Side by side

      Ёсан опирается на плечо Чонхо и идёт в ногу с ним, иногда прижимаясь лбом к взмокшей от пота щеке альфы. Его замутило после того, как они спустились по проржавелой аварийной лестнице, держащейся на добром слове. Уён и Сан идут сзади, чуть прихрамывая от усталости.              — Ещё даже не полдень, а я уже устал так, будто пахал весь день, — морщась от покалывания в боку, ворчит Уён, особо голоса не повышая.       — Мы заблудились, не так ли?       — Нет, — Чон оглядывается назад. Там переплетение поросших зеленью уличных артерий и бесконечное множество разбитых окон и вздрагивающих судорожно почти-трупов заражённых. — Сбились с краткого пути — да, но не заблудились. Не переживай, пока Чонхо с нами, ни за что не потеряемся.       — Мне показалось: ты и Ёсан отвечаете за навигацию.       — Мы карту составили только благодаря Чонхо, — омега вздыхает полной грудью, но всё ещё чувствует, как усталость от долгой беготни пульсирует в теле. — До того, как попасть к нам, он жил за стеной. Занимался всяким-разным с бандой отморозков. Он в подробности не вдаётся никогда, но… В общем они хотели его кинуть, но Чонхо кинул их первым. И отрезал все пути к отступлению. Заражённые не заставили себя долго ждать и устроили себе пятизвёздочный шведский стол, пока Чонхо удирал со всех ног и вскоре пришёл к воротам нашей зоны. Он знает тут каждый камень.       — Он не выглядит как парень, который может так поступить, — усмехается Сан. Уён качает головой, отчасти соглашаясь.       — Разве ты никогда не делал сложный выбор, чтобы выжить?       Сан вздыхает громко и молчит. Уён идёт вперёд, оставляя альфу подумать над этим вопросом. Уён не уверен, хочет ли он знать ответ, и ещё более не уверен, даст ли его Сан, но как бы то не было: это поможет узнать Сана лучше. Чон знал много людей и в нынешнем мире их легко можно было поделить на две группы: те, кто пойдёт на зверство, ради выживания и те, кто уже помер, так и не сумев на мгновение придушить в себе человечность. Раз Сан тут, значит ему хватило духа победить это сомнение. Каждому из них однажды пришлось сделать сложный выбор ради спасения своей жизни и придётся сделать ещё не один раз, потому что таковы правила мира, где люди больше не занимают господствующую вершину пищевой цепочки.       Проход на другую половину улицы завален обломками рухнувшего здания. Груда бетона, стекла и металла впитала в себя алый кровавый пигмент тех, кто оказался не в том месте, не в то время. Мох вырос на острых сколах каменных стен, одуванчики проросли среди арматурных зигзагов и покачивали жёлтыми головами в такт дуновениям ветра. Ковёр молодого клевера, ещё сохранившего ночную влагу, стелился вдоль развалин зелёной полосой. За спинами тихо, но слышались, хрипящие вопли заражённых, которые стягивались к визгам на крыше, что постепенно догорала яркими всполохами бензинового огня.       Огонь может привлечь внимание кого-то пострашнее бегунов, поэтому всем четверым необходимо как можно скорее свалить отсюда и спрятаться, потому что на ещё один замес их может и не хватить.       Вокруг них лишь ряды заколоченных мёртвых зданий, но рядом с обломками, заграждающими путь, небольшой и укромный магазинчик с поломанной вывеской, раскачивающейся на тонких проводах. Чонхо оборачивается и кивает в сторону этого магазина. Выбора у них особо нет — это тупик. Тупик, из которого вообще нет выхода. Либо в руки заражённых, которые так или иначе придут сюда, либо глухая стена несуразных обломков. И неизвестно, что за ними. Может такая же толпа бегунов?       Но раз выхода нет, его нужно сделать самим.       