日食. Чёрное солнце

Жизнь похожа на лабиринт с множеством комнат, соединенных переплетением коридоров. Стоит выбрать один, как стены за спиной рушатся, не давая шанса выбрать другой путь, даже если выбранный в последствии покажется идущему совсем не тем, что он представлял. Цзинь Гуанъяо всегда был уверен в правильности своих решений, в выборе своего пути. Когда его мама говорила что отец его обязательно признает, и он обязательно станет сильным заклинателем, которого все будут уважать, не смотря на происхождение, он в это верил, не смотря на слова остальных. Когда его не признали, и отовсюду он слышал только смешки и оскорбления, он верил, что все будет хорошо, и он докажет, что он не хуже заклинателей из именитых Орденов. Он верил, что однажды все те, кто насмехался над ним, склонят головы, и будут ожидать его расположения. Когда видел злость и разочарование в глазах Не Минцзюэ он верил что ничего ещё не потеряно. Когда в Ордене Цишань Вэнь поверили в его небольшой спектакль, он уверился в этом. Когда пронзал сердце Вэнь Жоханя он в этом был твердо убеждён. Когда шел по своей дороге из лжи и трупов к своей цели, когда видел, как люди, которые раньше его презирали, заискивают перед ним, он верил что такой и должна быть его жизнь. Верил, что именно это и было предназначено ему по праву рождения, ведь в нём кровь одного из самых уважаемых Орденов. Люди, которые были препятствием на пути к его цели, уже не могли ему помешать. Это то, что должно быть его изначально: статус почёт, уважение. Всё, о чем он мечтал в детстве, всё как говорила мама, когда в свободное время обучала его грамоте, и надеялась на то, что они смогут выбраться из этого заведения. Когда он понял замысел Не Хуайсана, он всё ещё верил, что всё ещё можно изменить. Когда он смотрел в глаза Лань Сиченя, своего названного брата, и единственного человека, который, казалось готов верить ему до конца не смотря ни на что, единственного человека, который всегда был на его стороне, когда понял, что ничего уже не изменить, довольно эгоистично хотел только одного, забрать этого человека с собой. Не важно куда и как, хотел чтобы он был с ним до конца. Когда Не Минцзюэ держал его за горло, он думал о том, что все вовсе не так плохо, они опять втроём, как было так давно, кажется в другой жизни. Какая ирония. Когда Не Минцзюэ практически схватил Лань Сиченя, он понял, что это конец. Путь, в котором никогда не сомневался, завел его в тупик. Не смотря на желание забрать с собой, единственного человека, который всегда ему верил, он просто не мог. Почему? Почему он продолжал верить ему, даже когда все его деяния были раскрыты, почему верил ему до последнего? Верил в него? Пытался найти оправдание его поступкам даже тогда, когда никого уже не волновали ни его мотивы, ни слова? Почему он должен умереть сейчас вот так, от руки названного брата? Разозлившись, он ударил Лань Сиченя в грудь. Он чувствовал внутри не понятно от куда взявшуюся злость. Не Минцзюэ и при жизни не слушал его оправданий, не хотел понять его. Он не доверял ему. Несмотря на то, через что они прошли на войне, всего лишь одно происшествие смогло пошатнуть доверие главы Не. Что же тогда тот думал о нём на самом деле? А он сам? Разве стал бы он убивать своего старшего названного брата, если бы он дал ему шанс, если бы выслушал его, если бы был на его стороне? Он ведь... Он попытался вырваться, сделать хоть что-нибудь, что бы боль, пронзавшая всё его тело утихла. Не преуспев в этом, он пришёл в ещё большую ярость. Боль и обида, казалось, придавали сил, и он сделал то, чего не сделал бы никогда, будь он в здравом уме. Смотря в глаза старшего названного брата он выругался: - Не Минцзюэ, твою мать! Думаешь я тебя боюсь?! Да я... Больше ничего сказать он не успел, боль прошила его тело в последний раз, и он погрузился в темноту. Он не знал где он, как долго он здесь. Не чувствовал собственного тела, не видел ничего вокруг. Казалось он не существовал, но одновременно понимал что он есть. В голове звучали голоса людей, казалось их были тысячи. Все они попрекали его, смеялись над ним. Хотелось прекратить всё это, но он не мог. Он снова слышал все насмешки. Публичный дом, где над ним и его матерью смеялись все, от хозяина и других женщин, до клиентов. Мир заклинателей, для которого он был не более чем сыном шлюхи. Он был уверен что теперь, когда он потерял всё, к чему стремился, когда его уже нет, всё то, что раньше говорили за спиной, и о чём шептались по углам, будет на слуху у каждого. Он никогда не был на столько наивным, что бы полагать, что люди забудут о его происхождении. Но если раньше, из-за его положения, никто не смел говорить об этом вслух, то теперь эти люди вдоволь позлословят, и будет хорошо если хотя бы десятая часть из всего этого будет правдой. Он хорошо знал на что способна людская молва и сплетни, ведь сам не раз этим пользовался. Наверняка, если бы старший названный брат был жив, он бы позлорадствовал над такой насмешкой жизни, и не преминул сказать второму названному брату, что оказался прав, что как он и говорил, младший из них был тем ещё подлецом, и зря Лань Сичень тратил на него своё время. Представив ухмыляющееся лицо Не Минцзюэ он снова разозлился. Разве он виноват что просто хотел жить так, как хочет? Разве он виноват что отец не признавал его, и он был для него пустым местом, как бы не старался завоевать его расположение? Разве он виноват что ему приходилось убивать и подставлять других людей по приказу отца? В чём его вина, что из-за этого потом он попытался скрыть эти деяния? Никто бы не захотел, что бы о нём узнали такое. Те же заклинатели, которые сейчас его так осуждают, будь на его месте сделали то же самое, если не хуже. Все те, кто сейчас обсуждают его жизнь, что они о нём знают? Да и нужно ли им это? Никого не волнует правда, ведь грязные сплетни гораздо интереснее. Их интереснее передавать друг другу, добавляя что-то от себя, чтобы рассказ звучал более захватывающе. Чего же он достиг к своей смерти? Что думают о нём люди, которые раньше поклонялись ему, что о нём теперь думает Лань Сичень? Что бы подумала его мама, если бы видела это? Поверила бы она в его невиновность, или как и все остальные порицала бы, возможно даже отказалась от него, как и отец? А так ли она любила его, или он был ей нужен только для того, что бы его отец забрал её из публичного дома, как говорили женщины этого заведения. В данный момент он уже ни в чем не был уверен. Он так запутался. Это сравнимо с падением с высокой лестницы, не столько больно, сколько унизительно. Он хорошо это знает. Мысли путались, сплетаясь в клубок, из которого, казалось уже не разобрать ни одну. В голове был только один вопрос, что же он сделал не так, где повернул не туда, что теперь находится в данной ситуации. Боль пронзила, кажется саму его сущность, он пытался закричать, но ничего не получалось. Казалось он тонул, а сил выбраться совсем не осталось, и когда уже он смирился с тем, что кажется это конец, и даже душа его сейчас разлетится на осколки, он почувствовал свободу, и сделал судорожный вдох.