Под контролем

Четырьмя днями ранее. Барти совершенно не нравилось то, что происходило. Всё вокруг действовало на нервы: спокойствие Снейпа, спокойствие Дамблдора, дети, радостные, что уроки отменили, грязнокровки, волнующиеся и опасающиеся только за собственные шкуры. И ему также совершенно не нравилась бледность вечно дрожащего Рабастана. (Его кожа всегда была нездорово бледной, но сейчас…) Чего он боялся? Если страх грязнокровок Хогвартса Барти ещё мог понять, то уж страх чистокровного волшебника, разделяющего взгляды Волдеморта, казался как минимум подозрительным. Несмотря на распространенное мнение о его безалаберности, Крауч был всё-таки внимательным человеком. Он не упускал из виду даже мельчайшие детали, несостыковки с привычным укладом жизни вокруг себя. Даже одного маленького, неправильного взмаха ресниц обычно хватало для того, чтобы Барти мог заподозрить неладное. И он не нуждался в легилименции для этого. Особенно с таким человеком как Рабастан, эмоции которого мог прочесть даже самый бездарный первокурсник-пуффендуец. Бродяги не было: очевидно, он был занят в Ордене. Крауч примерно этого от него и ожидал, но он сомневался, что орден в этот раз добьётся каких-либо результатов. Он не собирался сидеть сложа руки. Для начала нужно выведать у Рабастана, чем тот так сильно накосячил, что даже смотреть в сторону Барти боялся. А потом покинуть школу. Надеяться оставалось только на терпение Регулуса. От этого зависело многое. Барти, конечно, сам тоже собирался действовать. Но и излишняя расторопность только помешает делу. Крауч ещё никогда не чувствовал себя настолько решительно настроенным. Учитывая, что на кону стояла жизнь его лучшего друга.  — Знаешь, — с улыбкой протянул он утром вторника, сидя в гостиной один и нахально вытягивая перед собой ноги, когда в поле зрения наконец появился тот, кого он ждал. — А ведь в воскресенье тебя тоже не было в школе, — заметил он. Лестрейндж с удивлением оглянулся, обнаружив, что гостиная нехарактерно пуста. Крауч хмыкнул. Он сам недавно выгнал отсюда всех, угрожая сжечь тут всё к чертям собачьим адским пламенем, если они не освободят комнату. Проверять, правдива ли его угроза, никто не решился.  — Чего тебе нужно, Крауч? — устало поинтересовался Рабастан, сжимающий в руках стопку бумаг. Всё ещё бледный и осунувшийся. Что он скрывал?  — Где ты был во время нападения пожирателей на Три метлы? — прямо спросил Барти, не видя смысла ходить вокруг да около, и добавил с угрожающими нотками в голосе: — И не советую лгать.  — С каких пор я должен перед тобой отчитываться?  — Ты действительно считаешь, что испытывать моё терпение — хорошая идея?  — Я тебя не боюсь, — возразил Лестрейндж твердо. Крауч снова хмыкнул. Ну-ну. Наивный, наивный Рабастан, искренне верящий в собственную ложь.  — Если окажется, что ты во всём этом как-то замешан, Лестрейндж, — уже серьезно заговорил Барти. — Молись, чтобы ты попался в руки моего отца раньше, чем в мои. Барти не стал ждать реакции, сразу же отвернувшись и глядя на свою палочку, которую он вертел между пальцами; он ясно давал понять, что разговор окончен, тихо напевая незамысловатый мотивчик, который крутился у него в голове с самого утра. Мысленно он уже витал в облаках, вспоминая, куда он спрятал пузырек с веритасерумом. Не торопиться. Не спешить. Делать наспех — сделать на смех. Нельзя забывать об этом. И всё же, и всё же… Времени у Барти было немного. Он сжал двумя пальцами собственный бок и сильно ущипнул, мгновенно почувствовав отрезвляющую боль. Нельзя было целиком и полностью полагаться на Лестрейнджа. Нужно взять дело в свои руки. Барти встал и подошел к письменному столу, созывая к себе пергамент, перо и чернила с помощью акцио. Он ощущал себя последней сволочью, собираясь манипулировать одним из немногих людей, которые его любили, но другого варианта выйти из школы он попросту не видел. Он обмакнул перо в пузырек и, прикусив кончик языка, приступил к письму. «Дорогая матушка…»