В здании пахнет сыростью, плесенью и старой бумагой. Это книжный магазин. Деревянные стеллажи взбухли от влаги и покосились от времени, книги валялись грудами рваной бумаги на полу. Крошечные читальные столы были перевёрнуты и лишены одной-двух ножек. Судя по неровностям дерева — их отломали. Не трудно догадаться, для каких целей их могли использовать. У прилавка были в несколько рядов выставлены стулья, мягкие обивки которых покрыла чёрная плесень, вступившая в симбиоз с пятнами крови. Зайдя за прилавок Уён закрывает рот рукой и морщится. Ёсан подходит к нему близко, заглядывает через плечо и машинально трогает друга за руку, чуть тянет на себя, чтобы отошёл.       За прилавком скрюченный скелет на отсыревшем, проеденным крысами, спальном мешке. Банки высохших заплесневелых консервов, кухонный проржавевший нож со сколами на лезвии и револьвер недалеко от лица. От времени кости пожелтели, обтянутые лишь остатками высохших сухожилий и обрывков не доеденной крысами и молью одежды. Он так и лежал в позе эмбриона, наверняка умер во сне. Уён не реагирует на Ёсана, наклоняется вперёд и легко толкает скелет. В черепе дыра от пули. Гильза затерялась где-то под пылью прилавка.       По спине пробегают мурашки и омеге тошно.       Сколько таких одиноких останков он уже успел повидать за все годы, но с каждым разом легче не становится. Кто-то жил в этом маленьком книжном магазине, оборонялся от монстров и потеряв всякую надежду на спасение выстрелил себе в голову. Наверное это третий тип: обречённые. Те, кому уже ничего не осталось, кроме как закончить всё самостоятельно. Люди имеют склонность ломаться окончательно, без возможности себя починить. Без воли, надежды, в окружении лишь пугающей жуткой смерти, одиночества, разъедающего нутро, проще всего потерять последние остатки разума и больше не страдать, прервав этот сложный процесс жизни одним нажатием на курок. В револьвере больше не было пуль. Он хранил одну для себя? Уён разворачивается к Ёсану и кусая щёку, ничего ему не говорит. Омега напротив только понимающе похлопывает его по плечу.       — Бедолага, — тихо хрипит Чонхо. — Ужасная смерть.       — Это лучше, чем попасться им, — Уён ведёт пальцами по корешкам отсыревших книг. — Я бы, наверное, так же поступил.       — Поэтому ты никуда и не ходишь один, — фыркает Ёсан, опираясь на прилавок с лицевой стороны. Он скрещивает руки на груди и мрачно смотрит в сторону Уёна.       — Правило выживания, Солнышко, — Уён ему подмигивает. — К тому же из всех людей в этом мире нет кандидатуры лучше тебя, чтобы застрять в богом забытом месте и ждать своего конца.       — Я начинаю ревновать, — Чонхо легко толкает Ёсана в бок и улыбается. Кан смущается повышенному вниманию к себе и прикрывает лицо рукой, тихо посмеиваясь.       — Ты не можешь, — Уён уверен в том, что говорит, поэтому не считает нужным объяснять. Ёсан самый дорогой для него человек в этой комнате. Пожалуй, если Уёну пришлось бы пришить двух альф ради Ёсана, он бы не думая это сделал, наплевав на последствия.       Сан всё это время возился с дверью, молчаливо смирившись с тем, что никто не остался ему помогать. Поэтому начало дискуссии он не слышал, только молчаливо припал плечом к одному из стеллажей и похлопал глазами в поиске хоть какой-то зацепки о чём вообще идёт речь. Уён, по стечению обстоятельств, стоял около этого же стеллажа и выглядывая, вдохнул громче, чем планировал.       От неожиданности.       — Привет, — тихо говорит омега.       — Привет, — отвечает альфа так же не громко. Смотрит сверху вниз, отчего Уён слишком остро ощущает их небольшую, но разницу, в росте. Уёну хочется узнать, что же Сан думает по тому вопросу, но вместо этого только прикусывает щёку и молчит. Ёсан и Чонхо наблюдают. Уён кожей чувствует их взгляды.       Некомфортно.       — Куда идём дальше? — долгие секунды тишины разрушает Ёсан.       — Путь отрезан, — Чонхо хрустит костяшками и тяжело вздыхает. Он устал не меньше других. — Придётся идти в обход. Тут неподалёку есть радиостанция, от неё сможем вернуться на первоначальный маршрут.       — Это та самая, вокруг которой трёхметровый забор? — Уён хмурится.       — Это рваньё уже и забором не назовёшь, — Чонхо разводит руками. — Там всегда куча ловушек и часто ошиваются всякие придурки. Но другого варианта у нас нет. Либо туда, либо карабкаться по развалинам.       — Инфраструктура в этом городе оставляет желать лучшего, — шутит Уён, косо смотря на Сана. Он усмехается.       — Обращайся со своими жалобами в городскую ратушу, — Ёсан подхватывает.       — Как только кто-то осмелится её откопать, так сразу подам все бумаги.       Рядом с прилавком несуразно стоит тяжёлый книжный шкаф с покосившимися полками, взмокшими и потрёпанными книгами, утратившими все чернильные строчки со своих пожелтевших мятых страниц. Усилиями нескольких человек эту тяжёлую громадину удаётся сдвинуть с места и за просевшей фанерой антикварного предмета мебели оказывается выцветшая деревянная дверь. Чёрные разводы плесени просочились в укромные траншеи структуры потрёпанного дерева. На медной ручке зазеленел купорос, а старая табличка на уровне глаз порыжела от коррозии и из выдавленных букв различимо было лишь слово «кабинет», и то линии последнего иероглифа стёрло время и сырость. Дверь не была заперта, в ней даже не имелось замочной скважины.       — У этого здания есть второй этаж, не так ли? — Уён внимательно осматривает их находку и не спешит прикасаться к ручке.       — Посмотри на пол, — Сан указывает рукой. Уён и остальные опускают взгляд. — Кто-то явно хотел оттуда выйти.              Вздутый коричневый паркет, давно утративший лаковый блеск, был вероломно поцарапан. Дверь пытались открыть рывками, свирепо, словно гнались за кем-то. Или убегали от чего-то. Уён тяжело вздыхает, проведя мыском ботинка по шершавости пола. Он устал за сегодня, ещё один забег он не готов выносить. Здесь слишком мало места и помещение словно законсервировано, максимум кого они могут здесь встретить это одинокого щелкуна, так? Если он за всё это время не успел разлететься спорами.       — Наденьте маски, — Уён скидывает рюкзак с плеча и достаёт оттуда средство защиты. По его примеру действуют все остальные. — Всё как всегда: не шумим и не палим из пистолета прямо у меня над головой.       — Один раз было, — Сан закатывает глаза перед тем, как надеть противогаз.       — И я должен тебе поверить, да?       — Да, — Сан пожимает плечами и смотрит на омегу сверху вниз сквозь прочное стекло защитной маски.       Аргументов далее не следует. Уён отходит в сторону, пропуская альфу вперёд и сверлит ему спину взглядом. Вот так просто «да»? Он просто так в себе уверен? Пальнёт же ещё раз, как пить дать. Или нет? Уён всегда думал, что хорошо разбирается в людях, что умеет их читать и понимать. Наверное, он ошибался. Ошибался потому, что сам же искал какой-то подвох, зацепку, подсказку, почему этот парень, которого он знает пару дней кажется и самым невыносимым лицемерным лжецом в мире и искренним добряком одновременно? Словно Чон сам искал причины, чтобы прицепиться к Сану и успокоить своё любопытство, подтвердив все самые тревожные мысли.       За дверью компактная комнатка — кабинет — со всеми соответствующими атрибутами. Письменным столом из тяжёлого дерева, уже старым, покрытым несколькими слоями пыли. Скрипучий офисный стул на колёсиках, обивку которого проели моль и мыши. На столе башенками лежали отчётные книги, канцелярские принадлежности и рамки старых пожелтевших фотографий. Покорёженные временем стеллажи всё ещё держали на себе отголоски чьей-то жизни: книги, отсыревшие альбомы, обесцвеченные бобины видеоплёнок, составленные в коробку из-под обуви с надписями маркером, папки с детскими каракулями и сувениры в виде трёхцветной кошки с поднятой лапкой, золотой денежной лягушки, китайских монеток, приросших из-за грязи к лаковым доскам шкафов. Несмотря на следы на паркете, в этой комнате не было хаотичного беспорядка. Здесь просто остановилась всякая жизнь.       