"Ты знаешь, как долго я тебя ждал?"

В его глазах таится столько боли, Как в омутах, та боль мерцает в глубине; А я тянусь к нему всем сердцем поневоле, И он невольно тянется ко мне… Мне не узнать, что было в его прошлом И что так сильно ранило его, Но точно знаю: я его не брошу, Хоть быть с ним рядом очень нелегко. «Неужели ты действительно думаешь, что безразлична мне и что мне всё равно, где ты и что с тобой? Поверь, это совсем не так. Мне не всё равно, когда по вечерам, после окончания рабочего дня, ты, будто намеренно спеша поскорее покинуть этот офис, а вместе с ним и меня, подхватываешь свою сумочку и торопливо выскальзываешь за дверь, чтобы появиться здесь лишь утром. А я стою наверху, невидимый для тебя в тени книжных полок, отделённый от тебя длинной высокой лестницей, смотрю, как ты уходишь, с трудом сдерживаю себя, чтобы не броситься следом, дабы вернуть тебя или же хотя бы просто удержать на какое-то время простым, обыденным вопросом или ничего не значащим разговором…и понимаю, что мне не всё равно. Мне не всё равно, когда, оставшись со мной наедине, ты, будто бы не в силах совладать с собой, оказываешься так близко, слишком близко, от меня и, встречаясь со мной взглядом, невольно бледнеешь, а потом заливаешься лёгким румянцем, но при этом не отводишь своих глаз, самых прекрасных, самых чистых и самых правдивых на свете, от моих, словно надеешься к чему-то подтолкнуть меня этим или надеешься, что я сам всё прочту в их притягательной тёмно-карей глубине. И я действительно читаю, ведь у таких невинных и наивных земных ангелов, как ты, глаза являются раскрытой книгой души; я читаю все твои надежды, которые ты в эту минуту питаешь и лелеешь, читаю все чувства, которые всколыхнул в твоей душе этот момент нашей с тобой мимолётной духовной близости, замечаю лёгкую тень страха, что все твои надежды напрасны, а чувства безответны, вижу затаенную грусть, вызванную тяготами сомнений. Читаю, замечаю, вижу и…понимаю, что мне не всё равно. И, даже когда я через секунды отвожу свой взгляд, неохотно разрывая эту лишь нам двоим понятную связь между нами, и почти физически ощущаю твои печаль и разочарование после этого, понимаю, что мне не всё равно. Не всё равно, но иначе нельзя. Мне не всё равно, когда ты словно бы по необходимости или просто невзначай касаешься своими маленькими ладошками и тонкими пальчиками моих плеч и рук, тут же отдергивая их, когда я поднимаю на тебя взгляд; мне не всё равно, когда ты, склоняясь, чтобы отдать мне бокал с чаем или чашку кофе, ненароком приковываешь всё моё внимание к твоим чудным густым локонам цвета тёмного шоколада, струящимся блестящим кашемиром по твоим точеным плечам и спине, и невольно веешь на меня их волшебным ароматом, который уже давно подчинил меня себе. Если бы ты только знала, насколько же в такие моменты мне не всё равно и что я чувствую, находясь в такой близости от тебя… Во мне как будто в один миг сталкиваются рай и ад; я чувствую и нежные прикосновения ласковых рук и лёгких крыльев ангелов к моей душе — вся моя нежность к тебе, и невыносимую испепеляющую боль, словно ту же душу терзают раскалёнными клещами черти преисподней — вся моя безудержная страсть, которую я вынужден, обязан держать под замком, чтобы не навредить тебе. Разве могут подобные ощущения говорить о том, что мне всё равно? Мне не всё равно, когда на твоём ангельском личике я вижу тревогу и беспокойство за меня, за моё самочувствие, за моё душевное состояние. Только ты одна понимаешь, когда мне плохо, когда мне грустно, когда я подавлен или же когда у меня просто обычная головная боль. Я не привык раскрывать свою душу и жаловаться, поэтому для всех остальных я такой же, как всегда — молчаливый, замкнутый, сосредоточенный, когда нужно. Для всех, но не для тебя. Ты каким-то образом чувствуешь меня и мои настроения, хотя я всегда был уверен, что это невозможно. Но эта уверенность была до того, как ты появилась в моей жизни, и с тех пор она сильно пошатнулась. Милая, если бы ты только знала, что значат для меня твои беспокойство и забота обо мне и что ты пробуждаешь ими в моей душе… Мне не всё равно, хоть я, чтобы успокоить тебя, и ссылаюсь всегда на обычный недосып из-за работы и кучу других глупостей, ничего не имеющих общего с настоящими причинами ухудшения в моём самочувствии и настроении. Мне не всё равно, когда по вечерам ты, робко и смущённо попрощавшись, уходишь, а я ещё долго смотрю тебе вслед, а потом — на закрывшуюся за тобой дверь, точно зная, что всю предстоящую ночь я проведу, терзая себя полными отчаяния и тоски мыслями о том, как ты проводишь эту же самую ночь и вспоминаешь ли обо мне хотя бы изредка. О том, что ты можешь проводить эту ночь с кем-то, я стараюсь не думать, чтобы не сойти с ума и не кинуться по ночным улицам города к тебе, дабы убедиться, что ты одна и в безопасности и что грязные руки ни одного смертного мужчины не касаются моего прелестного ангела. Знаю, что это банальная ревность, свойственная даже вампиру, когда он влюблён, но разве она не означает, что мне не всё равно? О, мне не всё равно, и ты мне далеко небезразлична. Впрочем, кого я обманываю? Куда больше, чем просто небезразлична. Но ты никогда об этом не узнаешь и не услышишь этого от меня. Потому что так для тебя будет лучше.» * * * Достав из принтера последний форматный лист, Ульяна добавила его в лежащую на столе стопку таких же, содержащих на себе текст информации, которую попросил распечатать шеф, и, потянувшись за степлером, прищелкнула им края ещё пахнущих краской листов бумаги, соединив их все вместе большой прочной металлической скрепкой, красовавшейся теперь в левом верхнем углу первой страницы и надёжно скрепляющей её со всеми остальными. Отложив степлер, Ульяна склонилась над вынутыми из принтера листами бумаги и начала медленно переворачивать их один за другим, заново вчитываясь в добытые из Интернета сведения и в очередной раз анализируя всё, что удалось узнать. Дело, за которое неделю назад они взялись — а точнее, шеф их агентства взялся, поскольку без его согласия и веских слов «Мы берём ваше дело», сказанных обратившемуся сюда человеку, после которых этот человек автоматически становился полноправным клиентом «Пятой Стражи», причём ещё до подписания контракта, никто из детективов не посмел бы и пальцем пошевелить, каким бы интересным и захватывающим ни казалось расследование нового дела и какой солидный гонорар ни предлагали бы за его раскрытие — действительно оказалось не только сложным и запутанным, как, впрочем, и большинство дел, с которыми обращались в их агентство почти ежедневно, но ещё и очень странным, поэтому, немного изучив детали, Ульяна не удивилась, что капитан полиции Климов Алексей Фёдорович, воспользовавшись своей давней дружбой с одним из детективов «Пятой Стражи» Виктором Старковым, обратился к главе их агентства за помощью, посетовав тоном совершенно отчаявшегося человека, что «они с ребятами из отдела уже все головы сломали, пытаясь понять мотивы орудовавшего в городе убийцы или хотя бы вычислить какие-то определённые критерии, по которым он выбирает своих жертв, но так и не смогли сделать ни того, ни другого. А этот псих даже и не думает останавливаться, даром что про него и его дела уже почти месяц трубят во всех новостях по радио и на телевидении, а ребята из ППС уже становятся похожи видом на зомби, день и ночь патрулируя улицы Светлогорска и пытаясь отыскать среди прохожих кого-то подозрительного внешностью или поведением. Но ничего из вышеперечисленного не даёт никаких результатов — количество жертв неизвестного психопата-убийцы уже перевалило за двадцать.» — В общем, в тупик мы зашли, Феликс, — заключил свой рассказ Алексей, когда восемь дней тому назад пришёл в детективное агентство «Пятая Стража» и чуть ли не с порога, только лишь кратко поздоровавшись, попросил Ульяну как личную помощницу Феликса спросить того, не сможет ли шеф агентства уделить ему немного свободного времени, чтобы поговорить кое о чём. Феликс, если и был тогда занят у себя в кабинете какими-то делами, сразу же открыл дверь, когда Ульяна тихо постучалась к нему и позвала его, и, выслушав ее с непроницаемым выражением лица, вместе с Улей спустился вниз, в офис, где его ждал капитан Климов. После недолгих взаимных приветствий и рукопожатий мужчины расположились в кожаных креслах друг напротив друга, и Алексей безо всяких предисловий и постепенных намёков — видимо, очень взволнован был более чем серьёзной ситуацией в городе — изложил Феликсу суть дела, которое привело его сюда. Ульяна, как всегда, стояла за спинкой кресла своего начальника и вместе с ним внимательно слушала подробности, которые рассказывал Климов. — Честное слово, уже не знаю, что делать со всей этой чертовщиной, которая здесь творится. Если в ближайшее время не разберёмся с этим отморозком или хотя бы не сдвинем дело с мёртвой точки, однозначно полетят головы — кому выговоры влепят с занесением в личные дела, кого вообще уволят к чёртовой матери… Да это всё ерунда, конечно, хотя тоже приятного мало, но главное ведь то, что молодые девчонки так и продолжают гибнуть от рук этой мрази, а у нас до сих пор даже его примерного фоторобота нет, не говоря уже о чём-то большем. Вчера двадцать третью по счёту похоронили, представляешь? Двадцать третью! Я лично на место происшествия выезжал, когда её труп обнаружили. Мы с остальными операми в ступор встали, когда увидели тело — этот ублюдок с ней такое сотворил… Вот скажу тебе честно: был бы я отцом или братом этой девочки, вытащил бы этого гада-садиста из-под земли и разорвал бы на куски без суда и следствия. Но я представитель правоохранительных органов и обязан действовать по закону, понимаешь, Феликс? Хотя мои ребята и так уже землю роют, хоть какие-то зацепки ищут. Но их нет, и в этом наша основная проблема. Мы даже не знаем, чем он руководствуется в этих убийствах. Обычно даже у маньяков и серийных убийц просматривается в преступлениях какая-то логика — пусть извращенная, пусть понятная лишь им одним, но она есть. А в данном случае логикой даже и не пахнет. Поди разберись, что у этого чокнутого психопата в башке, о чём он думает, когда идёт убивать… Наши психологи-криминалисты и психиатры, которых мы напрягли по этому делу, только руками разводят, говорят, что никогда раньше ни с чем подобным не сталкивались. Они даже его психологический портрет составить