Ради общего блага

      Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор за бутылкой медовухи сидел за своим столом, думая о том, на что он обрек троих детей. Ритуал Благодати был найден еще Геллертом, почему-то у старого друга ничего не получилось, но Дамблдор сумел все расшифровать. Для успеха нужны были боль и ужас детей с очень специфическими дарами, которые и наполняли сейчас три черных кристалла. Затем детей и кристаллы надо будет принести в жертву, получив в ответ белый артефакт, который и сделает всех людей на Земле счастливыми.       С одной стороны Великий Светлый понимал, что жизнь трех детей перед миллионами людей, которым он принесет счастье и процветание — ничто, с другой — ему было больно оттого, что с ними происходило. Альбус считал, что любит детей, тем не менее, обрек на боль и ужас этих троих… На душе было тяжело, но отступаться от своего плана Дамблдор не хотел, потому что его цель была великой.       Некоторые непонятые им слова Великий Светлый в описании ритуала и цели оного пропустил, потому что обнаружил главное, по его мнению.       — Что-то наполнение замедлилось, — проговорил Дамблдор, оценивая скорость, с которой чернота поступала в кристаллы. — Но спешить нельзя, иначе придется начинать все с нуля…       — Курлык, — ответил ему феникс, желавший дождаться того срока, когда глупый старик проведет ритуал. Целый мир… Лакомый кусочек.       — Надо будет Северуса простимулировать, — произнес Альбус. — Ему еще этих… в жертву приносить.       — Кур-рлык, — глаза птицы на мгновение сверкнули черным пламенем, но обратиться до начала ритуала он просто не мог. — Р-р-лык.       — Когда все будут счастливы, можно будет и уйти, — тяжело вздохнул Альбус, еще раз всматриваясь в ритуал, — если все пойдет так же дальше, то на Хэллоуин проведем… Да, я приговорил троих детей, это больно и страшно, но ведь так нужно! Понимаешь, Фоукс?! Нужно, чтобы все были счастливы! А они… Мы им потом памятник поставим, от благодарных людей! Да, так и будет!       Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор желал осчастливить всех и каждого, ну, кроме этих троих с подходящим даром. Смотреть, что с ними делают, Великий Светлый не желал, понимая, что такого зрелища может и не выдержать. Но он же для благого дела! А вот его феникс с тревогой взглянул на кристаллы — поступление энергии ужаса и боли почти прекратилось. Решив лично узнать, в чем дело, выглядящее волшебным существо вылетело из окна, переместившись туда, где обнаруживалась первая жертва.       Феникс увидел всех трех жертв лежащими рядом, чего не могло быть просто по определению, но хуже того — неподалеку обнаружился тот, кто был предназначен в палачи, и он… Он лечил жертвы? Понимая, что еще чуть-чуть и на ритуале можно будет поставить крест, феникс с клекотом налетел на зельевара.       — Ой, Мия, а что делать? — удивилась Магия, зафиксировавшая птицу.       — В нем душа демона, — задумчиво произнесла наставница демиуржек. — Вот что, положи его в шарик к Тринадцатой, потом разберемся.       — Ага, — совсем по-детски кивнула девочка-подросток с видом пошалившего ребенка. Тринадцатая пополнению обрадовалась, принявшись встряхивать шарик, отчего сидевшим в нем существам было совсем не весело.

