Ради общего блага

      Сознание к доктору вернулось внезапно, позволяя взглянуть на пыльное помещение, напоминавшее гостиную небольшого дома годов эдак пятидесятых. Но осмотреться доктор не успел — перед ним появилась все та же сияющая золотым светом девочка. Она неудачно шагнула, но была подхвачена Василием.       — Вот, теперь у тебя есть тело и магия, — объяснил улыбающийся ребенок. — А теперь давай, клянись!       — В чем клясться? — удивился доктор, покачивая удобно устроившуюся девочку на руках.       — Ну что не нанесешь вреда, — Тринадцатая задумалась. — Никому просто так ничего не оторвешь и по попе давать не будешь… ай! — она потерла упомянутое место, вызвав тем самым улыбку врача. — Докторскую клятву давай, — насупилась маленькая девочка. — Только быстро, пока не началось!       — Хорошо, — улыбнулся Василий. — Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь… — почему-то он говорил по-русски с акцентом, но тем не менее справлялся. Звучала клятва, отдаваясь радостью в сердце педиатра, ведь и она была его сутью, всем, чем был он сам.       — Вот, Магия, смотри, — Мия показала на дающего клятву. — Сначала смотрим на знания… Видишь, сколько?       — Ого… — прошептала подросток, прижимаясь к наставнице демиуржек. Магии этого мира тоже нужно было тепло. — А теперь что?       — Если достаточно знаний, оцениваешь душу, — продолжила рассказ девушка. — Если душа чиста, то делаешь вот так. У нового целителя появляется кольцо, и теперь его нужно защищать. Справишься?       — Спасибо, Мия, — ярко улыбнулась девочка. — А можно мне…       — И ко мне можно, и к нему, — погладила Магию этого мира по голове Мия, она отлично понимала, что происходит. — Теперь он разберется и пойдет править мир, а мы понаблюдаем.       Яркая вспышка прорезала сумрак полутемного помещения, на пальце вдруг сам собой возник перстень, левую руку начало жечь и раздался звон. Сбросив темный халат, бывший на нем, мужчина заметил какую-то змейку, стекшую с руки и пропавшую, будто бы ее и не было, а на самой руке наливались золотом и пропадали со звоном какие-то браслеты.       — Ура! — воскликнула поставленная на пол Тринадцатая. — Теперь тебе нельзя совсем навредить, и ты не можешь, а если попа болит, значит ошибся. А еще это обеты с тебя посыпались, ты сейчас уснешь, а когда проснешься, будешь все знать, вот!       — Хорошо, малышка, — улыбнулся девочке педиатр. — А ты еще придешь?       — Обязательно! — девочка улыбалась так ярко, солнечно, что, глядя на нее, хотелось улыбаться в ответ. — А теперь спи!       Василий не помнил, как добрался до кровати. А Тринадцатая унеслась. Теперь у трех настрадавшихся детей появилась надежда, хотя они-то как раз в это и не верили.       Доктор проснулся, как от толчка. Теперь он многое знал и понимал. Человек, в котором он оказался, был, на взгляд педиатра, мерзким. Поэтому нужно было подстраховаться, привести себя в порядок и выяснить, что с теми самыми душами, теперь казавшимися ему знакомыми. Как врач, он был в курсе похождений Гарри Поттера, ибо дети с удовольствием делились прочитанным со своим доктором. Но постольку-поскольку, ибо сам эти книги он, разумеется, не читал — некогда было. В этом мире Гарри был девочкой, и, судя по тому, что увидел в воспоминаниях этого… Снейпа Василий, с ребенком было далеко не все хорошо.       Достав палочку и доверившись рефлексам тела, Василий отправился приводить себя в порядок, ибо длинные патлы, смазанные специальными зельями, производили ощущение немытых и раздражали неимоверно. Переместившись в банк посредством своего камина, «сильно изменившийся Снейп» обменял золотые кругляши на адекватные местные деньги, сразу же двинувшись на поиски парикмахерской, откуда вышел через полчаса со стрижкой типа «два пальца из-под пилотки». То есть стрижка стала короткой и вполне, по мнению Василия, адекватной, а чужое мнение его не интересовало.       Осматриваясь в новом для себя мире, доктор Рязанцев посетил магазин медицинской техники, закупившись самым необходимым. Еще нужно было купить продуктов, обновить гардероб на комфортный. Он даже задумался о камуфлированной одежде, ибо что угодно было бы удобнее, чем то, что на нем. Ну а после нужно было посетить юную Поттер, потому что воспоминания Василию не понравились совершенно, было что-то в них такое… тем более, у девочки сегодня был день рождения.