не могут, хотя за столько лет поднаторели в этом больше, чем кто-либо… — Значит, маньяк выбирает в качестве своих жертв молодых девушек? — прервав эмоциональные излияния Алексея, негромко произнёс Феликс своим спокойным, чуть хрипловатым баритоном, в котором отчётливо слышалась невозмутимая сосредоточенность. За всё время разговора с Климовым на лице шефа агентства не дрогнул ни один мускул, лишь большие каре-зелёные глаза время от времени чуть прищуривались, словно он про себя акцентировал внимание на той или иной детали и методично откладывал всё это в памяти, чтобы потом использовать для дополнения общей картины сложившейся ситуации. Ульяна всегда искренне поражалась способности своего шефа сохранять холодную голову и неизменное спокойствие в любой ситуации, несмотря на то, что работала под его началом уже два года. В каком бы взбудораженном эмоциональном состоянии ни были клиенты, которые обращались, а иногда и просто врывались к ним в агентство, будь то бьющаяся в истерике жена, у которой муж вовремя не вернулся из командировки, а следовательно, по её логике, пропал или попал в беду; или заливающаяся слезами мать, шестнадцатилетняя дочь которой уже два дня не появляется дома; или же нервный и дерганый бизнесмен, на сто процентов уверенный в том, что на него самого или на его бизнес, который является делом всей его жизни, кто-то покушается или планирует покушение, Феликс всегда оставался спокоен и непоколебим, как скала, словно никакие эмоции на свете не могли его затронуть. Абсолютно будничным тоном попросив Ульяну принести стакан воды или чашку чая для того или иного клиента в не совсем вменяемом состоянии, он садился напротив трясущегося или плачущего человека и вполне сочувственным, но при этом деловитым тоном предлагал рассказать всё по порядку, в деталях и ничего не упуская. Уже максимум через две минуты потенциальный клиент, словно заразившись спокойствием Феликса, начинал вполне членораздельно и даже доверительно излагать главе агентства суть своей проблемы, не плача и не истеря. Возможно, данное качество было свойственно всем руководителям и являлось лишь одним из задатков лидера в любой сфере, а может быть — и в это предположение Ульяна была склонна верить гораздо больше, — Феликс был одним из немногих, кто обладал редким и невероятно полезным даром делиться своим спокойствием с окружающими. Похоже, Климов тоже это почувствовал, потому что мгновенно замолк, прервав свой страстный, полный ненависти к неведомому преступнику монолог, и с лёгким недоумением и даже удивлением воззрился на Феликса — уж слишком резким был контраст даже на слух между его экспрессивной речью и ровным, бесстрастным тоном Феликса, желающего сейчас уточнить детали дела, а не не обсуждать казнь для пока ещё не пойманного убийцы. — А…ну да, — наконец произнёс Алексей, через несколько секунд перейдя на деловой тон капитана полиции, и Ульяна, наблюдавшая эту метаморфозу, восхищённо хмыкнула про себя: и как это у Феликса получается задавать своё настроение другим? — Преимущественно все убитые — это молодые девушки от пятнадцати до двадцати пяти лет… — Стоп! — неожиданно оборвал его Феликс во второй раз, и Ульяна увидела, как глаза её шефа снова слегка сузились, словно он пытался уцепиться за какую-то тонкую, едва уловимую нить во всей этой непонятной страшной истории. — Ты сказал «преимущественно»… Значит, всё-таки был случай или несколько случаев, которые выбиваются из общей картины, так? На лице Климова снова на мгновение промелькнуло удивление, а потом капитан полиции усмехнулся и слегка склонил голову, словно отдавая должное детективной наблюдательности Феликса. — Ничего-то от тебя не скроешь, товарищ сыщик, — с дружеской иронией в голосе проговорил он, а после кивнул, сразу став серьёзным. — Да, были два случая, которые там на первый взгляд вообще вроде бы ни пришей ни пристегни: две женщины тридцати восьми и сорока трёх лет, найдены в лесополосе, за городом, у обеих перерезано горло. У нас в отделе сначала эти два убийства вообще никак к нашему маньяку не отнесли по той причине, что возраст жертв не совпадает. Но потом открылись обстоятельства, которые неопровержимо подтвердили, что к этим двум смертям он тоже приложил руку… — Какие обстоятельства? — тут же спросил Феликс, видимо, решив немедленно выяснить все нюансы. — Я тебе уже говорил, что ни возможных мотивов убийцы, ни критериев, в соответствии с которыми он выбирает своих жертв, мы определить не смогли, — охотно пустился в объяснения Климов, похоже, увидев, что у Феликса мало-помалу начинает просыпаться интерес к неожиданно возникшему делу, а значит, возрастает вероятность того, что глава «Пятой Стражи» всё же согласится помочь полиции в этом убийственно непростом расследовании. — Девушки внешне все разные: есть и блондинки, и брюнетки, и шатенки, и рыжие; есть как со светлой, так и со смуглой кожей; стройные и полненькие. Образ жизни они все тоже вели разный: среди них были и прилежные школьницы-отличницы, и работающие студентки, и…девицы не совсем приличного поведения, уж прости… Те две, кого в лесополосе нашли, вообще были домохозяйками. Способ убийства тоже всегда разный: кого-то он убивал, ударив ножом в область сердца, кому-то просто перерезАл горло, кого-то уже конкретно членил, вырезая целиком внутренние органы. У той девочки, которую он последней убил, на месте остался лишь желудок, всё остальное вырезано подчистую… Но в каждой картине убийства есть одна деталь, которая повторяется из раза в раз — в правую ладонь каждой жертвы обязательно вложено большое перо чёрной птицы. Это как будто какой-то знак убийцы, символ чего-то в его понимании. Или, может, послание. У тех двух женщин, которые вроде как сначала не подходили по возрасту, тоже обнаружили точно такие же перья в правых руках. — Перо чёрной птицы, говоришь? — тихо произнёс Феликс, и на его лице на какое-то время отразилось выражение глубокой задумчивости. Впрочем, уже через несколько мгновений его взгляд прояснился и снова обрёл сосредоточенность. — Думаю, я не ошибусь, если предположу, что эти птичьи перья, найденные на местах убийств, принадлежат одной конкретной птице — ворону? На этот раз Климов не стал ничему удивляться, уже, видимо, более или менее свыкнувшись с мыслью, что Феликсу каким-то невероятным образом удаётся и без его рассказа узнавать или достоверно угадывать детали преступлений, и лишь кивнул в очередной раз, подтверждая предположение руководителя детективного агентства. — Снова в точку, Феликс, — со вздохом сказал он и устало откинулся назад. — Наши эксперты определили, что все перья именно вороньи. Не знаю, как ты это узнал или угадал, но ты и тут прав. Феликс тоже откинулся на спинку своего кресла — Ульяне, которая опиралась на неё с другой стороны, пришлось выпрямиться и на полшага отступить назад — и, сведя перед собой кончики пальцев, начал задумчиво постукивать ими друг о друга. Где-то на минуту в офисе агентства воцарилась немного напряжённая тишина, в течение которой шеф «Пятой Стражи» о чём-то напряжённо размышлял. Ульяна, успевшая за два года достаточно хорошо изучить многие привычки и манеры своего начальника, знала, что нарушать это молчание и о чём-то спрашивать Феликса сейчас не нужно, поэтому продолжала безмолвно стоять за спинкой его кресла и терпеливо ждать, когда он закончит свои раздумья. А капитан полиции Климов, похоже, понял, что именно сейчас Феликс принимает решение по поводу того, стОит или не стОит ему и его сотрудникам браться за это дело, поэтому тоже предпочёл пока помалкивать, боясь какими-то необдуманными словами или замечаниями сбить главу агентства с нужных мыслей, что может повлечь за собой отказ в помощи. — Ворон, значит, — наконец проговорил Феликс, по-прежнему глядя перед собой и продолжая сводить и разводить кончики пальцев. — Интересно… Воронов считают вестниками несчастий и называют птицами смерти, потому что они обитают большей частью на кладбищах и питаются предпочтительно падалью. Странно, что этот маньяк именно их перья выбрал, чтобы оставлять свои так называемые знаки. — Птицы смерти? — с недоумением переспросил Климов и, выпрямившись в кресле, слегка подался в сторону Феликса, который, судя по всему, всё ещё пребывал в глубокой задумчивости. — Ты что же, хочешь сказать, что никаких скрытых мотивов здесь нет и что этот псих убивает просто ради…смерти? Ему что, просто нравится смотреть, как люди умирают от его рук? — Я пока что ничего не хочу сказать и не делаю никаких выводов, Алексей, — голос Феликса, когда он заговорил, звучал несколько утомлённо, а сам мужчина, разъединив наконец пальцы рук, потер ими собственные виски и чуть поморщился. Ульяна, заметив это, помимо воли мгновенно встревожилась: неужели снова чувствует себя неважно? В последнее время Феликса всё чаще терзала непроходящая головная боль, и из-за этого он днём почти всё время проводил в своём кабинете наверху. — Я просто пытаюсь хоть что-то понять во всей этой мутной истории… Так, ладно, — встряхнувшись, твёрдо и деловито произнёс он, вернувшись в поведении и разговоре к своей обычной манере собранного, невозмутимого и твёрдого предводителя детективов, и Климов мгновенно вытянулся в напряжённую струну, поняв, что именно сейчас Феликс и озвучит своё решение. — Дело мы, так и быть, берём (Ульяна с трудом удержалась от улыбки, увидев, как при этих словах Феликса Климов облегчённо и радостно выдохнул, причём вид у капитана полиции был такой, будто он вот-вот готов подорваться с кресла и пуститься в пляс). — Алексей, нам нужны полные материалы по этому делу, и желательно побыстрее. Должны же я и мои люди иметь представление, с чем именно нам предстоит работать и с чего начинать расследование. Климов лишь торопливо закивал и, проворно открыв металлическую застёжку небольшого кожаного портфеля, который он принёс с собой и который всю беседу пролежал у него на коленях, дожидаясь своего часа, достал оттуда объёмистую длинную папку светло-жёлтого цвета и протянул главе агентства. Ульяна так и не поняла, взял Алексей материалы дела с собой просто на всякий случай, понадеявшись на удачу, или же потому, что был уверен, что Феликс скорее согласится помочь, чем откажется. Впрочем, за второе винить Климова было нельзя, поскольку агентство «Пятая Стража» тоже довольно часто обращалось через него и Виктора к полицейским источникам в своих расследованиях. — Здесь