Мороз

Тот же день. Квартира. Рув прикрыл за собой входную дверь. С семейного зала слышалось недовольное ворчание и треск от разрыва обоев. Мальчик прошелся по коридору и встал в дверном проёме, наблюдая, как отец сидит на коленях перед стеной и усердно накладывает напольный плинтус. Тот слышал, как открывается дверь, поэтому не сомневался, что это был Рув и даже не смотрел в его сторону. Мальчик же направился к отцу и сел по его левую сторону. — Ну, чего тебе? Если пришел помогать, то не сиди, сложа ручки, а убирай строительный мусор. Вон, я старые обои порвал, их можешь выбросить вместе со старыми кисточками и использованными баночками с краской. — Да, я уберу. Я хотел тебе кое-что показать. Можешь повесить у себя в кабинете или в месте, где ты чаще всего бываешь? Это важно для меня. Впервые за всё время отец оторвал свой взгляд от плинтусов и повернулся к сыну. Тот сидел рядом и смотрел на него с глазами полными призрачной надежды. — «Что это с ним?» — мужчина недоверчиво покосился на сверток в его руке. — Что ты хочешь мне дать? Что в руке? Он молча протянул бумагу. Мужчина раскрыл её во всю длину и принялся изучать вдоль и поперек, потом вновь взглянул на сына. — И зачем мне этот плакат советского времени? Здорово конечно, что ты нашел такое ценное сокровище, но как оно связано со мной? Повесь у себя в комнате для эстетики — он обратно вложил плакат в руки Руву. — Нет. Он специально для тебя. Повесь в своём кабинете, в спальне, да где угодно, хоть на кухне. Главное, где ты часто бываешь — мальчик переложил плакат на колени отцу. — Ты издеваешься надо мной? — мужчина отложил подальше в сторону жидкий гвоздь, как бы случайно не треснуть им Рува по голове. Мальчик невозмутимо продолжил говорить. — Тогда пообещай, что бросишь курить. Пожалуйста, пообещай мне. Брось не только ради меня, но и ради себя. — Что на тебя нашло… — тот покачал головой и поднялся. — Бери мусор и иди выносить, хватит уже распускать розовые нюни. Рув что-то прошипел и тоже поднялся, раздраженно отрывая пакет и поднимая мусор с пола. Через десять минут стало значительно чище: не валялись непонятные опилки, бумага, обертки, пакеты, пластиковые части, крышки и пробки. Как только входная дверь скрипнула, означая, что кто-то покинул квартиру, мужчина уперся спиной к оконной раме. Он смотрел на выходящий силуэт Рува из подъезда и достал из переднего кармана рабочего комбинезона портсигар, собираясь затянуться сигаретой. Напротив него лежал плакат, что-то гласящий об отказах от пороков. — «Освобождение, значит…» — и положил сверху на плакат железную коробку с сигаретами, усмехаясь самому себе. — «Только из-за тебя, Рув» Прошло три года. Квартира. За все долгие и продолжительные три года Рув и Сарвенте сблизились, стали крепкими друзьями и смогли полностью друг другу довериться. Между ними теперь отсутствовала пропасть и царило полное взаимопонимание. Сегодня был по-настоящему особенный день для этих двоих. Он был предзнаменованием дружбы длинной в три года, а теперь ещё и днем рождением самой Сарвенте. — Так говоришь, вы условились с той девочкой, что день вашей первой встречи будет её днём рожденьем? Вы это на полном серьёзе придумали? — мужчина важно сидел на стуле и потягивал прохладный зеленый чай, с неподдельным интересом смотря на сына. — Да. Всё равно она не помнит, в какой-день родилась, почему бы и нет? Тем более, это дата важна для нас обоих, так я её точно не забуду. Кстати, пап… Ты стал выглядеть значительно лучше и здоровее. Кожа теперь не серая и зубы не покрыты желтым налетом от перегара. Я, правда, рад, что ты бросил курить, это пошло тебе на пользу. Мужчина удручённо приложил ладонь к глазам и покачал головой. — Знал бы ты, каким упорством и совестью мне это далось. Так сложно отказаться от привычки после двадцати лет стажа… Мальчик лишь отмахнулся. Ему не нравилось часто хвалить людей, потому его