***

      Гарриет ненавидела этот день. Страшнее его не было, пожалуй, ничего. Сегодня девочке исполнилось двенадцать, и вместо торта ей предстоит испытать на себе все круги ада, по мнению Гарриет. Не пришедшая в себя после смерти профессора у нее в руках… Нет, девочка не хотела идти спасать какие-то камни, но ее заставили. Рыжий Уизли даже пальцем не коснулся Гарриет, но что-то сделал с Гермионой, отчего та так страшно кричала… Гарриет пришлось… Волшебный мир будто пришел из самой страшной сказки…       Сегодня девочке исполнилось двенадцать, а это значило, что будет очень больно. В этот день ей запрещали надевать одежду, таскали за волосы и делали такие вещи, про которые Гарриет никому и никогда добровольно не рассказала бы. Этот день был самым страшным днем в году. Самым жутким, самым кошмарным. Открыв глаза, выглядевшая намного младше своих лет девочка тихо заплакала. Она прожила этот год и не умерла, как ни старалась… Гермиона чуть не погибла, но ее спасли в последний момент, а Гарриет не повезло. Хотя Гермиона счастливой от спасения себя тоже не чувствовала. Девочки выплакались друг другу в Больничном крыле, куда их просто бросили и забыли. Поэтому Гарриет знала, что с ее подругой обходятся так же, если не хуже, хотя, куда хуже-то…       Небольшой отсрочкой послужило то, что Дадли стало очень плохо после большого куска шоколада — он просто упал на пол и не шевелился, поэтому Дурсли вызвали мальчику скорую, а Гарриет тихо пожелала кузену не возвращаться. Испуганные опекуны целых два часа не трогали Гарриет, позволив девочке понадеяться, что о ней забыли, но надежды были тщетны.       Пытки начались в полдень, очень скоро девочка сорвала голос и могла только хрипеть. А потом мистер Дурсль достал это… очнулась Гарриет не скоро — приступ эпилепсии еще отдавался слабостью во всем теле.       — Ах ты, грязная тварь! — услышала девочка, чтобы в следующий момент почувствовать на спине что-то очень горячее, отчего все померкло.       Приблизившийся к двери дома, где жила девочка, Василий внезапно почувствовал сильную тревогу и просто выбил дверь, не отдавая себе отчета в том, что делает. На полу в луже крови лежал ребенок, а над ним стоял толстяк с ножом. Ребенок выглядел так, что остриженные волосы доктора встали дыбом. Игнорируя замершего мужчину, Василий осторожно взял на руки девочку, судя по чудом уцелевшим половым признакам, даже не обратив внимания на два хлопка за спиной. Нужно было оказать немедленную помощь ребенку.       Напавшие на целителя Дурсли просто исчезли из мира, оказавшись в стеклянном шаре, который крутила в руках маленькая девочка. Ими можно было заняться и потом.       А пока Василий, оказавшийся дома, оценивал повреждения, сортируя их по тяжести. Казалось, ребенок побывал в гестапо или в концлагере — настолько страшными были повреждения кожного покрова. Девочка находилась в глубоком обмороке, позволяя доктору работать. Далеко не все повреждения можно было быстро залечить, да и бадьян у Василия быстро кончился. Гарриет Поттер выглядела малышкой, намного младше своего возраста, и это был очень грозный симптом. Кроме того, непонятно, почему Дурсли с ней так обращались, при этом не забив насмерть.       Приведя девочку хоть в сколько-то адекватное состояние, он вывел ее из обморока. Гарриет смотрела на самого страшного профессора Хогвартса, понимая, что ее кошмар продолжается. Потому что мягко улыбавшийся Северус Снейп мог быть только галлюцинацией.       — Я умираю, профессор? — хрипя сорванным горлом, спросила девочка.       — Не в мою смену, — непонятно для Гарриет ответил Василий. — Сейчас мы тебя починим, покушаешь и отдохнешь, хорошо?       — Хороший сон, — ответил ему почти замученный ребенок. — Подольше бы не просыпаться.       — Все хорошо, малышка, — ласково произнес педиатр, обращаясь с девочкой, как привык, и от тепла в голосе самого страшного профессора Гарриет заплакала.       Укутав ребенка в простыню, сразу же отметившую те места, которые еще нуждались в заживлении, доктор понес Гарриет на кухню, устроив девочку за столом. Воспринимая все как сон, Гарриет робко улыбалась, а вот Василий хотел посадить на кол всех тех, кто так обошелся с ребенком.       — Мия, а дяденька доктор вот такое представляет, — показала Тринадцатая наставнице. — Сделать?       — Нет, малышка, — грустно улыбнулась Мия. — Это он сердится, потому что девочке плохо очень.       — А… — протянула маленькая девочка. — Злые бяки… — она встряхнула шар.       Самой покушать Гарриет педиатр не разрешил, опасаясь новых приступов, да и с легкими у ребенка было явно не все хорошо. Для начала нужен был бульон, ибо конституция ребенка напоминала страшные картины давно прошедшей войны. Потом можно будет попробовать дать что-то потяжелее. Глядя на него расширенными глазами, юная Гарриет кушала то, чем ее кормил самый страшный профессор Хогвартса.

