Безумие — оно как гравитация, нужно всего лишь слегка подтолкнуть

Он пробовал воспользоваться маской. Натягивал её и ездил в разных вагонах, оценивая реакцию на себя. Вечером люди в большинстве своём стремились наконец-то забиться в свои крохотные квартирные мирки и едва ли обращали на него внимание. Джек сидел у пыльного окна, стоял у обклеенной рекламными брошюрками двери, у противоположной стенки, не первый раз уже измалёванной по чьей-то милости едкой краской из баллончика. Без толку. Кроме ревущего несколько станций малыша на руках измождённой женщины, какого-то старичка с деревянной клюкой и поблёскивающей при слабом свете энергосберегающих ламп вставной челюстью на Напьера никто не оглянулся. Джек из кожи вон лез, выбирал самые убойные маршруты по Бронксу и Бруклину, тщетно. Либо люди в Нью-Йорке были терпимее к чудикам в масках, либо он опять где-то напортачил. Напьер думал, в очередной раз пристально разглядывая красочную лыбу с зелёными пучками. Пока мысли не особо наклёвывались, он терялся, злился и не мог сосредоточиться в должной мере. Ругался с белой пластмасской, рвал зелёные пучки и успокаивался. Спокойствие ему и впрямь не помешало бы. В погоне за готэмским кошмаром, он устроился разносчиком еды в китайский ресторанчик. Прошлая попытка поработать официантом в более престижном месте едва не увенчалась дракой с нахальным посетителем, заявившим, что ему подали вилку для рыбы, в то время как сам он заказал мясо. «Так отломите от себя кусочек или страшно, что рыба уже давно протухла в банке анчоусов?» — когда мужчина с заплывшим от жира лицом и двумя шариками глаз, больше похожими на мячики для пинг-понга, поднял свою грузную тушу, требуя жалобную книгу, у него вновь сорвало крышу. Джек схватил треклятую вилку и воткнул её в стол между сардельками пальцев посетителя. Чёрт бы побрал эту скуку… Разноси заказы, катайся на метро да получай деньги к своему существованию. Когда он закончит с делом, то обязательно соскочит с должности чужой обслуги и устроится куда-нибудь в фирму по продаже оружия или охранником в банк. Хоть не придётся общаться с людьми, а скуку можно перетерпеть пару разочков. Подождёт, чертовка. — Скучал по мне, приятель? Извини, эта дурында Стейси облажалась с адресами, пришлось мотаться дважды через полгорода. Как ты без меня? Хорошо провёл день? Захлопнув входную дверь, Джек швырнул куртку на диван к маске и включил телевизор, отправившись в кухню, чтобы достать для себя немного еды. Его жильё не отличалось особым порядком: сантехника в ванной время от времени страдала проявлениями плесени или выходила из строя, как и телевизор в гостиной, где на полу вальяжно расположился полосатый ковёр, забрызганный потемневшей со временем кровью; в кухонных шкафчиках стояла посуда от прошлых жильцов, ей Напьер почти не пользовался, времени всё не хватало, иной раз возвращался и заваривал лапшу в пластмассовой упаковке, а тарелки так и пылились без дела; пятнистый от следов кетчупа и горчицы диван и вовсе перекочевал в квартиру от соседей по лестничной площадке, которые хотели его выкинуть, но спустить разбирающуюся в кровать махину с шестого этажа на первый желающих не нашлось; кровать, вот уж что пришлось продать, чтобы рассчитаться за аренду. Её роль в спальне выполнял дряхленький надувной матрас, стоял на случай, если очередная девка по вызову окажется донельзя капризной и к тому же консервативной. Такие редко, но заглядывали в квартиру. После них Джек обычно выпивал таблетки от головной боли. Ночные бабочки улетали, а звон в висках после их визгливых криков мог не сходить часами. Куда лучше журналы или кассеты, те не вопят как драные кошки, которым отдавили хвост. — А теперь к новостям часа. Жители Готэма только успели отойти от леденящего кровь в жилах убийства в метро, как на город обрушилась новая кровавая волна. Местные рыбаки только и успевают вылавливать части тел из воды, заменивших им рыбный улов. Пожары на пристани не прекращаются. Свидетели утверждают, что возгорание спровоцировал мощный взрыв, потопивший несколько грузовых судов и перекинувшийся на рыбацкие лодки, в тот день стоящие на причале. Полиция ведёт расследование. Службы пожарной бригады наравне с ней патрулируют город, с переменным успехом давая отпор бушующей стихие. Пострадавшим оказывается помощь в местном департаменте полиции, репортаж ведёт Элизабет Нильсон, — проговорил диктор на экране. «Так скоро?» — Джек выглянул из кухни, украдкой разглядев кадры на экране телевизора. Кровь, пламя и трупы. Уже не три. Судя по тому, сколько рук и ног выловили рыбаки у побережья, человек, устроивший всё это, решил оторваться на полную катушку. Эта новость взбудоражила самые тёмные мысли Напьера. Работая в полиции, он частенько видел мёртвые обезображенные тела, иногда везло рассматривать их до того, как они успевали остыть на столе патологоанатома. Выколотые глаза, срезанные языки, вскрытая брюшная полость