Нежданная альтернатива

Хмурый зал, тонущий в отчуждённой темноте и разворачивающийся по обе руки от Мечислава, уходил в безучастные комнаты с историей, запертой в них. Музей был подобен лабиринту, где артефакты, за которые убивали и которые сами некогда становились орудиями убийства, безучастно лежали среди доказательств любви, преданности, ностальгии по былому. В помещении зажглись редкие источники света, видимо, заработал аварийный генератор. Это не помогало. Свет изменил правила игры, сделав темноту в разы опаснее. В любом лабиринте должен быть свой монстр, будь это подземелье минотавра с тварью, порождённой грехом Пасифаи или торфяной дорожкой, скрывающей безумие как творца, так и случайных посетителей — заложников невыразимого хаоса и панического страха в отсутствии выхода. Монстр впереди был его собственным грехом — несовершенный антидот, введённый без поправки на видоизменённый патоген, превратил милую и загноблённую девочку в уродливую рептилию. Так уже бывало раньше: и полутёмные коридоры, где источник света уже не кажется душеспасительным маяком, а открывает то, что лучше бы не видеть, и ящеры — побочный продукт, появляющийся не так часто, но всё же пугающий. Стилински вскрывал таких: и мужчин, и женщин, и детей. С детьми было сложнее всего не из-за морали — ведь биохимик работал с обречёнными на смерть коматозниками, — вся сложность заключалась в том, что из-за большого количества стволовых клеток особи в ювенильном состоянии не заканчивали трансмутацию. Уже через пару часов конвульсий они безвольно валились на кровать с отслаивающимися кусками тканей, сползающих с мёртвых тел ослизшими ошмётками, с органами, не подходящими телам. Иногда в их бронхах прорастали роговые пластины, которые должны были находиться в основании трахеи и перекрывать доступ воздуха при погружении в воду, а иногда он находил молочные зубы в их желудках. Глотательный рефлекс не срабатывал в состоянии комы, следовательно, эти костные структуры прорастали прямо внутри органа. У взрослых дела обстояли лучше — они или умирали на месте или начинали реагировать на свет, но не более того. Ещё тогда он отметил, что женские особи этого подвида имеют не только ядовитые железы в основании когтей, но и на кончике хвоста, представленный хрящевой тканью с раздельным сегментированием. То есть, они сбрасывали хвост как прыткие ящерицы. Грудь и молочные железы, как шею и живот, закрывали подвижные подкожные костные пластины, что добавляло им гибкости и ловкости, если бы они не находились в коматозном состоянии. На травмы неокортекса они не реагировали — повреждённая часть головного мозга отрастала за месяц, но травмы продолговатого мозга всё ещё были летальными. Сейчас он не знал, что было милосерднее — смерть Эрики в больнице или жизнь, разделённая с чудовищем внутри неё. Рептилия ползла по стене, оставляя грязный красный след и оттирая шелушащуюся краску ошмётками сегодняшней одежды. Когда ящерица прыгнула в сторону новоприбывших, Мечислав невольно отправил её вглубь коридора, как когда-то впечатал Дерека в стену. Сзади послышался удивлённый вздох.  — Рейес. — Негромко констатировала Лидия из-за спины Стилински. — Боже мой, это реально Рейес.  — Это была Эрика. — Ответила Эллисон. — Я думаю, мне нужно позвонить семье.  — Они же её убьют. — Напомнил о себе Скотт. — Опомнись, ты же недавно навещала её в больнице. Это же наша лузерша-Эрика. Ты сможешь убить её?  — Я всего лишь доделаю то, что не смог сделать наш доморощенный гений со среднего ряда. — Огрызнулась охотница. — Или ты хочешь сдать Эрику ему на опыты? Мечислав не стал слушать дальше. Он направился туда, куда отправил Эрику. Там, за массивной колонной, секунду назад раздался звон стекла, но обнаружил медик только разбросанные фрагменты диорамы города, с тонкой дорожкой кровавых капель, опалесцирующих в лунном свете, смешанном с мягким сечением ламп. Впереди были трупы. Пара полицейских с осколками рёбер, торчащими из груди сквозь форму после сильного удара об пол, охранник с головой, задранной назад под прямым углом, сидящий за столом. Пожилому человеку разрезало трахею, отчего сухожилия отвратительно натянулись, словно струны на гитаре со сломанным грифом. Вероятно, близнецы, которых они видели ранее, выжили только по причине своей природы, и Стилински был рад, что ещё не видел ни одну каниму в действии. Голоса за колонной перешёптывались и перемещались — его попутчики исследовали помещение.  — Ты можешь её учуять? — Спросила Эллисон Скотта откуда-то сзади.  — Здесь много крови разных людей. — Ответил голос Скотта, приближающийся к биохимику. — Не уверен, что Эрика до сих пор пахнет собой.  — Если бы канима хотела убить нас, она вряд ли просто ушла бы. — Голос частично перекрывался шорохом одежды. — Итан дышит, но на свет не реагирует. Странно это. Смотри, порез на щеке отсвечивает.  — Что, Лидия, это уже не «Эрика»? — С вызовом спросила охотница, подходя к тому месту, откуда Мартин уже направлялась в сторону Мечислава. — И где теперь твоя идея о новом кодексе?  — Она никуда не делась. Мы всё ещё не можем… — Мартин запнулась, рефлекторно закрыв рот. Вероятно, она увидела тела. — Я… Я не знаю, что сказать. Это неправильно. Все эти люди не заслужили такого, но если Эрика не осознаёт себя, то её просто использовали. Да и это же вздор — как наша Эрика могла сделать такое? Она же раздавила их как упаковочную плёнку. Но при этом не напала на нас.  — И это твоя логика? — Вспылила Арджент, подходя к Лидии. — Если псих с бензопилой не напал на тебя, он хороший? Или террорист, который подорвал больницу, но не задел твою палату, то он не виновный? Арджент замерла как вкопанная.  — Твою мать. Я не хочу быть охотницей, но такие… Вещи нельзя оставлять без внимания.  — Если бы это сделал Скотт, ты бы его убила? — Банши закрыла глаза почти оторванной голове сторожа и пронзительно посмотрела на подругу.  — Лидия, это другое. — Вмешался в диалог голос Маккола из-за колонны. — Я никого не убивал.  — Какое «другое», если ты пытался, Скотт? И Эллисон тебе в этом помогла. — Спросил Мечислав друга, проходя дальше, где листы, вырванные из книг и документация пропитывались багровым. — Эллисон действительно неправа относительно определения вины, но у нас снаружи — спящие полицейские, внутри — трупы и Эрика. Мы уже не на экскурсии.  — Может, просто уйдём отсюда? — Предложил Маккол. — Выпьем, помолчим, ляжем спать и сделаем вид, что этого не было. Стилински обернулся и увидел, как глаза недавнего ребёнка, впервые увидевшего отвратительное лицо бесповоротной смерти, обеспокоенно светятся в темноте.  — Меньше, чем через неделю полнолуние. Ты уже сейчас чувствуешь кровь. Она вызывает чувство голода? Тебе хочется почесать зубы о кость? Это как с девственностью — даже если тебе не понравилось в первый раз, чистота уже не вернётся. И, между прочим, ты стоишь в луже крови. Её лучше залить отбеливателем, чтобы шериф спал спокойнее, отправляя меня к тебе в гости. Скотт брезгливо посмотрел на подошвы кроссовок, затем пожал плечами и прошёл мимо трупов. В темноте зала, лишь отчасти разгоняемой светом фонарей, тишина казалась плотной, будто её можно было разрезать ножом и складывать в коробки с экспонатами. Его одноклассники — обычные испуганные дети, и не могли выдавить из себя ни звука. В такие моменты Мечислав жалел, что с ним они, а не Кейт и Дженнифер. Или Дерек с Лорой. Ему показалось, что будь здесь Дерек, он бы успокоил старшеклассников, так как у самого Мечислава это получалось из рук