выкручивало, когда люди сами нарывались на комплименты. Вместо этого он перевёл тему. — Вы больше не встречаетесь с Альсиной. Расстались? — Рув спросил это скучающе, разговоры о любви и отношениях ему хотелось обсуждать в последнюю очередь, но ради приличия можно спросить. — Не сложилось. У неё свои приоритеты на жизнь, у меня свои, и нам не по пути. Ну ничего, нам с тобой и вдвоем хорошо. Правда же? Он проигнорировал риторический вопрос. Поднимаясь со стула, он ещё раз обратил внимание на отца. — Я пойду за подарком для Сарвенте, непонятно что ей вообще требуется. — Иди, иди. И жену свою всё-таки пригласи к нам как-нибудь — на этот выпад мальчик закатил глаз настолько, что глазное яблоко могло сделать оборот вокруг своей оси. Мужчину же позабавила эта юношеская реакция. Рув встал в проходе и захватил деньги, собранные ещё полтора года назад с продажи цветов. За такую природную красоту люди пачками вываливали деньги перед носом Рува, и никто так не догадался сходить самим нарвать цветов задаром. На самом деле, это настораживало. Люди, проживающие здесь далеко не глупые, поэтому такая простая задачка оказалась им не по зубам. Мальчику постоянно приходилось уходить от ответа на вопросы о самих цветах, из какой страны привезли, перекупщик ли он, как долго стоят в вазе. Было странно спрашивать это у ребенка, но вопросы всё равно шли неконтролируемым потоком. Рув открыл дверь и увидел у лифта двух мужчин, которые точно здесь не проживают. Он отступил назад и, хотел было уже закрыть дверь, как его окликнули по имени. — Ой-йей, Рув! Стой-стой, не закрывай — двое мужчин спеша подошли к двери и один из них неловко усмехнулся. — Ты не узнал меня, старичок? Неужели я так плохо выгляжу? Когда они подошли вплотную, можно было разглядеть за спиной первого говорящего вовсе не мужчину, а молодого парня, лет двадцати трех. Услышав возню с разговорами в коридоре, отец вышел и остановился во входном проёме. — О, Гофман! Как давно ты ко мне не заглядывал. Рув, это мой знакомый старик Гофман. Ты его вряд ли запомнил, но он к нам уже приходил — отец пожал руку своего давнему знакомому. — А,тот? — мальчик кивнул на гостя за спиной Гофмана. — А, Нео. Тоже рад видеть, чего в проходе стоять, заходите — от Рува не ускользнуло то, с каким скрипением он произнес имя парня. Тот в свою очередь, словно не слышал враждебности в голосе, он тщательно рассматривал коридор. Аристократичные черты лица придавали его внешнему виду надменности и высокомерности, а голубые глаза осматривали с ног до головы уже Рува. Он не спеша перевел внимание на отца мальчика. — И вас рад видеть, Лекс. На сокращение своего имени отец сжал правый кулак. От Рува и Гофмана это действие не ускользнуло, поэтому самый старший из них решил взять инициативу в свои руки. — Алексей, пустишь нас? А то чего на пороге мнёмся. Да и расслабьтесь. Мы зашли поболтать на пять минут, тут проездом были. — М-м.. Да. Проездом — парень даже не скрывал сарказм и презрение в своем тоне. Отец Рува молча отошел в сторону и впустил гостей. Пока те снимали уличную обувь, отец обратился к Руву. — Ты хотел идти за подарком Сарвенте? Давай, сейчас самое время. А мы посидим, поболтаем. Рув всё это время анализировал диалоги и взаимодействие между этими тремя, но одно он знал точно: парень который пришел с Гофманов явно не питает симпатии к его отцу. Мальчик медленно кивнул и ещё раз посмотрел на гостей. Он встретился с заинтересованным взглядом молодого «аристократа». Рув скривился, даже не заметя этого, а парень усмехнулся и вытащил руку из кармана, сгибая локоть, и показал ему горизонтально ладонь с вытянутыми двумя пальцами: средним и указательным. Мальчик как можно быстрее покинул квартиру, оставляя отца наедине с этими людьми. Нет, он не волнуется за него, он знает, что тот не даст себя в обиду. — «Гофман кажется довольно хорошим человеком. Ему на вид лет пятьдесят, но он друг папы