Котя

      Дадли ночью спал плохо, плохо спала и Петунья, вспоминая, насколько привычно вела себя девочка в больнице. Как спокойно рассказывала, как ничуть не удивилась просьбе полежать у них. Женщина забрала Дадли к ним с мужем, чтобы сынок хоть немного поспал. И, слушая это «не умирай», женщина тихо плакала. Потому что слышать этот отчаянный зов было просто страшно.       Катя, в свою очередь, «сделала побегать» врачам. Приподнять подголовник ей не догадались, поэтому ночью девочка начала задыхаться во сне, на что сразу же отреагировал подключенный к ней монитор. Глядя на цифры сатурации, глава дежурной бригады реанимации проснулся мгновенно. Стоило дать кислород — и все восстановилось. Медленно, неохотно, но восстановилось. Приподняв голову пациентке, реаниматолог выдохнул, отправившись затем приглаживать вставшие дыбом волосы.       Утром Дадли потребовал поехать в больницу к сестренке, балансируя на грани истерики, поэтому взявший отпуск на работе Вернон согласно кивнул. Они все очень беспокоились о Гере, все плохо спали, поэтому сразу после завтрака автомобиль отправился в медицинский центр под Лондоном. Дадли был очень напряжен, желая увидеть сестренку, надеясь на то, что она жива, и от его позы сквозило такими эмоциями, что Петунья пересела к ребенку, чтобы обнять и хоть немного успокоить его.       — Ну как поживает наша пациентка? — утром в одноместную палату вошел улыбающийся доктор Грейнджер. Он уже знал и о том, что было ночью, и о том, что Гера абсолютно спокойно вызвала медсестру кнопкой, чтобы попросить судно.       — Я хорошо, — улыбнулась девочка, вполне нормально себя чувствуя. В нос привычно дул кислород, дышалось легко и спокойно, ну а что было ночью, девочку не тревожило.       — Ночью ты задыхалась, — проговорил врач, наблюдая за реакцией, которой не было. — Приснилось что-то?       — Дыхание у меня ночью поверхностное, — ответила Герания, шокируя доктора, так как знание специфических медицинских терминов маленьким ребенком… — А кислорода не было, поэтому, наверное, и задыхалась, — пожала плечами отлично выучившая это за десять лет девочка.       — Я хочу познакомить тебя со своим сыном, — произнес Марк, показав жестом отчего-то оробевшему Герману заходить. — Его зовут Герман.       — Гера, — представилась улыбнувшаяся девочка. И сразу же предложила: — Давай дружить?       — Давай, — ошарашенно ответил мальчик, у которого не было друзей. — А ты…       — Подожди, пожалуйста, — остановила его Гера, увидев медсестру с подносом. — Только не обижайся, мне сейчас надо покушать. Мне нужно кушать вовремя, чтобы не было плохо.       — А чем тебя кормят? — поинтересовался Герман и, увидев, скривился. — Манная каша…       — Мне нужно кушать не то, что хочется, а то, что нужно, — строго ответила девочка, пока улыбнувшаяся женщина поднимала кровать в удобное полусидячее положение.       — Ты сможешь, или помочь? — поинтересовалась медсестра, устраивая тарелку на откидном столике.       — Сейчас проверим, — Гера вытянула вперед руку, оценивая амплитуду дрожания пальцев, и вздохнула. — Наверное, лучше помочь, а то я ложкой в себя не попаду.       — А можно, я помогу? — робко спросил Герман и, получив разрешение, взял в руку ложку.       — Понемногу давай и смотри, чтобы не подавилась, — проинструктировала мальчика женщина, еще раз улыбнулась и вышла из палаты, оставив доктора Грейнджера наблюдать.       То, как себя вела девочка, было необычно. Моментально освоившаяся в палате, она вызывала вопросы, но ответов на них не существовало. У Марка временами возникало ощущение, что ребенок всю жизнь провел в больнице, но ведь это было не так! И это было еще одной загадкой, кроме совершенно новой болезни. Именно такой набор симптомов английским врачам еще ни разу не встречался, отчего запрос был послан в Европу. Ответа можно было ждать долго, а работать надо было уже сейчас.       