В доме твоем

      Чайник надрывно свистит на кухне, оповещая всех в радиусе десяти метров. В доме тихо, воздух полон тяжелым, вязким напряжения. Страх цепью сковывает тело, запирает мысли, оставляя одну-единственную, непрерывно бьющуюся в черепной коробке, стремящуюся высвободиться за пределы ментальной тюрьмы и стать планом, действием, спасением — им нужно бежать.       Сергей с опаской смотрит на Кирилла — невысокий парень с русой копной на голове, светлыми глазами и кривым, сломанным носом. В его глазах неприкрытая злость, он вытирает рукавом кровь, но лишь размазывает по лицу, не сводит взгляда с Олега. Разбитый нос — его заслуга.       Все произошло слишком быстро. В один момент Кирилл толкает Игоря, сказавшего тому отвалить от них, подходит к Диме и хватает последнего за гипс, стараясь вывернуть руку к спине, а в следующий — хватается за нос, выкрикивая ругательства в адрес их темноволосого друга.       Олег стоит скалой и мрачно смотрит на подростка, заслоняя их спиной на случай, если обидчик решится на еще один шаг. Сергею требуется пара секунд, чтобы оценить ситуацию. Он бросается к тяжело дышащему Диме, сползшему по стене и зажмурившему глаза.       — Дима? Дим, — рыжий судорожно берет его за здоровую руку, сжимая ладонь. — Все нормально? Сильно болит? Он сломал?..       — Все нормально, — сипло на выдохе отвечает Дима, открывая глаза. Сергей поджимает губы, не особо веря.       Рука выглядит так же, не опухла, гипс не сместился, не повредился. Если бы Кирилл вновь повредил ему руку, они бы поняли, да?       — Все нормально.       — Что за шум?       Из комнаты взрослых выходит Ксения, а за ней следует Всеволод и Егор. Всеволод, как всегда, в строгом костюме и уродском галстуке, в три шага преодолевает расстояние между собой и сыном. Берет его за подбородок, чтобы оценить ущерб и кривит в презрении рот.       — Я думал, что ты держишь своих на коротком поводке, — мужчина с непроницаемым лицом достает из кармана белый платок и не глядя вручает Кириллу. — Хочешь повторение того, что было в Волгограде?       — Нет. Это просто…       — Тогда проследи, чтобы в следующий раз все было так, как надо. Пошли.       Кирилл с ненавистью обводит их взглядом, безмолвно обещая продолжение — белый платок насквозь пропитывается кровью — и неохотно следует за отцом. Дверь с глухим стуком закрывается, оставляя их одних с кипящим чайником.       Сергей испуганно смотрит на Егора и Ксению. Ни для кого не было секретом, что главными пороками Егора, помимо прочих, были самолюбие и тщеславие. И холодное замечание, сделанное Гречкиным, явно било по необъятной гордости мужчины, вызывая не столько обиду, сколько гнев.       Игорь встает рядом с Олегом, частично заслоняя их, и Сережа в отчаянии кусает губу, потому что все очень, очень плохо. Он поворачивается к Диме, выглядевшим так словно его сейчас стошнит, и хочет сказать, что все будет хорошо, пообещать это, но слова застревают в горле.       — Выключи гребаный чайник! — рявкает Егор, разрывая тишину, точно выстрелом.       Рыжий вздрагивает и закрывает глаза, стараясь успокоить дыхание, сильнее сжимает руку друга.       Ксения идет на кухню, и звук кипящего чайника превращается в негромкий свист, а после и вовсе замолкает. Егор в притворном спокойствии садится на диван и достает зажигалку с пачкой сигарет, после нескольких неудачных попыток зажечь сигарету закуривает, выпуская изо рта клубы дыма. Говорит негромко, но сквозящее между строк недовольство виснет в маленькой гостиной, обещая наказание, как тяжелые тучи, обещают дождь.       — Я вас кормлю, одеваю, даю крышу над головой. В ответ требую лишь послушания и уважения. Это так много?       — Егор, это…       — Тихо! — он бьет рукой по подлокотнику дивана и кидает бутылку в стену. Та вдребезги разбивается, Игорь лишь сжимает кулаки.       — У вас было одно правило на время прибывания этого придурка в стенах дома. Одно! Вы опозорили меня перед важным человеком. На это была причина? Вы тупые или глухие?       — Это моя вина, — Игорь делает маленький шаг вперед, но Олег ловит его за руку и тянет назад, понимая, что умилостивить гнев мужчины или задобрить уже не получится, поздно, слишком поздно.       — Думаешь, я слепой? — мужчина приподнимается, и Сергей чувствует, как начинают дрожать колени, и сбивается дыхание, переходя в свист. — У Олега все костяшки в крови.       — Я его спровоцировал, — говорит Игорь с легкой, заметной только близки друзьям, братьям, дрожью в голосе, и Сергей прикрывает глаза.       Хочется уйти, выбежать из дома, но он не может пошевелиться, замерев, как испуганный зверек.       — Игорь, — сквозь зубы предупреждающе говорит Олег.       — А по-моему его спровоцировал Дима. Разве нет?       Дима вжимается в стену сильнее, словно пытаясь слиться с нею, рыжий прижимается к нему. Вместе не так страшно, вместе не больно, вместе можно все вытерпеть.       Егор резко встает и идет на кухню, возвращаясь с пачкой соли. Он останавливается посреди комнаты, обводит их тяжелым взглядом. В одной руке соль, в другой — сигарета с тлеющим огоньком.       — Знаете, что я думаю? Вы ведете себя как животные, вас надо постоянно наказывать, потому что вы не понимаете человеческую речь, постоянно запирать, следить, как за дикими, бешенными псами.       Мужчина подходит к Игорю и бьет наотмашь. Дыхание перехватывает, зрение мутнеет из-за навернувшихся слез, и Сергей закрывает лицо руками. Но все равно слышит протестующие крики друзей и звук падающего тела. Слышит, как Игорь сплевывает на пол, как Олег что-то ему говорит, неразборчиво, тихо, но уверенно.       Егор оказывается перед ними, и все мысли в голове путаются; все, что он видит — возвышающаяся над ними гора с чистой ненавистью в глазах, и все инстинкты кричат о том, что надо встать и бежать, не отпуская руки, сжимающей его ладонь.       Мужчина тянется к Диме, беря того за плечо, рывком ставит на ноги, из горла вырывается вскрик, и рыжий даже не может определить, кто кричал. За спиной Егора что-то движется, размытым пятном направляясь к ним.       — Не дергайся, Олег! — кричит Егор, поворачиваясь в сторону темноволосого мальчика, стоящего уже на полпути к ним.       Игорь медленно принимает сидячее положение, держась за голову, и от того, как медленно и неуверенно он это делает, у Сергея ноет сердце.       — Не дергайся или клянусь, я сделаю его инвалидом. Всех вас. Будет больше проку.       Олег замирает. Челюсть сжата, грудь быстро поднимается и отпускается, кулаки сомкнуты, сдавлены до белых костяшек. И Сережа действительно видит в нем загнанного в угол зверя или зверя в капкане, дробящем кости. Егор делает еще один рывок, и ногти блондина оставляют красные борозды на его коже, не желая отпускать.       — Нет!       Мужчина грубо, по одному, распрямляет пальцы, чтобы ослабить хватку. В конце концов он толкает в грудь рыжего и хватает Диму за вторую руку, ведя за собой.       Сергей дрожащими руками вытирает лицо, грудь ноет там, куда пришелся удар, предупреждая о синяке, который будет преследовать его еще неделю. Он на четвереньках ползет к краю стены, чтобы посмотреть за угол, куда увели друга. Егор открывает дверь ванной, та с оглушительным стуком бьется о стену, осыпая старую штукатурку.       — Снимай штаны, — приказывает он, и Дима негнущимися пальцами неумело снимает нижнюю одежду здоровой рукой.       Майка, не по размеру большая, достает до колен, едва прикрывая их. Мальчик обхватывает себя рукой, в кровь кусая дрожащие губы, смотрит в пол. Егор рвет упаковку соли, высыпая все содержимое на кафель.       — На колени, — с тихой яростью цедит он сквозь стиснутые зубы. Наклоняется к поникшему мальчику, беря его за подбородок и до боли сжимая пальцы. — Стой так, пока я не приду и не скажу, что хватит, понял? Если я зайду, и ты не будешь стоять на коленях, то в следующий раз стоять будете вчетвером.       Дверь в ванную закрывается, и мужчина возвращается к остальным детям, бросая пустую упаковку на маленький стол у дивана. Показательно, провокационно.       — Теперь вы. Ксения! — она выглядывает из кухни с дымящейся чашкой чая в руках и абсолютным безразличием в глазах. — Принеси лопату.       