все материалы по этому делу, — кивнул Алексей на папку, которую Феликс успел взять у него, открыть и теперь углубился в изучение содержимого. — Если что-то понадобится дополнительно, обращайтесь, но только лично ко мне — в полиции ни начальство, ни мои коллеги не знают, что я к вам за помощью обратился, и будет лучше, если никто с моей работы и дальше не узнает об этом. Ну, и держите меня в курсе вашего расследования, о’кей? Феликс продолжал читать материалы дела, сосредоточенно хмурясь и перелистывая страницы друг за другом — какие-то почти сразу, на каких-то задерживаясь чуть дольше, поэтому Климову за шефа ответила Ульяна. — Не волнуйся, Лёш. Если мы что-нибудь узнаем или если появятся какие-нибудь новые версии, мы тебе сразу же сообщим. — Да-да, — неожиданно отозвался Феликс, по-прежнему не отрываясь от бумаг в папке, но, вне всякого сомнения, услышав всё, что было сказано Алексеем. — Вы, Алексей Фёдорович, кстати, тоже держите нас в курсе своего, полицейского, расследования, а то ведь бывает так, что некоторые новости и факты вы у себя в полиции всё же узнаёте быстрее и раньше, чем мы, обычные детективы. Ну а мы со своей стороны тоже обещаем информировать вас о ходе нашего следствия. Если вы как-нибудь зайдёте к нам, а меня по каким-то причинам не будет на месте, обращайтесь к Ульяне — она моя правая рука и владеет той же информацией, что и я, так что сможет всё вам рассказать по текущему делу. Феликс ещё не договорил, а Ульяна уже почувствовала, как проклятый жгучий румянец заливает её щёки, заставляя их пылать и изнутри, и снаружи, и поспешно опустила голову, уставившись невидящим взглядом в дорогую чёрную кожу на спинке кресла, которое сейчас занимал шеф, и мысленно кляня себя на чём свет стоит за свою несдержанность и неспособность контролировать собственные эмоции. Это происходило всякий раз, когда Феликс произносил слова благодарности или похвалу в её адрес за хорошо выполненную работу (хотя в данном случае его слова даже похвалой трудно было назвать): сердце девушки по непонятной причине начинало неистово колотиться, чуть ли не рискуя пробить собой грудную клетку, ладони мгновенно становились влажными от пота, лицо в одну секунду розовело, хотя Ульяна могла поклясться, что буквально только что, услышав обращённый к ней голос Феликса, она была бледна, как полотно, а затем и вовсе алело от разлившейся под кожей краски смущения; а потом внутри как будто лопался большой мыльный пузырь, наполненный живыми мотыльками, которые, оказавшись на свободе, начинали радостно порхать, задевая и щекоча своими крылышками, причём больше всего от этих воображаемых и в то же время таких реальных мотыльков доставалось всё тому же бедному сердцу, выбивавшему уже какую-то бешеную дробь от их шаловливых и волнующих касаний. Впрочем, самой себе врать ни к чему: Ульяна уже давно поняла причину, по которой её каждый раз повергало в лёгкий ступор нахождение в одном помещении с её шефом или в непосредственной близости от него, который быстро сменялся непонятным волнением, включающим в себя все эти симптомы, полностью выбивающие её из колеи. Понять-то она поняла, но вот уже полтора года как этому пониманию отчаянно сопротивлялась, осознавая, что это неправильно, глупо и…невозможно. Феликс всего лишь её начальник, шеф, под руководством которого она работает и чьи указания выполняет, а значит, никаких иных отношений между ними быть просто не может. «Да мне это и не нужно, — всякий раз убеждала себя Ульяна, стараясь не обращать внимания на унылую пустоту, которая разливалась в груди от этих мыслей, поскольку девушка понимала, что пытается сейчас обмануть саму себя, а в этом ещё никто не преуспел. — У меня есть хорошая работа, которую я очень люблю; есть стабильная определённость и уверенность в будущем… Зачем всё усложнять какими-то глупыми и несбыточными мечтами об отношениях, которых и не будет никогда?» В очередной раз мысленно проговорив самой себе те же самые слова увещевания, призванные утихомирить разыгравшуюся фантазию и охладить снова обезумевшее сердце, Ульяна с немалым трудом заставила себя вернуться к реальности, то есть в офис агентства, и, подняв голову — щёки так и продолжали гореть, и девушка ничего не могла с этим поделать, — увидела, что Климов уже поднялся из кресла и, собираясь уходить, прощался с Феликсом. — Ну, значит, договорились, — удовлетворённо сказал капитан полиции, весь довольный вид которого говорил, что разговор прошёл даже лучше, чем он мог надеяться. — Значит, будем на связи и держим друг друга в курсе, да? Спасибо, Феликс. — Да не за что пока, — невозмутимо ответил Феликс, тоже поднявшись из своего кресла и пожимая на прощание протянутую Алексеем руку. — Постараемся сделать всё, что будет в наших силах. Если что, моя помощница с тобой свяжется, сообщит всё, что нам удастся выяснить. — Тогда до связи. Ещё раз спасибо, — жизнерадостно попрощался Климов, дружески кивнул Ульяне, по-прежнему стоявшей за спинкой кресла, в котором только что сидел Феликс, и покинул офис агентства. Через пару секунд, закрываясь за ним, хлопнула входная дверь, и наступила тишина. — Ульяна, звони Виктору и Кате, вызывай их в офис, — прерывая эту самую тишину, проговорил Феликс, повернувшись к застывшей у него за спиной Уле. Девушка лишь машинально кивнула, поскольку за всё время работы в этом агентстве у неё выработалась приводившая её саму в некоторое замешательство, а иногда и немного пугающая привычка беспрекословно и с неизменной готовностью выполнять любые указания своего шефа, даже не спрашивая и не задумываясь, зачем это нужно и почему он решил поступить именно так, а не по-другому. — Это дело будут вести они, ну, естественно, с нашей с тобой помощью. Введёшь их в курс дела, расскажешь им все подробности, передашь материалы дела, которые Климов принёс, — Феликс кивнул на знакомую светло-жёлтую папку, которую всё ещё держал в руках. — А к тебе у меня будет особое поручение… — Произнося эти слова, мужчина перевернул несколько листов в раскрытой папке и протянул её Ульяне, кивком указав на нужную страницу. Уля взяла у шефа папку и взглянула на раскрытую им страницу. На белой поверхности листа шёл перечень имён и фамилий: Старёва Анастасия Викторовна Галактионова Елизавета Павловна Апраксина Юлия Михайловна Снежина Виктория Николаевна Клёмина Елена Александровна Сухомлинова Лилия Тихоновна Номова Анжелика Алексеевна… — Это список жертв, имена и фамилии убитых девушек, — пояснил Феликс в ответ на вопросительный взгляд Ульяны, когда девушка, подняв от папки голову, с недоумением посмотрела на него. — Нужно, чтобы ты собрала по ним по всем информацию — всё, что только сможешь найти: родственники, друзья, знакомые каждой из них, род занятий, конфликты с кем-либо… В общем, всё, что получится узнать, понятно? — Но здесь же всё есть, — через минуту с лёгким непониманием отозвалась Ульяна, быстро просмотрев все бумаги в папке и убедившись, что там присутствуют листы с фотографиями всех двадцати трёх жертв, под которыми шла краткая биография каждой из них. — Есть, но далеко не всё, — возразил Феликс, вместе с ней повторно просматривая страницы, посвящённые убитым девушкам. — Ты же знаешь, как в полиции обычно информацию собирают: возьмут то, что лежит на поверхности или рядом с ней, а поглубже копнуть — это уже никому там не надо. Хоть Алексей и распинался тут, что они с операми «землю роют», чтобы найти преступника, но я сильно сомневаюсь он, при всей его преданности своему делу и тяге к справедливости, один пойдёт против системы… В общем, я уверен, что ты подойдёшь к этому с большей добросовестностью и найдёшь какую-нибудь зацепку, которая поможет нам во всём этом разобраться. Ульяна кивнула, уже мысленно прикидывая, где можно было бы найти более подробную информацию — подводить Феликса она не только не могла, но и не хотела, поэтому твёрдо решила подойти к полученному от него заданию со всем возможным тщанием и старательностью. В конце концов, это её работа… — Я всё сделаю, — пообещала девушка, а в следующее мгновение посмотрела на своего шефа со смущением и лёгкой растерянностью. — Только, Феликс… — Да я знаю, что собрать подробную информацию по каждому из двадцати трёх человек — задача не из лёгких и не из быстрых, — тут же сказал Феликс, мгновенно поняв, что именно она имеет в виду. — Поэтому и не жду от тебя отчёта в ближайшее время. Но всё-таки постарайся управиться побыстрее, Уль. Что-то мне подсказывает мне, что времени у нас не так уж и много. Как бы в ближайшем будущем новый труп не нарисовался… И позвони Виктору и Кате, пусть приезжают немедленно. — Немедленно? — слегка опешив, переспросила Ульяна, глядя на Феликса с искренним удивлением. Она, конечно, знала, что он не любит откладывать дела в долгий ящик, но шеф, похоже, сейчас кое о чём забыл. — Феликс, но ты же на сегодня дал Виктору выходной, ты разве не помнишь? Он ещё на прошлой неделе у тебя отпрашивался. — Я всё помню, Ульяна, — равнодушно отозвался Феликс и, повернувшись, направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагался его кабинет. — Но, боюсь, орудующий в городе маньяк не станет ждать, пока у нашего Вити закончится выходной, и ещё кого-нибудь прирежет. Поэтому за дело нужно браться немедленно, а это значит, что выходные отменяются и у Вити, и у Кати, и у нас с тобой. Звони им обоим. Сказано всё это было таким твёрдым и непререкаемым тоном, что Ульяне оставалось лишь со вздохом кивнуть, давая понять, что она всё уяснила и всё сделает. Девушка понимала, что спорить с Феликсом бесполезно, больше того — была вполне согласна с его доводами и стремлением начать расследование поскорее, поскольку её собственный опыт работы в детективном агентстве тоже говорил о том, что в подобных делах обычно даже небольшое промедление может потом очень дорого стоить; но Феликс не учёл того, что распоряжение вызвать Виктора и Катю в офис тогда, когда они уверены, что от работы на сегодня точно свободны и меньше всего ожидают обратного, отдал он, а сделать это и выслушивать потом недовольное нытьё Вити по поводу того, что его, бедного, выдернули с законного выходного, который он еле выклянчил у начальства, придётся ей, Ульяне. Впрочем, шефа это, наверное, волновать и не должно. — А я пойду к себе, — голос Феликса опять зазвучал утомлённо, и, когда мужчина, остановившись у нижней ступеньки лестницы, повернулся к Ульяне, девушка