Errare est

      Память Гарриет постепенно закрывала детали волшебного сна, где был красивый замок, добрая мама Петунья и самый лучший на свете братик. Постепенно девочка принимала тот факт, что здесь она… без него. Зато у нее была сестренка! Самая-самая! Если бы еще не было так больно… Постепенно реакции Марьяны и Гарриет слились, отчего она вспомнила, что от наказаний становилось легче, ну еще… Девочка боялась хосписа — холодных стен, равнодушных людей, и именно поэтому, стоило только дать намек… Стоило дать хотя бы намек на недовольство девочкой, как она просила ее наказать, в первый раз испугав категорически не приемлющего физических наказаний Марка.       — Судя по всему, жизнь ребенка была очень несладкой, — заметил мужчина, когда выглядевшую младшей девочку закончили успокаивать. — Если такие внутренние реакции…       — Малышка совсем… — всхлипнула Эмма, массируя сведенные судорогой пальцы девочки, пожелавшей перевернуться, чтобы… понятно для чего. Но Рие забыла, что это не просто больно, поэтому упала в обморок, напугав всю семью.       — Надо ей как-нибудь объяснить… — Марк раздумывал над этой задачей, когда девочка напугала уже и Гермиону.       Девочки с удовольствием занимались уроками, но у Рие было очень плохо с математикой. Когда дело касалось именно задач, расчетов, она переставала что-либо понимать, поэтому с ней нужно было просто море терпения, а с этим были некоторые проблемы, учитывая, что и Гермиона была ребенком. Как-то во время занятий до Рие никак не доходил смысл задачи, отчего ее кудрявая сестренка начала раздражаться. Заметив это раздражение, Рие просто погладила сестричку по руке и куда-то укатилась, оставив ничего не понимавшую Гермиону в ступоре. Миона знала, как тяжело и больно Рие передвигаться самой, поэтому просто удивилась, а сестренка привезла ей… ремень.       — Мама! Мамочка! — паникующий голос старшей дочери сорвал пившую кофе Эмму из кухни. Прибежав в комнату, женщина увидела зажмурившуюся младшую и абсолютно растерянную старшую, бывшую даже скорее в панике.       — Что случилось? — поинтересовалась Эмма, убедившись, что детям ничего не угрожает, только не поняв реакции младшей. Ремень женщина заметила, но с ситуацией не ассоциировала.       — Рие не поняла задачу, — объяснила Гермиона. — Ну и я… Ну… наверное, получилось сердито, но я же не хотела! А она… она… — обнимая младшую, кудрявая девочка почти плакала.       — Рие, объясни, что случилось, — попросила ничего не понявшая мама двух особенных девочек.       — Ну если я тупая, то нужно… ну… — девочка показала рукой, сморщившись от боли. — Чтобы поумнела…       — Господи… — Эмма поняла, что произошло, младшая иногда ставила взрослых в тупик своими вот такими выходками. Женщина присела рядом с дочерью, принявшись объяснять: — Рие, мы не бьем детей, у нас это не принято. В том, что ты что-то не понимаешь, нет ничего страшного, и бить попу за это нельзя, понимаешь?       — А если мне хочется? — спросила казавшаяся сейчас намного младше своих лет девочка.       — Тогда мы с тобой будем разговаривать, чтобы узнать, почему тебе этого хочется, — спокойно объяснила женщина, погладив ребенка, и объяснила своей старшенькой: — Понимаешь, Миона, есть привычные действия, если ребенка с детства бить по попе за любую «неправильность», по мнению взрослых, то получается именно вот такая ситуация.       — Бедная ты моя, — Рие была немедленно затискана сестрой, проявлявшей все больше терпения.       — Мне после этого дышать легче, — призналась затисканная зеленоглазая девочка. — И меньше больно.       — Может быть, тебе нужны другие лекарства, а не «по попе»? — мягко улыбнулась Эмма, заставив ребенка задуматься. Прежних опекунов девочки хотелось воскресить и убить еще несколько раз. Ежедневно мучившаяся от боли Рие принимала как избавление… вот это.       Вечером женщина переговорила с мужем о наблюдаемом, поэтому было решено приподнять головную часть кровати на ночь и понаблюдать. Если у Рие развивается сердечная недостаточность, то меры надо принимать немедленно. А успокоившаяся зеленоглазая девочка вместе с сестрой приняла душ, что было непросто, потому что вдруг закружилась голова, а потом нужно было укладываться спать. С переодеванием помогала Миона, но с каждым днем это было делать все тяжелее, поэтому приходили родители, чтобы помочь.       Переодетые Рие и Гермиона спали в одной кровати, обнявшись. Девочки будто боялись потерять друг друга, а на дворе медленно подступала осень, отчего Рие все чаще плакала — отекали суставы, а правильных бандажей почему-то не было. Те, что были, помогали совсем не так или не помогали вовсе. Совсем неожиданной для девочки оказалась и боль в пальцах. Сначала несильная, за десять-пятнадцать минут эта боль доходила до серьезной интенсивности, заставляя лить слезы, когда Рие пыталась писать через «не могу».       — Так дело не пойдет, — заметила миссис Грейнджер. — В школе ребенок до болевого шока доиграется.       — Пожалуй, ты права, — кивнул Марк. — К школе наша младшая пока не готова.       Волевым решением папа Грейнджер перевел обеих девочек на домашнее обучение, пока Рие не будет готова к школе, поэтому Гермиона все время проводила с новой своей сестричкой, которую уже очень любила.

