По другому пути

А трещины становились всё больше, и вот уже наконец… — Глядите! Это ж маленький феникс! — ахнул Энди. — О, я видел картинку, они выглядят именно так. — Это большая редкость! Я читал, что они откладывают яйца всего-то раз за сотню лет… — Я слышала — фениксов очень трудно приручать. Они по сути сами выбирают хозяев, но это очень верные питомцы. Тут птенчик тихо пискнул и повернул к ним головку — маленький феникс уже совсем вылез из яйца. — Пойдёмте-ка, посмотрим поближе на него — какой он из себя. — Это она: девочки у них чуть светлее, и ещё, у них клювик немножко больше в желтизну отдает… — Точно… и розовое там вокруг глаз. Я забыла, как это правильно назвать… а у мальчиков светло-голубое… Луна осторожно протянула руку, чтобы погладить малышку. И тут она, на пока плохо держащих лапках, подковыляла к краю дупла — и уткнулась клювиком в руку девочки. — Ой, кажется, она меня признаёт… Не зря же, оказывается, у меня палочка с пером феникса. И как думаете, как мы её назовём, есть идеи? — Агни? В честь бога огня. — Тогда… лучше пускай Агния — раз уж это девочка — тебе нравится, Агния? Агния довольно пискнула. — Тогда скоро придём опять, хорошо? Мы спросим у профессора Дамблдора, как за тобой ухаживать… и чем лучше тебя кормить, а потом тебя заберём, — объяснила ей Луна. У директора Хогвартса тоже был свой феникс, но мальчик, Фокс, названный так в честь Гая Фокса. И Дамблдор им рассказал, что нужно, если держишь у себя феникса. — А питаются они семенами растений, особенно магических. И любят ягоды. Особенно плоды трепотки. — Кого плоды? — Это такой волшебный кустарник — и они есть у нас, изучаются на четвертом курсе — но ты можешь их попросить у профессора Спраут… И ещё, фениксы, просто чтобы вы это знали, выбирают тех, кто неумолим в своем стремлении к добру — и это значит, что ты, Луна, на тёмную сторону не пойдёшь никогда. — Это значит, то есть, Луна никогда не станет убивать, и всё такое? — Убивать только ради удовольствия, ради самого убийства, нет, разумеется, нет. Если только во имя защиты… ради спасения кого-нибудь… — Вообще, считаю, что бороться нужно до конца — но при этом… и на рожон не лезть, а делать всё с умом — и… уметь не только, ну, сминать врагов на своём пути бездумно, но и ждать, наблюдать со стороны, и даже… как бы это лучше сказать, отступать, но не в том смысле, что сдаваться, а уметь признавать, что ты перегнул в чём-то палку, вот так… — Ты абсолютно прав, Тадеуш. Папа у Луны, Ксенофилиус Лавгуд, был издателем и редактором журнала — в котором в основном написано было о всяких разных необычных вещах; ещё также на его последней странице был кроссворд и тест. И в номере, который Луне прислал папа совой — и был один занятный тест «узнай свой Патронус». И там же, в небольшом предисловии к нему, говорилось об этом следующее: Патронус: вид положительной энергии, которая материализуется либо в форме серебристо-белого облака, либо в виде какого-либо животного. Последнее, это так называемый Телесный Патронус. У каждого волшебника или ведьмы свой Патронус. Узнай, вид какого животного твой Патронус может принимать! Они стали проходить тест. В конце его были соответствия, каким же формам Патронусов могли бы соответствовать набранные в тесте баллы. — Лиз, у тебя какой вышел? — Соболь. — А мой — барсук. — Ты истинный хаффлпаффец, Нев… У меня заяц. А у тебя, Тадеуш? — У меня медведь, бурый. — А ты, Колин? — Дятел. А твой, Энди? — А мой — орёл. — Истинный рейвенкловец. — А помнишь, Гарри — как всей семьёй мы тогда ездили на Уайт-Игл-Рокс — и увидели там самого настоящего орла? — Да, только он не был белым. — Думаю, что цвет относится к самим скалам — они довольно светлые. — Или кто-нибудь когда-нибудь увидел там и впрямь белого орла. — Или — ему показалось, что он такого цвета… А у тебя-то какой, Гарри? — У меня получился олень. — Мы не сомневались, Гарри — кто мог ещё получиться, с таким-то папой. А друзья знали: Джеймс Поттер был — раньше, то есть, был — анимагом. Это