ещё с давнего времени. Вот того брюнета я вижу впервые, кто он? Он не выглядит как человек из этих краев, может, приезжий? Только почему именно с Гофманом? Во что ввязался отец?» — Рув подобрал камень с асфальта и стал крутить в ладони, скучающе осматривая играющим на площадке детей. Приблизительно полгода назад в центре небольшого города построили канцелярский магазин и он сразу набрал популярность. Там продавалась не только атрибутика для школы и творчества, но и мягкие игрушки, различные вкусности, подарочные упаковки и коробки. Рув понятия не имел, что нужно дарить девочкам и что те в свою очередь любят. Местная продавщица посоветовала приобрести среднего по размеру плюшевого попугая розового цвета, а в подарок добавить различные фломастеры хорошего производителя, альбом и шоколад по вкусу, можно даже сладкой газированной воды. Конечно, было бы куда проще, чтобы Сарвенте материализовала это, но такой путь для слабаков, тем более в её день рождение. Женщина помогла упаковать подарок и даже сделала небольшую скидку в честь такого праздника, поэтому на оставшиеся деньги он купил карточную игру «УНО». Теперь с подарочной упаковкой и ярко-розовой лентой он шел прямиком к плантации, но дорога туда займет около получаса. Рув очень давно не бывал в центре города, поэтому он стал для него не узнаваем. Вокруг старого музея собралась толпа людей, которая вела переговоры в довольно агрессивной форме. Естественно потасовка заинтересует каждого, но лучше не лезть в нарастающую гущу событий. Рув встал поодаль, но так, чтобы разговоры были хорошо слышны. Чуть дальше от Рува остановилась молодая девушка, она обратилась к кому-то из толпы. — Что здесь происходит, скажите, пожалуйста? К чему этот митинг? — Помните, здесь раньше был музей народного искусства? Место и землю выкупили, будут обустраивать под свою выгоду. Уже пошел слушок, что это будет торговый центр или местное легальное казино, но это всё враки. Я думаю, будет торговый центр на месте старого музея. А мы возмущаемся, нельзя портить столько драгоценную память и тем более обесценивать её. Хоть он и часто слышал во дворе своего дома рассказы о многих богатых людях, лишенных любого идеала совести, но это было последней каплей. Рув тяжко вздохнул и сильнее натянул кепку от злости. Его вымораживало пофигистическое отношение властей не только к памятникам и культурному наследию в целом, но и вседозволенность влиятельных фигур владеющих огромным денежным капиталом. Он потерялся во времени, сколько простоял и просмотрел на этот митинг. Через полчаса приехала полицейская гвардия, которая стала разгонять митингующих, а особо буйных протестантов садить в машину и увозить с собой. Рув заметил около входа в старинное здание человека в дорогом костюме исшитыми почти невидимыми узорами и в руках с последней версией раскладного телефона. Скорее всего, он и вызвал наряд гвардии, чтобы разобраться с митингом. Бушующее чувство справедливости направило Рува в его сторону. Ему пришлось перейти дорогу и обойти толпу, чтобы добраться до виновника, но близко подходить тоже нельзя. Он достал из рюкзака за спиной газированный напиток. Если он никак не может повлиять на ситуацию, то нужно хотя бы оставить свой след в ней. Мужчина заметил приближающегося мальчика и сложил телефон, убрав вместе с ладонями в карман. Он глядел насмешливо на всю эту потасовку между органами правопорядка и простыми гражданами, и на мальчика тоже. Тот вытянул ладонь вперед, призывая Рува остановиться. — Не подходи ближе, замарашка. Без лишних слов он облил его сладкой водой, а вслед кинул бутылку, угождая в подбородок. На его элегантном костюме красовалось мокрое пятно размером в его грудную клетку, придавая вид замарашки, коим он обозвал Рува. — «В какой же я по счету раз обливаю людей водой? Второй?» — он зло усмехнулся. — За людей, живущих здесь и нашу культуру — он плюнул ему под ноги