***

Никто этого не знал (да-да, даже Реджи), но в сумке у Барти хранился огромный запас самых опасных, самых разных видов зелий. Веритасерум, оборотное зелье, елейная смазка Григория, вредящее зелье, зелье взрыва — и это ещё лишь вершина айсберга. Он знал, что за большинство из них его могут исключить из школы или даже отправить в азкабан, но когда это его останавливало? В зельеварении среди, по крайней мере, пятикурсников никто и сравниться не мог с Регулусом, однако и Барти получил свое «превосходно» по предмету не за красивые глазки. К сожалению, врождённым талантом к зельеварению он не обладал, поэтому зарабатывать свою оценку ему приходилось путем долгих и упорных тренировок. Туалет Плаксы Миртл давно стал для него лабораторией, где можно незаметно развивать свои навыки: мешал только бесконечный вой привидения. Обычные зелья он спускал в унитаз, даже если те получались хорошо, но зелья с опасными и интересными свойствами он оставлял себе. Так и собралась его коллекция. Правда, Лестрейндж оказался на редкость чутким парнем: как только он отпил глоток своего кофе, в который Барти предварительно намешал веритасерум, он неприязненно поморщился и выдал сидящей рядом Рэйне:  — Кофе отвратительный сегодня. Сплошная вода. Барти ухмыльнулся.  — Твоя тонкая и нежная душонка оскорблена, да, Рабасти? — фыркнул он, демонстративно отпив кофе из своей чашки. Рабастан закатил глаза, но, к счастью, напиток свой допил, периодически морщась. Крауч лично проследил за всем краем глаза, не сильно отрываясь от письма, которое он написал матери ранее. Далее предстояло самое сложное. Проследить за Рабастаном. Невозможно, учитывая, что Рабастан отличался чуткостью, отточенной многолетними тренировками в квиддиче. Насколько знал Барти, Лестрейндж играл чуть ли не с пеленок, а в сборной слизерина состоял уже три года. По этой причине Крауч не сразу последовал за семикурсником, когда тот встал из-за стола и покинул Большой зал, выжидая несколько минут и для вида закинув в рот горсть чипсов: Мальсибер, как обычно, не сводила с него подозрительного взгляда. Он уже давно привык к её цепким глазам, следящими за ним так, словно она всё время выжидала от него чего-то невероятно мерзкого. Раздражать Крауча это перестало уже после первого месяца в Хогвартсе. Рабастан зашагал в сторону гостиной факультета. И Барти, стараясь быть как можно более незаметным, проследовал за ним.

***

 — Эверте Статум!  — Протего! — только тот факт, что 156% своей жизни Барти находился в состоянии полной боевой готовности, помогло ему вовремя среагировать. Заклинание, брошенное Рабастаном, срикошетило обратно и тот, кувырком пролетев в воздухе, плюхнулся прямо на диван. Смотрите-ка, какой удачливый.  — Инкарцеро! — незамедлительно бросил Крауч ещё до того, как Лестрейндж успел очухаться. Рабастан горько усмехнулся: его руки и ноги крепко связывала толстая верёвка. Он даже не злился, чёрт возьми, ну что за тюфяк.  — Хорошо, ты победил, — сдался он, почему-то ухмыляясь. — Что ты хотел? Кстати, следить ты не умеешь совершенно. Барти на провокацию не поддался, невозмутимо устраиваясь на кресле напротив семикурсника с палочкой наготове. Времени у него было не так много: час до того, как закончится действие зелья, и ещё неизвестно сколько до того, как слизеринцы начнут возвращаться в гостиную после завтрака. Поэтому первым делом он спросил то, что считал самым важным, чтобы проверить правильно ли зелье подействовало.  — Скажи-ка, Рабастан. Ты боишься меня? — спросил Крауч с предвкушающей улыбкой. Регулус назвал бы это желанием почесать своё эго, но его тут не было.  — Полшколы тебя боится, — ляпнул Лестрейндж, после чего озадаченно нахмурился. — Веритасерум, — быстро догадался он. — Не зря мне не понравился кофе.  — Какой сообразительный. Жаль, что тупой. Как можно продолжать употреблять в пищу то, что явно отличается от изначально заявленного вкуса? — спокойно размышлял Крауч, всё ещё улыбаясь. — Впрочем, не суть. Что ты делал 21 сентября? — сразу перешёл он к делу.  — Я был в Трех метлах, — монотонно начал Рабастан и Барти замер, внимательно слушая. — Я участвовал в своей первой операции в качестве пожирателя смерти. Вырубил Регулуса, и мы с Родольфусом отвели его к Темному лорду, как тот и приказывал. Антонин убил грязнокровку, Родольфус, Яксли, Нотт, Алекто и Амикус Кэрроу убили двух близнецов Пруэттов. Кэрроу и Яксли решили взять пленных для развлечения и дальнейшего убийства в качестве демонстрации остальному волшебному миру.  — Зачем Волдеморту понадобился Регулус? — с любопытством спросил Барти, приподнимая бровь. — Он не предатель крови.  — Из того, что я подслушал в том доме, Регулус украл у Темного лорда кое-что и скрывает это. Я не знаю, что он украл.  — Где находится дом?  — В Литтл-Хэнглтоне. Это всё, что я знаю. Я только учусь трансгрессировать, поэтому перемещаюсь туда только с помощью брата. Литтл-Хэнглтон? Это была проблема. Что ещё за жопа ми… кхм, край света? Как туда попасть — Барти понятия не имел. Но когда это его останаливало?  — Фините инкантатем, — лениво проговорил он, освобождая Рабастана от пут. Лестрейндж уже рассказал ему всё, что нужно, и теперь был практически бесполезен. Тот сразу же заметно поник на диване, даже не пытаясь напасть на Барти и отомстить. Он явно терял стержень — Крауч издевательски фыркнул.  — Не говори никому о том, что это я всё рассказал, — понуро попросил он, на что Барти приподнял бровь.  — С какой стати я должен молчать? Рабастан не поднял глаз с пола.  — Какой тебе от этого прок? — уныло поинтересовался он.  — Ты меня просто бесишь, — Барти легко пожал плечами, вставая на ноги. — Ты понесешь наказание за преступление, которое совершил.  — А как же твоё преступление, Крауч? — горько спросил Лестрейндж, ухватившись за свой последний аргумент в желании спасти собственную шкуру. Выглядел он жалко. — Использовать веритасерум человеку без необходимых полномочий — запрещено законом.  — Ты можешь подать заявление о нарушении твоих прав в Отдел магического правопорядка, — надменно бросил Барти, прежде чем развернуться и направиться в спальню. Дела не ждали. Нужно было найти то, что Регулус мог украсть у Волдеморта.