увидела, что вид у него стал совсем бледный и болезненный, вдобавок ко всему, Феликс снова поморщился, словно от боли, и потер пальцами правый висок. — Мне есть о чём подумать. Да и отдохнуть немного не мешает. — Плохо себя чувствуешь? — не в силах справиться с собой, спросила Ульяна чуть дрогнувшим от волнения голосом и с огромным трудом подавила в себе желание подойти к нему — лишь в последний момент одёрнула себя, мысленно напомнив, что так нельзя и что ни к чему лишний раз давать себе слабину, раз уж давно решила вести себя разумно и держать свои чувства в узде. — Снова голова? — Просто не выспался прошлой ночью, — каким-то механическим и отсутствующим тоном ответил Феликс, и у Ульяны возникло странное ощущение, что это объяснение он заготовил заранее и уже давно и что оно ни в коей мере не соответствует действительности — если поверить, что голова у Феликса и впрямь болит от недосыпа, то получается, что в последнее время он не высыпается практически каждую ночь. «А ведь такое вполне может быть, — неожиданно пропищал откуда-то изнутри противный колючий голосок, от которого Ульяна невольно вздрогнула. — Работа работой, но личную жизнь тоже никто не отменял. Феликс ведь по жизни не только детектив и твой непосредственный начальник, но и мужчина, и ты не знаешь, как он живёт и чем занимается за стенами этого агентства.» Судорожно вздохнув, словно её по лицу хлыстнул резкий порыв ледяного ветра, Ульяна неимоверным усилием воли заставила тоненький голосок своей ревности заткнуться, и тот неохотно послушался, хотя неприятный осадок, похожий на горсть остывшего пепла, серого и горького, всё равно остался в душе, вызывая уже хорошо знакомое ей уныние и вместе с тем непонятное смятение. За все два года, что Ульяна трудилась в агентстве «Пятая Стража», она ни разу не видела рядом с Феликсом ни одной женщины или каких-то намёков в его поведении, говорящих о том, что эти женщины всё-таки есть: Феликс никогда вечером не спешил уйти пораньше с работы, торопясь на свидание со своей дамой сердца, никогда не разговаривал по мобильному телефону со своими возможными любовницами, проказливыми и игривыми фразами намекая на ночные встречи, и не заказывал всё по тому же телефону цветы и подарки, чтобы вечером вручить их той единственной, которая ждала окончания его рабочего дня и его возвращения из офиса. Да, это всё были ни о чём не говорящие мелочи, робкие предположения, которые становились хоть сколько-нибудь реальными лишь потому, что в них очень хотелось верить, но даже они не могли невольно не радовать влюблённую девушку, даря пусть отчаянную и несбыточную, но всё же надежду, что сердце мужчины, который ей уже давно небезразличен, возможно, свободно. Но Ульяна всегда была разумной девушкой и понимала, что Феликс, как опытный и талантливый руководитель, очень умело разграничивает личную жизнь и работу и что отсутствие каких-либо намёков на наличие близких женщин в его жизни ещё не значит, что их действительно нет. Ульяна всё понимала, но, как могла, старалась не зацикливаться на этих мыслях, потому что думать об этом ей было неприятно и…больно. Вот и сейчас мысли о том, что недосып Феликса вызван тем, что он не высыпается из-за бурных, страстных ночей, проведённых с любимой женщиной, отозвались болезненным стеснением в груди Ульяны и желанием немедленно забиться в какой-нибудь укромный уголок и зарыдать в голос, чтобы хоть как-то выплеснуть эту душевную боль и тоску; но девушка постаралась сделать вид, будто всё в порядке, и не стала задавать своему шефу больше никаких вопросов. Достаточно того, что она и так замирает перед ним, как парализованная, каждый раз, когда он заговаривает с ней лично или говорит кому-то что-то о ней, как это было сегодня с Климовым. — Тогда тебе лучше и правда пойти отдохнуть, — только и сказала Уля, все свои оставшиеся силы отдавая на то, чтобы ни тоном, ни жестом не выдать чувств, которые владели ею сейчас, и поспешно отвернулась, сделав вид, будто ищет глазами свой мобильный телефон. «Прекрати смотреть на меня… Иди уже отдыхать, как собирался… Хватит мучить меня своим присутствием, своим взглядом, своим голосом… Собой, в конце концов, Феликс!» — А Вите и Кате я сейчас позвоню. Феликс кивнул и начал неторопливо подниматься по лестнице. Ульяна секунду-две смотрела на его удаляющуюся спину, а потом неожиданно даже для самой себя окликнула его: — Феликс! Мужчина обернулся на полпути: — Да? — Почему ты всё-таки решил взяться за это дело? — вдруг спросила девушка, на несколько шагов приблизившись к лестнице, чтобы видеть его лицо и реакцию, которую вызвал у Феликса её вопрос. Обычно она не сомневалась в его решениях и уж тем более не обсуждала их, но в эту минуту захотела немного изменить своим принципам — видимо, эмоции всё-таки взяли верх над разумом, и Ульяна решила хотя бы так дать им выход. Если Феликса и удивил её неожиданный вопрос, каких Уля обычно никогда себе не позволяла в разговоре с ним, то он не подал виду, лишь взгляд его каре-зелёных глаз, устремлённых на неё, стал чуть более пристальным, когда он отвечал. — Убийца угрожает Светлогорску, а наше агентство находится здесь — получается, что нас это касается напрямую. А ещё… — Феликс сделал секундную паузу, и Ульяна ощутила какое-то странное волнение, хотя, казалось бы, куда ещё больше волноваться — её внутри и так всю колотило от одного только его присутствия. — Маньяк убивает преимущественно молодых девушек, а половина моего состава детективов — именно девушки. Я не хочу, чтобы с тобой, Лидой, Катей или Ольгой что-то случилось. Я несу за вас ответственность. Сказав это, Феликс поднялся на второй этаж и скрылся в своём кабинете. А Ульяна, кое-как выйдя из странного ступора, вызванного его словами, и шагая, словно во сне, и поминутно оступаясь, всё-таки отправилась на поиски своего мобильного телефона, чтобы уже позвонить Виктору и Кате. А в голове ещё долго звучали последние слова Феликса, из которых сознание девушки просто вымело всё лишнее: «Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось». * * * Если Ульяна думала, что в данной ситуации труднее всего будет сказать Виктору по телефону, что его выходной закончился, едва успев начаться, и передать распоряжение шефа немедленно приехать в офис, то она сильно ошибалась: как выяснилось, дозвониться до бывшего майора полиции, чтобы сообщить ему эту «приятную» новость оказалось не легче. Уля три раза набирала номер Виктора на своём мобильном, но каждый раз, после положенного количества гудков, женский механический голос с холодной вежливостью сообщал, что абонент не отвечает, а далее следовало предложение оставить своё сообщение после звукового сигнала. Наконец, когда Ульяна набрала номер в четвёртый раз, Виктор соизволил-таки ответить, да и то после шестого по счёту гудка. — Да? — послышался в трубке его голос, сопровождаемый каким-то странным чавканьем — создавалось впечатление, что Виктор что-то торопливо пережёвывает. — Вить? — отозвалась Ульяна и облегчённо вздохнула, обрадованная тем, что всё-таки дозвонилась. — Привет. — Привет, Улинька, — последовал умиротворенный ответ вкупе со смачным причмокиванием, и Ульяна слегка поморщилась от неприятного звука. — Ты чего звонишь? — Вить, ты сейчас дома? — сама не зная, зачем задаёт этот вопрос, поинтересовалась Ульяна. Лишь потом она поняла, что ей очень хотелось любым способом хотя бы ненадолго оттянуть тот критический момент, когда трубка у неё в руке взорвётся оглушительными возмущениями, исходящими из уст Виктора. — Не…не совсем, — ответил Витин голос, громко чавкнув на слове «совсем». Ульяна недовольно мотнула головой — что он там делает? — А что такое? Ульяна набрала в грудь побольше воздуха и, прекрасно зная, ЧТО последует за её следующей фразой, на одном духу выпалила: — Вить, вам с Катей нужно срочно приехать в офис. У нас новое дело. Закусив верхнюю губу и прикрыв глаза, девушка ждала реакции Виктора на её слова, и та незамедлительно последовала после пяти секунд, в течение которых Виктор, видимо, пребывал в шоке от услышанного. — Что-о-о?! — возопил в трубке голос бывшего полицейского, причём с таким почти осязаемым негодованием, что динамик отчаянно затрещал, а в ухе Ульяны болезненно зазвенело, и девушка поспешно отвела руку, в которой держала мобильник, подальше. — Что значит «срочно приехать в офис»?! У меня сегодня выходной! Я с шефом ещё на прошлой неделе договорился, Уль!.. — Я знаю, Вить, — торопливо проговорила Ульяна, пытаясь объяснить всю ситуацию до того, как Виктор продолжит свои гневные излияния. — Просто, понимаешь… Но Виктор, похоже, пришёл в такое негодование из-за того, что его законный и давно планируемый им выходной сорвался, что никакие объяснения его уже попросту заочно не устраивали. — Да не хочу я ничего понимать! — снова зазвучал его возмущённый голос в трубке, под конец опять сорвавшись на крик. — Что вообще за дела? Когда я работал в полиции, даже там такого беспредела не было — если у человека выходной, значит, выходной! А тут что? Выпрашиваешь-выпрашиваешь этот один несчастный выходной целыми месяцами, а потом тебя ещё с него же и дергают по любому поводу! Феликс что, думает там, что мы семижильные, что ли? Или что мы роботы и нам отдыхать не надо?.. — Я не знаю, что он думает, Вить, но, если тебя это очень сильно интересует, можешь задать этот вопрос ему напрямую и заодно высказать все свои претензии, — устало ответила Ульяна, вовремя поняв, что сейчас, пока Виктор ещё не переварил тот факт, что его день отдыха помахал ему ручкой на прощание, уговаривать его, успокаивать или объяснять ему что-либо бесполезно. Наверное, в одном Феликс всё-таки точно прав как руководитель: куда проще и практичнее просто поставить подчинённых перед фактом, и всё на этом. А эмоции, возмущения и всё прочее, на что обычно бывают щедры в подобных случаях потревоженные на своём отдыхе агенты — это уже всё лирика, не имеющая никакого отношения к настоящему делу. — Только, зная нашего шефа, я сильно сомневаюсь, что он посчитает нужным хоть что-то тебе ответить на подобные вопросы и что его хоть сколько-нибудь тронет твоё недовольство, дорогой мой. Ты когда-то работал в полиции, Вить, так что не мне тебе рассказывать, что спорить с начальством, когда оно действительно право, очень вредно для карьеры и для зарплаты. Если не хочешь, можешь не приезжать, но только потом сам будешь объяснять