вон плохо. Вензеля лепнины, обрамляющей стены, строгие рамы картин, пьедесталы с древними орудиями пыток, отвоёванные у темноты, внезапно осветились лампой под потолком и снова погрузилась во мрак. Скорее всего, Эрика отключила аварийный генератор. Вопрос только, зачем. Зрачки у каним в коме реагировали на свет — примитивная реакция таких же примитивных участков мозга. Разбитые стёкла, закрывающие экспонаты. Как это могло быть связано и зачем вообще связывать такие вещи? Мечислав поднял с пола осколок стекла и, слегка покрутив в руке, увидел проблеск своего отражения. Бинго. Внезапно оттуда, откуда они пришли, послышался стук когтей о камень, стремительно приближающийся к ним, и спустя мгновение Эллисон оказалась на полу. Хаос лучей, устремлённых на источник звука, временно ослепил медика, но он смог увидеть болотно-зелёную кожу Рейес, сидящей на Эллисон. Реакция Скотта была недостаточно хорошей, чтобы ударить вовремя, и хвост, обвившийся вокруг его ноги, резко крутанулся в другую сторону, впечатав оборотня в стену. Мечислав попытался сделать хоть что-то, но место разреза, убившего его предыдущее тело, обожгло болью, словно была сорвана старая повязка. Они были у цели.  — Эрика! — Лидия закричала пронзительно и заунывно, на грани воя, а затем снова стало тихо. Рейес, до этого закрывавшая Эллисон своим телом, была сброшена охотницей и попыталась закончить начатое, но Скотт, обратившийся и не контролирующий себя, уже сжал горло ящерицы со спины. Захрустели роговые пластины.  — Хватит. — Переведя дух, начала охотница. — Ты её убиваешь. Скотт? Маккол не отпускал, безучастно наблюдая, как оглушённая ящерица барахтается в его руках над полом, как извивается неправильное тело, как длинный и тонкий хвост, вооружённый лезвием, раз за разом прорывает ткань штанов у икры беты и оставляет слабо светящиеся в темноте порезы. По шее рептилоида к груди тянулась тонкая струя крови из пореза, оставленного когтями, когда зелень начала уступать телесному цвету. Мир перед глазами Мечислава шатался, будто сейчас опасная темнота стала мягче ваты и легче шёлка. Он даже не понимал, что идёт, пока не повернул голову Скотта в сторону Арджент, однако, глаза беты всё ещё сверлили свою добычу.  — Эллисон жива. — Прошептал медик всё ещё рычащему Скотту. — Отпусти её, пожалуйста. Ещё немного и ты станешь убийцей.  — Он прав. — Бросила Эллисон. — Отпусти её, пожалуйста. Теперь в руках Маккола билась просто Эрика, тщетно пытающаяся разомкнуть железную хватку одноклассника. Ужас и немая мольба в её взгляде заставили Мечислава порадоваться, что Скотт не видит этого. Со стороны входа вовремя послышался громкий и злой рык альфы, что заставило Маккола повиноваться. Эрика упала на пол и разразилась приступом кашля, хрипло вдыхая воздух, и Лидия, как могла, подобралась к ней.  — Какой бардак. Я как знала, что мы приедем убирать. Вы забыли очистить память полиции, молодой человек. — Дженнифер остановилась в дверях и зажала нос, резко вскинув голову. — Чёрт, как здесь фонит. Кто открыл хранилище? Дерек, идущий сзади, смерил Блейк недоверчивым взглядом и сверкнул глазами в сторону Маккола.  — Что здесь произошло, кроме кучи трупов и альф?  — Выброс энергии. — Прогундосила со стороны входа Дженнифер. — Знаешь о поле Вале-Гажос? Здесь словно вторая Хиросима, вон как тех ребят размазало.  — Размазало? — Переспросил Мечислав, непонимающе глядя то на учительницу, то на Эрику.  — Разве ты не чувствуешь? — Удивилась Дженнифер. — Хранилища резонируют, когда реальность внутри их периметра становится менее реальной. Показатели поля падают внутри, а по периметру — наоборот. Просто кто-то открыл хранилище, когда в городе есть прорыв.  — Сейчас здесь безопасно? — Спросила Лидия.  — Да, конечно. — Спокойно сказала Блейк. — Избыток энергии стабилизировал разрыв и сейчас поле приходит в норму. Это похоже на диффузию, где мы — чаинки под кубиком сахара. Но лучевой болезни у нас не будет, не волнуйтесь. Мечислав привалился к стене, наблюдая, как Дерек и Лидия усаживают Эрику, а Эллисон что-то шепчет Скотту, успокаивающе поглаживая его по шее. От одного взгляда Дерека на пару охотницы и оборотня Стилински стало тошно и он пошёл дальше, в зал с открытым люком, возле которого лежала бобина, украденная Эрикой из домика на озере. Люк в полу, ведущий к хранилищу Арджент, был открыт, а проём остался словно выбитым изнутри. Медик вошёл внутрь, пытаясь побороть тошноту, когда кто-то осторожно протянул ему каменную маску из-за спины.  — Спасибо, Дженнифер.  — Обращайся. В них легче. Просто приложи к лицу. Мечислав послушал совет приятельницы, и мир снова стал ярче. Даже в темноте ему не нужен был фонарик — медик прекрасно видел картины и фотографии прежних Визионеров. Там была и последняя фотография, которую показал ему Джерард.  — «Anonymi Narratio de quinque judicibus», — гласила большая и толстая книга, совсем не покрытая пылью, — «Сказка о пяти Судьях».  — Почти без акцента, молодец. — Заметила Дженнифер. — Ты был бы хорошим медиком.  — Не смешно. Ты знала об этом?  — В моём мире такого точно не было. Ты сам думал, почему в этом мире всё настолько по-другому?  — В моём мире всё наоборот. Мы с Кейт были очень близки.  — А сегодня Дерек видел её в сумасшедшем доме из-за тебя.  — Ты говорила о прорыве. Это то, о чём я думаю?  — Возможно. — Пожала плечами учительница. — Возле Неметонов трансцендентность и реальность накладываются друг на друга. Если прорыв случился неподалёку, неудивительно, что это хранилище среагировало и мы, как дараки, чувствуем это — мир хочет избавиться от нас, а все наши способности являются не более, чем несовместимостью с реальностью, вот она и глючит.  — И что ты чувствуешь, глядя на фотографии той Дженнифер, в которой ты сейчас живёшь?  — Я в ней не живу. — Поправила Блейк. — Реальности удобнее вписать меня в своё пространство именно так. Этот мир помнит моего сиблинга так, потому я так выгляжу. Это морок. Я та ещё старая кляча.  — А я — пережаренная и выпотрошенная волчатина. Что делать будем?  — Жить, пока можем. — Прошептала Блейк на грани слышимости. — Потом домой. И, кажется, твой исходник проснулся. Вас теперь двое в одном пространстве, потому времени мало.  — И как ты это определила?  — Я была дараком подольше твоего, я знаю лучше. Это и был прорыв. — Дженнифер прислушалась к шуму наверху и выудила из внутреннего кармана зип-пакет с какой-то непонятной кашей. — Там на Маккола подействовал яд Рейес. Пойду я. Мечислав тяжело вздохнул, поправляя волосы. Он обходил стеллажи с реликвиями, вглядываясь в вырезки из газет, старые улики, бумаги, доказывавшие акты о взяточничестве, банковские счета на много поколений назад. К огромному удивлению Мечислава, в папке Джерарда нашлась информация о том, что Талия Хейл стала бесплодной после рождения первого ребёнка вне брака, а Дерек и Кора были ею воспитаны после уничтожения нескольких стай, живущих не по Кодексу. На всякий случай, он надёжно спрятал эти бумаги и пошёл дальше, пока не увидел знаки на стенах. Скорее всего, хранилища были соединены переходами как кольцо адронного коллайдера, потому медик приложил руку к лепнине в форме уробороса, и кольцо, подаренное дедом, укусило его, выпустив хвост. Уроборос на стене последовал примеру своего миниатюрного собрата и, расцепив зубы, растянулся, да так, что в стене открылся проход. Лучше бы Мечислав его не открывал. Перед ним на стеллажах стояли ровные ряды колб, в которых плавали эмбрионы. Десятки колб с зародышами на разных стадиях