волшебники, что могут превращаться в какое-либо животное, и у каждого из них есть своя анимагическая форма. И вот Джеймс Поттер мог превращаться как раз в оленя. — О, хорошая компания подобралась — дятел и олень, хе-хе. — Ну, не всем же орлами летать… — Ладно, идёмте на заклинания. — А я на зелья, так что мне туда… — Пока тогда, Энди. А вот у нас сейчас сравнение быта магов и магглов. И это так интересно, узнавать всякое разное про волшебные традиции! — Ой — а мне на нашем прошлом уроке понравилось ещё про то, как магглы в метро ездят — ну, я так поняла, это как Хогвартс-экспресс, но под землёй… — Здрасте, профессор МакГонагалл! — заметили в коридоре ученики идущую мимо них на урок преподавательницу. — Добрый день. И я надеюсь, никто из вас не забыл о домашних заданиях? И да, раз я вас здесь встретила — мистер Бин! Будьте же так добры, не рисуйте в следующий раз на листе с сочинением, иначе я понижу вам оценку. — Ой, извините, профессор, — смутился черноволосый мальчик, поступивший с Невиллом, Лиззи и кузенами на один год, — я просто, ну, задумался, а когда я думаю — рисую разное, я даже и сам не заметил, как его изрисовал… Прошло время. Вот уже на дворе было шестнадцатое октября — а в Хогвартсе шла подготовка к Хэллоуину. Тыквы на огороде Хагрида разрослись до таких неприличных размеров, что друзья уж подозревали, что он поливал их каким-то специальным зельем. Целый день в окна барабанили капли дождя, и озеро даже вышло из берегов, а все клумбы превратились в грязные дорожки. Это самое зелье от простуды, что недавно научила их варить профессор Поттер — и запасы которого хранились у мадам Помфри, школьной целительницы, как раз ныне было очень кстати. На замок обрушилась лавина простуд. Особенно же страдали от этой непогоды игроки в квиддич: амбициозные капитаны не собирались отменять или переносить тренировки перед первыми играми их команд из-за «подумаешь, дождя». Но при этом «подумаешь, дождь» лил так, что все мокли за считанные минуты. Потому Тадеуш вошёл в замок в таком виде, что его можно было выжать как губку, настолько он промок. И сразу же на капающую с мальчика воду обратил внимание смотритель Филч: он как раз убирался в коридоре. Вокруг головы у Филча был обмотан клетчатый шарф, а его нос жутко покраснел. — Так! Мистер Селинджер! — вскричал Филч, тряся брылями, сверкая глазами и показывая на грязную лужу, которая натекла на пол с квиддичной формы и ботинок Тадеуша, — вы развели везде грязь и мерзость! Нет — с меня хватит! Следуйте за мной, быстро! Уж я-то вас научу уважать труд старших! — Я уважаю, просто на улице такой… — Это тебе всё вычистить — секунда, а мне — пара часов уборки, — не слушал его Филч, — маленькие негодяи, как ты, должны это усвоить… Тадеуша спас профессор Флитвик. — О, не ругайтесь на мальчика, Аргус — сказал он. — Ведь и сами видите, какая погода — а чистящие чары они пока не проходили. И сходите к мадам Помфри уже — говорю вам, на сквибов то зелье действует точно не хуже, чем на волш… — Тсс, тише, Филиус! — шикнул на него Филч, — не хватало мне ещё, чтобы все узнали о том… о том, что я… — О, да ничего страшного, — улыбнулся Тадеуш, — я вот давно догадался. Но в этом нет ничего стыдного на самом-то деле, и ничего плохого. Ну, подумаешь, не можете колдовать… Так и магглы не могут, но зато — вы видите Хогвартс и другие разные места магические, и вы ещё можете использовать волшебные вещи, а они — нет! — Ладно, — буркнул Филч, — иди. Пшёл вон, слышишь? Сквибов он уважает… Агния уже немного подросла — и у неё даже начинали пробиваться и первые пёрышки — оранжевые, красные, даже золотистые. Ещё некоторое время — и будет ей пора учиться летать… Как уже узнали друзья, фениксы учатся летать самостоятельно, по инстинктам, ведь у них родители не воспитывают птенцов и покидают гнездо, когда яйцу настало время вылупляться. Это потому, что по сути, феникс не может погибнуть. Если даже он смертельно ранен, он сгорит, и вскоре возродится из пепла. А Гарри и Тадеуш хотели