Феликсу, почему ты проигнорировал его вызов. И, если тебя это хоть немного утешит, то и у меня, и у Феликса тоже в ближайшее время и Бог знает до каких пор выходных не предвидится. Мы с ним теперь в том же положении, что и вы с Катей, но вот только что мне, что ему жаловаться и изливать своё негодование некому. Где-то на полминуты на том конце провода наступило молчание, пока Виктор, видимо, чуть поостыв, обдумывал всё услышанное. Ульяна терпеливо ждала, тем временем раздумывая какой-то частью сознания, что ей делать, если разъярённый Витя всё же наплюёт на то, что ему потом придётся держать ответ перед Феликсом, и откажется приезжать в офис. И что же тогда? Попытаться как-то переубедить? Или позвонить его напарнице Кате, вызвать её сюда и продолжить уговаривать ершистого Виктора уже вдвоём? — Ну ладно, — наконец проговорил в трубке голос Виктора, звучавший хмуро и недовольно, но уже хотя бы без прежнего запала. — Если уж всё настолько серьёзно, сейчас приеду. Что-то как-то не очень хочется вставать потом пред грозные очи Феликса… Только имей в виду, Уль: если он вызвал меня в офис только лишь потому, что у какой-то там бабушки-старушки пропал её любимый котик и она настолько не находит себе места от горя и так хочет его вернуть, что обратилась в наше агентство, я шефу сразу же выскажу всё, что я о нём думаю. И ты меня не остановишь. Ульяна с трудом удерживалась от смеха, выслушивая его удручённый монолог, и в то же время испытывала дружескую жалость и сочувствие. Действительно — мало кому понравится, что работа занимает почти всё твоё время, а о спокойном отдыхе дома приходится только мечтать. Это она, Уля, может хоть круглые сутки проводить в этом офисе, потому что ей хорошо оттого, что Феликс тоже всё время здесь, в Витю можно понять… Так, снова мысли не туда ушли. Ульяна поспешно тряхнула головой, заставляя себя снова сосредоточиться на деле, а не думать о том, почему ей нравится находиться в офисе агентства. — Вить, ты дольше меня работаешь с Феликсом в «Пятой Страже» и должен знать, что за такие дела он в принципе не берётся, — с улыбкой в голосе сказала девушка, а потом мгновенно стала серьёзной. — Дело касается не пропавшего котика, а убийств, Вить, так что приезжай побыстрее. Я сейчас ещё Кате позвоню и тоже вызову её. — Не надо никому звонить, — всё тем же хмурым тоном отозвался Витя. — Тут она, рядом. Мы с ней в летнем кафе сидим — решили полакомиться мороженым в честь нашего первого за три месяца выходного. Полакомились называется… Сейчас вместе и приедем. — Ну…ладно, — несколько удивлённо проговорила Ульяна. То, что Виктор и Катя на работе всегда были вместе и вместе отправлялись по всем заданиям Феликса, касавшимся расследований дел, она воспринимала как должное — всё-таки они напарники; но только что выяснившийся факт, что они и за пределами агентства проводят свободное время вдвоём, поверг её в лёгкое недоумение. Неужели рабочие отношения между её коллегами успели перерасти во что-то большее, чем просто сотрудничество и товарищеская взаимовыручка?.. Впрочем, даже если и так, её это в любом случае не касается. — Тогда жду вас обоих. Отключившись, Ульяна положила свой мобильник на стол, рядом с принесённой Климовым папкой, где хранились материалы дела, которым им теперь предстояло заняться, и, подумав немного, отправилась на кухню, чтобы заварить чай для себя и заодно для Виктора с Катей, которые скоро должны были приехать. Кухню от основного помещения офиса отделяла довольно высокая винтовая лестница, которая вела наверх — к многочисленным книжным полкам и двери кабинета Феликса, и Ульяна, проходя мимо, невольно замедлила шаг и, снова будучи не в силах справиться с нахлынувшим чувством, с которым она уже и раньше неоднократно пыталась бороться, но которое почему-то всегда оказывалось куда сильнее неё, устремила свой взгляд наверх, прошлась им по ступеням, скользнула по длинным и плотным рядам книг на полках и остановила на дубовой двери, за которой в этом офисе находилась личная территория её шефа и куда он и удалился десять минут назад. И сколько бы раз Ульяна потом ни ругала себя за подобные глупые порывы, сейчас ей отчаянно, до дрожи в руках и коленях, захотелось подняться туда, постучаться к Феликсу, узнать, как он, не нужно ли ему чего-нибудь… Он вроде бы плохо себя чувствовал, когда уходил в свой кабинет… Тогда Ульяне показалось, что это лишь очередная наспех придуманная отговорка, но сейчас она, вспомнив неважный вид Феликса и то, как он болезненно морщился, поминутно дотрагиваясь то до лба, то до висков, по-настоящему встревожилась. А что, если ему стало хуже? Феликс ведь очень гордый и сам помощи никогда не попросит… И это была ещё одна причина, заставляющая Ульяну впадать в уныние и тоску не реже, чем внешнее безразличие любимого мужчины — Феликс никогда не подпускал её близко к себе, постоянно держа на расстоянии, и девушке оставалось только гадать, демонстрирует ли он таким образом на правах ответственного начальника тот факт, что никогда не будет смешивать личную жизнь и работу, или же просто вежливо даёт ей понять, что она не в его вкусе. Сколько раз за всё время работы в «Пятой Страже» осознавшей свои чувства Уле хотелось хотя бы чуть-чуть стать ближе к Феликсу, попытаться понять, кем он ещё является помимо руководителя агентства и главы детективов, узнать его настоящего — не начальника и не детектива, а именно человека, мужчину… Но все её попытки пробиться через ту стену вежливого равнодушия, которую её шеф зачем-то возвёл между собой и остальными людьми, терпели одни неудачи: Феликс категорически не желал ни с кем идти на доверительный контакт во всём, что не касалось работы агентства, и сразу же пресекал все старания достучаться до него, убедить хотя бы ненадолго снять эту маску деловитости и невозмутимости со своего лица, причём делал это без грубости и без хамства, но как-то так, что сразу становилось понятно, что к этому лучше больше не возвращаться. Впрочем, никто из остальных агентов, кроме самой Ульяны, и не пытался вызвать Феликса на откровения — то ли они просто знали причину такого его поведения, которая для Ули пока оставалась тайной за семью печатями, то ли уже просто успели привыкнуть к его отчуждённости и закрытости по отношению к другим и махнули на это рукой, решив, что каждый имеет право на свои секреты и странности, и Феликс не исключение. Главное, что руководитель он отличный и что к своей работе и своим подчинённым относится ответственно и с неукоснительной справедливостью во всём, а уж какие у него тараканы в голове и какие скелеты прошлого в шкафах, так повлиявшие на его характер — это его личное дело. Да, уже не раз Ульяна ловила себя на мысли, что дорого бы заплатила за то, чтобы относиться к странностями в поведении Феликса и к его загадочной замкнутости точно так же, как и другие детективы — спокойно, с необходимой снисходительностью, не мучаясь при этом про себя множеством неразрешимых вопросов, ежеминутно меняющих форму, постоянно пульсирующих в мыслях какой-то бесконечной болезненной мантрой и в итоге сводившихся к одному и тому же: непониманию, что происходит или когда-то произошло с Феликсом, что поселило в нём такую холодность по отношению к другим, пусть это даже более или менее близкие ему люди, и осторожное доверие с постоянной оглядкой; а также десятки самых разных, мыслимых и немыслимых, возможных объяснений, начиная с того, что, может быть, это она и ребята постоянно что-то делают не так, чем и вызывают такую его реакцию, и заканчивая тем, что также существует вероятность того, что он всегда был таким по своему характеру, а значит, и удивляться тут особо нечему. И каждый раз, устав от подобных размышлений, которые всё равно ни к чему не приводили и не давали никаких ответов, Ульяна твёрдо давала себе слово больше никогда не пробовать сблизиться с Феликсом, как бы сильно её ни тянуло к нему, и оставить свои попытки узнать, что у этого мужчины в душе и в мыслях. Может быть, там и тянуться-то особо не к чему, как нечего и узнавать; может быть, это как раз тот случай, когда внешняя оболочка полностью соответствует внутреннему содержанию, и душа у Феликса такая же мрачная и холодная, как постоянное выражение его лица, а в мыслях, кроме хладнокровной расчётливости и логических заключений, нет больше ничего. Да, сколько раз Ульяна давала себе обещание любыми путями избавиться уже от этой глупой влюблённости, которая приносит в её жизнь только проблемы и боль, и отгородиться от Феликса и любых переживаний о нём так же, как он отгораживается ото всех в целом и от неё в частности… И столько же раз это обещание неизменно нарушала, хоть и злилась потом на себя за это. Вот и сейчас было точно то же самое: в очередной раз поддавшись вспышке беспокойства, Ульяна, напрочь забыв о том, чем собиралась заняться меньше минуты назад, уже было шагнула к лестнице, чтобы действительно подняться наверх и узнать у Феликса, как его самочувствие, но уже через пару секунд перед её мысленным взором мелькнуло лицо Феликса перед тем, как он поднялся к себе, и характерное выражение на нём, которое ясно говорило о том, что как бы он себя ни чувствовал — хорошо, сносно, неважно или совсем плохо, — сейчас он явно хочет побыть один. Замерев с занесённой над нижней ступенькой лестницы ногой, девушка ещё несколько мгновений внутренне металась между своим сиюминутным желанием убедиться, что с Феликсом всё в порядке, и доводами рассудка, говорившим, что ей следует немного угомониться со своим непомерным радением, которое сейчас вполне может выйти ей боком, и, прислушавшись, наконец, к последнему, как всегда, жутко рассердилась на саму себя. Вот опять, опять она чуть было не позволила чувствам одержать верх над здравым смыслом, опять с головой выдаёт себя и своё истинное отношение к Феликсу… «Идиотка! — мысленно обругала себя Ульяна, резко метнувшись от лестницы назад, словно та вдруг превратилась в гигантского живого удава, готового в любой момент броситься на неё. — И когда ты только поймёшь, что не нужна ему твоя тупая неуклюжая забота?! И ты ему не нужна! Смирись уже с этим и перестань усложнять себе жизнь, которую и так лёгкой не назовёшь!» Повернувшись к лестнице боком, Ульяна решительным шагом направилась на кухню, очень кстати вспомнив о своём недавнем намерении заварить чай, а каблучки её туфель вторили довольно громким цоканьем резким и торопливым