Тысячеликий Какаши

      Как мне кажется, достоверно изобразить владельца, ищущего своего блудного пса, у меня не вышло, но Акеми этого не заметила.       «Что говорить? Зачем я вообще снова это затеял?» — мельком глянув в вырез юкаты, — «а собственно вот и ответ, даже „два ответа“… Так! Фу-фу-фу! В глаза, надо смотреть в глаза!»       Подняв взгляд, понял, что мог бы и не париться на этот счет, Акеми глаз от земли и не поднимала, кажется, даже еще ниже голову опустила, когда покраснела.        — Микк-кун, я…        — Привет, может отойдем в сторонку, а то детям мешаемся?       Девушка мелко-мелко покивала и как овечка за пастухом посеменила следом.        — Микк-кун, я… я…       Поняв, что с этим блеяньем надо что-то делать, перебил: — Извини, но Тики Микк — это не мое настоящее имя.        — Как?! — она вытаращила на меня зеленые глаза. — Но ты… а… хм…        — Как меня на самом деле зовут? — подсказал я.       Акеми решительно кивнула, даже кулачки сжала.        — Хатаке Какаши.        — А… А…        — Почему?       Снова кивок.        — А разве вы бы приняли в свою компанию такого, как я?       Акеми носом описала полукруг, так что я не понял, был ли это кивок или она помотала головой.       Я объяснил ей, что не хотел привлекать к себе внимание и для этого притворился обычным человеком.        — Мы бы поняли, сейчас все вместе, — искренне сказала рыжая, — но ты ничего не говорил. А потом просто ушел на четыре года. Пропал! Мы все тебя искали!        — Тогда все были раздельно, — затем я виновато улыбнулся, — у меня была веская причина уйти. Причину зовут «Наруто». Я и нянька, и охрана для сына сенсея и его жены.       После объяснений разговор перетек в обсуждение Города на дереве и об этих сколоченных собственноручно деревяшках мы проговорили до самой темноты. Пока к нам кто-то не полез свечку к окну прикрепить. Хорошо, что не подержать.        — Домой надо! — хором сказали мы, почти синхронно изобразив на лицах ужас.       Уже разбежавшись в разные стороны, я хотел было догнать Акеми и предложить проводить, но посчитал, что только засмущаю ее еще сильней, а потому пас ее с крыш.       В своей юкате она бежала, как стреноженная, чертовски медленно. Настолько медленно, что вместо клона мог бы сам «туда-обратно» смотаться, чтобы сообщить Кушине «скоро буду».        — Да что ж ты, как тяжелораненая улитка, — сокрушался я сквозь зубы. Уже отчаявшись дождаться когда она зайдет в какой-нибудь дом, внезапно приметил двух поддатых мужиков, которых целенаправленно шатало в сторону замершей посреди улицы Акеми.       Она их испугалась, что ли?       Решив не доводить ситуацию до подвига, я спрыгнул перед шатунами и пошел к Акеми.        — Извини, что сразу не предложил проводить.       Шатуны куда-то резко рассосались, а Акеми облегченно вздохнув, достала из пояса ключи и, поблагодарив, открыла дверь в лавку.        — Завтра у ручья в пять.        — Понял.       Хихикнув, Акеми закрыла дверь.       Отойдя на шаг, огляделся: на вывеске были изображены традиционные сладости из едва сладкого риса. Они, конечно, красивые, но ими подавиться насмерть можно.        — Заебись, проводил, — качнулся с пятки на носок перед закрытой дверью и пошел прочь. — Хотя, может и от изнасилования спас. Да-а, а домой действительно пора.       Я умею проваливаться под землю буквально, но от смущающей ситуации так просто не уйти.       Подколы — это у Кушины с Минато семейное развлечение. «А ты знаешь, Какаши себе девочку нашел!», «Не может быть!». Я тут сам не знаю, что с этой девочкой делать, а меня заочно на ней уже женили. Я пока что даже не уверен в том, что она мне нравится. Но попробуй это объяснить взрослым… Проще из швабры застрелиться!       Размышляя об Акеми, я глядел в потолок, пока не заметил на нем полосу света. Это в комнату тихо приоткрылась дверь и так же тихо с порога донеслось: — Каш?       Тишина.        — Ка-а-ш?        — Тут я, тут, — пока белобрысь мелкая не начала скакать по мне, чтобы разбудить. — Чего хотел?        — Иглать!        — Поздно уже. Спать пора.        — Завтра иглать?        — Завтра — можно.        — Хо-ро-шо, Наруто это запомнил, — такой непрозрачный намек, что отвертеться не получится.       Может же нормально говорить, но почему-то придуривается. Артист! Весь в папку! Мама их наивнее будет.       Подумав о Минато, вспомнил про АНБУ. Эх, как не хочу я в это АНБУ! Глаза б мои разные его не видели! Даже согласен нянчить Саске вместе с Наруто, без помощи Итачи!       Собственно, накаркал.       Пока Итачи грыз гранит науки, а Кушина с Микото пошли по магазинам, на меня свалили этих двух маленьких монстров.       По отдельности — нормальные дети, но вместе — это тяжелое испытание для моих нервов. Благо клонов я делать не разучился, но они не выдерживают укусов, пинков и прочих «шалостей».       На площадке к ним, как из самосвала, вывалили еще троих четырехлеток и попросили присмотреть.       Я проглотил слова «смерти моей хотите?» и просто кивнул. Почему-то хотелось плакать.       Проще всего было следить за Шикамару: где бросил, там и найдешь. А вот Ино и Чоджи вместе с Наруто и Саске разбегались в разные стороны. Даже возникла мысль посадить эту свору на поводки, чтоб удобнее было.       Наконец мои мучения кончились, детей разобрали и я поплелся к беседке у ручья, и там уснул. Ручей был и местом встреч, и своеобразной почтой. Тут даже лежала бумага и разные принадлежности для письма. Покоцанные за столько лет, но вполне себе рабочие.       Я посчитал, что Акеми меня растолкает, когда придет, но она не пришла ни в пять, ни в шесть, ни в восемь вечера…       Взяв листок из коробки, на одной стороне я написал «Акеми», а на второй «жду в пять, завтра» и прикрепил на один из свободных от записок гвоздей.