И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

02.11.300 ПЗЭ, Планета Хайгарден-Прайм, система Хайгарден Большую часть своей жизни Уиллас верил, что жители Хайгардена и всего Простора действительно любят его. Пусть он и не был первым красавцем их семьи и не мог сравниться в этом ни с Маргери, ни с Лорасом, но и уродом его называть не стоило — если не считать искалеченной после той аварии на турнире ноги, он никаких изъянов больше не имел. Что до его характера… Его достаточно точно описывали два слова: мягкость и терпимость. Уиллас был хорошим оратором и переговорщикам, не любил унижать и оскорблять людей, не разделяющих его точку зрения, м не имел вредных привычек, способных со временем очернить его личность. Как и его необщительность: если отец любил шумные праздники с большим количеством гостей, выпивки и откровенных разговоров на «мужские» темы, Уиллас предпочитал либо уединиться с хорошей книгой, либо, в крайнем случае, разделить компанию с кем-нибудь достаточно близким ему по характеру, также не склонному к разврату и излишествам. И он никак не мог в прежние времена поверить в то, что миллионы жителей планетарной столицы выйдут на улицы, выкрикивая слова ненависти в его адрес. Пожалуй, Хайгарден-Прайм еще ни разу за последние века не видел таких масштабных гражданских беспорядков. — Я так понимаю, разогнать их мы не сможем, — полувопросительным тоном произнесла Маргери. Сестра старалась говорить спокойно, но он очень хорошо ее знал — и видел, как сильно она на самом деле взволнована. Это подтверждало и отсутствие на ее лице косметики, без которой она когда-то не могла даже высунуться из сосбтвенной спальни. — Большая часть стражников, которые должны были их сдерживать, примкнули к толпе, — констатировал Уиллас. — В других городах обстановка не лучше. У меня еще есть, конечно, части Сил планетарной обороны, но… Ты же понимаешь, что они не годятся для подобных задач. Можно было и не говорить о том, что у Уилласа и в мыслях не было бросать на протестующих армию — если, конечно, они сами не начнут применять силу. Но такая возможность существовала. Тем более, что достаточно крупная часть гарнизонов, считающихся надежными и верными, располагались как раз вблизи дворцового квартала. И если толпы ломанутся именно сюда… Тогда солдаты просто не смогут остаться в стороне. И его приказа уже не понадобится. — А я-то думала, что победа над Ланнистерами их обрадует… — Так оно и было бы… Если бы эта победа не омрачилась рядом новых поражений, — печально напомнил Уиллас. Он не забыл, что сам принял эти тяжелые решения, делая выбор между спасением оставшихся вооруженных сил и удержанием окраинных систем. — Но мы никак не могли их избежать. На всех фронтах наши силы были истощены и разбиты. Миллионы солдат в плену, почти два десятка систем полностью заняты Мартеллами, Ланнистерами и Баратеонами. Полгода назад у нас был величайший флот Вестероса… А теперь наши уцелевшие линкоры буквально разрываются между несколькими фронтами. Поэтому мы и вынуждены отступать… Иначе нас не ждало бы ничего, кроме окончательного разгрома. До конца этого ужасного года оставались еще два месяца — и они должны были стать решающими. Чем больше промышленных предприятий и военных кораблей ему удастся спасти от наступающих баратеоновцев и дорнийцев, тем сильнее будет их контратака и тем больше систем они смогут вернуть. А дальше… Дальше они смогут добиться более-менее приемлемого мирного соглашения, после которого знаменосцы Тиреллов не захотят прямо на месте разорвать их в мелкие клочья. — Ну… У тебя хотя бы есть план, как вытащить нас из этой ямы. Уиллас скривился и Маргери с трудом удержалась от того, чтобы сделать то же самое. — Я и сама понимаю, что это… очень неприятные вещи, — признала императрица — возможно, уже вдовствующая. — Но когда я слышу донесения наших агентов внутренней безопасности о разговорах купцов и придворных о том, что стоит заключить мир на любых условиях… Даже если придется отдать врагам половину сегментума… Я очень хочу задушить их всех собственными руками. Лишь бы только это хоть как-то помогло нам начать побеждать. Хоть где, неважно. Лучше, конечно, по дорнийцам сначала