Справа от входа была узкая лестница наверх. Её перила опоясывал витыми лозами грибной мицелий, разрастающийся жёлто-розовым ковром от щелкуна, осевшего мягко в углу. Его тело исчахло, от человеческого почти ничего не осталось, все питательные соки когда либо там живущие, обратились средой для гриба, распустившего перепончатые шапки широко и в каком-то смысле красиво. В воздухе летали споры, блестели перламутром в свете жёлтых и белых фонариков на лямках рюкзака.       Ребята осторожно осматривают дальние шкафы, иссохший труп, пока Уён приблизился к письменному столу и поднял рамки пыльных фотографий. Всё такое же чувство, как в той квартире, где они с Саном смотрели чей-то фотоальбом. На всех фото были одни и те же люди. Улыбчивый парень в очках, во всех аспектах мягкий и приятный, рядом со смуглым и подкаченным мужчиной. Этот магазин принадлежал супружеской паре. Там было фото с поездки на Филиппины, обозначенное в углу фотографии датой и краткой запиской ровным почерком. Фото с, вероятно, их родителями. А ещё… Уён вдыхает глубже и стирает со стекла пыль. На руках у омеги был ребёнок. Лет восьми. Дата в углу фотографии слегка смазалась, но было ясно, что её сделали за месяц до конца света. Сделали прямо на входе в этот магазин. И лица этой счастливой семьи озаряла улыбка, из-за солнца они щурили глаза, но были такими довольными.       — Таких, как они, бесконечно много, — тихо говорит Ёсан, аккуратно трогая Уёна за локоть.       — И мы могли бы быть одними из них, — хрипло отвечает омега, поворачиваясь к другу лицом. — Или того хуже…       — Не думай об этом. Ты здесь и ты жив.       — Но выжил не только я, — мрачнеет Чон и оглядывается на остальных. Чонхо держится одной рукой за перила, когда Сан наступает на первые ступеньки и лестница под ним тихо поскрипывает.       Омеги подходят к ним ближе. Ёсан перебрасывается пару слов с Чонхо, пока Уён бегло смотрит под ноги. Рядом с щелкуном погнутая оправа очков и выбитые оттуда стёкла. Омегу покусали, он обратился чудовищем и изо всех сил ломился в торговый зал. Альфа покончил с собой. Наверняка не из-за страха перед чудовищами. Страха перед одним конкретным, обладающим лицом того, кого он любил. Уёна передёргивает холодной дрожью.       — Давайте просто уйдём отсюда, — Уён звучит вымученно, не так, как хотел. Смотря на оборванные жизни других ему становится невыносимо здесь находится. Стены душат, история чьего-то счастья разливается прогорклым маслом внутри и щекочет горьким привкусом горло, словно ещё чуть-чуть и его вырвет.       — Давай ты пойдёшь первым, — Сан светит фонариком в сторону Уёна, но не слепит ему глаза.             — Боишься, что тебя не выдержит?       — По правде говоря — да, — он неловко усмехается. — Из нас четверых ты, очевидно, легче остальных.       — Мне принять это за комплимент?       — Топай давай! — фыркает Ёсан, пиная Уёна коленкой под задницу. Все тихо хихикают.       Лестница под Уёном скрипит точно так же, как и под Саном. От тяжести доски прогибаются, но не трещат с угрозой на поломку. Лестница не высокая, угловая. Добравшись до верха Уён осматривается вокруг и даёт зелёный свет остальным, но просит идти по одному.       На втором этаже не очень длинный коридор с забитыми окнами по правую сторону и несколькими дверьми слева. Две двери открыты. Уён заглядывает в первую, когда по лестнице уже поднимается Ёсан. Там маленькая кухня со столовой, окно заколочено, кухонная утварь покрылась пылью и пауки свили там себе уютные просторные жилища. На столе посеревшая льняная скатерть, осыпавшиеся усохшие цветы в чёрно-зелёной вазе, что некогда была прозрачной. На полу смятые коробки от детских хлопьев и пустые бутылки из-под молока.       Все четверо проходят на этаж и не спеша, ступая осторожно, идут вдоль коридора. Заглядывают во вторую комнату. Родительская спальня. Двуспальная кровать, шкаф с запыленным и побитым зеркалом, снова усохшие цветы, розы кажется. Семейные фотографии в рамках на стенах, треснувший телевизор на узком комоде с заржавевшими ручками. Одежда вывалена на пол, собрана в одно большое нечто, словно бы напоминающее птичье гнездо. Может быть, там кто-то спал?       — Здесь так тихо, — шепчет Ёсан. — Даже не слышно стенаний с улицы.       — По другую сторону баррикады, видимо, никого нет, — Чонхо идёт с ним рядом и щурит глаза, пытаясь рассмотреть что-то на улице сквозь щели между досками на окнах.       — Хорошо, если так, — Уён кладёт руку на медную ручку третьей закрытой двери. — Мы успеем дойти до радиостанции и не придётся носиться…       Уён поворачивает ручку и толкает дверь вперёд. В тусклом свете из щелей забитого окна они все сначала видят несуразный силуэт, а после только и успевают, что рассыпаться в разные стороны, когда из детской комнаты на них с грохотом выбегает чудовище.       Чонхо первым стреляет в него и сразу же получает ответный залп из грибных спор, которые словно газовое испарение, вылетают из грибных наростов на взбухшем теле существа. В нём не было даже намёка на человеческое. Всё тело покрыл плотный панцирь гриба, его раздуло подобно утопленнику, а лицо заменили многочисленные сереющие наросты перепончатых шапок, лишая тварь зрения, но обостряя слух. Невысокое, но мясистое и громоздкое существо, почти неповоротливо в узком коридоре, но это ничуть не улучшало ситуацию.       Монстр кидается в сторону Чонхо, ломает подобием руки доски на окне и выбивает остатки стекла, создавая ненужный шум на улице. Сан стреляет чудовищу в спину, пока Ёсан натягивает утяжелённую стрелу на арбалет. Такие пробивают даже стены, и этого урода должна взять. Должна же?       Уён снимает пистолет с предохранителя и стреляет пару раз куда-то в районе глаз, но пули едва ли тревожат эту тварь. Проблема состояла в том, что раньше Уён никогда не встречал ничего подобного. Тем более в теле ребёнка. Дети умирали от КЦИ быстрее. А этот смог эволюционировать до… Что это?       — Сука! — Чонхо рычит, кряхтит и бьёт ногой чудовище в бок, когда то прижимает его к стенке и норовит впиться зубами в глотку. — Да уберите его от меня!       Ёсан стреляет второй стрелой и наконец-то это даёт эффект. Острие врезается в мясистую гору плоти и монстр издаёт вопль, разрезающий воздух хлеще стенаний, что воспроизводят щелкуны. Это рык дикого зверя, чудовища из страшных фильмов. Он отпускает Чонхо и беснуется от боли.       Пока тварь метается из стороны в сторону, Сан перезаряжается и выпускает несколько пуль, превращая в решето то место, откуда торчала стрела. Уён отползает на безопасное расстояние и пытается думать, что им делать дальше. Патроны эту мерзость не берут, стрелы тоже, биту даже нет смысла использовать, не дай бог погнётся ещё. Как только восьмилетка смог вымахать до таких размеров?       Ёсан привлекает внимание чудовища и то проносится возле него, сбивая штукатурку со стен детской комнаты. Выстрелы звучат часто, но в ответ на них существо словно только злится больше прежнего и крушит всё вокруг, разбивая мебель в комнате и испуская ядовитый газ.       Сан пробегается по коридору, с заносом тормозит у входа на кухню и кивает Уёну, чтобы быстро шёл к нему. Чону два раза повторять не надо. Взбираясь по стенке, омега мчится на кухню.       — У тебя осталось горючее? — Сан ползает по полкам и разбрасывает остатки испорченной еды.       — Чуть-чуть.       — Отлично, — Сан ставит на стол две бутылки. Одна из-под молока, вторая из-под пива. — Эту тварь возьмёт только огонь.       — Ты уже видел таких раньше? — Уён скидывает с плеча портфель и принимается к повторному замешиванию своего самого лучшего коктейля. Горючее, ткань, плотно закрыть, сильно не болтать.       — Да, — Сан закладывает ткань во вторую бутылку и смотрит на двери каждый раз, когда раздаётся новый выстрел. — Кто-то прозвал их топляками. В данных «FЕDRA» это названо финальной стадией.       