с выпавшими из неё кишками, нож наглухо отбитого извращенца, разворотивший промежность жертвы до степени наступления болевого шока. Новичков выворачивало наизнанку прямо на месте. Некоторых копов не рвало едкой желчью с недавнего завтрака, но вместо этого пробивало на слёзы при виде раскатанного в кровавую лепёшку карапуза, выбежавшего на скоростную магистраль, или молодого парня с фотографией любимой девушки в нагрудном кармане рубашки, зарезанного в переулке. Что только заступившие на службу офицеры, что бывалые детективы — все они порой не выдерживали и сдавали значки, только бы больше не видеть всех ужасов своей работы, обнадёживать себя тем, что мир не заполнен моральными инвалидами и чудовищами ночи. Им было свойственно жалеть семьи убитых и пострадавших, поддерживать по мере следствия тех, у кого член семьи долго числился пропавшим без вести. Джек не чувствовал ничего. Разве что равнодушие к мёртвым и порой отвращение к их ядовито кислому запаху, брезгливо морща нос. «Ну и разит же от него», — на первых порах выпалил тогда ещё офицер вернувшемуся судмеду, когда тот случайно запер его на весь рабочий день в одной комнате со вскрытым телом пожилого мужчины. Напьер не удосужился хотя бы прикрыть мертвеца белой простынью или своим пиджаком, чем вызвал немой шок у сотрудника «подземелья» департамента. Фред, так звали рыжеволосого парня, который был призван установить причину смерти до того, как тело перекочевало бы к патологоанатому, потом весь вечер трезвонил Фейту и после носился за ним всё утро следующего дня, заведённо твердя о том, что один из недавно прибывших — натуральный психопат. Вообще, он оказался не так далёк от истины. Диссоциальное или, как его ещё принято называть, антисоциальное расстройство личности — диагноз, для которого не найдётся баночки выручающих таблеток или сиропа. Лекарства от безразличия вряд ли вообще смогут изобрести в ближайшем времени. Но об этой особенности своего новичка старина Мэти старался умалчивать. Он уверил Фреда в том, что пройдоха Джек просто не спал сутки и поэтому никак не отреагировал на труп. Фреда слова начальства успокоили, он перестал опасливо зыркать на Напьера. А вот Джеку повезло меньше. Фейт хорошенько рявкнул на него и велел вести себя посдержаннее, не пугать других сотрудников. «Не выделяйся. Тебе спокойнее, ко мне не лезут, да и те наконец займутся работой, а не будут пялить на тебя часами», — тогда сказал ему старина Мэти. Будь вместо него иной человек, сообразил бы уволить или показать медикам полицейского «с изюминкой», но Фейт был не из пугливых. Тогда, пару недель назад он цеплялся за Джека, потому что другого такого детектива век не сыщешь. Напьер был незаменим. Отсутствие сопереживания, притупленное чувство вины, едва ощутимая привязанность к кому-либо позволяли ему наряду с рентгеновским зрением раскрывать дела в разы быстрее обычных служивых. Диагноз только способствовал его продуктивной работе. Он видел перед собой преступника, ему было абсолютно чхать чей он отпрыск, есть ли у него любящие семейные, что они испытали, узнав, что натворил этот мистер, выигравший свой счастливый билетик в суд. Преступник на то и преступник, чтобы отвечать за содеянное, раз дал себя повязать. Для Джека он всего лишь один комплект железных браслетов, кипа бумаг и менее чем час допроса, всё же отсутствие сочувствия или иного рода ощущений очень облегчало ему работу с расспросами. Только заступив на службу после учёбы в полицейской академии, Напьер прославился в участке тем, что предлагал другим копам делать ставки, за сколько он выбьет признание у очередного подозреваемого или более детальную информации к делу у виновного. Так он за пару дней сгрёб сумму, значительно превышающую его зарплату за месяц. Более тысячи баксов. Правда, подполью пришёл конец, как только один из проигравших больше всего денег следователей милостиво сдал зазнавшегося щенка академии Фейту. Старина Мэти отвесил хороший подзатыльник новичку, а после ещё неделю заставлял озлобленного на несправедливого комиссара офицера, чьих подчинённых в короткие сроки заставил крутиться меж делами, точно белок в колесе, патрулировать улицы. Нет, ему пришёлся по душе строптивый юнец, таких комиссар почти и не помнил у себя в департаменте, но подрывать дисциплину в участке он не желал, вот и вовсю гонял до потери пульса светловолосого парня с двумя заметными отметинами шрамов на лице. Скрипя зубами, Напьер завязал со своей азартной игрой. А потом, покончив со своим наказанием, поблагодарил комиссара и пригласил вне работы посмотреть баскетбол. Сам он не особо увлекался спортом, но, наблюдая за Фейтом, прознал о нём кое-что и хотел пообщаться. Старина Мэти не отказался, хотя о той прогулке попросил не зарекаться на работе, а то потом участок окончательно превратился бы в псарню. Фейт ведь редко кого хвалил или обращался с достоинством, в основном поддевал да ругал за безделье, а к Напьеру