вдарить… Это мое личное пожелание. Уиллас слушал, вертя в пальцах свой любимый стилос, потом все же решил сообщить сестре плохие новости. — Если ты и правда готова внести свой вклад… Мне нужно, чтобы ты принесла извинения леди Мелессе Тарли и убедила ее всецело поддержать нас во всех военных и экономических делах, которые потребуются для спасения Простора. Взгляд Маргери тут же потемнел. Раньше ее редко кто видел без улыбки, сейчас же… Сейчас все было совсем по-другому. — Ты уверен, что без этого… — Уверен, — Маргери вынуждена была отвести глаза под тяжелым взглядом брата. — Потому что на сегодняшний день Сэмвелл Тарли — единственный адмирал, сумевший, вопреки всему, защитить миры, которые ему было поручено защищать. И народ это уже знает. И его популярность стремительно растет, намного быстрее, чем наша с тобой. Не забывай, что его семья не запятнала себя такими чудовищными разгромами, как дом Тиреллов. — Так уж и единственный? — прищурилась Маргери. — А ты с Бейлором Хайтауэром уже не в счет? Подумаешь, Хайгарден защитили, Тайвина Ланнистера с Киваном уничтожили — пустяк какой-то… А тут, видишь ли, целые Железные сектора! Да и как он их защитил — вывел все уцелевшие войска, какие смог. И теперь Ланнистеры могут занять все уцелевшие миры без единого выстрела! — Я… Я не уверен насчет нас… — признался лорд-регент. — Да, мы победили. Но сам факт того, что враг дошел до столицы… И люди, когда спала победная эйфория, сами задались вопросом, как же мы допустили подобное… Он мог ответить, как именно — но не хотел озвучивать это вслух даже для нее. — Так или иначе, Сэмвелл Тарли нам нужен. А также его мать и жена, потомок дома Грейджоев. С ней мы можем и Железнорожденных на нашу сторону склонить… И Ланнистеров от вмешательства в их дела удержать. Кроме того, система Рогов Холм находится практически на линии соприкосновения — и при этом, в отличие от нас, не понесла такого количества потерь. Он мог еще добавить, что успехи Тарли на дорнийском фронте смогут вернуть Старпайк и некоторые другие планеты… Но не стал. Вряд ли Маргери будет рада услышать название того мира. — А ты не думаешь, что они могут потребовать отмены многих отцовских указов и торговых соглашений в обмен на свою поддержку? — Я уверен, что потребуют, — Уиллас был доволен тем, что сестра, несмотря ни на что, сохранила способность трезво мыслить, видеть возможные последствия их решений и делать из них рациональные выводы. — И в перспективе это может нам сильно аукнуться. — Может. Но при самом худшем исходе это не сравниться с тем, с чем мы боремся сейчас. А сейчас меня в первую очередь волнует военное положение. — Ну раз тебя волнует именно это… Почему бы нам не отдать приказ нашим линкорам взорвать «Балерион», когда он появится в нашем пространстве? Дружественный огонь иногда приводит к большим трагедиям… Но не в этом случае. Избавление от такого военного гения, как Эйгон… Оно с лихвой перевесит потерю последнего суперлинкора. Я готова смириться даже с тем, что овдовею, не успев забеременеть… Но если сравнить это с тем, что мой царственный супруг уничтожил столицу и миллиарды ее жителей, и заодно обескровил флот, который мог нас спасти… И хуже всего было то, что Маргери сейчас не шутила. О, нет, она говорила совершенно серьезно. Нет, еще хуже было то, что сам Уиллас давно думал о том же самом. И дошел уже до способа исполнения данного замысла — от случайной аварии в реакторном отсеке до отправки на борт суперлинкора отряд элитных диверсантов Официо Ассасинорум. Чем они рисковали в этом случае? Поддержкой лоялистов сегментума Блэкуотер? Даже не смешно. От них, по сути, осталось две-три планеты, не больше. И вопрос был лишь в том, кто первым их задавит — Баратеон или Визерис. В остальном Эйгон был стопроцентной обузой, а не преимуществом. Во всех смыслах: экономическом, социальном, военном и так далее. Даже если (когда) им придется начинать переговоры с другими сторонами — абсолютно все претенденты на трон уже дали понять, что с Эйгоном они не могут ждать ни мира, ни пощады. — Я… рассмотрю этот вариант. Но сначала я хочу провести с ним хотя бы один личный разговор. А потом уже решу, каким путем мы пойдем дальше.