***

      Северус Снейп умел «лазить в голову», а навыки его достались доктору Рязанцеву. Как при этом сохранились и его собственные, педиатр не знал, но решил, что на все воля маленькой сияющей девочки. В голове у Гарриет был ужас и кошмар, то есть на чем держится психика, было абсолютно непонятно. Но кое-что доктор нашел — эпизоды первого курса, попытки суицида и отметившиеся при этом личности, которых мистер Снейп, как раз, знал. Даже чуть не изнасиловавшего девочку Флетчера. В этот момент педиатр остро пожалел, что наносить справедливость ему уже нельзя.       Однако Дамблдор, накладывавший какие-то чары на Дурслей, в памяти малышки отпечатался, и над этим стоило подумать. Непонятно только, зачем такая жестокость. Чего хотели добиться? Выгорания? Обскури? Зачем это Дамблдору? Решив оставить размышления на потом, Василий занялся дремлющей девочкой. Дышалось той плохо, очень нехорошо дышалось малышке, что могло говорить и о пневмосклерозе, без рентгена сказать было сложно.       — Вы мне снитесь? — прошептала Гарриет, ощущая себя необыкновенно — она была сыта, даже постоянно преследовавшая ее боль куда-то делась. — Или я наконец-то умираю?       — Все по-настоящему, котенок, — доктор часто называл детей солнышками, котятами, лапушками. — Теперь все будет хорошо.       — В вас, наверное, ангел вселился, — девочка совсем не понимала, что происходит, но ей было так хорошо, как никогда в жизни. Эта ласка в голосе, тепло гладившей ее руки, мягкий, спокойный голос. — А можно Гермиону спасти? А то ее, наверное, летом сожгут родители…       — Как сожгут? — удивился Василий, уже веривший во все.       — На костре, — глядя на него своими невозможными зелеными глазами, в которых угадывался страх и боль, Гарриет пыталась поверить в то, что все это правда. — Они… они ее… как меня, а, может, и сильнее. Спасите Гермиону, пожалуйста, а потом можете делать со мной, что угодно.       Это не было просьбой, это, пожалуй, было отчаянной мольбой. Но вот где живет мисс Грейнджер ни Василий, ни Северус не знали, поэтому доктор погрузился в память девочки, охотно его пустившей в себя. Разыскивая воспоминания, он увидел разговор двух девочек в Больничном крыле, где про них просто все забыли. Это казалось просто невозможным, но оно было.       — Потерпишь без меня часик? — тихо спросил Василий. — Или пойдем вместе?       — А можно вместе? — вскинула глаза Гарриет. — Если можно, то я хочу, конечно.       То, что девочка не стеснялась своей наготы, было еще одним грозным симптомом. Но доктор Рязанцев уже понял, что легко не будет, поэтому трансфигурировал простынку в красивое платье, взял на руки девочку, чтобы аппарировать по опорным координатам, легко высчитанным памятью Снейпа. Оставлять ее было опасно — эпилепсия, ходить она вряд ли могла, поэтому выбора не было. Придумала ли она слова о костре, нет ли…