Герман сам не знал, отчего попросил покормить как-то очень ласково улыбавшуюся новую подругу. Он просто понял, что так будет правильно, поэтому помогал доверившейся ему девочке. Мальчику и самому было странно такое доверие, но он об этом задумывался мало, несмотря на развитый мозг. Кормить Геру было приятно. Очень приятно было видеть улыбку, играть с ней, чуть-чуть дурачиться. Так свободно и легко Герман себя еще ни с кем не чувствовал.       Доктор Грейнджер неслышно вышел из палаты, чтобы встретить Дурслей. Оставив старшее поколение, мужчина попросил Дадли пройти с ним. Нужно было показать явно не спавшего всю ночь мальчика Эмме. Похоже, малышу действительно снятся кошмары. Дадли же очень хотел узнать, все ли в порядке с сестрой, заметно успокоившись, когда узнал, что все хорошо.       — С тобой хочет поговорить одна тетя, — объяснил мальчику педиатр. — Ведь ты же лучше всех знаешь сестру.       — Я… хорошо, а это не сделает плохо сестренке? — сразу же поинтересовался мальчик, заставив Марка тяжело вздохнуть.       — Абсолютно точно не сделает, — улыбнулся доктор Грейнджер. — Даже поможет, ведь ты хочешь ей помочь?       — Да, — твердо произнес шестилетний мальчик. — Я за нее, если надо, умру.       Эмма, услышав последнюю фразу мальчика, только вздохнула, уводя его в свой кабинет, а ее муж поспешил обратно, не желая надолго оставлять самую загадочную свою пациентку одну. Судя по состоянию ее брата, его нужно было или класть рядом с ней, либо отпускать девочку домой, что было не очень хорошей идеей, учитывая, как она дала ночью.       С одной стороны, все было понятно: ноги не ходят, кости слабые, к сердцу есть претензии, к легким, даже к почкам, но вот с другой — раньше такого набора просто не встречалось, а в отношении кое-чего вообще считалось, что такого быть не может в этом возрасте, но это было. Что делать, Марк просто не представлял. Оставалось только назначить симптоматическую терапию и надеяться. Поэтому доктор Грейнджер расписал диету, направленную на восстановление электролитного баланса, кальция и общей массы тела, подозревая, впрочем, что диета не поможет.

***

      Докормив девочку, за что она поблагодарила, Герман не знал, что делать дальше, зато, похоже, знала Гера, уверенно нажав синюю кнопку висевшего на стене пульта. Через некоторое время вошла улыбчивая медсестра, сразу же похвалив еще ярче заулыбавшуюся девочку за то, что она хорошо поела. Забрав тарелки, женщина вернулась со шприцом, на что Гера кивнула и совершенно спокойно повернулась на руках, что заставило Германа замереть.       — Может, мальчику лучше выйти? — поинтересовалась женщина, увидев такую готовность.       — Ну, если ему неприятно, то да, — ответила девочка, ничуть не смущаясь. — А так-то что…       — Ты совсем не смущаешься? — удивился мальчик.       — А чего смущаться? — спросила в ответ Гера. — Ты что, попу никогда не видел?       Что ответить на это, мальчик не знал, просто лишившись дара речи. А медсестра, пожав плечами, задрала больничную рубашку девочки, под которой не обнаружилось белья, и принялась вводить лекарство, от которого Гера тихо застонала.       — Это витамины, они всегда болючие, потерпи немного, — попросила ожидавшая крика женщина. — Вот и все, — произнесла она, возвращая рубашку на место.       — Спасибо, — поблагодарила, сморгнув слезы, девочка, перевернувшись самостоятельно. — Таблетки тоже?       — Да, маленькая, — ответила медсестра, поражаясь силе воли маленького еще ребенка, не расплакавшегося, а поблагодарившего. — Вот эти.       — Сок… — задумчиво проговорила Гера, что-то припоминая. — А, точно! Спасибо!       — Ты кто такой? А ну отойди от моей сестры! — раздался злой голос от двери, но девочка улыбнулась, сразу же узнав его.       — Дадли! — позвала Гера сразу же подбежавшего к ней мальчика. — Не прогоняй Германа, он мой друг. Герман, это мой брат, Дадли, он мне жизнь спас!       — Герман, — Герман первым протянул руку, которую Дадли немедленно пожал, представившись.       — Ну как ты здесь, сестренка? — ласково спросил брат, обнимая ее.       — Я хорошо, — хихикнула девочка. — Только уколы болючие, как отшлепали, а так все хорошо.       — Дети, — в палату вошел мистер Грейнджер. — Хотите погулять?       Они очень хотели, но Геру нужно было одеть, поэтому в палату вошла медсестра, на этот раз выгнав мальчиков. Девочку нужно было одевать правильно, чтобы она не замерзла в коляске, к которой какой-то дядя в синей одежде прицепил баллон, что-то повертев сверху, Катя не поняла, что именно. После этого ее канюли присоединили к этому баллону, в котором, видимо, тоже был кислород.       — Больше четырех часов не гулять, — предупредил этот дядя, выйдя затем из палаты.       Это было тоже привычно — только вместо концентратора баллон, но ограничения по времени были понятны, ведь батареи не бесконечны. Опустив руки на дуги колес и не чувствуя привычной боли, Гера выехала из палаты. Дадли сразу же пристроился сзади, чтобы везти свою любимую сестричку, а Герман пошел рядом. Разговаривавший с доктором Вернон проводил процессию взглядом, но, видимо, врач ему все объяснил, отчего мужчина кивнул.       Из окна третьего этажа за тремя детьми наблюдала Эмма. Рассказанное этим мальчиком вполне могло быть детской сказкой, если бы сам рассказ не был так страшен. Волшебники, заколдовавшие родителей, умиравшая сестренка и исчезнувшие чары. Видимо, в голове малыша именно так отразилась вся ситуация, хорошо, что его удалось хоть немного успокоить. Глядя на спокойно идущего рядом с девочкой Германа, женщина улыбнулась. «Луи, мне кажется, что это начало прекрасной дружбы», — процитировала она очень старый фильм.       Катя прогулкой наслаждалась. Ее вез братик, а Герман рядом рассказывал об осени, что выдавало начитанность мальчика. С точки зрения девочки, все было правильно, ведь если она девочка, то он должен быть мальчиком, иначе кого же она будет любить? Девочка улыбалась солнышку и еще одному дню, который наступил. Герман начал расспрашивать девочку о болезни, а та не считала нужным ничего скрывать.       — Мне нельзя нервничать, — объяснила Катя, подставляя лицо солнышку. — Кушать можно только то, что надо, ну и еще дышать сложно, но тут у меня есть кислород, поэтому все решаемо. Если доживу, то буду тебя любить, не сомневайся!       От этой фразы мальчик замер. Замер и Дадли, остановив коляску. Герман внимательно посмотрел на такую милую девочку, чувствуя желание ее обнять, и очень тихо произнес:       — Любить? А за что? — в голосе мальчика непонимание не услышать было трудно.       — За то, что ты есть, глупый! — рассмеялась Катя, твердо знавшая, что Гарри и Гермиона, как бы они ни звались и какого пола бы ни были, должны быть вместе. Потому что так было правильно.       А Герман задумался. Он улыбался девочке, разговаривал и так же, как она, наслаждался прогулкой. Дадли же, услышав, что именно сказала любимая сестренка, понял, что она знает что-то из будущего, но просто торопится, как все девчонки. Мальчик не ревновал, ведь если его сестренка думает о любви, значит, она будет жить?       Грейнджер-младший, отправившись вечером домой, был очень задумчивым. Гера была абсолютно уверена в том, что его можно любить. Эти слова, слишком взрослые для шестилетней девочки, что-то всколыхнули в душе Германа, заставив глубоко задуматься, что, разумеется, родителями было замечено, но понято неправильно. Так бывает.