***

      Пока девочки готовились к школе, мистер и миссис Грейнджер решили удочерить Гарриет, чтобы дать девочке немного больше уверенности в завтрашнем дне. Больничный психиатр подсказал, за что Эмма была коллеге благодарна, ибо о том, что это может быть настолько серьезной проблемой, ни она, ни Марк не подумали. Поэтому в один прекрасный день обеих девочек ввозили в здание суда. Судья, увидев, как две девочки в колясках жмутся друг к другу, как одна обнимает другую, только вздохнула. Героизм родителей нездоровой девочки-инвалида, решивших взять в дом и другую, просто поражал воображение, а когда Рие обратилась к Эмме, то и все вопросы исчезли.       — Мама, я кушать хочу… — прошептала почему-то нервничавшая зеленоглазая девочка.       — Конечно, маленькая, — достала из сумки йогурт Эмма, прикидывая, куда отвести ребенка, чтобы покормить.       — Мамочка, а можно я сестренку покормлю? — поинтересовалась Гермиона, понимая, что они в этом официальном здании не просто так.       — Можно, — кивнула Эмма, доставая второй йогурт. — И сама покушай, хорошо?       — Хорошо, мамочка, — почти хором, как будто репетировали, ответили девочки.       Все было понятно и так, потому, постаравшись не затягивать, судья подписала необходимые бумаги, сообщив, что решение придет по почте. Рие явно не поняла, где они были и что делали, зато поняла счастливо улыбнувшаяся Гермиона, пообещавшая, впрочем, хранить молчание, чтобы не испортить сюрприз. Спустя две недели зеленоглазая девочка разглядывала бумагу, которую ей выдали в руки улыбающиеся родители.       — Что это? — удивилась Гарриет, вглядываясь. — Гар-ри-ет Грейн-джер… — прочитала она почти по слогам, замерев, явно для осмысления. А вот потом радостный визг ребенка обрушил тишину гостиной. Девочка просто испугала родителей своей реакцией, заливая слезами свидетельство о рождении.       С этого момента у Гарриет дела пошли на лад — девочка лучше понимала, что ей говорит сестренка, быстрее соображала, поэтому успокоившиеся Грейнджеры решили отпустить девочек на неделю в школу, сначала испугав Рие, ибо девочка помнила: школа — это ступеньки, а как она теперь по ступенькам?       — Школа инклюзивная, — объяснила Эмма.       — А что это значит? — это слово было Гарриет, пожалуй, незнакомо.       — Это значит, что те, кто на колясках, учатся вместе с теми, кто нет, — пояснила миссис Грейнджер.       — Значит, могут обидеть, — поняла зеленоглазая девочка, решив, впрочем, смириться.       Поэтому зимой Рие вхо… въезжала в новый класс. Гермиона очень волновалась, но прежде всего за сестру, ведь в школе Миону не любили, отчего девочка опасалась, что отношение к ней перенесется и на Рие. Папа сказал, что надо попробовать, а Рие была очень послушной, поэтому Гермиона смирилась. С сердцем уже было все в порядке, насколько может быть в порядке после такой операции, поэтому доктора решили оценить, сможет ли Рие вообще находиться в детском коллективе, да и с Гермионой, судя по реакциям никогда не жаловавшейся старшей девочки, были вопросы.       Рие знала, что сделает все, чтобы защитить сестру. Еще будучи Марьяной, девочка читала о том, что в Британии детей в школе… наказывали, но не помнила, кого и как, уже утратив эту страницу своей памяти, впрочем, Рие была к этому готова, потому что больнее, чем когда она чистила зубы, вряд ли кто-то мог сделать. Хотя Гермиона помогала, но больно все равно было… Две девочки в инвалидных колясках… пересаживаться они не могли, Рие не очень хорошо владела коляской — это было просто больно, поэтому на маневры было потрачено минут десять, а там и звонок прозвенел.       