Ради общего блага

      Этот день, начавшийся как последний для неё, Гермиона запомнила на всю жизнь. Еще утром она сходила с ума от боли — почему-то стало очень трудно стоять на коленях, еще какая-то сыпь появилась на лице и животе. Мама заставила девочку полностью раздеться, объяснив это тем, что одежду надо беречь.       — Ты одержима дьяволом! — заявил папа. — Вставай на колени и отрекайся от своего колдовства.       Отрекалась Гермиона, по мнению родителей, неискренно, поэтому ее начали бить. Очнувшаяся девочка была снова поставлена на колени, и продолжалось это почти до полудня. Голова Гермионы кружилась, все болело, а ей самой казалось, что все происходит не с ней. Тогда ее вывели во двор, закрытый от соседей высоким забором, и показали на кучу хвороста.       — Если не раскаешься до вечера, то мы изгоним из тебя это колдовство огнем, — проинформировал отец семейства дочь, находившуюся почти в обмороке. — Помоги мне, — обратился он к жене. Оказалось, что там же стоит длинный столб — вкопанная железная труба, к которой привязали избитую Гермиону. Она стояла на вязанке хвороста и готовилась к тому, что вечером ее не станет. Вся жизнь оказалась такой бессмысленной, ненужной. Жалко было, что Гарриет останется одна, но ее, наверное, тоже скоро убьют родственники.       — Папа, ну я не знаю, как мне отказаться от магии! — попробовала воззвать к человечности родителей девочка.       — Поджаришься — вмиг узнаешь, — ухмыльнулся совсем не похожий на себя папа, и Гермиона поняла, что сегодня ее не станет. Она прощалась с солнышком, небом и птицами, думая только о том, что умирать совсем не хочется, особенно на костре.       Василий не принял слова Гарриет всерьез, а надо было бы, это он понял, когда увидел обнаженную связанную девочку на вязанке хвороста. Аппарировав по координатам, мужчина увидел дом, вполне обычный дом, только со стороны заднего двора доносился какой-то тоскливый вой. Снеся забор бомбардой, он увидел то, что увидел, едва успев закрыть глаза Гарриет. Разъяренный доктор положил зеленоглазую девочку на траву и повернулся к мужчине, бежавшему на него со звериной яростью в глазах.       — Аврорат! Всем оставаться на своих местах… — сообщил голос где-то за спиной Василия, закончившего допрашивать связанных Грейнджеров.       — Лучше поздно, чем никогда, — хмыкнул педиатр, трансфигурируя платье и для Гермионы, сразу же попавшей в объятья Гарриет. Он поднял руку, демонстрируя кольцо. — Ко мне вопросы есть?       — Целитель… Снейп? — пораженно спросил представитель аврората. — Что здесь произошло?       — Ну вы видите, что, — хмыкнул Василий, прикидывая, как взять на руки обеих девочек. — Заколдованные не пойми кем простецы хотели сжечь магическую девочку. Ну, ваша задача выяснить, кем они заколдованы, и рассказать мне. Вопросы?       — Понятно, — вздохнул неизвестный в красной мантии. — Счастливо оставаться. Охренеть… Снейп — целитель… Пиво точно было несвежим.       Гермиона, увидев, кто ее спас, поняла, что сошла с ума или умерла. Потому что профессор Снейп у девочки ассоциировался исключительно со смертью. И то, что рядом оказалась Гарриет, только подтверждало эту догадку. Подругу было жалко до слез. Гермиона не слышала, о чем говорил профессор с аврорами, но увидела, как исчезли чуть не убившие ее родители, которых она теперь боялась.       — Жалко, что мы умерли, — прошептала мисс Грейнджер. — Но почему мне все еще больно?       — Мы не умерли, — так же шепотом ответила ей подруга. — В профессора вселился ангел, и теперь он сам, как ангел, понимаешь?       — Не могу, — слез уже не было, но Гермиона просто не могла поверить в то, что видела: профессор ее осторожно ощупал, тяжело вздохнул, надел какое-то очень красивое платье и поднял в воздух, как и Гарриет. Ощущение происходящего не с ней все не проходило, и кудрявая девочка закрыла глаза.

