Отрицая судьбу

      Что есть божество? Воплощённая вера, облечённая плотью и текущая ихором. Сверхволя, наделённая разумом. Метафизическое явление, проецирующее себя на реальность. Так ли? Где проходит черта между Кроносом и Зевсом, между Артемидой и её охотницами, между героями и чудовищами? «Выбор», — думает Персис, неотрывно глядя на бездыханного Люка у её ног и рыдающую над его телом Аннабет. Мы все делаем выбор рано или поздно, кем нам быть: простым смертным, героем или же чем-то бо́льшим. Как бы боги ни перекраивали, не подстраивали под себя реальность, факт остаётся неизменным: такими их сотворили люди, силой собственных мыслей и деяний. А сон разума, как известно, рождает чудовищ. «Всё будет напрасно», — шепчет Перси отточенная четырьмя годами квестов, стачек, сражений и потерь интуиция. Словно сквозь пелену доносятся громом слова Зевса о победе Олимпа над армией Кроноса. Раздаются награды и титулы, протяжно стонут флейты и праздничным узором расцветают пеплосы. Боги ликуют, они не понимают, не слышат, уже забывают. Говорят, что люди не меняются, так стоит ли ждать чего-то от порождения коллективного сознания? «Но ведь есть и исключения», — размышляет Персис, вспоминая разговоры с Гермесом и его мольбы о спасении сына. Думая об Аполлоне и его страхе за участь сестры, о горюющей над телом Зои Артемиде. Словно наяву видя глаза отца, пусть и назвавшего её своей ошибкой, но всё же, пусть и в неловкой манере, всячески пытающегося ей помочь. И усталую, тёплую улыбку Гестии в тот момент, когда Перси вручила ей сосуд, хранящий Надежду. А ещё Перси думает о Селене и Чарльзе, о Майкле и Бьянке, об Итане и Крисе, обо всех погибших и пострадавших в кровопролитных боях и схватках за право быть признанными, услышанными. Принятыми. Мало кто из перебежчиков пришёл к Кроносу только из-за его сиятельной личности. Нет, это была битва детей — с родителями, за, против, вместо. «Спасая Олимп или обрекая на гибель», — бьют набатом строки пророчества. Что на самом деле станет гибелью Олимпа — его уничтожение титанами или, возможно, изменение? В чём спасение: в стагнации или в эволюции? Пифии предвосхищают судьбу, Мойры сплетают полотно, но разве не найдётся воли, достаточно сильной для того, чтобы разрубить гордиев узел и переломить ход событий? Вряд ли, мерно гудит божественный ихор в смертной крови, и им вторят едва заметные, словно на грани ощутимые видения. Поражение Урана, свержение Кроноса, падение титанов. В золотистой дымке, незримо для окружающих, проносятся события и года, декады, столетия. Смотри, как это было, как это есть, как будет. Снова и снова, во все времена. Те, кто не знают своей истории, обречены на поражение, ведь та имеет свойство повторяться. Персис, с её дислексией, СДВГ и нелюбовью к мифам, идиоткой себя все-таки не считала. И всегда умела учиться на ошибках, своих или чужих.  Перси Джексон выдыхает и отказывается от предложенного бессмертия в обмен лучшее будущее. Где дети будут знать о своих корнях, где герои перестанут умирать, едва достигнув совершеннолетия, где Пантеон наконец-то будет пребывать в балансе, а раскаявшиеся обретут право на искупление. Боги не меняются, рефреном отдаёт золото виде́ний и шепчет интуиция. Олимп неизменен, а значит, всё напрасно. «Посмотрим», — думает Перси, сталкиваясь на мгновение взглядом с Аполлоном. Синева неба против аквамарина вод: «Пусть Мойры ткут своё полотно, но у судьбы не будет власти надо мной. Нельзя удержать море».  И нельзя укротить океан. Что ж, выбор сделан. Богам придётся измениться, хотят они того или нет. Спасая Олимп или обрекая на гибель? Что же, посмотрим, какой выбор сделают обитатели Олимпа. А Перси подождёт. В конце концов, её роковым недостатком было отнюдь не отсутствие терпения. Она подождёт. Перси уходит, не оборачиваясь, и еле улыбается, ощущая прожигающий спину жадный взгляд. Ей кажется, что чужие глаза пылают золотом вместо привычной синевы небес.