
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Всё началось с того, что Петуния вышла замуж не за Вернона Дурсля. В счастливом браке она поняла, что есть вещи и поважнее этой вашей магии и помирилась с Лили. А Сириус не сел в Азкабан. Ах да, ещё и сын Петунии оказался волшебником, как и её племянник. Что из этого всего выйдет?
Мандрагоры и загадочное яйцо
31 августа 2023, 11:04
Да, теперь команда пополнилась ещё и Луной. А в кругу взрослых — и Барти-младшим. А Гарри и Тадеуш спросили Поттеров, что можно было бы сделать насчёт Пандоры Лавгуд, то есть мамы Луны. А они ответили, что как-нибудь, и уже совсем скоро, попытаются найти её в… месте, где она сейчас находится. Гарри тоже прошел отборочный турнир по квиддичу и стал охотником. Он, как оказалось, в том плане тоже пошёл по стопам его отца. Джеймс играл когда-то охотником.
А на занятии по гербологии профессор Спраут, которая вела эти уроки, стояла за козлами в центре теплицы, а на них было около двадцати пяти наушников разных цветов. Как только Гарри и его однокурсники вошли, она объявила:
— Сегодня будем с вами пересаживать мандрагоры. Ну-ка, кто расскажет мне о свойствах мандрагоры?
И рука Невилла, который разбирался в гербологии на отлично, взлетела вверх самой первой.
— Мандрагора, или мандрагорум — это очень сильный восстановитель, часто она применяется для возвращения тех, кто был превращён, отравлен — или же проклят — в нормальное состояние.
— О, прекрасно. Десять баллов, мистер Лонгботтом, — кивнула ему профессор Спраут. — Верно, мандрагора является основным компонентом множества и противоядий, и зелий от проклятий. Но в то же время она опасна, а кто скажет мне, почему это так?
На этот раз взмыла высоко вверх рука Тадеуша, тоже очень хорошо знавшего этот предмет.
— Крик мандрагоры очень пагубен для тех, кто слышит его.
— Именно так, и тоже десять баллов, — ответила ему профессор Спраут, — но… мандрагоры, которые сейчас в нашем распоряжении, ещё молоды, и их крик пока ещё не так опасен.
Сказав это, профессор показала им на ряд глубоких ящичков, и все подались вперёд, чтоб рассмотреть их получше. А там примерно сотня низких кустиков с листвой лиловато-зелёной расцветки росла ровными рядами.
— Итак, теперь все берите наушники, — велела им профессор Спраут.
Сразу же началась возня, ведь многие хотели успеть непременно взять себе наушники раньше других.
— «Как будто наушников не хватает на всех, или они того гляди возьмут, да и исчезнут навеки», — подумал Тадеуш и, дождавшись, когда ажиотаж наконец-то утихнет, медленно и с достоинством подошёл — и сгрёб сразу четыре штуки наушников для себя, друзей и кузена.
— Когда я велю надевать наушники, то уверьтесь, что уши закрыты полностью, а когда наушники можно будет снять, я подниму вверх большие пальцы, — так сказала им профессор, — ну а сейчас — надевайте их. Ну же, ребята, поскорее!
Гарри закрепил наушники на ушах — и все звуки тут же пропали. А профессор Спраут надела наушники и на себя — и, закатав рукава у мантии, крепко рукой ухватилась за один из этих кустиков и решительно потянула его.
Но из земли вместо корней показался маленький, жутко грязный, уродливый малыш. Листья росли прямо у него из макушки. У него была зелёная кожа в пятнышках, он явно орал во всё горло.
А профессор Спраут вытащила из-под стола большой цветочный горшок — и поместила туда мандрагору, зарыв её в сыром компосте так, что снаружи от неё оставался только пучок листиков. Затем профессор Спраут отряхнула от грязи руки, подняла большие пальцы и сама тоже сняла наушники.