и развернулся, чтобы бежать, но практически перед его лицом ниоткуда вышел полицейский, который наблюдал за этим происшествием с самого начала. Рув отошел на шаг назад, и развернулся обегать того. По движениям полицейского было явно видно, что он не хотел ловить мальчишку, поэтому делал попытки захвата максимально неаккуратными. По итогу Рув обогнул его и побежал прочь в сторону плантации, а сзади разносился визг этого богатого ушлепка. Он постоянно поворачивал в подворотни, чтобы в случае погони сбить со следа. Кто знает, может поступок Рува настолько ущемил самолюбие этого человека, что тот ещё долго не успокоится. Рув бежал столько, сколько мог. Он уже почти выдохся, но снова был в своем районе и главное теперь он в безопасности. Мальчик обошел продуктовый магазин и вышел на плантацию, на которой сегодня было ветрено. Кажется, отсюда никогда не уходят тучи и ветер, из-за чего пожар никогда не потухает. Он зашел на завод через парадные двери, как делал это уже целый год. Проходя по главному цеху тот вспоминал, как гулял здесь с Сарвенте и как помог ей преодолеть свой страх: выйти на улицу. Люди, приходившие к ней, внедрили, что выход на улицу ей строго-настрого запрещен, иначе её моментально настигнет божья кара в виде удара молнии за непослушание. Они часто исследовали окрестности, но никогда не выбирались в город ради сохранения инкогнито Сарвенте и её здоровья. Девочка стала чаще обитать на первом этаже, её никак не могла отпустить история о запертой комнате на заводе, которую не открыть ни ключом, ни магией. Они оба пытались придумать различные способы: Сарвенте пыталась снести дверь потоком черной материи и создать ключ под замок, а Рув притаскивал лом и другие различные инструменты, но усилия были напрасны, дверь не открыть. Сейчас он поднимался на второй этаж, где его наверняка ждала Сарвенте. Он постучал в уже родную дверь три раза и та отворилась. Девочка предстала перед ним в одном из своих лучших образов, а именно образ её первого появления. Белое платье и не два хвоста, как тогда, а один, потому что повязка от второго теперь находилась у Рува. Ему в лоб прилетела консервированная плоская баночка, практически такая же, как при первой встрече, и с громким гулом упала на пол. — Ой… — она накрыла ладонями губы, ахнув. — Я думала, ты увернешься, а ты как тогда попался… Рувви, что-то случилось? Парень отрицательно махнул головой и протянул упакованную блестящую коробку. — Нет, ничего. С днем рождения. — А-а.. Это мне, правда? Ты так заморочился, что даже сам упаковал, да так красиво? Спасибо, Рув — она кинулась его обнимать, а тот начал отводить голову подальше в сторону, кривясь. — Нет. Мне его упаковала продавщица. Сейчас откроешь или потом? — он смотрел на неё с высоко приподнятыми бровями и со спокойным выражением лица. — Мог бы хоть сейчас сказать, что сам упаковал. Опять прямолинеен, с тобой нельзя идти в тыл к врагу — отшутилась Сарвенте, но тот не понял юмора. Он нахмурился и сел мягкую подкладку около стены. — Почему нельзя? Я отлично храню секреты и не боюсь пыток. Глупость сказала. Сарвенте удрученно покачала головой. — Когда же ты начнешь понимать шутки… — Когда ты начнешь смешно шутить — закончил в иронию мальчик. Девочка показала ему язык, а он развел руками. — Так по-взрослому, Сарв. Любой другой бы уже обиделся на злобную иронию Рува, но только не Сарвенте. Та научилась понимать, когда её друг по-настоящему зло насмехается над чем-либо, а когда говорит безобидные вещи. Она шикнула и принялась с нетерпением распаковывать запечатанный подарок. Сначала она сорвала ленту, а затем и обертку, оставляя на полу производственный мусор. Первым делом она заметила большого розового попугая и выставила перед собой, любуясь тем со всех сторон. — Рув, он прекрасен… Спасибо… — девочка принялась было опять обнимать мальчика, но он отсел подальше вместе с подушкой. — Да иди ты, куда