Тайна тихой улицы

Вилка активно стучала по тарелке, захватывая нехитрую яичницу из того, что было пацанёнок ел так, что аж за ушами трещало. Он споро работал челюстями, изредка облизывая с губ жидкий желток, помогая себе хлебом. Я же наблюдал за ним и отмечал про себя, как незаметно время пролетело. Солнце уже склонилось за кромку леса. Похолодало. На небе появилась тонкая бледность, подсвечивающая на фоне чёрного неба густые тучи. Стало заметно темнее. Характерный запах предвещал дождь. В принципе, он и был уже. Первые крупные капли упали, когда с улицы донёсся лёгкий перестук. Потом он усиливался, делаясь всё громче и отчётливей. Ветер сносил их в нашу сторону. Несколько брызг долетело и до наших окон. И, наконец, по стеклам что-то ударило — сначала глухо, а потом всё сильнее и сильнее. Затем ухнуло раз и другой, и через несколько секунд послышался отдалённый гул. Он приближался. Это было похоже на мощный раскат грома. Вслед за этим в небе полыхнуло так, что в нашем окне показались далёкие молнии. Причём каждая следующая вспышка была ярче предыдущей. И тогда я вдруг понял, почему фейерверк называется салютом. Я впервые увидел его в своём детстве — я видел его, но никогда не слышал громкого треска. Но сейчас этот гром звучал в моём сознании, в ушах, во всём моём существе. Резко встав со стула, я подбежал к окну, открыл форточку и высунулся наружу. Улица перед окном была залита мутным зеркалом воды. Шум дождя резко усилился, и с неба хлынул настоящий водопад. Я поспешил закрыть форточную раму. Стало спокойней, дрожь уходила. Северус доедал последнию вилку, даже не поднимая головы от тарелки. Мне было видно только его затылок. Свою же порцию я съел почти полностью, к моему большому удивлению. Оценивая уровень событий на сегодняшний день, я не мог даже предположить, на что способен. Впечатление было такое, словно меня кто-то накачал смертельным ядом и, не дав опомниться, выпустил за границы человеческой досягаемости. Такое происходило впервые. Но я понимал, почему это происходит. Достаточные ли объяснения могут дать этому звуки, которыми полнился мой разум? Вопрос был риторическим. Кружка чая приятно грела руки. Кажется, именно в это время я окончательно пришёл в себя. Какой же огромный объём новой информации вместил в себе этот день! И какой необъятный. И ещё будет впереди. От представленного хотелось выть. Конечно, мне попадались в книгах писатели, способные описывать подобные события лучше других. Возможно, они были правы. Наверно. Всякое могло быть. Вопрос в том, чтобы стать этому свидетелем. А пока это происходило со мной, решить было трудно. Со стороны стола донесся стук. А потом — короткий всхлип. Повернув голову, увидел Сева, мелко трясущегося и дующего на руку. Кожа покраснела, словно от ожога. Опрокинутая кружка была тому подтверждением. Отставив свой чай, подошёл к мальчику, поднимая его из-за стола и подводя к раковине. Холодная вода обволакивала повреждённый кожный покров, притупляя боль. Сев тупо смотрел в сливную решётку, стараясь ни о чём не думать. Руки быстро замотали промоченный холодной водой платок вокруг ладони. Северус только в изумлении поднял глаза. Когда же всё было закончено, он с любопытством осмотрел своё приобретение — и грустная улыбка осветила его лицо. Красное от слез, оно уже возвращало свой естественный цвет. Боль уже казалась скорее досадной неприятностью, чем серьёзным ударом. Впрочем, если подумать, ничего другого Северусу не грозило. Всего лишь кипяток. Небольшой ожог. После такого достаточно дня или двух, чтобы он сошёл на нет. А там — трава не расти. Так что боль была, как ни странно, совершенно незаметна. Странно? Вряд ли. Просто ждать появления новых болячек ему не приходилось. После нашей встречи в