шагам, словно именно на кухне девушка и надеялась укрыться от всех своих переживаний. В сторону лестницы, даже дойдя до кухни, Ульяна старалась не смотреть, чтобы лишний раз не потакать себе и не искушать судьбу, а напрасно: если бы она всё-таки изменила своему решению и в определённый момент подняла бы взгляд наверх — туда, где громоздкой сплошной конструкцией из чёрного дерева возвышались книжные полки, — то точно заметила бы быстро скользнувшую из одного угла в другой тень мужского силуэта, на долю секунды задержавшегося у деревянного ограждения самой площадки. Приготовлением чая — тем, что её всегда успокаивало и настраивало на нужный лад — Уля занималась, как во сне: руки выполняли знакомые и отработанные до автоматизма действия, а мысли, не желая поддаваться контролю, блуждали в совсем другом направлении. Налить в большой электрический чайник фильтрованной воды, включить его… и лишь потом заметить, что, оказывается, забыла опустить у него крышку. Торопливо исправив свою оплошность, Ульяна почувствовала, как во второй раз за сегодняшний день предательский румянец заливает её щёки, а пальцы начинают мелко подрагивать. Именно по причине последнего она с особой осторожностью и бережностью взяла в руки фарфоровый заварочный чайник и, лишь поставив его перед собой на столешнице, облегчённо выдохнула. Достать с полки яркую пластмассовую банку с чаем, насыпать его в заварочный чайник, добавить туда чайную ложку сахара, щепотку корицы… — Уль! — Задохнувшись от неожиданности и испуга, вызванного громким окриком, Ульяна чуть было не выронила вскипевший чайник, который как раз взяла в руки, чтобы наполнить кипятком заварочный. Удержав пофыркивавший и исходящий паром чайник лишь чудом, Ульяна резким движением поставила его обратно на подставку и, обернувшись, увидела входящих в офис Виктора и Катю. — Ребят, вы с ума, что ли, сошли — так пугать? — выдохнула Ульяна, машинально потирая ладони друг о друга и глядя на вошедших агентов со смесью ещё не прошедшего испуга и упрёка. — У меня чуть сердце не остановилось. Виктор, который, судя по всему, и окликнул её, войдя в агентство, лишь ухмыльнулся, видимо, почувствовав себя хоть сколько-нибудь отомщённым за свой сорванный выходной, и прямо с порога прошествовал к холодильнику, решив, как обычно, проверить его содержимое и заодно подкрепиться. Катя же лишь пожала плечами в ответ на жалобу Ульяны, явно не понимая сути её претензий. — В смысле — пугать, Ульян? — переспросила она в своей обычной — шутливо-деловой — манере и, сняв через голову длинный ремешок своей сумочки, которую она не то из опаски стать жертвой случайного грабителя на улице, не то просто отдавая дань какому-то своему стилю, всегда носила на левом бедре, положила её на чёрный кожаный диван и, тоже пройдя на кухню, присела у стола, около которого сейчас хлопотала Ульяна. — Ты разве не слышала, как мы в сам офис вошли? Ульяна в ответ лишь пробормотала что-то невнятное, поняв, что действительно настолько глубоко ушла в свои мысли, что даже не услышала, как хлопнула входная дверь, и, торопясь скрыть своё смущение, снова взялась за электрический чайник, чтобы уже наконец-то закончить заваривать чай, после чего открыла один из верхних шкафов и достала оттуда чайные чашки для себя и ребят. — А Феликс где? — поинтересовалась Катя, благодарно кивнув, когда Ульяна поставила перед ней чашку со свежезаваренным горячим чаем, от которого вместе с беловатым паром поднималась разливающаяся в воздухе восхитительная смесь ароматов кардамона, корицы и гибискуса. — Наверху, у себя в кабинете, — как можно невозмутимее ответила Уля, наполняя чаем оставшиеся две чашки — для себя и Виктора. — Над новым делом пошёл раздумывать? — догадалась Катя, тоже неплохо знавшая привычки своего начальника и хорошо знакомая с этой его манерой ведения расследований — провести час или несколько часов в одиночестве и напряжённых раздумьях, а потом спустИться и предоставить своим агентам несколько более чем правдоподобных версий, которые они впоследствии и должны будут проработать одну за другой. — Наверное, — кивнула Ульяна и, повернувшись, позвала: — Вить, хватит уже сухомятку уминать! Иди лучше вместе с нами чаю попей! — Чаёк — это здорово, — довольно отозвался Виктор и, захлопнув дверцу холодильника, тоже направился к столу, усиленно жуя и держа в правой руке недоеденный бутерброд с сыром, от которого осталось меньше половины. — А к чаю что-нибудь есть — печеньки или пироженки? А то у меня с утра во рту ни крошки не было. — Всё есть, садись, — Ульяна указала на свободный стул рядом с Катей, а сама снова поспешила к шкафам, чтобы достать сладости к чаепитию. — Это у тебя-то с утра ни крошки во рту не было? — хмыкнула тем временем Катя, обращаясь к Виктору, который расположился рядом с ней и уже прихлёбывал горячий чай, жмурясь от удовольствия. — Получается, мне приснилось, что ты в кафе умял пять порций мороженого в один присест, да, Вить? — Наше сознание — непознанная область и порой такие вещи с нами вытворяет, — возведя глаза к потолку, глубокомысленно изрёк Виктор и, хихикнув, поспешно отъехал на своём стуле чуть в сторону, уворачиваясь от ладони Кати, которая собиралась треснуть его по затылку. Ульяна, невольно улыбнувшись их дружеской перепалке, поставила на стол две хрустальные вазочки, одна из которых была наполнена шоколадными конфетами, а вторая — песочным печеньем в форме ракушек, и тоже села на своё привычное место, придвигая к себе чашку с уже подостывшим чаем. — Я тебе это ещё припомню, — пообещала Катя Виктору. Тот в ответ лишь ухмыльнулся и потянулся к вазочке с печеньем, а девушка повернулась к Ульяне. — А что, кстати, за новое дело, Уль? — Да, к слову сказать, — будто очнувшись, оживился Виктор и даже не донёс до рта взятое из вазочки печенье, что в его случае говорило о высшей степени внимания и сосредоточенности. — Что такого случилось, что вы с шефом выдернули нас с нашего выходного? — Климов случился, — сделав глоток чая, коротко ответила Ульяна. Услышав имя своего друга и по совместительству бывшего коллеги, Виктор, уже снова начавший жевать, слегка поперхнулся, а Катя с недоумением воззрилась на подругу: — В смысле? — Ну, в том смысле, что Климов с утра пришёл к нам в агентство, попросил меня позвать нашего шефа для какого-то важного разговора, а потом рассказал мне и Феликсу о деле, над которым они у себя в полиции бьются уже больше месяца, и попросил помощи, — Ульяна вздохнула, легонько накренивая между своими ладонями чашку с чаем из стороны в сторону и наблюдая за причудливой игрой света в глубине шоколадно-янтарной жидкости. — Да вы сами уже, наверное, об этом слышали, потому что новости по этому делу уже больше месяца транслируют ежедневно и по телевизору, и по радио, и просто обсуждают среди жителей нашего города. Речь идёт о психопате-убийце, который уже полтора месяца убивает молодых девушек в нашем родном Светлогорске. — ВОрон, что ли? — встрепенулся Виктор и так резко дёрнулся, что чуть было не опрокинул на себя остатки чая из своей чашки. — Кто? — переспросила его Катя, взглянув на напарника, как на чокнутого. — Да Ворон же!.. Ну, люди между собой его так называют, потому что он на местах всех своих убийств оставляет вороньи перья, — пояснил Виктор и, залпом допив чай, обвёл взглядом обеих девушек. — Информация об этой подробности в массы откуда-то просочилась, и народ, как это обычно бывает в таких случаях, тут же незамедлительно дал маньяку соответствующее прозвище, раз уж настоящего имени пока не знают. Если замешаны вороньи перья, значит, быть ему Вороном. Вы что, не слышали? Ульяна с Катей лишь переглянулись между собой, но каждая предпочла воздержаться от комментариев. — Ну, тогда да, получается, что нам действительно предстоит заниматься его делом — делом Ворона, — наконец сказала Уля и, потянувшись к противоположному краю стола, взяла лежавшую там папку. — Про вороньи перья Климов нам с Феликсом тоже рассказывал… А вот это, Вить, щедрый подарок от твоего друга-полицейского — все материалы по этому делу, так что берите, читайте, изучайте и думайте, с чего начинать. Шефу нужны результаты. Протянутую Ульяной папку с материалами дела взяла Катя, а Виктор тем временем захватил из вазочки ещё пару печений и целиком запихнул их в рот. — Шефу нужны результаты, — неразборчиво пробурчал он, умудряясь одновременно и пережёвывать, и, несмотря на набитый до отказа рот, демонстрировать своё явное недовольство. — А что Феликсу вообще стоило послать Лёху вместе с его маньяком куда подальше? Зачем ему вообще понадобилось впутывать и себя, и нас ещё и в это дело, как будто нам своих мало? — Ну, во-первых, как я думаю, затем, что Лёша потом мог бы точно так же послать и Феликса, и нас с ним заодно, когда агентству в расследовании уже наших дел понадобилась бы помощь полиции, — пожав плечами, ответила Ульяна и, протянув руку, взяла из ближней к ней вазочки шоколадную конфету, несколько секунд задумчиво рассматривала её, но так и не откусила от кондитерского изделия ни кусочка, словно уже успела забыть, зачем эта конфета ей вообще понадобилась. — Феликс посчитал, что это дело заслуживает нашего внимания, и дал Климову согласие помочь, так что обсуждать тут нечего. Да и потом… — Ульяне вдруг вспомнились последние слова шефа. — Убийства всё-таки происходят непосредственно в городе, где мы все живём. Неужели ты смог бы остаться в стороне, даже если бы Алексей и не попросил бы наше агентство о помощи? Виктор взял ещё одно печенье, продолжая демонстративно жевать, что избавляло его от необходимости отвечать на слова Ульяны, но было видно, что возмущаться и спорить по поводу принятого Феликсом решения он больше не собирается. — А сам Феликс своими собственными соображениями по этому делу с нами не поделится? — спросила Катя, уже открывшая папку и просматривающая имеющиеся в ней бумаги. — Может, потом и поделится, — тихо сказала Ульяна и, взяв чайник, налила в опустевшую чашку Виктора ещё одну порцию горячей ароматной жидкости и подвинула к нему. — Запей, Вить, а то не дай Бог подавишься… Но, как мне кажется, он и от нас в ответ захочет что-то услышать, так что давайте думать. — Да чего тут особо думать-то? — отмахнулся Виктор, всем своим видом выражая острую неприязнь к бесполезной мыслительной деятельности. — Есть и без всяких раздумий очень хороший и действенный метод, с которого начинают любые свои