отпроситься в тот день из школы: все равно ведь это суббота — а они привыкли в этот день посещать могилы родителей Гарри. А в прошлом году не получилось — так как это был будний, учебный день. Итак — Хэллоуин. В кельтской культуре этот праздник назывался Самайн, он и отмечал конец лета и сбора урожая, и начало зимы. И это был конец года — и начало зимы — по календарю кельтов. Считалось, что духи умерших по ночам выходят на улицы в это время. Вполне возможно такое, что те самые тыквы с вырезанным изображением лиц — и с зажжёнными свечками внутри — тоже должны были отпугивать от домов тех зловредных призраков. Та традиция, связанная с Хэллоуином, была привезена и в другие страны, где стала очень популярной — и у магглов самых разных стран в ночь Хэллоуина все, и дети и взрослые — по старинной традиции — наряжаются в различных героев — и идут посещать чужие дома, произнося эту самую, всем известную фразу: «Розыгрыш или сладости». Но в семье у Селинджеров в этот день всё было по-другому: это день для них был не праздником, а днём памяти их родственников — четы Поттеров, ведь их в этот день убил Волдеморт, тёмный волшебник, который тиранил в те годы магическое сообщество. И вот каждый год Селинджеры, всей своей семьёй, и приезжали на кладбище, они всегда на могилы Лили и Джеймса клали букеты цветов: хризантемы — для Джеймса, и лилии — для Лили. И к их «основному» составу порой присоединялись также и братья Хьюберта — и старшие сёстры Льюиса со своими семьями: а обе они, хотя родились в Англии, несколько лет жили за границей, где вышли замуж. Старшая из них, как звали её Тадеуш и Гарри, тётушка Анна, была на три года старше Льюиса, не слишком высокой и полненькой, и она жила во Франции. У неё был сын Анри, ему сейчас было девять лет. А тётушка Эва была на два года старше своего брата — и она была рослой и худощавой, а жила в Польше. У неё росли сын Владек и дочка Зося и они были близнецы, им было по семь с половиной. И в последний раз тётушки приезжали в Англию где-то три-четыре года назад. Тадеуш и Гарри, как самые старшие, опекали кузенов и кузину — и показали им окрестности Уайтхилла. Кстати, Анною звали и одну польскую родственницу Тадеуша и Гарри — была она из семьи Олендских. Такая была — кстати сказать — и девичья фамилия у бабушки Эльжбеты. И Олендских было не так уж и мало. Кузены побывали и в их доме пару раз. А кроме того — у них имелась приезжавшая к ним, и порою приглашавшая Селинджеров и к себе, родня из: Италии, Германии, Швеции и даже из России, Украины, и Беларуси… Затесалась там и пара-тройка евреев и даже вроде какой-то там казак. Короче говоря, размерам того геологического генеалогического древа вполне могли бы завидовать даже многочисленные Блэки. И если бы Волдеморт каким-то образом возродился и оказался бы со всей роднёй Селинджеров и Поттеров в одной комнате — то он бы сотню раз пожалел, что влез во всю эту историю. А в английской же части их семейства роль «Главы Рода» была — по полному праву, да — безраздельно закреплена за одним человеком. Ну а конкретно — за очень уважаемым преподавателем театроведения, и ныне уже — старшим преподавателем кафедры, что носила название: Теоретическая и прикладная драматургия, семикратным дедушкой, если считать приёмного внука Гарри — Хьюбертом Таддеусом Селинджером… И отчасти в честь этого второго имени, хотя далеко не только в честь него, его внука и назвали — переиначив имя на польский манер. Где-то одиннадцать лет назад — Передай-ка, пожалуйста, ещё пирога, Бет, дорогая, он просто изумителен. Ах да, Петуния, как там Тадеуш? — Всё отлично — он выучил пару новых слов. И изгрыз резинового утёнка. — А твой племянник Гарри? Как он там поживает? Уже говорит? — О, да, но я очень беспокоюсь за него. Сейчас ведь такая ситуация в их мире. Там война… Да, и кстати, а что если вы придёте к нам на чай к пяти вечера — в воскресенье первого ноября? Поттеры как раз тоже придут к нам в гости. Вот мы и познакомим вас с моей сестрой, и Джеймсом с Гарри.