный кафель, а потом пытался взять себя в руки, наверное, с минуту, пока Тачихара бешеным взглядом смотрел на него, не зная, что делать. Накахара целую неделю провел с практикантами, выходил с ними курить, с ними же прогуливался и проводил время в ординаторской, поэтому подумал, что люди, которые следили за ним, решили хоть что-то предпринять, заставить нервничать его еще сильнее. Накахара выдохнул, положил Харуно на ближайшую скамейку и отправил Тачихару за нашатырным спиртом, сам посчитал ее пульс, проверил зрачки на свет, заставил себя успокоиться. — Она говорила, что у нее болел живот с самого утра, — произнес Тачихара, когда Накахара спросил у него, не жаловалась ли Харуно ему на что-нибудь. Он поднес ватку с нашатырем к ее носу, и она вздрогнула, приходя в сознание и непонимающе оглядываясь. Затем поморщилась, положила руку на живот и чуть ли не застонала. — Месячные? Беременность? Гастрит? — Харуно кивнула головой на последнее, что перечислил Накахара из всего, пришедшего в голову. — Что ела утром? — Ничего, — устало сказала она, а Накахара даже не сообразил, что она ему ответила. — Хорошо… Погоди, что? — Харуно начала что-то ему задвигать про интервальное голодание, а Накахара, сильно перенервничавший из-за недавних мыслей, провел ей агрессивную лекцию о диете и о том, что в ее случае нужно питаться каждые три часа, без всяких новомодных голоданий. Затем заставил Тачихару вместе с ней под руку уйти на обед, а сам спрятался в ординаторской, пытаясь отдышаться из-за прилива адреналина, а потом рассказал о случившемся Мидори, вернувшемуся с обхода. Они вместе, словно два старика, обсудили странную моду молодежи на диеты, никак не согласованные с их состоянием здоровья — ну какому нормальному человеку с гастритом могло прийти в голову начать питаться лишь шесть часов в сутки?! Затем отвлекся, потому что Мидори попросил у него консультацию по поводу одного пациента, которому недавно сделали протез. Накахара теперь не вел пациентов, а числился в качестве хирурга, который мог проконсультировать по любым вопросам и проводить разной сложности операции. Ожоговая хирургия являлась его специализацией, но в интернатуре его курировал врач, который заставлял его знать все на свете. Или практически все. В конце рабочего дня он курил вместе с Мидори — теперь он активно подсел на сигареты и даже не испытывал стыда за то, что когда-то бросил курить — и в открытую пялился на следящего за ним человека. Он видел его с самого начала недели и оттого хорошо запомнил на лицо. После этого, уезжая домой, все-таки позвонил отцу и рассказал о слежке. Тот пообещал что-то там предпринять, казался не особо удивленным, но Накахара уже не слушал, ловя приходы. Становилось страшно. Вечером того же дня Дазай пришел к нему на парковку у дома Накахары. Они собирались поехать именно в пятницу, чтобы провести в онсэне целую субботу и утром воскресенья отправиться обратно в Токио. — Со слежкой что? — спросил Дазай после того, как загрузил свою небольшую сумку с нужными вещами в машину. Накахара без интереса пожал плечами: — Рассказал отцу. Надеюсь, он как-то поможет. — Дазай сложил руки на груди, посмотрел на него со скепсисом. — Ты кому-то перешел дорогу? — Накахара лишь устало качнул головой, сел в машину и заявил, что не особо настроен говорить на эту тему. У него впереди — три часа дороги, поэтому он искренне надеялся, что Дазай отвлечет его от неприятных мыслей и заставит хоть немного расслабиться. Дазай сел на пассажирское сиденье, пристегнулся, подключил к аудиосистеме свой телефон и включил музыку, пока Накахара закатывал глаза и выруливал с парковочного места. Накахара надеялся, что они доедут без происшествий. Возможно, зря.