Через тернии к звёздам

Жизнь – сука, ребятки, так что, троечники, без обид. Фраза университетского философа для студентов тогдашнего первого курса показалась жестокой насмешкой, в частности тем, у кого та самая тройка и была. Меня спасло лишь чудо и Сократ, о котором я позже никогда не вспоминала. Аристотельская «Метафизика», что подруга-любительница-вызовов с воплями пыталась осилить, тот же самый философ, культурно материвший книгу и разболевшуюся после неё голову — не привлекала. Да и философствовать я не любила, считала, что ни к чему. А что делаю сейчас? Провожу никому ненужную рефлексию о потерянном времени, незавершённых делах и неисполненных желаниях. Ругаю за тупые шутки о смерти в раннем возрасте и часто повторяемую фразу: «ну, хоть сессию сдавать не буду». Уж лучше бы сдавала, правда. «Ученье – свет, а не ученье – тьма» - говорила мама. Поразительно, говорила я и отключалась, чтобы с задранным к потолку подбородком идти в универ и едва ли не драться за возможность получить автомат и жалкие крохи баллов. Мы топили друг друга, цеплялись к любой мелочи и устраивали скандалы из-за того, что кому-то поставили больше баллов чем тебе. И если кто-то думал, что на такое способны только девушки, то я разочарую. Мальчики, как оказалось, интриги проворачивали на уровне рыжеволосой султанши и крысами были похлеще Хвоста, за спинами одногруппников подходя к преподам и посылая нахуй распределение между группами. Ну да, так ведь проще. По-скотски? Да. А иначе ведь никак. Я сама так поступала, сама звонила и договаривалась за практики, искала готовые ответы на билеты и тесты, подходила для дополнительных заданий и всё делала тихо, без лишнего шума. Сколько лестных отзывов я получала от таких же как я, иногда сбиваясь со счёта. И после это стало нормой. Характер с каждым годом становился тяжелее, сарказма и яда всё больше. Современные реалии отличались от действительности союза, где мораль и уважение в большинстве своём прививались с детства. Родители пытались, правда, да и то лишь в нулевых, пока от советских нравов ещё хоть что-то оставалось. А после лишь жаловались, что у их ребёнка не прорезался голос. Прорезался, пап, только вот ты этого не замечал, предпочитая верить, что я всё та же мелкая сопля, дрожащая от чужого яда. Прорезался, мам, да только ты сама видела и знала, насколько грубой могла оказаться твоя младшая дочь. Сама, в тайне от всех, рассказывала о том, что словами ранить можно сильнее и не гнушалась демонстрировать это при мне на других. Ты видела меня, а не болезненного ребёнка, что большую часть жизни жил в больнице, а не в собственном доме. В больнице и умерла, не дожив даже до тридцати. Прихватило сердце, удивительно. Племянник полез за печеньем и упал. Всё что смогла запомнить. Дальше темно. Собственной семьи у меня не было, да и заводить не планировала. Отношения у большинства знакомых мне девушек были какими-то абьюзерными, где их партнёры запрещали в большинстве своём едва ли не всё, постоянно названивали и писали смс через какое время они должны быть дома. Они терпели, порой рассказывали об этом с улыбкой, как будто о каком-то достижении. Глупо. Максимум тупо. Хотелось крикнуть, что они не реабилитационный центр для мужчин с какими-либо отклонениями. Люди не проект, который можно так просто изменить и переделать. Человеку нужен человек, а не придуманный им образ или виденье. Такие отношение раздражают. Раздражает, когда для человека ты делаешь едва ли всё, а по итогу он никогда не скажет тебе ебанного «спасибо». Бесит.  Может видя такую действительность отношений, я их и не хотела? Или же просто сама не была готова к тому, что заботиться нужно будет не только о себе любимой? Не знаю. Да и вряд ли когда-нибудь пойму. Какой смысл трупу думать об этом? Разве что жалеть себя и думать о том какая я несчастная, раз в свои двадцать один даже не целовалась и не спала ни с кем. Мда, кто-то говорил, что это позор. Хотя позором, лично для меня, являлось стремление мелких подростков к сексуальной жизни, где девственности лишались лет в тринадцать и после начинался цирк в виде программы «Беременна в шестнадцать» или «Пусть говорят», часто просматриваемых бабушкой по вечерам.  Мама проявляла удивительную наблюдательность, стоило только заставке программ появится на экране, она мгновенно находила пульт и переключала каналы. Обычно, пульт искала я, а после закатывала глаза из-за излюбленного фокуса «предмет вроде есть, а вроде и нет». Обучилась ли я сему искусству? Раз под конец жизни использовала её же слова против неё, значит да. И голос Северуса в голове с его знаменитой фразой заставил согнуться в три погибели от неудержимого хохота. Сейчас смеяться не хотелось. Ни старухи с косой тебе, ни Ричингса с серпом. Ни Рая, ни Ада. И даже Чистилище, о котором ты писал, Данте, тоже нет. Умирать страшно. Конечности слабые, безвольные. Я будто марионетка с только обрезанными нитями. Тихий щелчок и падаю, разбиваясь на тысячи и десятки тысяч осколков. Не понимаю почему так сложно поднять стопу на высоту спичечного коробка. Почти двадцать два, а ногами переставляю подобно старым бабушкам на лавке возле подъезда. Тяжело. Каждый шаг титанический труд. А меня еще просят и встать. На мгновение, когда врачи пришли, в груди загоралась надежда. Меня спасут, я выживу, доучусь до последнего курса, защищу диплом, начну работать и заведу семью. Большую. Крепкую, как и хотела. И вроде бы становится легче. На чертову секунду мне стало легче. На. Одну. Мать. Его. Секунду. Боль вернулась. Голова, руки, ноги, сердце. Болело все. Вы знаете каково это? Вы знаете каково это, когда ты даже вздох не можешь сделать сам? Когда даже половина обычно твоего вдоха, нет, даже четверть обычного вдоха ты не можешь осилить? Если да, то жаль. Если нет, то желаю вам никогда не испытать эти пытку и ужас. Губы сами собой сжимаются трубочкой, жадно, отчаянно всасывая воздух мелкими-мелкими глотками, как горячий кофе зимой. И пока меня везли в больницу, я наблюдала. За тщетными попытками сохранить во мне оставшиеся жалкие крохи жизни. Врачи неслись в больницу, я же умирать. Когда умирала не думала о семье. Не думала, что после меня останется. Не думала о незаконченном фанфике, что в скором времени хотела удалить к чертям. Я просто хотела жить. И, как и во многом другом, желаемого не получила. Я была уверена, что вот они – последние секунды жизни. Последние секунды жизни перед тем, как начать и ощущать мир иначе, не совсем так как привыкла.