***

      Василий усадил девочек, чтобы накормить всех троих. Дети боялись. Рие только недавно плакала, осознав, что ног не чувствует, Миона испытывала сильные боли и не могла стоять, от слова совсем, Луна… С Луной почему-то было тяжелее, чем со всеми остальными — постоянные судороги рук и ног, обмороки без предупреждения не давали девочке ни кушать, ни ходить, поэтому всех троих нужно было кормить с ложечки.       Доктор Рязанцев готовил кашу, когда в кухне возник кто-то, сразу не рассмотренный, и с каким-то утробным клекотом исчез. Василий с недоумением посмотрел на детей, девочки ошарашенно смотрели на него. Пожав плечами, Рязанцев присел за стол, начиная кормить. Если Луна послушно открывала рот, то с Рие и Мионой было сложно. Испуганные девочки не могли расслабиться, и тогда улыбнувшийся доктор начал переводить на английский потешки своего детства:       — Люли, люли, люли, прилетели гули, стали гули ворковать, стали гули хлопотать: залетели в уголок, зажигали огонек, стали кашу варить, стали Рие кормить, — заулыбавшаяся зеленоглазая девочка с готовностью открыла рот, а доктор Рязанцев продолжал: — Каша вкусная дымится, вот Миона есть садится, очень каша хороша, ели кашу неспеша, — вот и кудрявая заулыбалась.       — Ты настоящий ангел, — произнесла Рие, осторожно слизывая очень вкусную кашу с ложки. Видеть добрую улыбку, слышать ласковые слова от Северуса Снейпа было очень необычно.       — Кушайте, котята, кушайте, — погладил каждую Василий, покачав головой. Надо было бы в больницу. Понимая, что нужно будет применять чары к коллегам, доктор тяжело вздохнул, но в больницу уже аж пищало.       — Дядя ангел, а ты не пропадешь? — очень тихо, почти шепотом, поинтересовалась Луна.       — Да куда я теперь от вас денусь, — улыбнулся ей мужчина, еще раз погладив. — Сейчас у котят будут таблетки и… Миона, бедро уколем, чтобы к попе не лазить, хорошо?       — Настоящий ангел… — прошептала кудрявая девочка, глядя на Василия, как на невозможное чудо.       — Ох, дети… — вздохнул доктор, продолжая кормить трех детей, воспринимавшихся сейчас какими-то совсем маленькими.       Покормив и выдав медикаменты всем троим, Василий задумался. В основном, его беспокоило, как с тремя детьми, две из которых совсем не ходячие… а третья ходячая с такими мучениями, что лучше не надо. Как Гермиона могла передвигаться по замку, оставалось загадкой для врача, также, как и куда смотрела Минерва. Задача не решалась, кроме как усадить всех троих на инвалидные коляски, правда, второй проблемой было — откуда их взять, да так, чтобы не оставлять девочек одних. Ибо психологическое состояние всех троих… Они стремились прикасаться к Василию, что доктор очень хорошо понимал. Наконец он споил всем детям зелье сна без сновидений с расчетом на час и, стоило им уснуть, отправился по делам.       Зайдя сначала в супермаркет, Василий отправился на информацию, ибо в подгузниках не разбирался, а девочки от недержания сильно расстраивались. Учитывая, как их мучили, странно, что не было недержания кала. Да и вообще пока что все было не таким страшным, каким могло бы быть.       — Мне нужны подгузники на девочек семи, десяти и одиннадцати лет, — уверенно произнес Василий. — Хроническое недержание мочи, сидячие инвалиды. Очень им катетер не нравится — смущает.       — Дети-инвалиды — это непросто, — с уважением посмотрела на худого черноволосого мужчину консультант и довольно быстро подобрала ему полную тележку подгузников-трусиков, чтобы детям было комфортно. Люди иногда умеют делать странные выводы из недостатка информации. Решив, что мать детей умерла, поэтому с ними отец, женщина решила помочь ему максимально, что сильно сэкономило время. — Хотите сменить им коляски? Пойдемте, я помогу.       Купить три коляски оказалось очень просто, потому, улучив момент, Василий уменьшил и спрятал покупки в карман, немедленно отправившись домой, так как время уже истекало. Дома, распаковав подгузники, прикинул по размерам и переодел не проснувшихся девочек. Местные варианты «памперсов» были сделаны в виде трусиков со специальными застежками, облегчавшими их переодевание. Доктор Рязанцев вспоминал первую свою практику, немного грустно улыбаясь. Зато девочкам теперь будет комфортно.       Проснувшиеся Рие, Гермиона и Луна, не ощутившие влаги, удивились, а Луна даже принялась осматривать белье. Гермиона поняла, что на них, тихо хныкнув, но была обнята подружками и поглажена Василием, отчего успокоилась. Из всех троих коляску нормально приняла только Луна, а для Рие и Мионы эта коляска была символом катастрофы всей жизни, поэтому рыдающих девочек пришлось долго успокаивать.