коридоре я решил больше не давать себе никаких поблажек и не рисковать лишний раз. Более того, с некоторых пор я предпочитаю всё-таки доверять своей интуиции. Поэтому я мягко расспросил мальчика о его жизнь здесь, и мой собеседник с готовностью вывалил всё. Начиная от его мишки и заканчивая тем, что Эйлин ушла сегодняшним утром 1964 года, май уже начал переходить в июнь — неделька всего осталась. Рассказывая о ней, мальчик чуть не расплакался, но я вовремя остановил его. С ним происходило что-то странное. И я видел, каких усилий стоило ему сдерживается, стоит мне начать говорить о вещах, которые я, видимо, задевал в его душе. Рассказ мальчика ещё раз подтвердил моё предположение: события немного отличаются. Там, где он рассказывал о себе, всё происходило иначе, однако не было никаких сомнений. Всё остальное было похоже, словно отзвук происшедшего, ненадолго затянувшийся после того как рассказчик не хочет вспоминать об этом. Возникали и исчезали целые пласты истории. Сначала — простые: про улицу, название которой напоминает про плещущий рядом с ней фонтан, про облака и крыши, залитые солнцем. Потом пошли совершенно непонятные вещи. От них рябило в глазах, но каждая из них должно было быть очень важным, и я, собирая их в удобоваримый рассказ, постепенно продвигался к цели. Постепенно, потому что рассказ не лёгкий. Ему нужно соответствовать. Очень-очень соответствовать, иначе у него ничего не получится. Часы пробили шесть, когда моё терпение лопнуло. Я чувствовал, что готов заплакать от досады. Часы — единственное, за что я могу себя уважать. За то, чтобы испортить их или разбить, тоже нужно то самое время, не так ли? Это как злиться, долго и мучительно, зная, к чему это приведёт, а потом не попасть ни в кого из врагов и лишиться любого шанса на победу… Неужели я совершил столько ошибок и совершил их впустую? События отличались от книжных, хоть и в мелких деталях. Так, Эйлин не выжгли с родового гобелена на стене. И, судя по поведению ребёнка, была строже, чем в книжной версии. Шарахания от прикосновений не приходят просто так, знаете ли. Дом не превратили в руины, как обронила одна принцесса. Неправильно брошенное слово не привело к очень серьёзному несчастью. И главным оставался сам рассказ — такая же жёсткая, фиксированная последовательность событий. Где тут корреляция? Не говоря уже о том, если автор имеет странную склонность разбивать книги по темам, которые, по его мнению, заслуживают внимания. Почти смешно. Смешнее то, что у Северуса до сих пор не было первого выброса. Это многое объясняло: стоило ли серьёзно думать, сколько можно читать книги, в которых ничего точно не происходит, кроме какой-то ужасной войны, известной только тем, кто её пережил? Но всё же за этой очевидностью скрывалась пустота. В отличие от книги я не хотел переписывать себя в новую версию. Мне хотелось жить в настоящем. Наверно, из-за этого я и не мог ясно мыслить. Сознание Тобиаса накладывалось на моё собственное — оно было цветным и плавало, смещалось и наслаивалось друг на друга, затирая мое монохромное. Иногда мне начинало казаться, будто я — это не я. Мысли, наконец, прояснились: я хотел знать, правильное ли это состояние. Но теперь, кажется, этот процесс приостановился. Из-за чего я начал чувствовать себя чуть лучше. Вообще, я уже привык к своему новому телу. Оно не вызывало отвращения и неприятия, да и вообще никак не могло меня раздражать. Его сознание было доступно моему. Такой же, впрочем, мутный пласт. Моё сознание, моё сознание… Его не оставалось нигде, даже в Хаосе. Только тут. Здесь и сейчас. Очнулся из воспоминаний я посредством прикосновения маленькой ладошки. Северус трогал меня здоровой рукой за ладонь, смотря на меня чёрными глазами. Были уже