***

Настоящее. Регулус валялся на холодной, голой земле, обнимая колени в позе эмбриона. Грязный и местами испачканный кровью темно-зеленый кардиган с вышитой у левой груди эмблемой факультета ничуть не согревал: он не чувствовал даже пальцев своих ног, хотя носил качественные ботинки из драконьей кожи. Чтобы согреться, нужно было двигаться, но любое движение вызывало адскую боль в костях. Антонин бросил его у двери, и он еле дополз до двери прилегающей к подвалу уборной, чтобы выблевать желчь из желудка — он ничего не ел, с тех пор как оказался здесь. Из последних сил он вернулся к самому подвалу, чтобы лечь рядом со стеной и больше не шевелиться. Из уголка губ вниз текла слюна, но Блэк не мог даже поднять руку и вытереться. Он знал, что, возможно, пугает своим видом детей, но не находил в себе сил беспокоиться ещё и об их психическом здоровье. Потому что в его собственной голове царил полный кавардак, граничащий с безумием. Регулус никак не мог выкинуть из головы то, что он увидел сегодня. Как он и полагал, Волдеморт оказался настоящим мастером в пытках. Не только в физических, но и в ментальных. Он знал, как заставить Блэка истерично рыдать и без круциатуса. Регулус взглянул на пустующее место у двери, где обычно сидел Брэнстоун. Даже такое незначительное движение глазами причиняло невыносимое давление вискам. Ни трупа, ни заклинаний. Если бы Регулусу ещё недавно сказали, что смерть какого-то грязнокровки причинит ему глубокие душевные терзания и внушит первобытный, животный страх перед Волдемортом, то он бы посоветовал этому безумцу обратиться в Мунго за лечением. Он недовольно хныкнул, когда Артур подошел к нему и невесть откуда взявшимся платком вытер стекающую изо рта слюну, наверняка красную из-за незаживающих ран на его языке. Блэк искусал его ещё в первый день, чтобы случайно не выложить всё Волдеморту под империусом. Теперь его никто не понимал, даже если он попытался бы говорить. Даже легкое прикосновение тканью ощущалось как инсендио, с помощью которого Антонин сжёг кисти его рук до обугленного состояния в качестве наказания за воровство. Кожа в этой области выглядела черной и в некоторых местах красным проглядывала голая плоть. Все травмы Регулуса можно было бы легко вылечить с помощью зелий, но его с радостью оставили страдать, как будто последствий многочисленных круциатусов не хватало.  — Тимоти? — шепотом спросил мистер Уизли, убирая платок в карман. «Умер» — хотелось выдавить Регулусу, но из горла сорвался какой-то уродливый хрип. Он не чувствовал себя так ужасно, когда его терзали инферналы, он не чувствовал себя так ужасно никогда. Он даже не мог чувствовать голода, хотя не ел уже несколько дней. Его тошнило от одного запаха хлеба, который периодически приносил Антонин. Мистер Уизли настойчиво предлагал ему съесть хотя бы кусок, но Регулусу становилось плохо от одной мысли о еде. Уизли, кажется, по одному разбитому виду Блэка понял, что Брэнстоуна они уже могут и не ждать, поэтому он отстал. Он зачем-то накрыл Регулуса своей мантией, запах которой вызывал у Блэка рвотные позывы, но она хоть немного согревала. Регулус оценил этот жест чистого добродушия, но отблагодарить нормально тоже не был в состоянии. Он закрыл глаза, просто потому что даже тусклые тона действовали на нервы и казались слишком яркими. Перед глазами снова всплыла та жуткая сцена, о которой он уже точно никогда не забудет, но снова открывать глаза Регулус отказался.