***

      Пациентки были очень странными и вызвали бы кучу вопросов, если бы не щедро раздаваемый Василием Конфундус. Поэтому врачи делали то, что от них требовалось, по пути консультируя коллегу, после чего забывали трех девочек в инвалидных колясках, пугавшихся всего и всех. Кровь пришлось брать самому доктору Рязанцеву, потому что девочки доверяли только ему и больше совсем никому. Пообещав лаборанту сменить пол травматическим способом за ошибку или задержку, Василий повлек свой «табор» дальше по коридору. Новости не радовали…       — Компрессионный перелом позвоночника, выглядит очень странно, — рассказал глядевший на снимок позвоночника Луны рентгенолог. — Корсет и минимум полгода слабой подвижности.       — Понял, — сосредоточенно кивнул доктор Рязанцев. — Руки-ноги как?       — Били ее сильно, — вздохнул коллега. — Не так, как младшую, но серьезно… Когда решишь позвоночник, надо будет оперировать.       — Понятно, что с остальными? — Василий понимал, что для Луны это почти приговор.       — Кудрявенькая, — хмыкнул рентгенолог, выкладывая на негатоскоп следующие снимки. — Изменение суставов рук и ног, переход субсепсиса в суставную форму. Трещины ребер, нарушение строения позвоночника.       — Твою же… — для Гермионы это было тоже очень плохой новостью, девочке грозила коляска и надолго.       — С младшенькой хуже всего, — пояснил коллега, это доктор Рязанцев видел и так, снимки были страшными, как из «истории медицины». — Как только выжила… Ноги у нее отказали психогенно, а вот сердце… Печень… Почки…       Почему Рие доктора воспринимали самой младшей было понятно — она выглядела лет на шесть-семь, учитывая дефицит всего. Обнаружилась и причина, по которой девочка не выросла — три перелома позвоночника, отчего ей должно было очень больно ходить, но она же ходила… Рязанцев вздохнул — школа была совсем не для этих троих, но вот как их перевести на домашнее обучение и можно ли, Василий не знал. Впрочем, с этим можно было разобраться и попозже.       Набрав рекомендаций, доктор Рязанцев повез детей в уже знакомый супермаркет — одеваться. Знакомая консультант, увидев, как она считала, папу в окружении детей на инвалидных колясках, моментально организовала продавщиц. Девочки плакали. Они плакали от тепла, что дарили им совершенно посторонние люди, от заботы, от ласки в голосах продавщиц, думавших, что эти девочки лишились матери. И слезы детей подтверждали эту мысль. Быстро собрав Рие, Миону и Луну, упаковав им нужное и красивое — девочки же — продавщицы попросили заходить еще, а уже очень уставшие дети не могли успокоиться. После всего того, что они видели в магическом мире, после своих родителей и опекунов видеть не брезгливость, а ласку и заботу от совершенно, просто абсолютно посторонних людей было очень странно.       — Анг-гел, — тихо спросила Гермиона, она вообще говорила очень тихо, будто боясь разрушить сказку. — А по-почему они… с н-нами… т-так?       — Они люди, Миона, — спокойно объяснил Василий, смирившись с тем, что дети зовут его ангелом. — Просто люди, самые обыкновенные. А люди не будут издеваться над тем, кому плохо, и унижать больного ребенка, потому что они — люди. А не звери. Понимаешь?       — А можно… Можно нам жить с людьми? — всхлипнула Луна, потянувшись к Рязанцеву. — Не хочу Хогвартс, я к людям хочу-у-у-у, — не выдержав, заплакала седая девочка. Рие и Миона плач немедленно подхватили. Василий уже не знал, как успокоить всех троих одновременно. Подошел полицейский, подтянулись еще люди, спрашивая, не нужна ли какая-нибудь помощь.       — Они ожидали брезгливости, возможно, насмешек, — объяснил полицейскому Василий. — А тут добрые люди, ласковые, не желающие их унизить, понимаете?       — Да разве ж можно обижать таких хороших девочек? — удивилась какая-то старушка. — Кто будет обижать, того дядя полицейский заберет, — на эту фразу представитель органов правопорядка подтверждающе кивнул, а девочки смотрели на окружающих людей во все глаза. Они себе такого даже не представляли.       Гуляя в парке, Рие, Миона и Луна видели улыбки людей. Не издевательские, злые, хитрые, а обычные улыбки — добрые, поддерживающие, иногда — ласковые. И от этих улыбок девочки принимали себя и… коляску. Потому что это не было катастрофой, скорее наоборот. Хоть и в мире обычных людей, но они были… особенными?       — Не хочу в мир магии, — пропела Гермиона. — Можно мы останемся среди людей?       — Я подумаю, что можно сделать, — кивнул Василий, присев на скамейку. Дети расположились вокруг него, наслаждаясь летним вечером, а вокруг гуляли люди. Они были, конечно, разными, как и все, но почему-то представляя своего ребенка на месте этих троих, мужчины и женщины не могли просто равнодушно пройти мимо.