Errare est

      Школа закончилась. На самом деле школа закончилась даже не из-за того, что произошло в первый день, а несколько позже — в начале марта. После того первого дня хулиган больше ничего не говорил, потому что его побили другие мальчики, но все равно было очень тяжело, особенно Рие, да так, что девочка попросила у мамы подгузник, потому что в туалет было больно до потемнения в глазах.       — Постоянно боюсь, что описаюсь, — объяснила Рие. — Очень больно — неудобно петля сделана.       — Хорошо, маленькая, — кивнула Эмма, принимая объяснения дочери. — Будет тебе подгузник.       — Ты добровольно хочешь… — не поверила сопротивлявшаяся этому изо всех сил Гермиона. — Но…       — Зато не больно, — рассказала зеленоглазая сестренка. — А так… ну увидят, ну и что?       — Смеяться будут… — прошептала кудрявая девочка. — Издеваться…       — Зато не больно, — улыбнулась Рие, и Гермиона задумалась.       С подгузником стало веселее — не надо было терпеть и плакать, пересаживаясь, но… И кроме этого было достаточно много боли. Пролетела зима, основной проблемой которой был холод, но на перемене девочки оставались в классе, потому что одеться самостоятельно Рие не могла, а перегружать еще и сестренку… да и много чего могло случиться на школьном дворе. Пришла весна, а с ней — усилилась боль, становясь совершенно запредельной.       Рие завороженно смотрела на ручку. Обычная шариковая ручка сейчас внушала девочке ужас, просто запредельный страх, потому что боли Рие, несмотря ни на что, не любила, а как сейчас будет больно, вполне представляла. Прикусив губу, девочка взяла ручку в руку, помогая себе другой рукой. Предупреждающе заныли пальцы, дернуло болью запястье, стоило только повернуть руку, но Рие не сдавалась. Опустив голову, чтобы не было видно ее слез, она принялась заполнять клеточки теста. Рядом трудилась и Гермиона, подрагивая от страха оценки.       Полными слез глазами зеленоглазая девочка пыталась прочитать расплывающийся текст, когда учительница заметила непорядок. Медленно подойдя к столу, где трудились «особенные» девочки, мисс Кроул пригляделась, успев рассмотреть падающие на листок с тестом капли — Гарриет плакала. Женщина погладила девочку по голове, думая успокоить перенервничавшего ребенка.       — Мисс Грейнджер, Гарриет, что случилось? — мягко поинтересовалась учительница, слегка испугавшись, когда увидела бледное лицо и закушенную губу. «Да ей же больно!» — поняла мисс Кроул, забирая насквозь мокрый листок. Женщина немного подумала, поглаживая Гарриет по голове.       — Гарриет, — тихо произнесла учительница. — Это школа, а не пыточный подвал. Мы здесь учим вас, а не пытаем, понимаете? — тихо спросила она, глядя в полные боли и слез глаза. — Если вам больно — просто скажите, не надо себя мучить.       — Больно? — Гермиона резко развернулась к сестре вместе с коляской, сразу же увидев сведенные судорогой пальцы. — Рие! Ну зачем ты! — воскликнула кудрявая девочка, принявшись массировать руку сестры, при этом совершенно забыв про тест, на котором мисс Кроул нарисовала «А».       — И не надо себя так мучить! — строго произнесла учительница.       Но далеко не каждый подобный эпизод заканчивался хорошо. Бывало, Рие падала в обморок от боли, бывало, не могла сдержать слез. Все чаще учителя интересовались у Грейнджеров, зачем нужно так мучить девочек, но точку поставил один случай, произошедший с Гермионой. Рие все еще помнила, что в английских школах бьют, не раз видя мальчиков со слезами на глазах, поэтому была готова защитить сестру от чего угодно.       Учитель за что-то рассердился на Гермиону, начав ей жестко выговаривать, отчего старшая Грейнджер немедленно расплакалась. Рие вообразила, что сестренку сейчас будут… наказывать. Отчего еще Гермиона могла так отчаянно расплакаться, она себе не представляла, ведь за оценки их совсем не ругали, даже когда Рие получила «С» по английскому. Младшая Грейнджер перенапрягла руки, выскочив вперед, чтобы закрыть собой рыдающую сестру. При этом зеленоглазая девочка напугала учителя, совершенно не подозревавшего, что его слова могут быть восприняты именно так.       — Пожалуйста, не бейте Миону, — попросила Рие, подъехав и закрыв собой сестру. — Лучше меня за нее… Пожалуйста, — она жалобно посмотрела на онемевшего в первый момент мужчину.       — Рие, тебе же больно будет, что ты делаешь, — Гермиона даже не расслышала, что говорила ее любимая сестренка учителю, крутнув колеса, чтобы обнять девочку. Коляски со звоном встретились, и этот звук заставил мужчину отмереть, снова и снова прокручивая в голове сказанное ребенком. Видя, как обнимаются девочки, одна из которых только что отчаянно плакала, а второй больно так, что зрачки расширились, мужчина только вздохнул.       — Что за садисты были в твоей прежней школе, девочка, — учитель просто махнул рукой и вышел из класса, чтобы вызвать родителей детей.       Вот так и закончилась школа. Папа сказал, что «лучше дома посидите», потому что Рие, защищая Гермиону, сломала какую-то косточку на руке, девочка не запомнила, какую, и теперь руками совсем ничего нельзя было делать, разве что левой, но много левой сделать Гарриет не могла, да и больно было так, что зеленоглазая девочка могла теперь только хныкать, глядя на загипсованные руки. Поневоле вспоминался братик-из-сна, заставляя Рие тихо плакать.