расследования все уважающие себя сыщики — искать по горячим следам… Кто там последняя жертва, которую убил этот урод? — обратился он к своей напарнице. Катя быстро перелистнула несколько страниц в папке, скользя взглядом по строчкам. — Клементьева Настя, семнадцать лет, — через пару секунд ответила она, и голос её слегка дрогнул. Ульяна тоже почувствовала пробежавший внутри холодок от прозвучавшего вслух имени погибшей девочки, а в памяти невольно всплыли все рассказанные сегодня Климовым подробности, касающиеся её смерти, после чего стало ещё хуже. Всё-таки одно дело — это называть всех, погибших от рук неизвестного психа-садиста, абстрактным и безликим словом «жертвы», но совсем другое — идентифицировать их всех по именам и фамилиям, зная, что за каждыми из них кроется конкретный человек, и погружаться в жизнь каждой погибшей, узнавая о них всё больше и поневоле рисуя мысленно их образы и характеры. Вспомнив о том, что в ближайшее время именно ей и предстоит заняться этим вплотную, Ульяна не сдержала судорожного вздоха от снова пронявшей её изнутри волны холода и вдруг, несмотря на летнюю жару, ощутила почти непреодолимое желание прямо сейчас закутаться во что-нибудь тёплое. Виктор, в отличие от обеих девушек, остался относительно спокойным — видимо, сказывались годы работы в следственных органах, — но чашку с чаем всё же отставил. — Родители у этой девочки есть? — спросил он голосом, из которого сразу же исчезла привычная дурашливость, уступив место серьёзности и собранности, свидетельствовавших о его богатом опыте расследования подобных дел, накопленном за годы работы в полиции. — Есть кто-то, кого мы можем допросить? Всё ещё бледная Катя снова склонилась над папкой, переворачивая страницы, и наблюдавшей за ней Ульяне почему-то показалось, что пальцы девушки с трудом ей повинуются. — Отец неизвестен, а мать зовут Клементьева Ангелина Михайловна, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, — проговорила Катя. — Судя по всему, мать-одиночка, и Настя была её довольно поздним и единственным ребёнком… Адрес, по которому они проживают…проживали, тоже имеется… Уличка, можешь сейчас выписать его на какой-нибудь отдельный листочек, чтобы нам всю папку с собой по городу не таскать? — обратилась девушка к Ульяне, и та слегка вздрогнула, словно выпав из какой-то прострации, в которой пребывала вот уже несколько минут. — Не хотелось бы потерять что-нибудь важное из материалов дела, а то товарищ Климов нам потом этого не простит. — Да, конечно, — кивнула Ульяна, отодвинув стул, выбралась из-за столешницы, взяла у Кати папку и пошла в направлении большого и длинного офисного стола, занимающего собой чуть ли не четверть всего помещения, за которым она обычно и работала, ища необходимую для следствия информацию в Интернете и базах, и за которым всегда проходили все их общие совещания с присутствием остальных детективов и во главе с Феликсом. Пока Уля, стараясь не задерживать свой взгляд дольше, чем это было необходимо, на фотографии погибшей девочки — длинные волосы цвета спелой пшеницы, ясные васильковые глаза, открытая всему миру улыбка, — записывала на миниатюрный листочек-стикер адрес Настиной мамы, Виктор и Катя, как тут же выяснилось, тоже не стали рассиживаться и, оставив недопитый чай, стали собираться, на ходу планируя свои действия по приезде на место. — Только сильно мучить бедную женщину не будем, ладно, Вить? — озабоченным тоном проговорила Катя, снова перекидывая через правое плечо и грудь ремешок своей сумочки и осторожно высвобождая попавшие под него волосы. — Это не тот случай, когда мы можем себе позволить опускаться до сентиментальностей, — мрачно ответил Виктор. — Старков, что ты вообще за человек такой? — возмутилась Катя, глядя на мужчину заблестевшими от мгновенно вспыхнувшего негодования глазами. — Если что, она буквально на днях единственную дочь потеряла… Неужели нельзя проявить хотя бы немного сочувствия? — Да ладно, ладно, — поспешно отмахнулся Виктор, у которого, видимо, сейчас не было ни малейшего желания обсуждать с Катей свой моральный облик и корректность своих методов в ведении расследований. — Зададим ей стандартные вопросы, узнаем, не происходило ли чего-нибудь необычного или не видела ли она рядом с дочерью кого-нибудь подозрительного незадолго до трагедии; если она разрешит, осмотрим ещё комнату Насти, и всё. Никто её мучить не собирается. Если ничего вразумительного она нам сказать не сможет, улучишь момент и оставишь там свой… Слова Виктора ни с того ни с сего оборвал резкий болезненный вдох, и удивлённая Ульяна, склонившаяся над столом и записывающая адрес, подняла голову, чтобы узнать, что случилось. Представшая перед её глазами картина была более чем странной: Виктор стоял на том же самом месте и, морщась, держался за левый бок, а рядом стояла испепеляющая его взглядом Катя, которая, судя по всему, только что двинула своего напарника в этот самый бок локтём. — Оставишь там свой номер телефона, чтобы она потом могла позвонить нам, если вдруг вспомнит что-то существенное, — с усилием договорил Виктор, потирая рёбра с левой стороны и глядя на Катю с лёгкой обидой. Катя в ответ мило улыбнулась, кивнула ему, и детективная парочка повернулась к Ульяне, брови которой поднимались всё выше и выше от всех этих странностей. Наступило недоумевающее молчание. — Ребята, а что вообще происходит? — наконец спросила Ульяна, поняв, что ни Виктор, ни Катя причину своего странного поведения объяснять ей не собираются. — А что происходит? — вопросом на вопрос ответила Катя с наигранной беззаботностью на лице и в голосе. — Пора нам — вот что происходит. Работа не ждёт, а такая, как наша — тем более. — Точно! — с куда бОльшим, чем было нужно, энтузиазмом поддержал свою напарницу Виктор. — Сама же говорила, что шефу нужны результаты. Чем раньше мы начнём, тем быстрее эти самые результаты появятся, правильно? Поехали мы, Уль. Спасибо за чай. Оба детектива с какой-то излишней поспешностью, явно говорящей о стремлении поскорее покинуть офис, повернулись и дружно поторопились на выход: Катя — решительной и даже воинственной походкой, которая каким-то невероятным и потрясающим образом гармонировала с её женственностью и грацией, Виктор — как обычно, вразвалочку, но теперь при этом чуть скособочившись на левую сторону — видимо, пришедшийся в бок тычок от любимой коллеги оказался довольно сильным. — Вить! — окликнула его Ульяна, поняв, что всё же не может просто в очередной раз отмахнуться от всех этих странностей и продолжить вести себя, как ни в чём не бывало — уж слишком много их, этих странностей, за последние два года происходило в её жизни. Бывший полицейский остановился с едва заметной неохотой и повернулся к ней. — Да? — А почему мне показалось, что, говоря про номер телефона, ты сказал совсем не то, что собирался изначально? — впившись в него таким цепким взглядом, на какой только была способна, поинтересовалась Ульяна, стараясь не упустить ни малейших изменений в его мимике. По лицу застывшей у входной двери Кати невозможно было прочитать, какую реакцию вызвал у неё этот неожиданный вопрос — девушка прекрасно владела собой и сохраняла нерушимое спокойствие, словно Ульяна всего лишь спросила о погоде на завтра, так что о её истинных эмоциях можно было только догадываться. Виктор же, которому этот самый вопрос и был непосредственно адресован, всего лишь на долю секунды смешался, о чём ясно говорила промелькнувшая на его лице лёгкая растерянность, а потом вполне искренне усмехнулся. — Улинька, я не отвечаю за то, что тебе показалось, — с убийственной невозмутимостью ответил он, и даже самый придирчивый и подозрительный собеседник, глядя на него в этот момент, поверил бы в то, что этому человеку действительно абсолютно нечего скрывать. — Наше сознание… — …непознанная область, — закончила за него Ульяна, причём куда более резким тоном, чем собиралась. Она пока не знала, что именно они от неё скрывают и какая правда может ей открыться, но отступать сейчас так просто, в очередной раз давая им возможность с ловкостью бывалых фокусников обвести её вокруг пальца, не собиралась. — Это я уже слышала. Повторяешься, Вить. — Уля сложила руки на груди и твёрдым взглядом посмотрела ему в глаза, давая понять, что в этот раз без боя не сдастся. — А почему именно Катя должна оставить этой женщине номер своего телефона для связи, а не ты, к примеру? — Да потому что женщины — а тем более матери-одиночки — куда охотнее с женщинами и идут на контакт, нежели с мужчинами, один из которых их когда-то обманул, предал или бросил на произвол судьбы вместе с ребёнком, — пожав плечами, бесстрастно ответил Витя и, глядя на Ульяну, на лице которой стало проступать замешательство, снова усмехнулся. — Уль, я понимаю, конечно, что ты тоже детектив, но всё же не стОит так дотошно препарировать каждую мелочь и выискивать в ней больше, чем там есть. — Он переступил с ноги на ногу. — Так мы с Катей всё-таки пойдём? Ты не против? Время-то идёт. Ульяна, помедлив немного, лишь кивнула, чувствуя себя одновременно и озадаченной, и так глупо, будто этим двоим всё же удалось снова провести её, утаив от неё что-то очень важное, что она уже практически успела ухватить в последний момент за хвост, а потом добровольно выпустила, поверив, что в этом нет ничего особенного. Виктор первым вышел из офиса, а Катя, прежде чем последовать за ним, улыбнувшись, помахала Ульяне на прощание, и в её взгляде Уля успела разглядеть что-то вроде…сочувствия? После ухода агентов Ульяна ещё немного постояла у стола в опустевшем офисе, прислушиваясь к воцарившейся здесь тишине и потоку своих мыслей, которые сейчас представляли из себя некую смесь сумбура и логических догадок, основывающихся на воспоминаниях из прошлого. Пожалуй, она сейчас могла бы убедить саму себя в том, что странность в поведении Виктора и Кати ей просто пригрезилась, что всё только что произошедшее — полная обыденность, в которой лишь при очень большом желании и бурной фантазии можно разглядеть нечто необычное, и что ей просто надо поменьше давать волю своему воображению. Да, она могла бы. И, скорее всего, так бы и сделала, если бы этот случай непонятной недосказанности и странных поступков был первым и единственным за всё время её работы в этом агентстве. Но ведь подобные ситуации происходили уже не раз, и не только с участием Виктора и Катерины, но и других