— Наши мандрагоры — это всего лишь рассада, и поэтому их крик пока что не смертелен, — объяснила она, — но они смогут оглушить на несколько часов, а я уверена, что никто не хочет потерять целый день таким образом. И поэтому перед работой ещё раз убедитесь, чтоб наушники к ушам прилегали плотно. Я дам вам знать, когда заканчивать. Так, по четыре человека на ящик — здесь у нас горшков достаточно… компост вон в тех мешках… ах да, и не нарвитесь на ядовитую тентакулу, она кусается.
И она хлопнула по блестящему тёмно-красному растению — и заставила его втянуть свои длинные щупальца — что коварно высовывались из-за её плеча.
И все они надели наушники и взялись за мандрагоры. Да, судя по действиям профессора Спраут — занятие должно было быть очень лёгким. Но, увы — это было не так: эти мандрагоры не хотели вылезать из земли, но и обратно в неё вовсе не стремились. Они извивались и брыкались, молотили всех острыми кулачками и скалили зубки… У Гарри и Тадеуша ушло минут пятнадцать лишь на помещение одного — невообразимо упрямого — мандрагорского толстячка в горшок. Он, к тому ж, куснул Тадеуша за большой палец. Мандрагорчик, а не Гарри, разумеется. К концу того урока у Гарри и у остальных, всё ломало, и они вспотели, перепачкались в земле. Все тут же помчались в замок, чтобы хотя б отмыться, затем был обед, большая перемена, а после — трансфигурация, последний урок за этот день.
Теперь друзья просто сели у озера, — в тени под сенью кроны бука, вдалеке от заполонивших всю солнечную сторону на берегу других учеников. Во-первых, чтобы совсем не изжариться в этот, на удивление жаркий для осени, день. Во-вторых, не очень любил Тадеуш быть в толпе, да и Гарри тоже. Да, в компании «своих», тех, с кем кузены сами хотели общаться, им было вполне уютно. Вот всякие посторонние были им вовсе не нужны. Да к тому же, все вокруг сразу начинали обращать на них внимание и кивать на них, а то вообще показывать пальцем и шептаться: на Гарри потому, что он знаменит, а на Тадеуша потому, что он родственник Гарри. И все сразу начинали доставать их вопросами — а то и чего похуже. Вот, например, на той неделе было вот что…
Друзья пообедали, вышли во двор, где завели разговор о квиддиче — но лишь несколько минут спустя Гарри и понял, что кто-то рядом пристально смотрит на него. И обернувшись, Гарри заметил там маленького мальчика с волосами мышиного цвета. Тот просто уставился на Гарри, как заворожённый. Мальчик сжимал в руках нечто схожее с самым обычным фотоаппаратом — но, стоило Гарри глянуть на него, как он, мальчик, то есть, зарделся.
— Как дела, а, Гарри? Я Колин Криви, — благоговейно произнёс мальчик, робко подойдя на шаг, — я гриффиндорец, и… как думаешь… что если я тебя… можно мне… эмм… сфотографировать тебя? — спросил Колин, с надеждой наведя на Гарри фотоаппарат.
— Сфотографировать? — в недоумении повторил Гарри. — Зачем это?
— Чтоб я смог доказать, что я знаком с тобой, — поспешно пояснил ему Колин Криви, подходя ближе. — Я же про тебя всё знаю. Мне обо всём рассказали. И то, как ты выжил, когда Ты-Знаешь-Кто пытался убить тебя, и то, как он исчез и всё такое, и что у тебя на лбу шрам в виде молнии есть.
И Колин скользнул взглядом по чёлке Гарри, из-под которой виднелся шрам.
— Да, и сосед по комнате говорил мне, что если я проявлю плёнку в нужном зелье, то фотографии будут двигаться, во как! — Колин восхищённо вздохнул и добавил чуть погодя:
— Здесь ведь потрясающе, правда? Не знал, что всё, что у меня получается — это магия, пока не получил письмо из Хогвартса. Мои родители тоже сперва поверить не могли… Я и хочу наделать здесь снимков послать им домой. Так можно мне хоть разочек тебя снять? — умоляюще посмотрел он на Гарри. — А может, кто-нибудь из твоих друзей нас сфотографирует, а я встану тут рядом с тобой? И, может, подпишешь фотку?
