Самое важное в жизни

      Можно сказать, что произошедшее было случайностью. Просто обыкновенным совпадением, которые зачастую страшнее злого умысла. Близнецы Уизли решили «подшутить» в своей манере над слизеринцами. Как всегда не задумываясь о последствиях своих поступков, мальчики полили ступени лестницы, ведущей ко входу на факультет «врагов» новым составом. Этот состав юные пылкие натуры, пользующиеся абсолютной безнаказанностью, разрабатывали с зимы. Он должен был не только сделать ступени очень скользкими, но и создавать сильный ветер снизу. Уже предвкушая зрелище того, как будут задираться юбки слизеринских девочек, Уизли пошли в свою башню, надеясь прийти утром, до завтрака, чтобы насладиться зрелищем. Пока же надо было наработать себе «алиби», то есть показать всем, что это не они.       Не задумавшись о том, какие травмы могут получить слизеринцы, скатываясь с лестницы… Ну а чего задумываться, «враги» же… Юные Уизли даже не подозревали, к чему приведет их очередная «шутка». Тихо подхихикивая, мальчики шли в свою башню, а в это время Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор решил пройтись по готовому опустеть замку. Отчего-то Дамблдор решил дойти до Северуса, чтобы обговорить с тем кое-какие изменения в школе, при этом директор не воспользовался камином, как обычно, а пошел пешком.       Он медленно спускался по ступеням, погрузившись в свои размышления. В основном эти размышления касались планов на будущий год, Альбусу было очень важно, чтобы Северус вел себя правильно, ибо Избранному нужен сильный враг. Враг, который сделает юного Поттера сильнее, помогая мальчику развиваться духовно. Был еще один ребенок, поступления которого Альбус ждал с нетерпением, но этими планами Дамблдор ни с кем делиться не собирался. Внезапно нога поехала вперед, соскальзывая со ступеньки, а неожиданно сильный ветер задрал мантию, полностью закрывая обзор Великому Светлому. Попытавшись остановить падение, Дамблдор на секунду завис на месте, но потом ветер развернул его боком и, слетев с лестницы, Альбус резко впечатался бы в стену. Но именно его жест, его колдовство немного сместило старика в сторону, что и предрешило встречу тела пожилого мужчины с доспехами.       Первыми Дамблдора обнаружили слизеринки, подняв такой визг, что, казалось, замок закачался. Выскочивший на отчаянный крик профессор Снейп замер. На мече доспехов, обозначавших вход в гостиную, висел директор школы Хогвартс, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Меч был изначально выставлен вперед в оборонительном жесте, и неизвестно как оказавшийся здесь Дамблдор обнаружился хорошо насаженным на это старинное оружие. «Хоть сейчас на вертел», — мрачно подумал Северус Снейп под звон осыпавшихся обетов. Директор Дамблдор был мертв.       Это могло бы оказаться несчастным случаем, но Снейп уж очень сильно не любил игравшего на его чувствах старика, поэтому вызвал аврорат с формулировкой «возможное самоубийство». К Дамблдору в Министерстве относились очень по-разному, поэтому явившаяся в школу Амелия Боунс опросила учеников и уже хотела откланяться, удовлетворившись версией о жестоком самоубийстве, но тут оказалось, что близнецы Уизли язык за зубами удержать не смогли, поэтому о проделке братьев моментально узнал Персиваль. Будь в семье Уизли привычные нам отношения, тем бы все и закончилось, но дело в том, что Перси Уизли был «правильным», поэтому немедленно сдал своих братьев. Получив новую информацию, департамент магического правопорядка в лице мадам Боунс допросил Фреда и Джорджа под Веритасерумом, оказавшись в сложной ситуации. Получалось, что близнецы Уизли убили председателя Визенгамота.       — Они не могли! — громко кричала Молли Уизли, приглашенная на официальный допрос. — Это не они! Это все ложь! Вы все подделали! Я вас! — она подняла палочку и была немедленно связана.       На некоторое время в Магической Британии воцарился хаос. Была госпитализирована в Мунго Минерва МакГонагалл. Бессменная заместитель директора не смогла выдержать подобного известия — ее подвело сердце. Пытаясь выслужиться перед Министром, аврорат арестовал всех Уизли, включая младших детей, что вызвало моментальную реакцию Риты Скиттер, не ожидавшей такого подарка от носителей красных мантий. Такого сюрприза не ожидал, надо сказать, и Министр. Лето начиналось… с огоньком.       Хорошо умевшие думать, но не всегда использовавшие эту возможность, аристократы прекрасно поняли, кто был истинной целью очередной выходки Уизли и сплотились, ибо позор дочерей, да еще публичный, мог сказаться на матримониальных планах, что, в свою очередь, означало крушение многолетних расчетов. Для большинства аристократов дочери были отнюдь не людьми, а всего лишь товаром. Но именно эти люди, обладавшие серьезным влиянием, и могли повлиять на ситуацию, а Уизли многие не любили, что в условиях отсутствия Дамблдора могло стать приговором.