***

      Гарри Поттер своих родителей не знал. С детства воспитываясь в приюте, мальчик ощущал внутреннее одиночество, как будто ему чего-то не хватало. Гарри рос не самым добрым, будучи вынужден выгрызать свое право на жизнь среди маленьких зверят. Конечно же, его не любили — и дети, и взрослые, будто желавшие причинить побольше боли. В тот день мальчик сильно подрался со старшими ребятами, защищая от них девочек, но упав, Гарри ударился о какую-то железку, после чего поднялся и, улыбнувшись, убежал к радостно протянувшей ему руки зеленоглазой женщине, возле которой обнаружилась и девочка, такая же зеленоглазая, как и он сам.       Гарри открыл глаза, перед которыми таяли остатки волшебного сна. В этом сне у него была мама, сестренка и остро нуждавшаяся в нем девочка — Гермиона. Гермиону мальчик помнил странно, у нее было будто много обличий. Снова закрыв глаза, мальчик вспоминал — какая-то школа в замке, огромный страшный «тролль», потом что-то в ящике, зеркало, лес… Эти эпизоды перемешались в голове Гарри, одно оставалось неизменным — девочка, любившая покомандовать, которой он был нужен, единственный близкий человек. Потом эпизоды опять сменились — какая-то башня, черные тени… Как будто что-то прокручивало перед внутренним взором мальчика различные сцены, в которых была Гермиона. Затем мысли перескочили на сестренку. Во сне ее звали Мелиссой, Мели… Гарри ей был очень нужен, да и любил он сестру, как никого и никогда, но… Это был сон. Сестренка из сна была такой хорошей…       Ребенка, лежащего на полу и не реагировавшего ни на что, обнаружили воспитатели, перенеся затем в спальню, помощь при этом не оказывали, только проверили, что он жив — скандал был никому не нужен, но Гарри просматривал картины памяти, в первый раз желая заплакать. Мальчику очень хотелось именно того, что он видел во сне — человеческого тепла…       — А ты меня не оставишь? — спросила его Гермиона во сне.       — Никогда, — ответил ей Гарри.        «Если ты есть на свете, я найду тебя», — подумал десятилетний мальчик, в жизни которого ничего хорошего не было. Но он уже многое умел — ухаживать за тянувшимися к нему младшими, защищать их от старших ребят, которые просто зверели, увидев чьи-то слезы, даже от воспитателей стремился защитить младших мальчик Гарри. Он не думал о том, что будет с ним самим — ему это не было важным.       Так проходили дни… Гарри все чаще отходил подальше от приюта, чтобы помечтать. Однажды будто какая-то сила повлекла мальчика прочь от приюта. Он точно знал, куда надо бежать, ощущая, что где-то там его очень ждут. Гарри вскочил в отходивший поезд, двигавшийся в нужном направлении, чтобы как можно быстрее оказаться там, где он был очень нужен. Зачем он нужен и зачем нужен именно он, мальчик не задумывался, всеми силами стремясь туда, где, как он чувствовал, его ждали.       Вот, наконец, появился какой-то городок. Гарри побежал туда, куда его вело какое-то чувство, ощущая, что еще немного — и будет поздно. И эта сцена, не раз потом приходившая к нему в кошмарах: четверо взрослых — лет по пятнадцать — парней обступили две инвалидные коляски, в которых сидели испуганные девочки. Тихо зарычав от наполнившего его бешенства, Гарри подхватил какую-то палку с земли, кидаясь на этих самых парней. Ничего не соображающий мальчик, будто молния, налетел на тех, кто хочет сделать плохо кому-то очень близкому.