подальше, вредина. Она стала дальше распаковывать по частям подарок и её взор упал на изобилие шоколада самой разной формы, вкуса и цвета. И белый воздушный, и молочный, и черный с миндалем и вафлей, и с кокосовой стружкой. Она сразу принялась раскрывать обертку белого шоколада и отломив первый ряд квадратиков протянула Руву. — Держи. Это тебе. Рув сильнее натянул кепку, но всё же принял шоколад, чем вызвал недоумение Сарвенте. — Ты что, смущаешься? Зачем ты кепку натягиваешь? — Просто натянул, ешь шоколад молча. Слышала такое выражение, как: «Когда я ем, я глух и нем»? Вот соответствуй — он стал намеренно громко пережевывать шоколад и ещё больше раззадорил девочку. Она ухмыльнулась себе и радостно подпрыгнула на месте, когда увидела на дне коробки альбом с фломастерами. — Давай порисуем! Рув махнул рукой. — Не умею и не хочу. Она смотрела на него, буравя взглядом. — И всё-таки, что-то случилось, пока ты шел ко мне. Ты можешь мне расска- Он сам неожиданно для себя перебил её. — Ничего не произошло. Просто я в который раз убедился, что не могу переносить богатых, заносчивых, самомнительных людей. Хотелось бы всех их одновременно уничтожить мучительной пыткой — голос прозвучал отчужденно, будто он нехотя это сказал. — Ты не можешь распоряжаться чужими жизнями вот так просто, это неправильно. Абсолютно неправильно. У тебя нет такого права. — она замолчала, после неуверенно продолжив. — Ты не даровал её никому, чтобы её просто так отбирать… Даже человек, который обречен, имеет право на жизнь. Ведь жизнь это ценный дар и она у нас единственная... — Сарвенте отвела взгляд и скрестила руки. На её лице смешались эмоции осуждения и задумчивости. Рув, первое время наблюдавший за этим монологом молча, усмехнулся. — Не злись на меня, просто это мое понимание. Давай лучше игранем в «Правда или Желание»? — девочка ещё смотрела на него со смесью огорчения от услышанного, но сразу же ответила да. — Тогда я начинаю. Я выбираю желание. По её лицу пробежала тень чего-то дьявольского, коварного. — Тогда нарисуй меня и себя. Сейчас же. В этом альбоме. Рув уже пожалел о том, что предложил эту затею, но, тем не менее, взял фломастер и начал водить по бумаге кругами, иногда поглядывая на Сарвенте. Та сидела, не шевелясь. Через десять минут портрет был готов. — Это просто прекрасно! У тебя талант. А у меня также как и на рисунке уехал глаз левее, и в жизни я такая же полная? — она с сомнением посмотрела на того. — Да не ты полная, просто платье пышное. Я не знал, как показать. И ничего здесь нет прекрасного, давай дальше. Правда, желание? — Правда? — неуверенно ответила Сарвенте. — Какое бы животное ты хотела иметь? — Рув зевнул и улегся напротив девочки. — Ну, наверное, собаку. Я видела много собак, но больше всего мне нравятся такие собаки, как… Как же их называют, подскажи. На букву х… — Хаски? — тот встрепенулся. — Да! Я постоянно путаю их с Хортами*... Мне так нравятся Хаски! У них самые умные и красивые глаза, а ещё они безумно игривые и шкодные, с такими никогда не соскучишься. Хотелось бы иметь свою Хаски... — Я тоже всегда хотел Хаски, но нам квартира не позволяет её содержать. И с ней нужно часто гулять, а я всё ещё порою забываю некоторые вещи. Могу забыть её покормить или ещё чего, а отца последний год вообще дома не бывает. Приходит только спустя трое суток и сразу же ложится спать, мы толком не разговариваем — он говорил об этом, как о чем-то нормальном, обыденном. Сарвенте удрученно покачала головой. — Главное, он больше не подвергается влиянию вредных привычек. Всегда приходится чем-то жертвовать, войну нельзя победить, ничем не пожертвовав. Кстати, что у тебя с памятью? Тебе помогла терапия? Правда или желание? — Да, терапия мне однозначно помогла, было сложно, но мы справились. Я уже потерял всю веру, но отец боролся за меня до конца. Сейчас ещё есть грешки в памяти, например, я не помню, что