эмбриогенеза. Были как совсем крошечные, так и сформированные, с крохотными ручками и ножками, плавающими в мутном консерванте с отслаивающимися от времени кожными покровами, клубящимися вокруг них. Внизу, уже английскими буквами, была озаглавлена книга «Проклятие семьи Арджент» — по факту, большой каталог эмбрионов, где каждый имел определённый год абортации и родительскую пару. Каждый Арджент имел мёртвого близнеца, и у его родителей больше не было детей. В том числе, последней значилась пара «Кристофер Арджент Х Виктория Вале» и их безымянный плод, а предпоследний были «Кейт Арджент Х Дерек Хейл» и два плода «Роза и Финн Хейл». Дальше дважды шли пары с Джерардом, но Мечислав не хотел читать — то, что он делал, было плохо, но необходимо, а эта коллекция была каким-то отдельным видом психотравматического опыта. Колбы, стоящие рядом с ним, озарились светом фонаря и медик обернулся, тщетно стараясь рассмотреть вошедшего.  — Подвинься.  — Дерек, тебе сюда нельзя.  — Я сказал, подвинься.  — Может, расскажешь, как прошёл день? — Как можно спросил медик, на что лишь получил тяжёлый взгляд.  — Я разорву тебе горло. Свет фонаря приближался, вызывая поток хаотичных мыслей.  — Стой там. Здесь же всё из лунного камня.  — Ты физически слабее меня.  — Я не… Договорить Мечислав уже не смог, Дерек просто отпихнул его. Оборотень прерывисто вздохнул и взял в руки две предпоследние колбы с отмеченным годом.  — Вот и ты посмотрел на мои скелеты в шкафу, подопытный. — Голос Дерека, до этого наполненный гневом, дрогнул и стал безэмоциональным. — И второй раз без моего разрешения. А теперь иди наверх, там твой выводок бесится.  — Они разберутся.  — Чёрт побери, Стайлз, здесь же мои дети спят! Разве не ясно, что я должен быть с ними?  — Тебе лучше не оставаться одному в таком состоянии.  — Я не один. Разве не видишь? Все вокруг знают, как лучше. Может, хоть ты не будешь указывать? И так тошно. Дерек сел на пол, бережно поглаживая залапанное стекло, а потом невесело усмехнулся, не отрывая мутного взгляда от колбы.  — Знаешь, а мы действительно любили друг друга. Выбирали им имена. Плюнули на байки о проклятии. Сначала я думал, что что-то не так, пока не понял, что слышу сразу два меленьких сердечка. Потом Кейт пропала, а когда появилась, я их уже не слышал. Так когда именно мне стоило послушать чей-то совет? Дерек ненавязчиво качнул рукой, укачивая эмбрионы, но вместо этого у одного с руки слезла кожа.  — Если в мире нет ничего правильного, может, лучше выбрать вариант, при котором ничего не теряешь? — Мечислав сел напротив, пытаясь заглянуть в лицо альфы. — Хотя и это — то ещё прокрустово ложе.  — Как тогда жить? Одному.  — Иногда одному быть лучше. Но это не касается тех, без кого совсем не получается. Дашь мне подержать этого малыша?  — Малышку, она девочка.  — Как ты знаешь? Там же всё непонятно.  — Просто знаю. — Хмыкнул Хейл. — Это же мои дети. Только не разбуди Розу, она будет плакать.  — Никогда не держал детей, но постараюсь не разбудить. Мечислав не видел лица Дерека, но вместо того, чтобы передать колбу, оборотень, склонившись, спрятал лицо у шеи медика и заорал хриплым, сорванным голосом. Щетина колола за ухом, но Стилински обнял широкую спину чужого Дерека, беспорядочно сокращающуюся в спазмах.  — Да что за день. Твою мать. Питер, потом ты. Потом вернулся, Кейт. Потом ты и дети. Почему ты вечно там, где хреновее всего?  — Потому что я хочу жить. И помочь тебе.  — Это когда ты меня в подвале запер?  — Да, вспоминай мне это до гробовой доски. Тёплая рука обернулась вокруг поясницы и крепко прижала Мечислава к телу Дерека.  — Просто посиди со мной немного, хорошо? Ты достаточно реальный для этого. Ты существуешь.  — Как там Питер?  — Иди к чёрту. Метафорически.