сумерки, комната и мы казались очень маленькими. Мы вообще казались какими-то несущественными, затерянными среди темноты. Поэтому, наверное, так и получалось, это было неизбежно. Возможно, люди чем-то похожи на запутавшуюся в паутине муху. Инерционно поднял Сева на руки, на краю сознания отмечая это, как некую странность. Мальчик хоть и удивился, но вскоре прижался ближе, рукой цепляясь за рубашку. Глупо было бы сказать, насколько нелепо — но, с другой стороны, мне было известно одно редкое чувство, образованное из этих прикосновений. Словно оно имело магическую силу, менявшую моё тело. Хотя всё могло быть чисто воображением. Так, с Северусом на руках, начал подъём на второй этаж. Обшарпанные обои на стенах, потрескавшиеся от времени коричневые перила. Даже на неярком свету было видно, какой грязной выглядит лестница. Дверь скрипнула, издав пугающий звук. Стоило, конечно, смазать петли. Обязательно. Такие мелочи имели влияние на восприятие. Ребёнок уже слипал глаза, хоть и изо всех сил старался этого не допустить. Откинул одеяло в сторону, уложив маленькое тельце на матрац, укрывая его тёмно синей тканью. Медведь сразу оказался у его головы, коего он сразу заграбастал своими ручками ближе к себе, обнимая его. В пару шагов преодолев расстояние до окна, занавешал его шторой. Уже было поздно, горел лишь свет фонаря снаружи. Слишком много от меня зависело, некому было закричать, позвать на помощь. Теперь только я и Северус. Одни. Выходя, прикрыл за собой дверь, и пошёл по направлению к кухне. Убрал со стола и помыл посуду, её набралась уже целая раковина. Пошарил по шкафчикам и холодильнику более основательно, чем час назад. Многое нужно было купить и очистить от грязи, что-то уже выкинуть. В спальне осмотрел шкаф и тумбочку. В первом находилась одежда, староватая на вид, но вполне чистая и ухоженная. В основном рабочие брюки да рубашки приглушённых расцветок, нашлись и пару свитеров. В куртке, висевшей на ручке шкафа, нашёлся кошелёк с неутешительной суммой в небольшие двадцать фунтов, несколько пенсов и шиллингов. Хотя, если судить по воспоминаниям, скоро должна быть зарплата в конце месяца, что была вдвое больше оставшейся суммы. Уже это развевало совсем уж мрачные мысли. В тумбочке же обнаружилась пыль и всякие мелочи, по типу скрепок-булавок и канцелярии. Ничего особо интересного. Мелочи. Решив закончить осмотр, все-таки время двигалось к полуночи, стал укладываться на боковую. Последней мыслью перед тем, как уснуть, была: «А ведь всё могло быть иначе». Но в тот момент это было не важно. Так и уснул, не думая. Сны приснились странные и жутковатые. Один из них отличался такой нелепостью и неправдоподобием, что всё время хотелось ущипнуть себя, чтобы понять, сплю я или нет. Я отчётливо увидел огромного человека в чёрном плаще, похожего на грифа, неподвижно зависшего над полем битвы. Кто он был и как попал на поле боя, так и осталось загадкой, потому что, когда чёрный плащ сделал широкий взмах, я увидел его лицо… Оно было совершенно человеческим, разве что чересчур худым и измождённым. К нему, низко опустив головы, подходили люди. Когда я понял, кто это, мне стало страшно. Мне показалось, я один в целом мире и этот человек один во всём мире. Это не было паникой — мысль, которая пришла мне в голову, выглядела невероятно логичной и полной смысла. Его глаза отражали муки и отчаяние. Они делали его похожим на падшего ангела, разбившего крылья над грешной землёй. Белоснежное лицо пересекла грустная улыбка. Казалось, этот мир его раздражал. Опустив взгляд на чью-то палочку, он усмехнулся: — Вы достойны лучшей доли, друзья. Вы этого достойней всех, — он повёл рукой, указывая на равнину и леса. — Так почему бы вам не следовать за мной? Он сделал шаг вперёд, но