происходило в прошлом году. А так мне уже лучше. Выбираю правду. — Ты когда-нибудь мне врал? — без раздумий спросила Сарвенте. Мальчик мгновенно посерьезнел и замолчал, обдумывая вопрос. Потом тихо, но уверенно добавил. — Да. — В чем врал? Как? — Это уже другой вопрос. На первый я ответил правду. Девочка продолжила, есть шоколад, и улыбаться. — Да-да, ты прав. Справедливо. Я выбираю желание. Рув на некоторое время умолк. Он подпер подбородок ладонью, а локтем уперся в колено. Его голос звучал особенно грустно сейчас. — Хорошо. Я скажу правду. Я срывал твои цветы на протяжении этих трёх лет, но не говорил тебе об этом. Да, мне жаль. Я сожалею об этом проступке, но понимаешь, в твоих цветах есть что-то магическое. Один раз их сорвешь и больше не можешь остановиться… только если уехать из города или забыть об этом месте. Прости. — Что ты… — она так глупо нахмурилась, словно не поняла о чем идет речь. — Рув? Извини, ты сейчас серьезно? — она пыталась найти в его глазах ответ на свой вопрос, но он не смотрел на неё. — И что ты с ними делал?... — Я их продавал. Люди разбирали их как диковинное лакомство, словно впервые видят подобные цветы. Это был хороший заработок. Я не хочу тебе врать, поэтому говорю прямо — из груди вырвался тяжкий протяжный вздох. — Как жаль, что ты сейчас не врёшь — из глаз полились слезы, которые она стала беспорядочно вытирать тыльной стороной ладони. — Это я взращивала все эти тюльпаны на протяжении многих лет, я… Понимаешь, если я взращу одну тысячу тюльпанов и помогу людям найти свет, то наконец-то избавлюсь от своего проклятия. И я бы снова вернулась туда, где мне место быть… Но ты рушишь всё, что я сделала! Но и это не самое ужасное. Те, кто срывает цветы с этой поляны будут идти по дороге жизни с неудачей... — она злилась на него и из-за этого её щеки краснели. — Я же извинился. Мне, правда, жаль — он впервые поднял на неё глаза за весь диалог. — Ты же знал, как они мне дороги. Для меня это равносильно предательству. Уходи, пожалуйста… — она продолжала горько всхлипывать и придерживать ладонью губы, подавляя рыдания. Рув поднялся и посмотрел на неё с высоты своего роста. — Мне жаль… Воздух вокруг них завибрировал, камешки с консервами затряслись, словно от лихорадки. Из-под бетонного пола стала проступать черная как уголь смола, тягучая и липкая, но одновременно и не существующая во времени. Рув сразу же провалился сквозь неё, видимо Сарвенте решила моментально проводить обидчика. Рув прошел сквозь темную материю времени, и его выбросило из бетонного пола прямо перед квартирой. В ушах стоял звон и сердцебиение, кроме этого он больше ничего не слышал. — «Её магические трюки уже давно перестали удивлять, но сейчас было по-настоящему волнительно» — Рув с трудом переводил дыхание. Реакция неподготовленного организма на неожиданную перегрузку в 7G*** сделало свое дело. Мальчик зашел в квартиру, но никого там не обнаружил, только три чашки стояло на кухонном столе и пара блюдечек. Видимо, они ушли относительно недавно, но это интересовало в последнюю очередь. Сейчас было совершенно не до этого. Он прошёл в свою комнату и распластался на полу, всё ещё пытаясь отдышаться. На следующий день Рув застал завод в ужаснейшем состоянии. Проломы в бетонных стенах, разрушенные и сгнившие деревянные панели на входе, лоза и остальная растительность разрасталась в проёмах, а лестница и вовсе была разрушена, на второй этаж было не подняться. Но и делать это необязательно, всё предельно ясно. Сарвенте здесь нет. Мальчик приходил и на следующий день, и на последующий, но Сарвенте не появлялась. Она навсегда покинула свой дом и возможно никогда сюда не вернётся. -------------------------------------------------------------------- Перегрузка (7G) — G это ускорение свободного падения на Земле, равно 9,8 м\с^2. Перегрузка - отношение испытываемого ускорения к 9,8. (например, в 7 раз увеличенное)