И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

16.11.300 ПЗЭ, Планета Поклонница, система Поклонница «Весело у нас тут», — думала Джоанна, спускаясь на поверхность планеты Поклонница. Чем дольше она размышляла, тем меньше понимала, с чего вообще так протестовала, когда адмирал велел ей «проинспектировать» эту планету и уже потом лететь на Риверран, к Сансе. А, точно. Она ж так и не смогла увидеть физиономию лорда Шони, который вынужден был лебезить перед врагом, которого до этого так презирал… Ненависть риверца была вызвана даже не тем, что на плечах у сира Давоса были северянские погоны, а в сердце — верность Винтерфеллу. Вовсе нет — лишь тем, что он родился в Блошином Конце и первые шаги по космосу сделал на борту контрабандистского судна. Сама Джоанна считала, что лорд Шони с самого начала неправильно расставил приоритеты. Да, его стационарная оборона довольно долго держалась под огнем северных линкоров и броненосцев, хотя, по большому счету, исход битвы с самого начала был предрешен… Однако дом Старков потратил на взятие системы слишком много времени — и все исключительно из-за нежелания лорда Шони принять единствено правильное решение и сложить оружие до того, как оно окажется стерто в пыль. За эту упертость он должен был потерять все — титул, казну и свободу. А может и жизнь — если и дальше будет поливать северян оскорблениями, на которые он не скупился в былые годы. Пролила бы Джоанна хоть одну слезинку, если бы всех мужчин некогда правящего семейства отправили на Стену, а женщин — в тюрьмы строгого режима? Вряд ли. Визерис, которому они служили, несомненно, был не таким выродком, как его старший брат, но он оставался Таргариеном, выросшим на Кингсланде. И все детство слушал бредни Эйриса Безумного, который тот нашептывал в его маленькие уши. От такого и здоровый человек свихнулся бы. — Лейтенант, прошу прощения, но… Вы видели это? Джоанна посмотрела туда, куда указывал молодой мичман — и не удержалась от смеха. Это был… Правильнее всего это сооружение было бы назвать храмом. Храмом высокомерия, нарциссизма, тирании и жестокости — всего того, что олицетворяла власть дома Таргариенов. Когда их штурмовой челнок описал полукруг над этим «храмом», Джоанна поняла, что не ошиблась в своих мыслях. Даже сама архитектура несла какой-то явно религиозный подтекст. Вот только любой нормальный бог, увидев такое, покраснел бы от стыда и хорошенько долбанул по такому «святилищу», чтобы не позориться. — Да кто ж… вообще такое построить додумался? — недоумевал мичман, когда челнок опустился на поверхность и северяне смогли «полюбоваться» этой монументальной постройкой с того же ракурса, что и жители планеты. — Я и раньше, конечно, видел это на голокартине, когда в школе еще учился… Но я даже не представлял… — Вот почему мой отец и хотел, чтобы этот памятник таргариенским чудовищам остался только на картинках… А еще лучше, чтобы и оттуда пропал, — сказала Джоанна. — У Галактики и без этого полно причин ненавидеть Насильника. А вообще, Деван, официальное название этого… строения звучит так: «Дракон, повергающий Узурпатора». Монумент был чудовищно уродлив по всем канонам. Джоанна знала, что он начал строиться еще задолго до Восстания Роберта — и уже тогда представлял собой чистый ужас. Нет, не потому, что ее семья терпеть не могла драконов во всех их воплощениях: хоть в камне, хоть на знаменах, хоть в жизни. Каждый садившийся на трон Император вносил в эту стройку свои «ценные замечания» и мастеровые просто не поспевали за постоянно меняющимися установками. Даже пресловутые драконы в их исполнении больше походили на валирийских огнезмеев, которым кто-то ради забавы привесил маленькие крылышки. — Но… Ведь битва, которую мы… Где был убит Воитель Роберт… Она не здесь отгремела! А в Трезубце! — запротестовал младший сын ее адмирала. — Отгремела, да, — ответила Джоанна. — А теперь скажи, разве Таргариенам не все равно? Деван посмотрел на нее непонимающими глазами, пока девушка почесывала Фантома за ушком, потом по животику, потом по другим местам, которые ему нравились. — Да, именно в Трезубце Восстание потерпело поражение, — продолжила старшая, пусть и незаконная дочь лорда Старка. — И в процессе система стала… не то, чтобы очень удобной для жизни. Там обе стороны постарались, не скрою. А Насильник сразу обратил внимание на то, как много лоялистов нашли свой конец в пространстве вокруг звезды и на поверхности единственной пригодной для жизни планеты, где тоже бушевали страшные бои. И сколько обломков кораблей болтается у них над головами… Мой отец хорошо постарался, чтобы их было как можно больше. Причем уже в первые минуты битвы. У них десять лет ушло только на то, чтобы хоть как-то очистить систему от этих обломков и захоронить большую часть павших. Нет, Трезубец — это не то место, где Драконы могли с гордостью воткнуть памятник своему величию. А вот памятник Рендиллу Тарли, который и стал автором той победы — запросто. А все