Тадеуш шагнул вперёд.
— Знаешь что, Колин, — твёрдо сказал он, — во-первых, начнём-ка с того, что вот так лезть некультурно. Гарри, если ты не в курсе, не зверёк в зоопарке. А во-вторых — если так хочется тебе нас сфоткать, то фоткай тогда всех. Здесь у нас нет никаких знаменитостей, и тут все равны. Если хочешь, то можно и с тобой — Луна, ты же можешь сфоткать нас? — но тоже всем вместе — хорошо?
И Колин кивнул. А когда несколько их совместных снимков было сделано, то Тадеуш сказал:
— А вообще-то, если хочешь общаться с Гарри и с нами — тогда уясни-ка пару правил. Первое, мы не любим это всё, когда так себя ведут и навязываются. И второе, здесь нет никаких звёзд. Мы обычные ребята — как и ты. Понятно? Теперь — если хочешь, вместе пойдем к озеру посидим? Но только если ты не будешь снова…
— Я не против, — улыбнулся Колин. — Я не буду так. А вы мне расскажете про… квиддич? Я от однокурсников слышал, но не совсем понял, как в него играют, кто что делает на поле?
— Квиддич? Хм, ну, во-первых, там есть охотники, их в команде трое, я как раз играю за охотника…
И вот, сидели они у озера и обсуждали всякое разное.
— …а круторогий храпак любит…
— Кто… круторогий? Прости, Луна, но я, кажется, прослушал…
— …так вот, у нас будут тренировки два раза в неделю утром и…
— …и вот «Ураган» из Енисейска просто раздавил тверскую «Ласточку»…
— А когда же у нас начнутся матчи?
— Да, чемпионат Евразии почти через год, но наши должны начать играть уж на этой неделе, в субботу «Ястребы» из Фалмута сыграют с «Пустельгами» из Кенмара, а уже в среду…
— А международные когда?
— Начиная с декабря — а точнее, будет первый матч уже в ноябре, тридцатого числа, Монголия — Латвия…
— …а наш Рысик стал папой — и котята один рыжий, а два темненьких…
— Рысик — это твой кот, Гарри?
— Нет, Колин, это кот моего кузена. А у меня вот сова, Ушатка. Её так я назвал, потому что это ушастая сова.
— А их фотки есть?
— Ага, есть парочка, потом покажем.
И они сидели, пока не прошла большая перемена и не пора было им пойти на урок. Если у первогодков было совсем немножко уроков, два-три предмета в день, то сейчас — на втором году — их могло быть даже и целых пять. Самым загруженным днём у хаффлпаффцев и рейвенкловцев был вторник, когда они имели пять уроков, самым свободным пятница, три урока, а в остальные дни было по четыре.
— …а вообще мне интересно, куда всё-таки мы сейчас движемся.
— На трансфигурацию, Тадеуш.
— Я имею в виду мы, волшебники. Чего мы этим всем хотим добиться?
— Чем это именно? Ау, Тадеуш — тут не все… рейвенкловцы, мы, видишь ли, не такие догадливые…
— Мы… пытаемся как можно больше и дальше отдалиться от магглов, но вот есть куча вещей, что было б не стыдно у них взять — нет, конечно, есть поезд или ещё что-то… Но этого ж всё равно слишком мало. Даже просто культура. У волшебников ни одного театра нет, я не слышал ни разу, по крайней мере — да и вообще это всё…
— Ясно, коли это тебе покоя не даёт, ты в будущем можешь взять и исправить эту грустную ситуацию хотя бы насчёт театра и вообще культуры…
— Ага, представляю, Тадеуш у нас стал Министром магии, и первый закон, что он издает: по театру, а лучше по два, на каждой волшебной улочке…
— И в придачу он сам ими руководит.