***

Гостиная, по сравнению с подвалом, была довольно тёплой, но даже так Регулус не мог заставить себя не дрожать. Его организм был уже достаточно истощен и истерзан несколькими днями пыток. По сравнению с ним Брэнстоун выглядел куда свежее и лучше. Стол куда-то исчез: на его месте на грязном и пыльном полу, прямо посередине комнаты лежал Тимоти, извивающийся от боли и дискомфорта. Его Волдеморт не пытал так фанатично, как Регулуса, позволяя Антонину поиграть с ним. Мужчина отличался садизмом куда меньшим, чем у Волдеморта: он даже ни разу не использовал на Брэнстоуне круциатус. Хотя предвкушающая улыбка на лице лорда говорила о том, что всё у пуффендуйца впереди.  — Я знаю, — притворно ласковым тоном начал Волдеморт: его голос всегда оставался располагающим к себе, что бы он ни говорил. Он перевернул Тимоти на спину ногой, и тот недовольно фыркнул. — Ты чувствуешь такое же отвращение к этим отродьям, что и я. Ты бы ещё мог передумать и вернуться на правильный путь. Я даже готов простить твоё маленькое предательство. Если, — он многозначительно замолчал, позволяя Регулусу додумать самому.  — Мой Лорд, — обратился Антонин. — Он не может говорить, — напомнил он.  — Я помню, Антонин, — кивнул Волдеморт. — Мой лучший зельевар уже направляется сюда. Я уверен, он любезно согласится приготовить нужное для лечения зелья. Регулус не сомневался, что Волдеморт и сам способен приготовить нужное зелье, возможно, он просто не хотел марать руки о «грязную» работу. А, может быть, и не способен. У каждого ведь есть хоть какие-нибудь слабости, так ведь? Вот и Волдеморт: пытать — умел, создавать крестражи — тоже, был прекрасным дуэлянтом… А вот в зельеварении, должно быть, не смыслил ничего.  — Чего ты пытаешься добиться, Блэк? — продолжал тот тем временем. — Ты ведь не думаешь, что я настолько глуп, чтобы ограничиться одним экземпляром? Регулус изумленно застыл. Он не сразу понял, о чём говорит Волдеморт: смысл слов просто не укладывался в голове. Он ведь имел в виду не крестражи?! Что?! Нет, что?! Он не хотел в это верить. Волдеморт играл с ним. Да. Невозможно разоравть душу на несколько частей. Или возможно…?  — Тебе не нужно даже говорить. Просто подумай. Где. Ты. Спрятал. Медальон?! — он оказался терпеливым допросчиком. Он ни разу за прошедшие несколько дней не повысил голоса (а сколько дней прошло? Регулус сбился со счёта давно. По ощущениям он находился здесь целую вечность). Он даже не показал малейшего раздражения, словно человек, которому некуда спешить. Блэк отчаянно покачал головой, избегая прямого взгляда темных глаз. Он воздвинул вокруг своих мыслей окклюменцию, но Волдеморт наверняка обладал более сильной легилименцией, поэтому он старался совсем не вспоминать, куда… Нет. Цветы. Лаванды. Фиалки. Хризантемы… Тимоти судорожно всхлипнул со своего места. Пуффендуец изначально являлся человеком плаксивым, и неудивительно, что он не сдержался и сейчас.  — Ах, я забыл о тебе, — притворно мягким тоном проговорил лорд, отрываясь от Регулуса и переводя взгляд на Брэнстоуна. — Как грубо с моей стороны! Антонин, твои псы всё ещё голодны?  — Да, мой господин. Они ждут лишь моего позволения. Волдеморт покачал головой.  — Не понимаю я твоей любви к этим мерзким созданиям, — сказал он будничным тоном. — Но, раз уж они настолько непривередливы в еде, что не брезгуют даже замызганной плотью грязнокровок… Регулус в ужасе уставился на бледного Тимоти. Брэнстоун громко разрыдался, как только он понял, о чём идёт речь.  — Пожалуйста! — взмолился он, но больше не смог выдавить ни слова из-за пробирающих его горло бесконечных всхлипов. Волдеморт и Антонин даже не обратили внимания, продолжая беседу, словно старые приятели, обсуждавшие погоду на улице.  — Среднеазиатские овчарки, выведенные у меня на Родине, самая верная порода псов, мой Лорд, — учтиво заявил пожиратель. — Они умны, послушны и прекрасно охраняют территорию.  — Тогда, может, мне стоило использовать твоих псов для охраны вместо инферналов, — проговорил Волдеморт не то скептически, не то издевательски. В любом случае, Антонин не распознал саркастический тон лорда и серьёзно кивнул.  — Я был бы рад предоставить их вам на службу.