торжества и раздачи наград — где-нибудь в другом, более удобном месте. Где ИГСН будет что показать. Дальше они вернулись на Кингсланд… И сейчас от них, наверное, остался только пепел. Если верить слухам, исходящим их бывшего сегментума Блэкуотер, который сейчас держал в своих руках самопровозглашенный Император Визерис, все так и было. И если хотя бы половина этих самых слухов была правдой… В таком случае Империум Таргариенов можно было признать окончательно мертвым. Их технологическое, численное, экономическое превосходство, миллиарды душ, которыми они управляли с помощью лжи и необузданного валирийского высокомерия, все богатства, которые они разграбили на сотнях миров за сотни лет… Ничего этого больше не было. Но вот это… Это еще оставалось. И «это» стало главным объектом ненависти каждого человека, повернувшегося против Таргариенов во время Восстания. К «великому памятнику» вела бесконечно длинная аллея, обозначенная рядами статуй драконов, пожиравших волков, соколов и, естественно, оленей. А дальше перед ними открывалась гигантская площадь, в центре которой разместилась статуя самого Насильника, наносящего смертельный удар Роберту Баратеону. «Интересно, знает ли кто-нибудь из Тарли о самом существовании этой статуи?» — подумала Джоанна. И если знают, как отнесутся к настолько вольной трактовке недавних событий? Но площадь и статуя на ней не были центром этой мерзкой композицией. За ней были и другие аллеи, статуи — все дороги здесь вели к «храму». — Да даже Великая Септа Белой Гавани… И то меньше… — потрясенно произнес Деван. — А по деньгам — дороже раз в двадцать главного святилища Мандерли… — и это несмотря на то, что Мандерли никогда не скупились на две вещи — пиры и Веру. Да и вообще любили строить монументальные и роскошные сооружения. Но это… Лейтенант Сноу задумалась о том, что самой главной бедой было даже не отсутствие чувств вкуса и меры. Создавалось впечатление, будто на месте будущего монумента словно на поле брани сошлись команды архитекторов и строителей и по команде «фас» бросились вперед, стремясь обогнать и перещеголять всех соперников. И вот такой получился… результат. — Я не могу отделаться от ощущшение, что это какая-то дурацкая шутка. Вот там, например, они словно пытались впихнуть как можно более широкую колоннаду в старовалирийском стиле. А там облепили мозаикой все, что только можно. А потом начали строить купол… Да так и не определились ни с размером, ни с местом, ни с формой. И построили сразу три. Ни один из этих куполов не вызывал ничего, кроме смеха. А само здание… Словно над ним потрудился какой-то пьяный бог, который потом протрезвел, взглянул на творение рук своих, ужаснулся… и залил все позолотой, решив, что хоть так получится что-то пристойное. Не получилось. И еще Джоанну удивило то, что после завершения строительства никого даже и не казнили — несмотря на то, что памятник Триумфу в Трезубце был ужасен со всех точек зрения. Должно быть, Насильник так ни разу и не удосужился посетить это место при жизни. Иначе головы бы полетели, конечно… Хотя, с другой стороны, разве не его планы были главным источником бесконечной головной боли для строителей? — И что мы с ним будем делать? — Снесем, естественно, а что еще? — Джоанна хищно улыбнулась и Фантом… почти в точности повторил выражение ее лица. — В этом уродстве столько цветных металлов, что хватит на кучу действительно нужных дел. В основном, военных, конечно… Но не только. Любая война пожирала уйму средств. А уж эта… На ее фоне Восстание выглядело мелким недоразумением в строке бюджета — в тех мирах, которые война все-таки затронула. А на Кингсланде тем временем продолжались строиться исполинские монументы, что при Эйрисе, что при его сумасшедшем сыне-насильнике… Надругательство над пространством, вроде того, что они сейчас наблюдали, было обычным делом. — Жителям Поклонницы это вряд ли понравится, — вставил Деван. — Нет, мичман, скорее всего, не понравится. Но… мне как-то наплевать на их хотелки. То, что население Поклонницы на протяжении веков снимало сливки с туризма на том основании, что последний Король Севера снял с себя корону именно здесь… и при этом не забывая круглосуточно петь дифирамбы Таргариенам… Джоанна бы сильно солгала, сказав о том, что ее заботит сохранение подобного образа жизни. Поклонница была одной из тех планет, где не нашлось ни единой худо-бедно значимой группы сторонников Старков или еще кого-то, с кем можно было вступить в союз. А местная администрация, включая даже тех, кого сторонники Таргариенов считали «своевольными» и «ненадежными», в полном составе убралась прочь, прихватив все честно наворованное, еще даже до того, как корабли Севера оказались на орбите. «И если они не могут представить себе жизнь без этого архитектурного монстра… Я готова их отправить следом за ним. Зима близко — а Родине как никогда нужны металл и ультрабетон. И сторонникам Красного Дракона придется принять эту данность… или умереть».