— Не-не, на это дело он отправит своих главных заместителей…
— Да ты что! Да разве можно им такое доверить? Нет, нет, и ещё раз нет…
— Так, народ — а давайте сначала я уж Хогвартс закончу, а то рановато мне в директоры театров на втором году, не находите? А в Министры я и вообще не хочу. Не хочу в политику. И революции всякие не хочу, ходить и скандировать лозунги? Увольте, театр всяко лучше.
— Ты упрямый, дорогой кузен — когда-нибудь точно его тут устроишь. То есть, ну, не прям тут, а в мире волшебников.
— О, а хотите, завтра я вам на большой перемене покажу старейшее дерево в магической Британии? Я недавно про него читал — и под ним любила сидеть и размышлять ещё Ровена. Это в лесу, правда, но прям совсем близко — три минутки ходу от края леса, не больше.
— Хотим! Но только, Энди — не дальше него, хорошо? У меня же послезавтра снова тренировка — и не хотелось бы ходить на отработку вместо неё, мы со змейками играем.
— А папаня Малфоя, слышал, купил им всем последние «Нимбусы».
— Ха-ха! Вот-вот, этим самым Малфой и подтвердил, что он — просто мажор и папенькин сынок и ничего больше. Вот разве Гарри просил кого «протащить» его в команду по блату, м? Или я, быть может, давал на лапу капитану нашей команды, чтоб меня взяли искателем? Нет — каждого из нас взяли благодаря умению, не тому, что родители богаты.
И вот — на следующий день они пошли туда. А то дерево действительно было очень старым и очень большим.
— Вот это да — да оно гигантское — мы даже все вместе его не обхватим, а его верхушку еле разглядишь — а вон в то дупло можно залезть и вдвоём — или даже втроём… или я один.
— Хи-хи, ну, уж как-нибудь в кармашке меня пронесёшь, дорогой кузен.
— Короче, суперское местечко, пасибо, Энди! — восхитился Тадеуш.
— Как думаете — а мы сможем залезть вон на ту ветку? Она довольно низко и здесь прочный сучок…
— А места там хватит нам всем… и она достаточно крупная на вид, чтобы нас выдержать. Так, попробуем. Ну-ка, Нев, помоги Лиззи взобраться…
— Смотрите, а там что-то в дупле.
— Это, кажется, чьё-то яйцо.
— А кто-то опять, что ли, выводит у нас гиппогрифов? — припомнил Энди одну прошлогодняя история, в ходе которой на свет появился тот юный гиппогриф, который нынче прилично так подрос — и стал одним из полноправных членов жившего в лесу стада.
— Нет, то яйцо было другим.
— В любом случае надо бы уходить — а то вдруг явится его мама, а она может оказаться весьма зубастой…
— Но, может, стоит запомнить, как оно выглядит — а потом посмотреть это в книгах… интересно ведь, чьё оно. А так вообще, оно не слишком большое.
— Оно-то небольшое — а вот каких там размеров его родители…
— Ой, ой — а вдруг это яйцо блескучего пузырника? Я всегда хотела себе…
— А кто же это такие, Луна?
— А это такие маленькие ящерки, и они такие, переливаются на солнце всеми цветами радуги, вот, они умеют летать, точнее, они парят в воздухе, невысоко, где-нибудь на полметра над землёй. И пользуются этим, чтоб ловить мошек-белоножек, это их любимая еда. Когда солнечным весенним днём над лугом…
— Эй! Там что-то происходит…
Да-да, там в дупле что-то происходило. Яйцо это начало совершенно внезапно трескаться, и трещина та становилась всё больше и больше… Видимо, друзья чист случайно умудрились застать тот самый момент, когда неизвестному им детенышу — или может, птенцу пришла пора появиться на свет.