***

      Пациенток стало две. Девочка Гермиона была сильно избита чем-то вроде веревки, но, кроме того, у нее отмечались чуть смазанные избиением симптомы. Доктор Рязанцев хотел бы поубивать всех, кто так может обращаться с ребенком. Гарриет лежала тихо, не мешая Василию осматривать Гермиону, только смотрела большими испуганными глазами. Погладив зеленоглазую, доктор принялся смотреть внимательнее. Обращала на себя внимание вялость, а также бледность кожных покровов, но это могло быть вызвано испугом. На коже лица, живота, конечностей — пятнисто-папулезная сыпь. Это уже было серьезно. Внутренние органы без изменений, насколько мог судить врач. «Определяется отечность лучезапястных и коленных суставов… ЮРА?», — подумал врач, задумавшись об анализе крови в текущих условиях.       В голову пришла какая-то мысль, заставившая поднять эту часть тела и упереться взглядом в книгу «диагностическая колдомедицина», стоявшую на полке. Схватив, видимо, учебник, Василий принялся судорожно листать страницы, попутно задавая вопросы кудрявой девочке.       — Суставы болели? — поинтересовался доктор и, услышав положительный ответ, задумался. — И температура была? Когда?       — В Хогвартсе… п-после… — девочка почти не могла говорить, начав сильно заикаться.       — Ее мучили, чтобы я пошла за камнем, — подала голос мисс Поттер, заставив Василия сказать очень нехорошее слово не по-английски.       — Так, попробуем вот это, — сверяясь с книгой, Василий наложил чары и устало присел на край кровати. — Субсепсис Висслера-Фанкони… — пробормотал он. — Дожили… Так, температуру сейчас снизим, а потом будем кушать, согласны?       — Согласна, профессор Ангел, — ответила ему Гарриет, за прошедшее время убедившаяся в своей версии событий, а Гермиона просто лежала, непонимающе глядя на того, кто выглядел Северусом Снейпом.       — Как бы вас обеих под опеку взять, — задумчиво проговорил доктор Рязанцев, и тут что-то ярко сверкнуло. Оглядевшись, причины такой иллюминации педиатр не обнаружил, а память сообщила, что это проявление воли магии. — Ладно, сейчас покормлю вас, вы поспите, а я за лекарствами слетаю. Подходит такой план, котята?       — Котята… — повторила Гермиона и тихо заплакала от ласки, которую она никогда не знала. Всего в одном слове ранее очень страшный профессор выразил столько тепла, сколько девочка просто не могла вынести. Рядом с ней плакала и Гарриет.       — Эх, дети, — вздохнул доктор Рязанцев.       Снизив температуру кудрявой девочке, он поднял обеих на руки, что, несмотря на их худобу, оказалось довольно тяжело, и перенес детей на кухню. Погладив каждую, Василий занялся приготовлением еды. «Гермиона может устроить весь спектр сердечно-сосудистых, испугали ее сильно», — думал доктор. — «Гарриет тоже, в общем-то… Какие звери — люди…»       — Сейчас доктор покормит котят, — привычно проговорил Василий. — Надо вас как-то покороче назвать… Но это потом, а сейчас у нас зеленоглазый котеночек открывает ротик… — он кормил девочек, как очень маленьких детей, уговаривая и буквально обволакивая своим теплом и лаской. Укрывая настрадавшихся малышек. Девочки послушно открывали рты, начиная робко улыбаться, что было уже очень хорошим признаком. — Вот какие у меня умнички, — похвалил он каждую, закончив кормить. — Пока больше нельзя, — строго сказал Василий.       — Спасибо, ангел, — прошептала очень уставшая Гарриет.       — Спасибо, профессор, — повторила за ней и Гермиона, большими круглыми глазами напоминавшая сову.       — На здоровье, мои хорошие, — девочкам опять хотелось плакать от ласки доктора. — Сейчас мои хорошие поспят, а я куплю вам лекарства, чтобы дышалось полегче и ничего не болело. Проснетесь, а я уже буду тут.       Понимая, что их ставят в известность, девочки тем не менее синхронно кивнули, обнимаясь, будто желая почувствовать друг друга. Им было немного страшно, но профессор просто отнес каждую наверх, устраивая в одной на двоих кровати, и отменил трансфигурацию платьев, отчего Гермиона тихо взвизгнула.       Погладив еще раз и Гарриет, и Гермиону, Василий присел рядом с кроватью и начал рассказывать сказку. Волшебную, добрую сказку, в которой не было плохих людей, а только сказочное волшебство и много радости. Вслушивавшиеся в его голос дети медленно уснули, позволив доктору настроить сигнальные чары и быстро двинуться по делам.

