Котя

      Метрдотель, увидев, как бережно усаживают младшую девочку на стул, понял, что малышка, скорей всего, тяжело больна, поэтому решил обслужить семью самостоятельно. Медленно подойдя, чтобы не испугать девочку и, как он видел, буквально дрожащего за нее брата, мужчина положил меню перед каждым из членов семьи. Катя грустно посмотрела на меню пиццы, которой вдруг захотелось просто до слез, но девочка знала, что такое нельзя, потому шмыгнула носом, переходя к меню макарон, то есть пасты.       — Если хотите, можем сделать пиццу из того, что вам можно, — вежливо обратился к девочке, на глазах которой выступили слезы, метрдотель. Поражаясь силе воли ребенка, он тем не менее отчего-то совсем не хотел, чтобы больная девочка плакала.       — Мне соус нельзя… — прошептала Катя. — Разве что йогурт… все острое, жареное, жирное… — она вздохнула.       — Не беспокойтесь, юная мисс, наш повар с удовольствием поможет вам, — улыбнулся пожилой мужчина, глядя в загоревшиеся надеждой глаза. Малышку, а девочка выглядела сущей малышкой, хотелось просто погладить, успокоить, сделать хоть что-нибудь, чтобы ребенок улыбался, поэтому, взяв заказ, метрдотель отправился на кухню.       — Джорджи, — обратился он к повару, работавшему в этом ресторане уже лет, наверное, десять. — Там сидит нездоровая девочка, которой нельзя классическую пиццу, но ей очень хочется. Она, конечно, сильная девочка, но…       — Я понял тебя, друг мой, — ответил шеф-повар, таким взволнованным друга еще не видевший. — Что ей можно?       Выслушав метрдотеля, повар кивнул. Это, пожалуй, был вызов. Учитывая, что такой ребенок не один, исполнение этого заказа, кроме всего прочего, обещало расширить ассортимент, что тоже было хорошо. Катя же просто надеялась на чудо. Попробовать настоящую пиццу девочка надеялась все десять лет, но… это было просто нельзя. А сейчас ей пообещали, и в это обещание очень хотелось верить. Просто очень-очень. Петунья же, видя эту надежду в глазах ребенка, опять не смогла сдержать слезы, задумавшись о том, смогла бы она так — сказать себе «нет»? Сила воли доченьки просто поражала.       Дадли даже не прикоснулся к своей порции, пока не принесли пиццу сестре. Блюдо выглядело необычно, потому что повар позвонил еще и знакомому врачу, объяснив, что вот у них есть такая гостья. И врач дополнил объяснения вовсе не всё знавшей девочки, поэтому сейчас перед не верившей в свое счастье Катей оказалась пицца, сделанная специально для нее и так, чтобы не было плохо. От избытка чувств по лицу не удержавшей себя в руках девочки потекли слезы. Ее брат, сразу вспомнив то, что сестра говорила о слезах, бросился успокаивать свою Геру. Он совсем не хотел, чтобы ей было плохо, а девочка, всхлипывая, пробовала свою самую первую пиццу в жизни. Весь персонал ресторана ждал вердикта.       — Спасибо! Спасибо! Спасибо! — поднявшиеся глаза девочки были полны слез счастья. — Спасибо вам всем большое!       — Тебе спасибо, дитя, — подошел к Кате шеф-повар. — Приходи к нам еще.       — Мы придем, обязательно, — пообещал Вернон, видя, как расцветает счастливая улыбка на лице… пожалуй, что дочери, Туни права.       