И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

17.11.300 ПЗЭ, Планета Атранта, система Атранта — Как же я ненавижу патрулировать возле лагов… — Слышал уже, — бросил Джон, сдерживая раздражение. Потом все же не удержался от того, чтобы подколоть младшего соратника. — Сколько раз за эту неделю? Тысячу? Или больше? — Наверное, не только от меня ты это слышал… — угрюмо буркнул унтер-ефрейтор Франклин Форрест. Джону показалось, что его лицо помрачнело еще больше… Или, может, это просто погода такая сумеречная сегодня? — Лично я давно со счета сбился, сколько человек об этом говорили… — Тебе не за болтовню платят — и тем более не за повторение того, о чем солдаты после смены в пивной треплются, накурившись драконьих палочек… — У меня уже давно этих палочек нет! — Да-да, конечно… — раньше Джон не называл дурманки «драконьими палочками», но после того, как Вождь (как на планете в последнее время все чаще называли старого лорда Вэнса) и его «верные сторонники» выкатили очередной закон о здоровом образе жизни, само упоминание в разговоре большинства псиохактивных веществ могло повлечь за собой серьезные последствия. Вот и пришлось конспирироваться. — Забыл, как накурился две ночи назад и стал к той грудастой брюнетке цепляться? Ты ей вообще заявил, что тебя уже к генерал-фельдмаршалу представили! — Не завидуй так громко. Я почти ее… — Да, смеялась она потом долго, — не стал отрицать обер-ефрейтор. — А вот поцеловать ее, не говоря уже о чем-то большем… Прости, но тут без шансов. — Ты просто завидуешь, — унтер-ефрейтор Вооруженных сил Атранты почесал небритый подбородок. — Я всего лишь вижу вещи такими, какие они есть. Ну притворился бы ты обер-лейтенантом или типа того… Тогда да, у тебя был шанс, что тебе поверят. Но генералом? Я вообще удивлен тем, что она так долго тебя выслушивала. Некоторое время солдаты шли молча вдоль бесконечного ряда столбов, соединенных между собой колючей проволокой — и Кэссиди поймал себя на том, что старается держаться подальше от гудящей под напряжением «колючки», обозначающей границу одного из «лагерей сбора и нравственного перевоспитания», как их называли на Атранте. Ему платили за то, чтобы он нес службу там, где было сказано — но сам он не горел желанием приближаться к проволоке, не говоря уже о том, что находилось за ней… За двумя рядами заборов с колючей проволокой высилась стальная стена, истыканная по периметру автоматическими лазерными пушками, чьи сенсоры внимательно следили за ним, пока он не уходил из радиуса поражения. И порой обер-ефрейтору хотелось, чтобы всю работу с лагерями, включая патрули внешнего периметра, отдали Охранным отрядам, которые держали всю систему лагерей. Один лишь Воин знал, с какой стороны верные Вождю Вэнсу люди получат очередной удар. Как это ни странно, на фронте он чувствовал себя куда спокойнее. Тут свои, там чужие — все просто. А здесь… Не просто же так лагерное начальство отгрохало такую многослойную защиту. На то были причины… Сейчас Джон, окидывая бесконечный забор оценивающим взглядом, не представлял, как какие-нибудь мятежники в здравом уме могли решиться атаковать все это. Во всяком случае, без применения тяжелой артиллерии, бронетехники и атмосферной авиации — которых гражданским иметь не полагалось. — Слушай, Джон, мне все равно это не нравится… Начали с «предателей», «шпионов» и «еретиков». Потом пошли «враги народа» и «пораженцы». А сейчас вообще не заморачиваются, гребут всех подряд и… — Франк, я в курсе, что ругать начальство за глаза — святое право настоящего риверского солдата, но… Лучше заткнись. Просто заткнись от греха. Все все прекрасно понимают. Никому не нравится, когда людей просто так хватают и… Но ты должен быть в курсе, что сделали с тем полком, который должен был участвовать в спецакции и отказался выполнить приказ? — Еще бы… Сначала с орбиты врезали, потом бомбардировщики, потом артиллерией накрыли… А потом уцелевших взяли «оошники». Больше о них никто не слышал. — Рад, что ты помнишь. И поменьше языком мели, раз голова у тебя соображает. Особенно по каналам связи… Там точно прослушка стоит. И если ты вдруг захотел оказаться по ту сторону колючки, продолжай жаловаться и ныть перед всеми подряд. Только об одном прошу — старайся, чтобы меня при этом рядом не было. Они ж точно разбираться не станут… А я еще пожить хочу. И отдохнуть на заслуженной пенсии. — Никто не доживет до пенсии, если все, как сказал тот… — О, Отец Вышний, только не говори, что ты поверил тому безумному проповеднику, которого арестовали прямо на площади! Ни за что не поверю, что на фронтах все так ужасно! — Да? А с чего бы? — Потому что они изнеженные тюфяки, — отрезал обер-ефрейтор. — Только настоящие люди, вроде нас, способны долго терпеть лишения в условиях войны. Эти же… Лиши их податливых куртизанок, дорогого вина и роскошных аэрокаров — и они через неделю белугой взвоют. И прибегут к нам мира просить. Станут уверять, что всегда поддерживали нас и Вождя… И все разногласия будут забыты. И это, — быстрый кивок головой в сторону колючей проволоки, — тоже. — Не знаю, Джон, не знаю… В этот раз все не так… — Конечно, не так. Мы воюем за Императора Эйгона, а не Рейгара… — фыркнул Кэссиди. — А от сына, в отличие от отца, нормального жалования не допросишься…