***

      Мама и папа настаивали на том, что нужно бывать на воздухе, поэтому вывозили девочек на улицу, чтобы те могли посидеть на воздухе, но и так, чтобы их видеть. Гермиона знала, что родители наблюдают за ними, поэтому не нервничала, впрочем, школьные хулиганы и не стремились обидеть девочек, поэтому они расслабились. Тем страшнее стало то, что произошло — какие-то мальчишки схватили коляски, куда-то быстро увозя, при этом не дав Гермионе закричать. Происходящее было каким-то очень страшным и совершенно ненормальным, отчего Рие от страха потеряла дар речи.       — Сейчас калеки будут работать, — ухмыльнулся один из старших ребят. — Хорошо работать, а то будет больно.       — Может, показать им, как больно будет? — поинтересовался другой, и на Рие обрушился удар. Ее несколько раз ударили по лицу, а потом… сознание померкло. Гермионе в это время заткнули рот, отчего она могла только мычать. Что с ними будет, девочка себе уже напредставляла, поэтому только дрожала от страха.       Один из напавших сбросил сначала одну, а потом и другую девочку с колясок, как-то очень страшно надвинувшись на них. Рие опять потеряла сознание от очень сильной, просто запредельной боли, а Гермиона поняла, что умрет здесь. Когда взрослый парень схватил девочку за волосы, приподнимая над землей, Гермиона поняла, что пришла смерть, а очнувшаяся Рие шепотом просила прийти братика-из-сна. Почему-то зеленоглазая девочка не могла разговаривать — только шептать. Вокруг них никого не было, даже на казавшейся далекой улице, как не было и спасения, но вдруг…       — Твари! — крик взялся будто неоткуда, кто-то налетел на мучителей, взлетела палка, кто-то упал. Гермиона совершенно не понимала происходящего, пока не увидела его — тяжело дышащий мальчик с палкой в руке закрывал ее и Рие от подступавших парней. Незнакомый мальчик тихо рычал, подняв свое оружие, а на земле уже лежал один из нападавших в позе эмбриона. — Не подходи… — почти прошипел мальчик.       — Спасите! — вдруг закричала Гермиона, как могла громко. Голос к ней вернулся неожиданно, и тут все изменилось — попытались убежать мучители, что им не удалось — они выскочили прямо на полицейский патруль, послышались крики мамы, и сразу же метнулся к девочкам защитник.       — Живы? Целы? — с тревогой спросил Гарри, медленно приходя в себя. Ему было неважно все произошедшее, он проверял девочек, понимая, что сам их в коляски не затащит, а Рие плакала — она узнала братика-из-сна.       — Братик! Братик! — тихо звала мальчика девочка с такими же, как и у него, зелеными глазами.       — Мели, сестренка! — это была та самая девочка из сна, его сестра, а рядом с ней обнаружилась и Гермиона. — Маленькая моя…       — Здесь я Рие, — шепнула девочка. — Брось меня, помоги Гермионе, ей хотя бы не больно.       — Хорошо, — кивнул мальчик и на глазах подбегавшей Эммы поставил коляску на колеса, чтобы аккуратно затащить на нее молчаливую кудрявую девочку, совсем недавно прощавшуюся с жизнью. С сестренкой было сложнее, о том, что ей больно, Гарри помнил.       Произошедшее было более чем красноречиво — трое задержанных полицией, один свернувшийся в позу эмбриона и черноволосый мальчик, снова подобравший палку, готовый защитить девочек и от подбежавших взрослых. Рие с трудом продышалась — она опять перенапрягла руки и ноги, защищаясь, отчего было очень больно, но тем не менее смогла привлечь внимание братика.       — Это мама, она хорошая, — сообщила девочка, отчего мальчик опустил палку, принимая информацию.       А вот Эмма с удивлением смотрела на защитника дочерей, не поняв в первый момент, что произошло. С помощью подошедших полицейских она усадила Гарриет в коляску, спокойно сказав незнакомому мальчику:       — Пойдем домой, сынок, — и Гарри с большим трудом удержал себя в руках.