Денег с них за порцию Кати не взяли, только поулыбались, глядя на то, как покушавшая малышка едет на папе к машине. Метрдотель увидел многое, искренне желая девочке выздороветь, а автомобиль двинулся дальше. Петунья вспоминала, как менялось выражение глаз дочери, и вздыхала. Осознавать свою вину было тяжело, но женщина поклялась себе сделать все для того, чтобы Герания улыбалась.       — Я немножко посплю, — сообщила почувствовавшая утомление Катя. День был каким-то очень радостным, просто счастливым. И совсем не из-за пиццы, а из-за заботы и ласки, в которой ее купали. Это было просто волшебно.       — Поспи, — улыбнулся Вернон, ехать оставалось еще часа два. Дадли держался изо всех сил, стараясь не уснуть. Мальчик гладил засыпающую сестричку, понимая, что их вчерашнее заклинание сработало, а это значило — на свете есть волшебство.       Кате ничего не снилось, но спала она намного легче, видимо, из-за того, что спина была чуть приподнята, как подумала Петунья, вспомнив, где читала о подобном. Решив, что к доктору они съездят завтра же, женщина успокоилась. Дочке нужна была коляска, но где ее взять, Петунья не знала, понимая тем не менее, что для ребенка это может стать катастрофой. Женщина всю дорогу думала, как преподнести инвалидное кресло так, чтобы не было слез, и никак не могла придумать.       Сам въезд в город Катя проспала, проснувшись, лишь когда ее вносили в дом. Девочка с интересом оглядывалась, пока не увидела «свою» комнату. На двери комнаты, куда принесли Катю, было написано «Лили». Девочка знала, конечно же, что это значит, но никак свое знание не показала, попросив только, если можно, чтобы и Дадли был с ней, что было, конечно же, разрешено. Катя осваивалась в новом для себя месте, заметив, как отъехала машина дяди. Брат сидел рядом с девочкой, постоянно прикасаясь к ней. Дадли будто боялся, что сестренка исчезнет, растворившись, как дым, а девочка рассказывала страшные сказки о Магическом Мире и о том, что ее ждало бы там…       — Но теперь я… — несмотря на десять прошедших лет, выговаривать именно это слово было сложно. — Теперь я особенная и, наверное, им не интересна.       — Потому что не ходишь? — понимающе кивнул мальчик. — То есть в каждом плохом есть что-то хорошее, — сделал он вывод. — Интересно, куда папа поехал?       — За коляской для доченьки, — решив все же сказать как есть, произнесла Петунья, обнаружившаяся у самого входа в комнату. На ее удивление, дочка не заплакала, как будто понимая, что иначе никак.       — Ой, спасибо! — воскликнула обрадовавшаяся Катя. Если будет коляска, то она сможет двигаться. Все чаще Петунью хотелось назвать мамой. Она была такой теплой и хорошей, хотя в памяти Геры… В памяти той Геры Петунья была страшной.       — Вот и хорошо, — кивнул Дадли, не видевший слез сестры, что для него значило — все хорошо.       Вернон привез удобную коляску, еще какие-то доски и электромотор, сразу же после усаживания девочки в коляску принявшись делать пандус для подъема наверх. А Гера и Дадли в это время играли во дворе. Удобную детскую инвалидную коляску Катя освоила очень быстро и через несколько минут уже гонялась за Дадли, ведя себя так, как будто родилась в кресле, отчего и он забывал, что произошло с сестрой. Назавтра родители обещали отвезти Геранию к врачу, при этом прислушавшись к девочке. Катя подробно объяснила, какие именно врачи нужны и почему, поразив своими знаниями Вернона. Так прошел первый день на новом месте.