Уён не спрашивает дальше. Листовки военных были в свободном доступе, разве что читали их не все. Заканчивая своё дело, они вдвоём выходят в коридор и свистят, привлекая внимание громадины. Чудовище застряло в проломе досок и свирепо ворчало, дёргая руку в попытках выбраться. Пули тратить было бессмысленно, ни одна не входила в плотный панцирь достаточно глубоко, чтобы навредить ему.       — Осторожно!       Ёсан и Чонхо убираются на безопасное расстояние, монстр не успевает вырвать свою руку из досок, как бензиновое пламя окутывает его мясистую тушу. Беснования продолжаются с новой силой, доски трещат и ломаются, чудовище разворачивается и словно бы готовиться набрать скорости и со всей дури влететь в Сана, бросившего горючую смесь. Но Уён замахивается, делает бросок. Бутылка бьётся о прочный панцирь, огонь цепляется за доски и Ёсан с Чонхо, не теряя время, подбегают к разъярённому чудищу и со всей дури наваливаются на него, толкая в пробитое окно. Монстр, горящий факелом яркого пламени, проламывает собой остатки досок, срывает штукатурку и выбивает кирпичи стены, с обезумившим рокотом летит вниз.       Ёсан стряхивает с себя стружку слегка подгоревшей ткани одежды и смотри вниз, на неповоротливое и неподъёмное убогое создание, тлеющее в огне, как кусок пластика. Оно кричит от боли и машет конечностями, испуская грибными наростами ядовитый газ. Чонхо встаёт рядом и Ёсан, глубоко вдыхая через фильтры, кладёт руку альфе на плечо и прижимается к нему в полуобъятиях, получая в ответ нежное поглаживание по спине.       — Я ввожу новое правило! — прихрамывая от усталости, к ним подходят Уён и Сан. Уён говорит хрипло и бегло. — Ни при каких обстоятельствах не упоминайте тишину. Никогда блять!       — У меня такое чувство, будто нас кто-то проклял, — отшучивается Чонхо, продолжая обнимать Ёсана за талию.       — Ага, — ворчит Уён. — Не верю, что я это говорю, но давайте больше молчать, друзья. Иначе нам пиздец.       — И давайте наконец-то свалим отсюда, — Сан тянет плечом и морщится. Он ударился, уворачиваясь от обстрела спорами.       — Согласен. Если я останусь тут ещё хотя бы на минуту, молчать не смогу, — двигая в сторону узкой двери в детскую комнату, шутит Чон. Или не шутит. Под окнами с другой стороны до сих пор верещит мерзкое существо не способное подняться.       В детской комнате за одним из заколоченных окон виднелась пожарная лестница и их путь на другую сторону улицы, а следовательно и к радиостанции. Уён уже не заостряет внимание на детали. Ему уже тошно. По хорошему хочется помыться и снаружи, и изнутри, чтобы отмыть не только грязь и все эти дни, но и ощущение пресного тлена и ужаса, осевшего на корне языка от всего, что случилось в этом укромном маленьком книжном магазине. Трупы родителей и ребёнка, ставшего живым воплощением болезни, сгубившей тысячи человеческих жизней.       

•| ━━━━━━━❪✇❫━━━━━━━ |•

             Душные сумерки наваливаются сверху тяжёлым одеялом и битый час в пути ощущается, в лучшем случае, сутками. От окольных путей через крыши, заборы-рабицы и просто разбитой дороги, ужасно ныли ноги, от дневного забега в несколько километров и переизбытка адреналина тянуло мышцы во всём теле и от одной мысли, что придётся бегать ещё, становилось плохо в квадрате. До радиостанции осталось полтора квартала крысиными ходами подальше от потенциальной опасности, а там ещё через весь периметр и пару километров просто прямо. У Уёна в голове постепенно разрасталось, подобно грибному мицелию, желание тупо лечь на землю и больше не двигаться. Он бы даже согласился, если бы кто-то предложил его нести. Но никто не предлагал.       — …А потом мы с Ёсаном и начали, ну, знаешь же, — Чонхо расслабленно повествует историю знакомства со своим омегой Сану, который слушает его очень внимательно и даже старается лишний раз не комментировать. Ёсану, идущему поодаль, на физическом уровне неловко, но он улыбается от всего приятного, что о нём говорит Чонхо.       — И вы планируете… — Сан прикусывает губу, подбирая слова. Уён идёт с другой стороны, ему прекрасно слышно. — Жить типа как обычная семья?       Ёсан давиться воздухом, Уён присвистывает удивлённо, а Чонхо растерянно жуёт губы не в силах найтись с ответом. Ситуация становится настолько неловкой, что у Сана от напряжения краснеют кончики ушей и он поджимает губы. Уёна эта реакция веселит ещё больше, чем заданный вопрос. Чонхо и Ёсан? Семья? Он даже никогда о таком не думал. То есть он знал, что они вместе, что они живут вместе и типа… Вся эта бытовуха присутствовала в их жизни, но чтобы они были семьёй… В общую картину их отношений Уён почему-то не мог это вписать. Ёсан по уши в пистолетах, Чонхо неделями в опасных вылазках. Окажись Уён в их положении, о семье он и не подумал бы даже.       — В нынешних условиях жизни мы не можем ничего планировать, — Ёсан вклинивается в разговор и смеряет взглядом пристальным сначала Сана, которому вдвойне неловко, а после Чонхо. Последний лишь хмурит брови. — Но, может быть, я был бы не против.       — Ты? — Уён перегибается вперёд, чтобы глянуть на друга. — Назовёшь первенца в мою честь?       — Не дождёшься, — Ёсан шутливо закатывает глаза. У Чонхо на лбу вздувается вена. В отличие от омег его этот разговор напрягает. — Мы просто живём, Сан. Как и все. Время для такого серьёзного шага ещё не пришло. Наверное.       — А ты что думаешь, Чонхо? — Сан выслушивает Ёсана и кивает ему в благодарность.       — Я… — Чонхо открывает рот, но потом закрывает его. Он делает несколько широких шагов вперёд к краю крыши двухэтажки, по которой они перебирались на другую улицу. — Мы пришли.       Перед ними раскинулось просторное поле, заросшее высокой колючей травой и обвившее мясистыми стеблями потрёпанную сетку-рабицу. В высокой траве виднелись протоптанные тропинки и примятые ямы. Сюда то забредали заражённые, то люди прорубали проход через дебри. За полем высилась радиостанция. Полуразрушенная высотка, пережившая бомбардировку, несколько перестрелок и бог знает что ещё. На серых кирпичах обшарпанных стен то и дело возникали новые надписи и рисунки, предостерегающие забредших сюда людей о том, что та или иная группировка отпетых мародёров решила тут обосноваться. На сей раз из обломанной стены свисало рваное знамя. То была старая, поеденная крысами, простынь, разрисованная какими-то знаками.       — Мы же можем пройти тихо? — Уён хрустит пальцами и разминает уставшие плечи. Он не готов бегать. Абсолютно.       — Уже темно, должно получиться, — Чонхо заряжает пистолет.       — Обнадёжил, — Уён закатывает глаза и достаёт складной нож. Пистолет у него не далеко, если что будет время его достать и воспользоваться.       — Мы пойдём вперёд, а вы за нами, ладно? — Сан почти-щенячьими глазами смотрит на омег и Уён не может сдержать хитрой улыбки.       — Переживаешь за нас?       — Ты, кажется, устал и идти не можешь, — Чонхо бросает недовольный взгляд в сторону Уёна и Чон сердито фыркает ему в ответ. Ну да, ну да.       — Ну идите-идите, — бурчит он. — Сделаем вид, что разговора до вообще не было.       Сан руками разводит и уходит в заросли первым. Чонхо выдерживает пристальный взгляд Ёсана и нагоняет альфу только после того, как его внушительная фигура почти исчезает в зарослях. Уён и Ёсан остаются стоять у оборванного забора. Ёсан поправляет ремень арбалета на плече и поворачивается вполоборота к другу.       — Это ведь было то, о чём я подумал?       — О чём ты подумал?       — Он засомневался, — Ёсан кивает в сторону, намекая на альф.       — Солнышко, он слился, а не засомневался, — Уён вздыхает тяжело. — Может его пугает это. Ответственность, обязанности. Меня бы пугало.       — Я устал, — Ёсан трёт глаза. — Мы будто разучились друг с другом общаться из-за этих тупых ссор на пустом месте.       — Такое бывает, — Уён пожимает Кана за плечо. — Вам нужно честно поговорить обо всём и что-то решить. А теперь заряжай свою красотку и пошли, опять от каких-то чертей удирать придётся, я уверен.       — Может тут вообще никого нет?       Движение альф в траве хорошо видно по колышущимся верхушкам зарослей и мелькающим чёрным фигурам в полумраке улицы. Вокруг тихо и слышно лишь, как поют птицы и стрекочут кузнечики в высокой траве. Главный минус умиротворяющей атмосферы разве что духота, поднявшаяся после обеда, когда вылезло солнце и вся влага после дождя начала испаряться.       На листьях разросшихся сорняков всё ещё была вода, поэтому одежда промокла за считанные минуты движения по тропинке. Ёсан и Уён довольно быстро нагнали альф и шли за ними следом, виляя по тропинке туда-сюда, создавая впечатление, словно тут бродит стайка диких кабанов или собак, а не хитрые контрабандисты срезают дорогу. Фонари они не включали, шли строго в одном направлении не сворачивая сильно в бок.       — Сан, — Уён идёт у него за спиной и пилит его взглядом. Уверен, что альфа это чувствует, поэтому и ёжится так часто. Колется вовсе не мокрая трава, а эта пристальность.       — Что?       — То, что ты несёшь, стоит таких прогулок?       — Сюда ходят и за меньшим, — уклоняется альфа и Уён вновь хитро усмехается. Это становится интересным. — Ты хочешь, чтобы я убедил тебя в важности того, что мы делаем? Или это какая-то проверка?       — Хочу, — Уён встречается с ним взглядом. От Сана это лишь брошенный через плечо прищур, в меру недружелюбный и выжидающий.       — Портной тебе сказал. Дальше всё должно зависеть от тебя. И разве награда тебе не важнее дела?       Уён замолкает. Не в бровь, а в глаз. Провоцировать Сана на такие беседы интересно, но трудно. Он словно знает, куда нужно бить, чтобы наверняка было больно. Уён не мог с ходу вспомнить кого-то, кто так же хорошо мог играть с ним в эту игру. Играть лучше, чем он. Напористость Уёна всегда была ему на руку, потому что убеждённость и настойчивость часто пугала людей, заставляла их сдаваться, Сан же наоборот находил множество путей, чтобы вывернуть всё в свою пользу, оставить слово за собой и вынудить Уёна отвечать. Он хорошо понимает людей и это страшно.       — Я вот и думаю, стоит ли оно всего этого, — Уён говорит потише и трёт пальцами гравировку на ручке ножа.       — Хочешь сдать назад, когда мы уже прошли столько?       — Хочу быть уверенным, что я делаю это не зря.       — Я и сам не уверен, — Сан вздыхает. Его плечи напрягаются.       — Как бы то не было, — встревает Чонхо. — Мы уже прошли часть пути и возвращаться назад ни с чем не собираемся. С каких пор тебя, Уён, беспокоят такие вещи? Что такого в грузе, который нужно отнести Цикадам?       — Вы так об этом говорите, словно это решение, — Ёсан вклинивается тоже.       — Это вариант, — хрипит Сан ему в ответ.       Сан замолкает и резко тормозит. Уён бьётся об него, не уловив во мраке остановку. Ёсан и Чонхо с шорохом останавливаются тоже. Они стоят в полной тишине несколько долгих секунд. Уён оглядывается по сторонам с опаской, но в темноте не видно абсолютно ни-че-го. Фонарь включить нельзя.       — Вы слышали? — Сан оборачивается и Уён отшатывается назад, чтобы не стукнуться ещё раз.       — Слышали что?       Остановка в темноте обращается тревожным ожиданием. Среди сырой травы слышны разные шорохи, хруст веток, вибрации гнутого забора, движение мелких животных. Уёну слышно своё дыхание и тихое размеренное сопение Сана совсем близко.       В одно мгновение мир вокруг словно замирает. Как организм во время чиха, как удар молнии перед раскатом грома. Уён покрывается тревожными мурашками и дёргаясь, касается прохладной сановой руки. Альфа в гробовом молчании цепляет его мягкую ладонь пальцами и держит. Чон громко вдыхает от неожиданности, от непредсказуемости этого действия, а потом…       Последнее, что видит и слышит Уён, перед тем как Сан тащит его резко в сторону, это фонарь штурмовой винтовки и несколько выстрелов в их сторону.