смягчился. Новичок впечатлял его. Это в участке рявкал на него, как на других молодых, а, прогуливаясь вне работы, мог и сказать что-нибудь хорошее. Старый комиссар давно развёлся с женой. Сара бежала далеко к границе с Мексикой, не выдержав его темпа работы. Дочурка Элис, вовсе сменившая имя, вообще покинула страну и только раз в год присылала отцу открытки из разных уголков мира, Фейт её почти не видел. Что касается его старшего сына Майкла, так тот некогда пристрастился к наркотикам во время учёбы и умер от передозировки, захлебнувшись в луже собственной рвоты. В каком-то роде Джек заменял его для Фейта. Комиссар подобрал необычного юнца под своё крыло и по-своему о нём заботился, как мог бы заботиться о сыне, которому пророчил будущее в органах правопорядка. В глазах чересчур чувствительных гражданских подобные Джеку — полные психи, которых срочно требуется изолировать от общества и до конца их дней пичкать таблетками. На деле же психопата или его более падкого на резкие эмоции соседа по диагнозу — социопата можно и не заметить в толпе людей. Не все психопаты являются убийцами, грабителями и насильниками. По количеству преступлений они теряются в тени совершенно адекватных людей. Конечно, были те, кто не хотел играть по общим правилам и в конце концов попадался на краже, убийстве и садился в тюрьму. Совсем единицы представляли реальную угрозу, творили поистине будоражащие вещи и то, не руководствуясь эмоциями, только исключительным интересом, что же будет. Брошенная жена способна убить любовницу мужа, потому что ей невыносима мысль о том, что он больше не принадлежит ей; некоторые религиозные фанатики теряют рассудок, запираясь от избытка веры в высшие силы в подвалах под домом, ожидая, что мир скоро накроет потоп или с неба прилетят инопланетяне, чтобы забрать всех грешников. В мире пылких людских страстей Джек Напьер и ему подобные плыли тенями, огибая повинующихся эмоциям людей. Им не доводилось прогибаться под выпады агрессии, разве что в том случае, когда интересы другого человека слишком сильно граничили с собственными, желания, любви. Они осязали иначе. Напьер за свои добрые три десятка лет не убил ни одного человека, а если бы и убил, то только, чтобы узнать, что будет. Посмотреть, оценить, начнёт ли жертва захлёбываться кровью, звать о помощи или умрёт тихо. Ничего личного, лишь интерес. Также и с кражами. Пусть Джек и балансировал на грани, когда ещё немного и выпрут на улицу, дорвись он до ограбления банка, наверняка бы потом не знал, что делать с деньгами. Ему был важен сам процесс, получаемые ощущения, адреналин, бурлящий в крови, чувство безнаказанности за идеально провёрнутый план. Так или иначе, Напьер прислушался к старческому наставлению комиссара и учился мирно сосуществовать с людьми, стараясь не выдавать своей настоящей натуры. Лишний раз заставлял себя проявить заботу о близких убитых или раненных, мог обнять разрыдавшуюся мать, у которой маньяк отнял любимого ребёнка, поскорбеть вместе с семьёй, чей отец уехал поздно ночью в аэропорт и попал в страшную аварию, угодив в кому. И всё, люди не чувствовали исходящей от него угрозы. Он принимал правила их игры, чтобы его лишний раз не доставали. Ему вдруг понравилось слушать о происшествии. Он улыбался телеэкрану и маске на диване. Брал её на руки и ласково ерошил остатки зелёных пучков, по-детски играясь. Может, они с этим человеком имеют куда больше общего, чем он предполагал изначально. Как бы он хотел его увидеть живьём. А кого его? Кто скрывался под маской? Пока воображение Джека сохраняло образ рекламщика. С фантазией у него частенько бывали нелады, так что лицо под маской оставалось тайной. Он так и сжимал маску, как припёр бы лицом к стенке преступника и сжал руки на его шее. Так, опять же из интереса, как тот бы отреагировал. Вывернулся бы, попробовал ударить его головой или заломленной назад рукой, а, может, ловил бы кайф от бессилия и крепнущего чувства удушья, размякнув в чужих крепких руках, подобно очередной девице с трассы? Ему нравилось думать о нём, вдохновляться им. Джек, сам о том не подозревая, помешался на этом человеке. Для него он был подобен дозе для наркомана, той двоицы, с которой он разбирался у Уолта. А дозу они принимали раз в пару часов. Так и Напьер желал поскорее принять новую. Увидеть новые новости о пожарах, прочитать готэмскую прессу, раз уж кошмар подземки выбрался из неё на поверхность. Что если человек в маске желал нечто большего, чем заявить о себе или защититься? Каковы были его моральные устои? — Вот ччёрт… — у Джека понемногу начинало отдавать в паху от мыслей о нём, его действиях и идеях. Он тоже видел людей насквозь? Напьер сдерживался, чтобы не коснуться себя, глядя на привычно лыбящуюся маску. Он примет душ и угомонится. Рано пока подёргивать на незнакомца, которого он толком не может представить перед собой. Всё равно, что дрочить на человека-невидимку или привидение.