***

      В медицинский центр, один из самых крупных, детей отвезли прямо с утра. Вернон готовился к неприятным вопросам, Петунья переживала, а девочка была спокойна. Принявший их педиатр внимательно осмотрел явно привычного к этому ребенка и принялся расспрашивать именно девочку. О том, что с ней происходит, можно было поговорить с родителями и потом, а сейчас ему нужно было понять самого ребенка. Абсолютно контактная девочка, явно привычная к врачам, удивляла, конечно, но не сильно.       — Это редкая болезнь, — объяснила Катя. — При ней кожа может делать так, — она показала. — И еще суставы, наверное, но я не буду показывать, потому что будет больно потом. Еще мало кальция в костях, нужно правильно кушать и нельзя нервничать.       — Почему нельзя нервничать? — педиатр заметил, что ребенок дышит равномерно, явно держа себя под контролем, что было очень ненормально.       — Потому что умру, — просто ответила шестилетняя девочка, отчего ее мама всхлипнула. Врач задумался, а потом поднялся, предложив следовать за ним.       — Сначала мы посмотрим сердце, легкие, а потом и ноги, хорошо? — обратился он к Кате, спокойно принимавшей все исследования. Девочка себя вела так, как будто с рождения бывала в больницах, что документально не подтверждалось. Педиатр засомневался — редких болезней было немало, часть из них только-только описывались. Могло ли у ребенка быть что-то подобное?       Рентген показал необычную форму сердца, причем, когда рентгенолог озвучил педиатру находки, девочка кивнула, видимо, слышала это уже, что указывало на неполноту медицинской документации либо на то, что девочку обследовали не в Британии и за свои деньги. Педиатр, доктор Грейнджер, с уважением посмотрел на родителей ребенка. Насколько тяжело найти и доказать редкую болезнь, он знал. Да все это знали, наверное.       Томография подтвердила слова девочки о недостатке кальция в костях, что было уже очень серьезно. Если бы не рассказ Герании, то могла быть задействована полиция, но так как это знал даже ребенок, то ситуация оказалась совсем иной. Частые переломы тоже подтвердились, состояние легких… пульмонолог только вздохнул, кивнув Марку на монитор. Малышке был нужен кислород. Для того, чтобы спать, чтобы жить, ей нужен был кислород, и с этим совершенно ничего нельзя было поделать.       — Что у нас с ногами? — поинтересовался доктор Грейнджер, на что невролог лишь пожал плечами.       — Рефлексы есть, — ответил специалист. — А рефлекторных движений нет, понимаешь, она будто боится двигать ногами, отчего не позволяет себе даже напрягать мышцы. Может, действительно что-то новое?       — Очень похоже, — кивнул Марк, понимая, что просто не будет. Родители девочки смотрели на него с надеждой, а вот сама Герания — нет. Девочка как будто точно знала, что ничего тут не сделаешь, и как раз это было ненормально.       — Удлиненный ку-тэ, — сделал вывод кардиолог, — ей действительно нельзя нервничать, но кое-что я тебе могу сейчас показать… — он развернул сенсор ультразвукового аппарата, показывая в картине сердца определенное место. Доктор Грейнджер знал, что это такое — девочка недавно останавливалась, и недели не прошло. Это была, пожалуй, самая плохая новость, ибо и сердце, и легкие могли быть следствием клинической смерти.       После обследования семья снова оказалась в кабинете теперь уже, пожалуй, лечащего врача. Марк в задумчивости рассматривал результаты, поглядывая на взрослых и детей. Он видел отношения между братом и сестрой, искренне радуясь за девочку. В идеале, ей надо было бы полежать, чтобы подобрать режим кислорода, посмотреть сердце в течение длительного времени, но вот как она сама на это отреагирует? Не будет ли хуже?       — Герания, — обратился доктор к девочке, державшей себя, как оказалось, постоянно под контролем. — Тебе стоило бы полежать у нас с недельку.       — Так все плохо? — испугалась мама девочки. Несмотря на то, что в документах миссис и мистер Дурсль были записаны опекунами, Марк видел — это родители, мама и папа. Это было заметно по тому, как они ухаживали за ребенком, как обнимали ее, как заботились.       — Сестренка не умрет? — с надеждой спросил брат девочки, всем телом демонстрируя страх за нее.       — Гера не умрет, с ней не все хорошо, поэтому стоит полежать у нас, — ответил всем сразу доктор Грейнджер.       — Это нормально, братик, — улыбнулась Катя, через это уже проходившая. — У меня редкая болезнь, и дядя доктор ее еще не знает, поэтому хочет понаблюдать, чтобы знать, что я не умру, понимаешь?       Спокойно рассуждающий о своей смерти ребенок — это страшно. Доктор Грейнджер подумал о своей супруге, работавшей психиатром в том же центре. Может быть, Эмма ему сможет сказать больше. А пока вздохнувшие родители подписали бумаги, посмотрели на палату и увели плачущего от расставания с сестрой брата. Марк подумал о том, что назавтра, возможно, придется оставить брата с сестрой, особенно если она устроит ночью повеселиться. Ну а пока Катя обживала свою очередную палату, сразу же проверив, где находятся кнопки, что выдавало слишком богатый для шестилетнего ребенка опыт. В этой загадке еще нужно было разобраться.

***

      — Марк, я такого не видела никогда, — сообщила мужу любимая супруга вечером за ужином. — Шестилетняя девочка принимает как факт то, что может умереть в любой момент. Она действительно может?       — Не в любой, но может, — подтвердил мистер Грейнджер, покосившись на заинтересованного сына. — Уже, судя по всему, умирала, причем недавно, и как бы не на глазах брата.       — Брату тоже шесть? — поинтересовалась женщина, вздохнув. — Приведешь ко мне мальчика, ему же наверняка кошмары снятся.       — Наверняка, — с таким же вздохом согласился мужчина, прожевывая кусок мяса. — А еще что скажешь?       — Герания себя приняла, спокойно относится к коляске и всему, что с ней делают… — задумчиво произнесла женщина. — Что не очень обычно, кстати. Горизонт планирования у нее — сутки, чего у малышей, строго говоря, не бывает. И еще — она ни на что не надеется, то есть девочка пошла тебе навстречу, но при этом знает, что помочь ей невозможно. В шесть лет, Марк!       Загадки Герман Грейнджер в свои неполные семь лет любил, к тому же ему очень хотелось посмотреть на девочку, делающую одолжение врачам, поэтому мальчик уговорил папу назавтра взять его в больницу. Школу можно было и пропустить, потому что Герман мог сдать все экзамены хоть сегодня, о чем родители, кстати, знали, но не желали делать из мальчика вундеркинда из психологических соображений. Именно поэтому считавший себя самым умным мистер Грейнджер-младший готовился назавтра увидеть так удивившую маму и папу девочку.