Сергей, опираясь на стену, встает, ловя беспокойный взгляд Олега, который скользит с него на дверь ванны и обратно, тот прислушивается, ожидая услышать крик или зов, но в ванной тихо, и его терзают противоречивые чувства. Олег заслоняет Игоря, но рыжий видит кудрявую макушку и кровавые разводы на полу. Сережа хочет подойти к нему, спросить все ли в порядке, обнять, забрать, защитить, сделать хоть что-то, но Ксения появляется в комнате с лопатой, предотвращая любые попытки передвижения.        Лопата большая, с железным, слегка заостренным полотном и внушительным черенком. Он сглатывает, опасаясь исполнения клятвы Егора, с нескрываемым ужасом косится на предмет.       — Возможно, если ты сам выроешь себе четыре напоминания, ты будешь лучше понимать, животное, — он смотри на Олега, с вызовом протягивая тому лопату. — Ты не переступишь порог дома, пока не выроешь четыре могилы. Для себя и для них. И если повезет, — он улыбается мерзкой улыбкой, обнажая зубы, смотрит с садистским наслаждением, довольный своей изобретательностью, — твой труд будет не напрасным.       — Я не буду ничего копать, — Олег делает шаг назад, не принимая орудие труда, неверующе качая головой.       — Тогда это сделают они. В этом случае ямы пустовать точно не будут, будь уверен.       Егор, теряя терпение, берет его за шкирку, таща к двери и легко пресекая любые попытки вырваться. Слышится треск рвущейся одежды, шум заранее проигранной борьбы, рычание, но вскоре хлопает дверь, отрезая все звуки. Сергей отмирает, с бешено колотящимся сердцем подбегает к Игорю и падает на колени, кладя руки на плечи.       — Игорь? — он проводит рукой по волосам, убирая светлые кудри, чтобы осмотреть лицо. Рассеченная губа и синяк на левой скуле, взгляд немного расфокусированный, смотрящий в никуда. — Игорь, ты меня слышишь?       — Да, — мальчик неуверенно, немного рассеяно берет его за руку, убирая от больного места. — Да, все нормально. Где парни?       — Они…       Прихожая дверь открывается, впуская холодный ветер. Сережа замолкает, сжимая плечо друга, чувствуя, как стынет в жилах кровь от приближающихся шагов.       — Ничего не бойся, — полушепотом произносит он, и в тот же момент самому становится противно от лицемерия фразы.       — Я научу вас уважению, — сквозь зубы произносит мужчина и хватает его за рыжие волосы, утягивая от Игоря, тот заметно качается, безуспешно пытаясь удержать друга рядом.       Кожу на голове обжигает огнем, и Сергей бездумно вцепляется в руку Егора в отчаянном стремлении ослабить боль. Они поднимаются по лестнице, и в какой-то момент он решает поменять стратегию, цепляясь за старые перила, косяки, царапая нежные подушечки пальцев и ломая ногти. В голове болезненной вспышкой приходит понимание того, что делает Егор, и он начинает бороться с новой силой, царапая, щипая, пиная.       Обидчик шипит в ответ, пиная рыжего в голень, отпускает волосы, перехватывая его за руки, тут же заламывая их за спину.       — Не вырывайся!       Егор силком заставляет Сережу подняться по стремянке на чердак, обдирая колени и локти. От ужасной вони тут же перехватывает дыхание. Люк в полу закрывается, и этот глухой звук, как похоронный звон, разносится по чердаку, ознаменовав их полное поражение и воплотив в себе всю их беспомощность перед взрослыми, оставляя ребенка в полном одиночестве. Темно, сыро, небезопасно.       — Нет! Пожалуйста, не надо! — он бьет по полу, прекрасно зная, что никто не откроет, никто не придет.       Он один. Никчемный, слабый, жалкий. Неспособный защитить свою семью, и эта неспособность беспощадным огнем выжигала в нем дыры.       Забиваясь в угол, Сергей обхватывает ноги, пряча в коленях голову и стараясь не обращать внимание на темные тени в углах, тихо нашептывающие ему ужасные вести о его семье. Тихие рыдания нарушают тишину, дополняя старые, едва слышные сквозняки дома.       Дима заперт в ванне, Олег роет им могилы, и ему даже не хочется думать, какое извращенное наказание смог придумать больной ум Егора для Игоря, оставшегося в гостиной. Переполняющие его боль и отчаянье стремятся выйти в крике, истерике, плаче.       Хочется исчезнуть и никогда не появляться, хочется забыть и не вспоминать. Но с этими желаниями появляется еще одно, стороннее, чужеродное, незнакомое, но навязчивое и маниакальное — хочется отомстить. Причинить боль, заставить страдать, услышать крики, хочется сжечь. Снизу раздается очередной надрывный свист закипающего чайника.