Начало урока выдало волнение обеих девочек — старшая Грейнджер боялась плохой оценки, а младшая — за сестру. Учительница была уже осведомлена о новенькой девочке в инвалидной коляске, которая, в отличие от старшей сестры, многое не может, поэтому просто улыбнулась отчаянно чего-то боящемуся ребенку. Ученики, увидев улыбку на лице всегда строгой мисс Кроул, окаменели, в классе установилась мертвая тишина.       — У вас новая коллега, дети, — необычно мягко для себя произнесла учительница. — Пожалуйста, помните, что вы люди. Представьтесь, пожалуйста.       — Гарриет Грейнджер, — тихо проговорила Рие.       — Гарриет Грейнджер, — повторила мисс Кроул, — далеко не все может делать руками, поэтому, пожалуйста, помните, что вы люди.       — Спа-сибо, — чуть заикнувшись, произнесла Рие, совершенно не ожидавшая такого участия и сочувствия. А вот жалости не было совсем, ни у мамы и папы, ни у сестренки, ни у учителей, они будто бы знали, насколько это больно и страшно, когда жалеют.       — Начнем урок, — предложила учительница. Она вела урок спокойно, видя беспокойство новенькой и ее сестры, поэтому решила сегодня девочек не спрашивать. Неожиданно для мисс Кроул не стремившаяся отвечать Гермиона женщину удивила.       Прозвенел звонок, заставив Рие собраться. Она была испугана, понимая, что не сможет защитить сестренку ото всех, а Гермиона решала проблему — сможет ли Рие поесть сама или лучше ее покормить. Дома-то проблемы не было, а вот в школе… одноклассники подошли поближе, глазея на девочек в инвалидных креслах, одна из которых смотрела на них с какой-то обреченной решимостью, а другая привычно для них — со страхом, и не знали, что сказать. Дети умеют быть очень жестокими. Всего одна фраза может поставить крест на жизни. Так могло бы случиться и здесь, если бы Рие не была к этому готова, внутренне приняв тот факт, что она отныне инвалид. Гермиона же в этой школе и не такое уже слышала.       — Калеки размножаются! — раздался больно ударивший Гермиону голос. На кудрявую девочку откуда-то полилась вода, а Рие вдруг резко выехала из-за стола. Вся сжавшаяся Гермиона даже среагировать не успела, когда ее сестра пошла в наступление на хулигана.       — Да, я инвалид! — выкрикнула зеленоглазая девочка, двигавшая кресло вперед, несмотря на сильную боль в руках. — Я не могу ходить, мне больно, ты рад? Почему ты не радуешься? — от ярости нездоровой девочки малолетний хулиган начал отступать. — Ты же любишь издеваться над теми, кто слабее! Вот она я! Издевайся! — мальчишка повернулся и убежал, ему просто стало страшно, а к Рие как могла быстро подкатилась ее кудрявая сестра.       Силы покинули младшую Грейнджер, боль стала очень сильной, все-таки руки она перенапрягла, да еще и ногами пыталась помочь себе двигаться, поэтому Рие просто спрятала лицо на груди сестры и горько расплакалась. Гермиона пыталась успокоить свою маленькую сестренку, отважно бросившуюся ее защищать, и делала то, что в школе от нее не видели никогда — она плакала вместе с сестрой.       Далеко не все любят смотреть на чужие слезы, мало кому на самом деле доставляет удовольствие видеть, как плачет от боли ребенок. Другие девочки окружили двух плачущих своих соучениц, без раздумий принявшись их утешать. От неожиданного тепла хотелось плакать еще сильнее, но Гермиона медленно брала себя в руки, вспомнив, что так и не покормила сестру, а ведь ей надо. Кудрявая девочка потянулась к рюкзаку, закрепленному на коляске, чтобы достать оттуда платки и йогурт с ложкой.