Errare est

      — И вроде бы все хорошо получилось, — задумчиво проговорила женщина в черном, — маги в своем углу, люди в своем, вот только это совсем не сказка… И герцогиня эта…       — Ну а что ты хотела? — поинтересовался у нее мужчина, одетый во все белое. — Эта группа миров перекошенная донельзя, легче просто уничтожить и забыть.       — А может, дать им еще один шанс на сказку? — женщина в черном вздохнула. — Ну вдруг получится?       — Разве что разделить брата и сестру… До школы, например, — задумчиво ответил мужчина в белом.       — Жалко… Получается, без Гарри? — поинтересовалась женщина. — Две девочки… а мальчик?       — А мальчика ты же из инфернального мира брала? — спросил мужчина. — Вот смотри, видишь мир? — показал он на проекцию чего-то странного. — Можно их души, брата и сестры сюда, если выживут, да соберутся все втроем, тогда пусть живут миры, ну а нет, так нет.       — Как бы нас за это с тобой… — задумчиво проговорила кутавшаяся в черное одеяние женщина. — Жалко же… И Марьяну эту жалко, и Гарри тоже… Совершенно не хочется их так мучить.       — Напомнить тебе, кем была Марьяна до того, как родилась с болезнью? — поинтересовался мужчина. — Да и Гарри… Тысячи жертв, ты только вспомни, тысячи!       — Они защищались… — вздохнула женщина. — Хорошо, я тебя поняла, пусть будет так.       Двое задумавшихся существ, самим Мирозданием призванных судить миры, с грустью смотрели на почти очистившиеся души. Девочка и мальчик в далеком мире защищались, уничтожив и правых, и виноватых просто, чтобы их оставили в покое, но за такое их обоих судили после смерти, приговорив к боли и одиночеству. Женщина в черном очень не хотела делать то, о чем говорил мужчина в белом, но он, к сожалению, был прав. Впрочем, облегчить жизнь обеих, было вполне по силам…. И руки запорхали, творя новую историю.       У Поттеров родилась двойня. Почему-то Лили захотела спасти мальчика от Дамблдора, оставив тому на растерзание почти абсолютно похожую на него девочку. Мальчик оказался в приюте, где его абсолютно точно, по мнению зеленоглазой женщины, найти бы не смогли. Написав письмо сестре, Лили просила позаботиться о дочери, отлично зная, что при той заботе девочка до школы может и не дожить, но ничто не дрогнуло у женщины в груди, ей как будто было наплевать на ребенка, после чего произошло не раз описанное, вот только тайну произошедшего еще стоило открыть. Чтобы хоть как-то прикрыть исчезновение сына, Лили назвала девочку Гарриет. Логику этого поступка понять было, наверное, сложно, но…       Девочка открыла глаза. В сознании гасли остатки волшебного сна, в котором она выздоровела, у нее был брат и самая лучшая сестренка на свете. «Мелисса Поттер, надо же…» — Марьяна грустно улыбнулась. В сказки она давно не верила, но в чем-то сон был логичен — если в книжке мальчик, а она девочка, значит… Проснулся желудок, напомнив о себе тянущей болью, появилась тупая боль в суставах, заставляя всхлипнуть, Марьяна огляделась.       Мерно мигал кардиомонитор, что-то капало в капельнице, вокруг было тихо и спокойно. «Интересно, я просто умудрилась выжить или…» — надежда на то, что сон про Мелиссу был не полностью сном, все-таки не отступала. Девочке вдруг очень захотелось тепла, чтобы ее обняли, прижав к себе, она была согласна и на боль. В груди появилась постепенно усиливавшаяся боль, девочка всхлипнула, на что сразу же отреагировал монитор, замигав желтым. Рядом появилась какая-то женщина в зеленом.       — Больно, да? — участливо спросила она, что-то делая с капельницей. — Сейчас пройдет, малышка, — в ее словах было столько ласки, что Марьяна потянулась к ней. Погладив по голове девочку, мягко улыбнувшаяся женщина произнесла: — Нельзя тебя пока обнимать, пока шов не поджил.       — Шов? — удивленно спросила Марьяна, голос ее был неожиданно хриплым. — Какой шов?       — Ничего не помнишь, да? — грустно спросила эта волшебная женщина, похожая на ангела. — Тебе оперировали сердечко, в школе что-то случилось, и мы едва успели.       — В школе… — прохрипела ничего не помнившая, кроме своего сна, Марьяна. — Не помню…       — Вот, доктор, — произнесла волшебная женщина, рядом с девочкой появился мужчина, от которого Марьяна в первый момент шарахнулась. В памяти вдруг возник толстяк, который делал очень больно, так больно, что сознание просто выключалось. — Судя по всему, амнезия.       — Неудивительно, — вздохнул названный доктором. — Ты знаешь, что с тобой? — спросил он девочку.       — Синдром Элерса-Данлоса, — почти прошептала Марьяна и сжалась, насколько могла. Она знала, что болезнь редкая и многие ее просто не знают.       — Смотри, Эмма, наверняка даже имени своего не помнит, зато диагноз знает насмерть, — тяжело вздохнул врач, погладив девочку по голове. — Большими муками достается им этот диагноз… Пока поверят, что ребенку действительно больно, пока начнут что-то делать… Какой-то не самый умный человек отправил ребенка в школу, а не в больницу после сообщения о гибели опекунов.       — Кто я? — прошептала Марьяна. — Где я?       — Ты Гарриет Поттер, — объяснила женщина, поглаживая девочку по голове, она заметила, как ребенок на это реагирует. Марьяна эту реакцию совсем не контролировала, совершенно не понимая, что с ней происходит. — Твои опекуны погибли во время аварии, а ты была в школе в это время. Сейчас ты в больнице.       — Поттер… Петунья? — спросила… Гарриет, получается.       — Тоже, — вздохнул доктор. — В приют тебе с такой болезнью нельзя, поэтому или семья, или…       — Хоспис, — поняла новая Гарриет. Нельзя сказать, что новость была неожиданной, если все умерли, значит, и братик. А вот от этого хотелось просто выть. Зачем она выжила? Ну за что? — А сколько мне лет?       — Десять полных лет, — женщина грустно улыбалась. — Но хосписа не будет, я тебя заберу к себе. У меня девочка чуть постарше тебя, очень ответственная, хоть и не ходит, вдвоем вам веселее будет.       — Она меня не примет, — убежденно произнесла девочка. — Я же… я… — но эта невозможная, просто волшебная женщина сказала: «Посмотрим». Слова о том, что девочка не ходит, Марьяна пропустила мимо ушей, предполагая свои проблемы.       Она считала себя почти инвалидом, не зная еще, что ходить не сможет — слишком долго стояло сердце, слишком сильно, из-за глупости не желавших разбираться врачей, она перегружала суставы, в конце концов этого не выдержавшие. Но пока Гарриет лежала, осознавая, что ее не подняли на смех, не посчитали лгуньей, а напротив — успокоили и пообещали тепло. Это было сказочно. Братика и маму было жалко до слез. Представить себя сейчас без него…       Прошло совсем немного времени, когда в палату осторожно въехала кудрявая девочка на спортивной инвалидной коляске. Гарриет ее сразу же узнала, но решила ничем не выдавать свое узнавание, а вот Гермиона увидела только полыхнувшие радостью глаза той девочки, которую мама хотела взять домой, и папа согласился. У этой Гарриет была редкая болезнь, от которой она чуть не умерла, и совсем никого на всем белом свете. Гермионе было странно, что кто-то ей обрадовался — в школе ее не любили, не только потому что она была в коляске, друзей у кудрявой девочки не было. Зато врагов, как оказалось, хватало. До сих пор не было известно, кто ее толкнул так, что Гермиона упала, повредив позвоночник, поэтому ноги ее были парализованы.       — Привет, меня зовут Гермиона, — робко произнесла кудрявая, медленно подъехав к кровати, на которой и лежала ее будущая сестричка.       — Привет, а я Гарриет, — улыбнулась ей зеленоглазая девочка, сразу же увидевшая, что ноги и руки у Гермионы на месте, что значило — можно что-то сделать будет в будущем. — Давай дружить?       — Давай, — широко улыбнулась в ответ Гермиона. — Если бы ты знала, как я мечтала услышать эти слова… Теперь мы будем сестричками, если ты согласишься.       — Сестричка… — прошептала Гарриет, потянувшись руками к своей самой лучшей сестренке из сна, и эти руки были сразу пойманы и поцелованы кудрявой ее уже сестренкой. Жалко, что сон был неправдой…