***

Регулус выплыл из воспоминаний, когда почувствовал резкую боль и сильное головокружение. Кто-то перевернул его на спину и пытался приподнять за подмышки в сидячее положение. Он громко застонал от пронзившего его мышцы ощущения сильного покалывания, и этот кто-то резко прекратил свои попытки поднять его.  — Спокойно, — тихо сказал Артур Уизли — а это был он, немного ослабляя свою хватку. — Я хочу передвинуть тебя поближе к нам. Твои губы посинели. С нами тебе будет теплее.  — Осторожнее, — подала голос Молли со своего угла, похоже, она уже немного пришла в себя после смерти братьев. Регулус совсем забыл о своих соседях по несчастью. Именно благодаря Молли мальчики (говоря «мальчики» Регулус имел в виду конкретно двух близнецов) вели себя более-менее спокойно. Она вздохнула с некоторым сочувствием. — Бедный мальчик. Артур снова предпринял попытку сдвинуть его, и на этот раз Блэк подготовился, прикусив свой и без того изувеченный язык.  — Он умирает? — спросил Перси с грустью.  — С ним всё будет хорошо, — уверенно ответила Молли. Хотел бы Регулус быть таким же уверенным, как она, но обстоятельства лишь говорили, что ему осталось совсем немного. Его тело уже сдавалось, а кровотечение изо рта не прекращалось. — Он немного болеет, но это не смертельно.  — Он умрёт, мама. Перси был смышлённым и довольно-таки внимательным ребёнком. Его обмануть было легче лёгкого, но иногда он превращался в такого серьёзного и проницательного парня, что порой удивлялись даже его родители. Артур аккуратно усадил Регулуса рядом с Молли и детьми, поправил свою мантию на нём. Зачем? — хотелось спросить Блэку. Зачем они помогали ему? Зачем жалели? Зачем задумывались о его комфорте? Он открыто выразил своё мнение при первой встрече. Мнение, в котором он теперь немного сомневался. Регулус никогда не мог похвастаться своими теплыми чувствами к маглам или маглорождённым. Грязнокровки часто учились плохо: их приходилось обучать элементарным вещам, объяснять всё как маленьким детям, что знатно тормозило общую программу образования. Толковые волшебники из магловских семей — исключение, а не правило. Даже после выпуска грязнокровки всё ещё нуждались в некоторой адаптации. Блэк не говорил, что маглы — животные, а маглорожденные — это мерзость: в конце концов, никто не выбирал, кем ему родится и в какой семье. Он просто верил, что маглы и маглорожденные должны держаться подальше от мира волшебства. Подтянуть базовые навыки в магии — столько, чтобы хватило для контроля, и больше не возвращаться в магический мир. С одной стороны этому мнению способствовала мать, но Регулус уже давно вырос с того возраста, когда чьё-то мнение имело бы влияние на его мировоззрение. Он изначально игнорировал большинство новостей про Волдеморта, избавляющегося от маглорожденных одним за другим, потому что считал всё это лишь глупой пропагандой, направленной очернить политику чистокровных. Только когда дело коснулось Кикимера, Блэк воочию убедился, что, возможно, новости не всегда лгали. Ощущение было не из самых приятных. Как будто… Как будто его резко вытолкнули из наивного детства в злой и суровый мир. Такое случалось с Регулусом постоянно: когда ушел Сириус, когда умер отец, но он всё никак не мог к этому привыкнуть.  — Мама, а почему наша фамилия не Рэд? — неожиданно спросил один из близнецов с искренним любопытством и почесал свою голову. Фред и Джордж почему-то снова решили сесть рядом с ним.  — Дурак, потому что наша фамилия Уизли, — с важным видом ответил Перси и получил легкий подзатыльник от второго близнеца.  — Вот и мы спрашиваем, почему не Рэд, а Уизли?  — Ты предпочел бы зваться Фред Рэд? — невозмутимо поинтересовался у мальчика Билл. Тот вздохнул так, будто его старший брат только что сморозил невероятную глупость.  — Если бы наша фамилия была Рэд, то мама назвала бы меня другим именем, — заметил он логично. — Смотри, — начал он, указывая на Регулуса, — он — Блэк…  — …Потому что у него черные волосы, — продолжил за него Джордж. — А у нас волосы рыжие, а значит…  — Наша фамилия должна быть «Рэд», — важно заключил Фред.  — Фамилии не так работают, — фыркнул Чарли. — По вашей логике, во всём мире должны существовать всего несколько фамилий: «Блонд», «Браун», «Рэд», «Блэк» и так далее.  — А ещё в мире возникла бы путаница, потому что Блэков было бы немыслимое количество, — сказал Билл. — Черноволосых людей очень много. А рыжие по статистике составляют всего два процента насления в мире, ты знаешь?  — Но статистика сейчас гласит, что восемь из девяти человек — рыжие, — задумчиво выдал Артур, окидывая своих детей развеселевшим взглядом.  — Твоя статистика лишена объективности, потому что мы одна семья, и логично, что у нас одинаковый цвет волос, — с умным видом ответил Билл: ему только очков на носу не хватало для пущего эффекта. В свои десять мальчик выглядел как настоящий профессор и даже говорил соответствующе. Болтовня продолжалась, и Регулус вслушивался в их разговор вполуха. Было чудом, но он ещё ни разу не слышал, как хоть один из ребят жаловался на что-либо. Казалось, ни частичный голод, ни отсутствие домашнего комфорта не смущали детей. Артур был прав: рядом с ними стало значительно теплее, и Регулус, убаюканный небольшим шумом и немного согревшийся, закрыл глаза. На мгновение даже показалось, что все мучения Блэка наконец прекратились, уступив блаженному бессознательному состоянию, но он через пару секунд снова пришёл в себя из-за внезапной, неприятной тишины. Дети замолчали, и Регулус резко открыл глаза, мгновенно узнав в смутном силуэте у двери Рабастана. Он впервые появился здесь после первого дня, выглядя неожиданно осунувшимся и как будто не в себе. Он подошёл к Блэку, даже не поднимая глаз с пола, и осторожно схватил его за локоть.  — Ты его разбудил! — грозно сказал Перси, мгновенно поднимаясь на ноги. Лестрейндж даже не удостоил мальчика взглядом. Ему не пришлось прилагать усилий: ноги Регулуса сами автоматически вели своего хозяина куда надо.  — Предатель крови защищает другого предателя, — заявил Рабастан, как только они вышли из подвала в коридор: вопреки его словам, в его голосе не было презрения. — Как это мило.  — Вообще, всего этого бы не было, если бы ты не был таким абсурдно упрямым, — продолжал размышлять он, не замечая отсутствие реакции со стороны своего слушателя. Они размеренными шагами направлялись в гостиную, которую Блэк мысленно окрестил пыточной. — Просто расскажи ему то, что он хочет услышать. Не будь дураком. Регулус, конечно же, не ответил. В гостиной он первым делом уставился на следы крови на полу прямо посередине комнаты. Душераздирающий крик Тимоти снова зазвенел в его ушах, и он закрыл их руками. Не помогло. Крики. Чавканье. Животные рыки и пасти, зловеще испачканные в крови. Блэк не думал, что сможет когда-нибудь взглянуть на собак и увидеть просто милых домашних животных. Он и раньше недолюбливал их, будучи больше кошатником. Когда он наконец насильно заставил себя отвести взгляд от пола, он понял, что находящийся в гостиной, помимо Волдеморта и Лестрейнджа, человек — вовсе не Антонин. Это был Снейп.