***

      Что означает эта «помолвка», Гермиона не поняла, информации не хватало, но доверяя Гарри, она переспрашивать не стала. Согласившись с мальчиком, девочка и думать забыла о его предложении, зато не забыл Гарри. Мальчик готовился, потому что наставник сказал, что попытка будет только одна, а ему очень надо было защитить Гермиону, просто любой ценой.       — Пойдем гулять? — ближе к вечеру предложил Гарри. На улице стояла теплая погода — заканчивалась весна, скоро грозило наступить лето, не значащее для них теперь ничего. Таблетки, уколы, кресло, кислород… Хорошо хоть гулять пока можно было без него. Мальчик не хотел думать о том, что будет, когда это «пока» закончится.       — Пойдем, — согласилась Гермиона, улыбаясь мальчику так, что он чуть не въехал в стену. Мама Мириам очень радовалась тому, что дети не боятся сами выходить на улицу, поэтому женщина очень быстро одела девочку, не забыв и про подгузник.       — Не больше полутора часов, — попросила женщина, потому что у обоих ее детей было расписание. Препараты требовали жесткой дисциплины, а дети же… Им тоже хочется свободы, и доктор Бранис это очень хорошо понимала.       — Да, мамочка, — в груди Гермионы зрело какое-то странное чувство, как будто впереди ее ждал праздник. Что-то очень хорошее, теплое, радостное… — А можно мне платье?       — Конечно, — Мириам, если и удивилась, то виду не подала. Гермиона не любила платья, предпочитая шорты и штаны, девочка считала, что под платьем сильнее видно… Виден подгузник. Пожалуй, только существование подгузника и угнетало Гермиону, паралич девочка считала платой за… за Мириам.       Дети укатили на улицу, а женщина вспоминала свою истерику по поводу «цены». Вспоминала, как ее успокаивали коллеги и только Уилкинс объяснил:       — Вот представь, что ты совсем одна, совсем никого нет, — мужчина говорил тихо, но будто гвозди словами вколачивал. — Никто не обнимет, не пожалеет, не расскажет. Представила? Что бы ты отдала за толику тепла?       — Все, — завороженно прошептала ему Мириам.       — Ну так что тебя удивляет? — доктор Уилкинс тяжело вздохнул. — Девочка настрадалась так, что мы и представить себе не можем. Хорошо, что не в депрессии, а считает это ценой… Ей так легче, понимаешь?       И Мириам понимала, но… А настрадавшаяся девочка, сияя счастливой улыбкой, ехала сейчас со своим Гарри в уединенное место. Таковое мальчик знал только одно — рядом с церковью. Остановившись и оглядевшись, мальчик убедился, что вокруг никого нет, хотя за ним сейчас наблюдали внимательные глаза не понимавшего, что ищут рядом с храмом дети на инвалидных колясках. А потом… Гарри взял Гермиону за руки и заговорил. Он говорил о том, что для него в этой жизни значит эта девочка…       — Ты и есть смысл моей жизни, — произнес мальчик, а сторонний наблюдатель только вздрогнул, не ожидая подобных слов в таком возрасте — дети же. — Я клянусь, что буду с тобой в горе и радости, охраняя и помогая, и пусть даже смерть не разлучит нас! — вспышка магии, которую и не заметил посторонний наблюдатель, зато заметила округлившая глаза Гермиона.       — Ты был всегда рядом, спасая меня даже от самой себя, — проговорила в ответ девочка. Она говорила о том, кем стал для нее Гарри за эти месяцы, и невольный наблюдатель просто утирал слезы. — Я клянусь в том, что буду с тобой в горе и радости, беде и счастье, помогая всем, чем смогу, и пусть даже смерть не разлучит нас, — как будто что-то подсказывало девочке, что нужно говорить. Стоило ей закончить, как яркая вспышка озарила сад при церкви, впрочем, наблюдатель видел только двоих замерших детей. И тогда этот самый человек сделал шаг вперед.       — Благословляю вас, дети мои, — проговорил старый священник со слезами на глазах. Сила и любовь, звучавшие в словах совсем юных людей, заставляли сердце биться сильнее, будто произошло чуть ли не явление Господа.       Поблагодарив священника, ничуть не испугавшиеся его дети отправились домой, чтобы рассмотреть красивые колечки белого металла, появившиеся у каждого на безымянном пальце правой руки. Того, что случилось, Гермиона объяснить не могла, зато она чувствовала, что произошедшее правильно. Слова Гарри заставляли, казалось, петь что-то внутри девочки. Если бы не кресло, она сейчас танцевала бы от счастья. Но кресло все еще было, поэтому Гермиона просто улыбалась всему миру, будто говоря: «Люди! Смотрите! Я счастлива! Я счастлива, несмотря ни на что!»       Священник смотрел вослед счастливым детям, думая о силе духа этих малышей, о их любви и готовности жертвовать чем угодно друг ради друга. И в воскресной проповеди он говорил о чудесах земных, о детях, живущих рядом, о том, как важно не опускать руки. И люди слушали его.       Гермиона и Гарри об этом, разумеется, не знали. Девочка была просто счастлива так, как будто она снова может ходить, даже больше. А Гарри… Мальчик пробовал переполнявшее его чувство, искристо-золотое, как солнце, как… Гермиона, но просто не знал названия этому ощущению. Впервые в своей жизни Гарри испытывал настоящее, всеобъемлющее, невозможное счастье. Чувство, заставлявшее верить в то, что все плохое уже позади.       Гарри Джеймс Поттер познал счастье.