***

      — С днем рождения, — прошептала Гермиона своей единственной подруге. — Я боялась, что…       — Они почти… — поняла Гарриет, о чем говорит лежавшая рядом девочка. — А потом бух, бах — и пришел ангел. Он меня спас… и тебя спас… он всех спасает, потому что ангел.       — Так жалко было, что ты одна останешься, — опять заплакала Гермиона, не в силах пережить того, что случилось в этот день. — Давай спать, а то ангел рассердится.       — Да, ты права, — прошептала засыпавшая зеленоглазая девочка. — Получить еще и от ангела не хочется…       А тот, кого двое почти замученных детей называли ангелом, проходил аптеки, используя Конфундус вместо рецептурного бланка. Девочкам нужны были очень серьезные препараты, да и на чем держится психика, было совершенно непонятно. На детей нельзя было сердиться, ни словом, ни жестом нельзя было дать почувствовать неудовольствие, а младшей еще надо было как-нибудь глянуть легкие. Заскочив за бадьяном в аптеку волшебного квартала, потому что времени варить у него точно не было, он сильно удивил аптекаря. Литр настойки у него покупали впервые. Да еще и Мастер Зелий…       Закупив в обычном Лондоне несколько платьев и белье на визуально определенный рост, Василий двинулся обратно. Девочек-то он доставил, в чем были, то есть голышом, поэтому им было надо. Что конкретно надо, доктор не знал, так как своих детей не имел, но про пижаму, платья и трусы вспомнил. Все остальное можно было купить, когда девочки хоть немного придут в себя. Что-то не давало покоя педиатру, что-то связанное со школой, но сейчас надо было сначала привести в порядок детей.       Прибыв домой, Василий застал двух старательно спящих девочек. Они так старательно «спали», что даже дышали в унисон, заставляя доктора улыбаться. Выгрузив покупки — отдельно лекарства, отдельно обновки — Василий вернулся к девочкам.       — Можете открыть глазки, — спокойно произнес он, отчего девочки сразу же выполнили это пожелание. — Я тут вам обновки принес. Если что-то не по размеру, скажете, я подгоню, — и он выложил перед пораженно замершими детьми несколько свертков.       — Я же говорила, что он ангел, — поднявшиеся на доктора Рязанцева глаза были полны такой веры в чудо, такой надежды, что в горле просто встал комок.       — Маленькие мои, — Василию казалось, что эти девочки ему уже стали родными. — Одевайтесь.       — Он действительно ангел, — прошептала Гермиона, трогая пальцем сверток, будто боясь, что он взорвется. — Как в сказках…       — Как в сказках, — прошептала ее единственная подруга. — Давай подарки посмотрим!       Нужно было готовить следующие порции еды детям, разложить медикаменты по часам. К счастью, все, что было необходимо, выпускалось здесь еще и в таблетках, потому можно было обойтись без боли инъекций, только с Гарриет надо было быть осторожным — эпилепсия не игрушки. Напевая гимн педиатров, Василий готовил порцию каши уже, пожалуй, своим девочкам. Стоило попробовать с манной кашей, детям было нужно набирать вес.       Гермиона и Гарриет вышли на кухню в платьях, которые им очень шли. Девочки были смущены и очень радостны одновременно. На лицах обеих расцветали порадовавшие Василия улыбки. Подойдя к ним и присев на колено, доктор Рязанцев осторожно обнял обеих.       — Какие вы у меня красивые, котята, — недоверие в глазах сменилось радостью, чистой детской радостью. Девочки одновременно обняли своего ангела.       — Это потому, что ты ангел, — прошептала ему на ухо Гарриет. — Мы договорились, меня можно сократить, как тебе хочется, а Гермиону — можно до Мионы.       — Тогда ты у нас будешь Рие, — называть девочку мальчишечьим именем Василий не хотел. — Согласна?       — Так ласково, — Рие даже зажмурилась. — Просто невозможно как. Это самый лучший день рождения.