агентов: какие-то обронённые вскользь или оборванные на полуслове фразы, которые как будто в своей первоначальной версии должны были нести совсем другой смысл, который в последний момент меняли только лишь потому, что она случайно оказывалась рядом, а это словно бы не было предназначено конкретно для её ушей; очень важная информация, которая порой несла в расследуемых делах самое что ни на есть решающее значение и которую, по всем законам логики, почти невозможно было добыть, но агенты «Пятой Стражи» каким-то невероятным образом умудрялись находить её, и Улю это каждый раз просто ставило в ступор, хотя она уже давно перестала задавать ребятам вопросы по поводу того, как им это удалось — просто не хотелось снова и снова выслушивать краткие и неправдоподобные ответы, что всего лишь повезло, или добродушные отшучивания; полная и непоколебимая преданность шефу — создавалось впечатление, что каждый из агентов и агентесс выкладывает все силы для раскрытия любого поступившего дела в первую очередь затем, чтобы оправдать доверие своего начальника, поручавшего им эти расследования, и только потом для того, чтобы получить за это хороший гонорар от клиента и повысить престиж самого агентства. Словно каждый из работающих ребят — как мужчин, так и девушек — был лично чем-то Феликсу обязан. Впрочем, в этом плане преданность самой Ульяны своему шефу была чуть ли не больше, чем у всех остальных агентов, вместе взятых. Но относительно самой себя Уля хотя бы понимала, чем это продиктовано, как понимала и то, что причина её личной привязанности к Феликсу не только в том, что она уже полтора года как тайно влюблена в него. А вот чем Феликс заслужил такую приверженность со стороны остальных, пока оставалось для неё загадкой. Ну, не могут же люди питать такую абсолютную верность к своему начальнику только лишь потому, что он взял их когда-то на работу и хорошо им за эту работу платит. И это была ещё одна причина, по которой у Ульяны не раз возникало странное чувство, будто и в самом агентстве, и среди его сотрудников присутствует некая тайна, в которую посвящены все, кроме неё. Вместе с глубоким вздохом девушка наконец вынырнула из омута своих мыслей, и тут её взгляд сам собой скользнул к её собственному ноутбуку, лежавшему на столе. О чём там Феликс её просил? Собрать подробную информацию по каждой из двадцати трёх жертв загадочного маньяка? Ульяна кивнула самой себе. Погружаться в личную жизнь каждой из зверски убитых девушек ей по-прежнему совсем не хотелось, но деваться было некуда. Несмотря на то, что шеф, как он сам сказал, не ждёт от неё отчёта ни сегодня, ни даже завтра, работа предстоит очень объёмная и кропотливая, так что лучше начать её как можно раньше. Опустившись на стул, который на общих совещаниях обычно занимал Феликс, Ульяна придвинула к себе ноутбук, открыла его, включила и приступила к выполнению полученного от шефа задания. * * * Прошла неделя с того дня, как капитан полиции Климов попросил помощи у детективов агентства «Пятая Стража» в поиске и поимке неизвестного хладнокровного убийцы, уже больше месяца держащего в страхе и напряжении весь Светлогорск, и как шеф агентства Феликс, согласившись помочь, поручил вести это дело детективам Виктору и Кате и своей личной помощнице Ульяне. Целая напряжённая и суматошная неделя, полная непрекращающихся обсуждений возможных мотивов и психологии поступков маньяка, бесконечных изучений биографии и личной жизни каждой из убитых им девушек и женщин (Ульяна, как всегда, приложила все усилия и, почти двое суток практически безвылазно просидев за компьютером и задействовав данные из всех соцсетей и даже архивные записи ЗАГСа, собрала более чем подробную информацию о каждой жертве, которую в полном объёме и предоставила своему начальнику Феликсу и Виктору с Катей, изнемогая от усталости и морщась от боли в спине и покрасневших воспалённых глазах, после чего почти упала на кожаный диван в офисе и даже не уснула, а просто отключилась); целая неделя, полная непрерывных мозговых штурмов и почти постоянного нахождения в офисе, в течение которой Ульяна после очередной бессонной ночи, проведённой в агентстве, бежала домой, чтобы только принять душ, переодеться и — если позволит сильно ограниченное время — выпить чашку кофе для бодрости, а потом снова возвращалась на работу, поскольку все выходные у неё и ребят Феликс пока отменил. Вот только толку от всей этой постоянной и напряжённой работы по новому делу было немного, если вообще был, и первым разочарованием и тупиком в ведении расследования стало то, что излюбленный Виктором метод «искать по горячим следам», на который он возлагал такие большие надежды, не оправдал себя вообще и не дал никакой информации и ни единой зацепки. С матерью Насти Клементьевой Виктору и Кате даже поговорить не удалось, потому что, когда они приехали по указанному в деле адресу, дверь им никто не открыл, а выглянувшая на стук старенькая соседка сообщила, что Ангелину Михайловну сразу же после похорон дочери увезли в больницу с нервным срывом. На следующий день детективы, посовещавшись с Ульяной, отправились в больницу, надеясь, что им удастся убедить врача дать им поговорить со старшей Клементьевой, но и тут их ожидала неудача: врач, едва услышав об этом, наотрез отказался пускать их к Ангелине, сказав, что женщина и так постоянно находится на сильных успокоительных и что любое упоминание имени погибшей дочери вызывает у неё истерику. Ульяна тогда после постигших её коллег невезений с удвоенным рвением продолжила выполнение данного ей Феликсом поручения, понимая, что должна помочь найти хоть какую-то ниточку, если уж вся надежда пока на неё одну, а Виктор с Катей отправились опрашивать родственников других убитых девушек, чтобы представить потом шефу хоть какие-то результаты своей работы по новому делу. По прошествии недели рьяные старания детективов никакой новой информации и никаких подвижек в расследовании не дали, что не могло не удивлять при всей той славе, в ореоле которой уже несколько лет сияло агентство «Пятая Стража», его руководитель и сотрудники. Но саму Улю куда больше удивляло и даже беспокоило другое: то, что Феликс так до сих пор и не поделился с ними ни одной из своих версий относительно нового дела. На него это было просто непохоже — молча выслушивать сведения о жертвах и догадки подчинённых, что в большинстве своём оказывалось бесполезным, или также молча присутствовать на на совещаниях с Ульяной, Катей и Виктором, не принимая, по сути, в них никакого активного участия, словно зашёл сюда случайно. А Феликс именно так и делал всю эту неделю с тем лишь дополнением, что, выслушивая версии своих агентов, всё сильнее мрачнел и время от времени невпопад качал головой, словно его посещали какие-то недобрые мысли. Каждый раз Ульяну так и подмывало спросить шефа, о чём он думает и что его так тревожит, но в присутствии других детективов, которых Феликс по каким-то причинам не хотел посвящать в свои догадки, об этом и думать было нечего. Собранная Ульяной подробная информация о девушках, ставших жертвами убийцы-садиста, тоже ничем особо не помогла, а лишь подтвердила слова Климова о том, что все убитые были абсолютно разными как по типажу внешности, так и по роду занятий и образу жизни, и никогда друг с другом не пересекались. Зачитав буквально до дыр биографии всех пострадавших и, наверное, выучив их чуть ли не наизусть, но, похоже, не найдя там ни одной подсказки, как вычислить и где искать устроившего в городе резню психа, Феликс попросил Ульяну найти и распечатать информацию обо всех подобных случаях, произошедших в Светлогорске, начиная с пятидесятых годов, и имевших аналогичные с этим делом сходства — большое количество жертв, разный способ убийства, вырезание внутренних органов и вороньи перья, найденные на местах преступлений. Убив на поиск нужной информации несколько часов, Уля отыскала всё, что просил Феликс, но была почти уверена, что найденные данные вряд ли его обрадуют или чем-то им всем помогут. Похожие случаи действительно нашлись — орудовали когда-то в их городе маньяки, убившие большое количество людей, были и такие, кто каждый раз использовал новый способ убийства, и те, которые членили своих жертв. Были даже совпадения по второму и третьему фактам, и даже один случай, когда вместе с ними совпал и первый. Но вот вороньи перья — четвёртая составляющая в картине преступлений объявившегося душегуба — не фигурировали никогда и нигде. Сколько Ульяна ни копалась в Интернете, сколько ни вчитывалась в статьи из старых газет, нигде не было ни одного упоминания об убийце, оставлявшем на местах своих преступлений подобные символы. Тем не менее Ульяна, как и просил Феликс, распечатала всё, что удалось найти, и теперь оставалось только дождаться, когда Феликс спустится из своего кабинета, и уже с ним обсудить всё, что она узнала. Оставив листы с распечатками на столе, Ульяна закрыла ноутбук и, развернувшись, бросила задумчивый взгляд в сторону кухни. Сварить, что ли, пока себе кофе? Себе…и Феликсу заодно. Он вроде как кофе отдаёт большее предпочтение, чем чаю. Даже в тот вечер два года назад, когда они с ней познакомились, в том самом кафе, куда Ульяна заходит в каждый свой выходной, садится за ТОТ САМЫЙ столик у окна с видом на проезжую дорогу, заказывает ТОТ САМЫЙ жасминовый чай — достаточно горячий, но при этом не обжигающий, прямо как тогда, — чашку кофе «эспрессо», ТЕ ЖЕ САМЫЕ сладости — пирожные «Три шоколада», торт «Огонёк» и имбирное печенье и просто сидит там часами, время от времени делая глоток чая и глядя на заказанную ею чашку кофе, к которой она так и не притрагивается и ставит её всегда на противоположный край столика… Даже в тот вечер он почему-то заказал для себя лишь кофе, а всё остальное, что было принесено официантом по его же заказу, предназначалось ей… Ульяна беззвучно рассмеялась, вспомнив, что после того вечера две недели отказывала себе во всём, что было хоть сколько-нибудь калорийнее обычного яблока, и каждое утро бежала в спортзал, потому что Феликс тогда заставил её съесть почти всё. Заставил, потому что опасался, что она может упасть в обморок от шока и сильного стресса… Улыбка сама собой сошла с губ девушки, а мысли помимо воли унесли её туда, в тот вечер двухлетней давности. ТОТ САМЫЙ вечер, который, возможно, мог бы стать для неё последним, если бы не появившийся в её жизни Феликс…