***

      Марьяна видела сон, от которого почему-то было очень больно. Из-за этого девочка вскрикивала, и состояние ее совсем не нравилось реанимационной бригаде. Этот сон совсем не был волшебным, как тот, про братика и волшебную маму, этот сон оказался очень страшным — в нем была жизнь Гарриет. Что-то напомнившая девочке жизнь…       С детства Гарриет Поттер не понимала, что с ней происходит. Впрочем, о том, что ее зовут именно Гарриет по фамилии Поттер, она узнала в школе. Дома она была разными нехорошими словами. Но рассказывать о том, как ее называют дома, было нельзя, потому что у дяди и тети тогда начинались неприятности, после которых становилось очень больно и Гарриет долго не могла ходить. Впрочем, даже когда не было больно от дяди, все равно было больно само по себе. Болели руки от домашней работы, было трудно ходить, но Гарриет, разумеется, это никому не показывала и не рассказывала, потому что иначе ей делали очень-очень больно.       Ей очень часто делали больно, а кормили не очень, отчего Гарриет была худенькой, почти скелетиком, по мнению Марьяны. Гарриет не понимала ярости Дурслей, по мнению девочки, они были ненормальными, как и все окружавшие Гарриет люди, полностью игнорировавшие то, как девочка выглядела. Как это было непохоже на добрую, нежную, ласковую маму из сна!       А потом оказалось, что еще и в школе любят делать больно. Ее запирали после уроков в каком-то месте с толстыми стенами и делали больно, но не так, как дома — гораздо мягче, так что Гарриет даже понравилось. Постоянная боль в суставах, недостаток воздуха и частые избиения постепенно сводили девочку с ума. Она уже считала, что просто сильно нагрешила в прошлой жизни, желая смерти, и теперь находится в аду. Наверное, так бы ее и свели с ума, если бы не священник.       Мужчина как-то понял, что происходит и, уведя девочку куда-то вглубь церкви, долго с ней разговаривал. Гарриет знала, что священник может преследовать какие-то свои цели, но ей было уже все равно. Неизвестно, что от девочки хотел протестант, однако послушав уверенный голос Гарриет, рассказывавший, что все происходящее — лишь наказание, мужчина понял, что просто не может оставить все, как есть.       Когда оказалось, что этот добрый священник не помнит Гарриет, девочка… Нет, она не умерла. Она просто уверилась в том, что все вокруг — это ад. «Наверное, это все мне кажется, а на самом деле я варюсь в котле», — представила себе Гарриет. Психика медленно сдавалась, но первым сдалось сердце. Суставная боль, усиливавшаяся с каждым днем, усиленная наказаниями… Дышать становилось все тяжелее, еще и на спорте заставляли бегать и прыгать… Сердце просто не выдержало, остановившись в школе.       Проснувшись, девочка понимала, в каком страшном месте оказалась, поэтому вцепилась в Гермиону так, как та цеплялась за братика во сне. Воспоминания о братике заставляли просто горько плакать, сожалея о том, что нельзя вернуться в сон, чтобы там был он. Но в сказки Марьяна не верила…

***

      Домой ее забрали через неделю. Накануне пришел мужчина, похожий на Гермиону, Гарриет знала, что он теперь будет папой. Мужчина оказался очень добрым и ласковым. Его звали Марк, и он совсем не возражал против еще одной доченьки. Видя, как сидевшая с ней Гермиона с тревогой посмотрела на папу, Гарриет немножко даже испугалась того, что тот не согласится на нее, но новый папа широко улыбнулся.       — Ну что, малышка, возьмешь меня в папы? — поинтересовался он. Только потом девочка узнала, что папа работает на скорой помощи, которая называется здесь «парамедиками», и что именно он приехал в школу, чтобы спасти Гарриет.       — Папа, — с такой внутренней любовью произнесла девочка, что Марк все понял. Он осторожно обнял малышку, полностью расслабившуюся в его руках. О том, что девочка совсем ничего не помнит из того, что было до операции, кроме своего диагноза, Грейнджеры осведомлены были. Но Гермиона обещала, что все будет хорошо, она как-то моментально полюбила свою новую сестру, которой было больно… Что случилось с кудрявой сестренкой, она рассказала.       — Меня в школе не любят, — объяснила Гермиона. — Однажды, когда я сидела на улице, там есть такое удобное место, но высоко, если падать… Я сидела и повторяла английский, а меня кто-то толкнул, и я упала. В больнице оказалось, что…       — Ничего, я тебя буду возить! — улыбнулась не представлявшая своего состояния Гарриет. Впрочем, новый папа это быстро исправил.       Когда Гарриет увидела «это», ей захотелось завыть — сбывался самый страшный ее кошмар. Инвалидное кресло пугало. Гермиона первой почувствовала состояние сестренки, принявшись ее уговаривать, а Гарриет плакала, прощаясь с мечтами. В ее понимании кресло ставило на ней крест, ведь братика здесь не было. Не было братика, некому было толкать коляску. Если бы хотя бы руки не болели, тогда можно было бы двигаться самой, крутя колеса, а так… Если кто-то захочет их обидеть, зеленоглазая девочка очень хорошо понимала это — они беззащитны.       — Не надо плакать, — спокойно сказал папа, увидев реакцию Гарриет на коляску, но интерпретировав ее по-своему. Девочку пугала не сама коляска, а собственная беспомощность. — Мы что-нибудь придумаем, и ты сможешь двигаться сама.       — Я верю, — улыбнулась ему девочка. — Я тебе верю, папочка.       Гермиона поражалась тому, какие эмоции ее новая сестра вкладывает в простые, привычные слова «мама» и «папа». Глядя на Гарриет, она сама училась любить родителей и свою семью, что сразу же почувствовала та волшебная женщина, ставшая мамой по имени Эмма. Приехав «домой»… Новый дом был двухэтажным, на верхний этаж вел лифт, который Гарриет сразу же показали, вторая проблема была в туалете, потому что использовать ноги девочка не могла совсем: во-первых, они казались чужими, а, во-вторых, при попытке хоть как-то их использовать, больно становилось до слез. Но Гермиона была в коляске не первый месяц, поэтому показала сестренке, как пересаживаться, как пользоваться пандусами, лифтом, туалетом, душем…       — А можно я тебя сокращу? — поинтересовалась кудрявая девочка, разрешившая называть ее просто Мионой.       — А как? — поинтересовалась ее улыбавшаяся сестричка.       — Будешь Рие? — спросила Миона, очень осторожно обнимая «свое чудо», как она иногда называла Гарриет, хотя на колясках это было и непросто, но тут чувствовался опыт, которого у Марьяны не было, ведь во сне ее двигал братик…       — Ласково как… — прошептала согласившаяся зеленоглазая девочка. — Буду!       Рие очень любила, когда ее обнимали и гладили по голове, в такие моменты она будто бы становилась гораздо младше, воспринимаясь взрослыми совсем малышкой. Ей было очень тепло и спокойно на душе, будущее не казалось совсем уже беспросветным, несмотря на то что не было братика. Да и почти уже забытая книжка… Девочка медленно обживалась.       — Давай позанимаемся? — предложила Миона, она знала, что Рие никогда не откажется позаниматься, хотя девочка понимала далеко не все, потеряв всю память о школе.       — Давай, — улыбнулась в ответ Рие. Девочка была очень послушной, будто боясь сделать что-то не так, хотя иногда пугала и сестричку, и взрослых. Делала она так не потому, что желала этого, а как будто тело само хотело поступить так, или что-то управляло ею. Это иногда пугало и саму Рие, отчего девочка начинала дрожать. А вот эти реакции беспокоили уже взрослых — что такое «привычные реакции», они отлично знали, но все-таки старались девочку отогреть.