вдруг замер. Что-то заставило его поднять взгляд вверх. И хотя ничего не появилось на небе, понятно было, на что он смотрит. По небу летели птицы. Множество птиц — целая стая. В ответ послышался гул голосов, похожий на шум ветра, который задул свечу. Люди расступались перед чёрным плащом, а тот, казалось, ничего не замечал. Он казался мне похожим не то на призрака, но скорее на безличную тень Бога, спустившегося на землю. Все, кому довелось хоть раз видеть тучи, знают, какой величественный эффект они производят на простых смертных. Наверно, таким же было и происходящее. Фигуры, силуэты, лица сливались перед глазами в непонятные изгибы и вихри. Сон начал отступать, постепенно превращаясь в простую и серую действительность — я оказался в своей комнате. Почему-то я почувствовал себя разбитым и обессиленным. Некоторое время я лежал, глядя в темноту и ни о чём не задумываясь. Постепенно мысли стали успокаиваться и поавно растаяли. Прошло довольно много времени, прежде чем я очнулся окончательно. Лучи солнца уже вовсю проникли сквозь тонкие шторы, поэтому пришлось встать. На сегодня было намечено много дел. В частности, позавтракать и сходить за продуктами. Но прежде всего, следовало подмести пол, вымыть и вычистить весь дом. Одевшись во вчерашнее, умылся и направился в кухню. Холодильник встретил, как и вчера, весьма скудным разнообразием. Но даже так, я сумел приготовить блины, попутно заваривая чай. Самое время было поесть, пока всё не остыло. Быстрый перестук ножек по ступенькам оповестил меня о приближении. Завидев меня, Северус подбежал и повис на моей руке. Несколько секунд он так стоял, заглядывая в лицо, словно пытаясь найти там ответ на все вопросы. Наконец отпустил и, сделав несколько шагов, прыгнул на стул. — Я сегодня испек блины, — сказал я, подавая ему тарелку с оными, щедро политыми джемом. — Вот, ешь. Мальчик очень смутился. Взяв блин в обе руки, переложил его на левую и съел, положив голову на стол. Следом взял следующий. Есть левой рукой ему было, видимо, гораздо удобнее. Завтрак так и прошёл в тишине. Мальчик съел уже пять блинов, совершенно поглощённый процессом, чем даже удивил меня. После, сменив ребёнку повязку на правой ладони, убрал посуду и начал драить дом. На кухне обнаружилось множество мелких тёмных пятен. Они, хоть и с трудом, но поддались очистке. В гостиной же Северус принял участие, до этого только удивлённо смотря на меня. Ребёнок подметал пол и протирал полки влажной тряпкой. Я же тщательно всё вымыл, залезая даже в тёмные уголки. Надо ли говорить, какие неприятные ощущения меня охватили? Такой же процедур подверглись и спальни с ванной комнатой. Дальше шла лестница. Северус все это время героически помогал, и несколько раз чуть не свалился со ступеней. Очищать получилось очень аккуратно, нигде не оставалось ни следа грязи. Закончив с уборкой, мальчик взбежал вверх, перепрыгнул через две ступеньки и исчез. Оставалось надеяться, что его не собьёт с ног. Такие случаи были. Стирка руками — дело не из приятных, но выхода не оставалось За пару часов я успел выстирать все вещи и одежду. Теперь на бельё можно было смотреть без омерзения. Северус добросовестно всё развешивал на заднем дворе сушиться, помогая мне в этом деле. Потом, взяв швабру, я протёр ступеньки перед домом и стены. Часы в гостиной показывали два часа дня, причём второй час был в самом разгаре. Похоже, время пролетело невыносимо быстро. И вот, взяв бумажник и Северуса в охапку, пошли в ближайшую продуктовую лавку. За кассой стоял улыбчивый усатый продавец, уже в возрасте. Деревянные полки радовали свежими продуктами, как и морозильники. Перво-наперво взял несколько фунтов говядины и белой рыбы, пачку масла сливочного и бутылку растительного. Обязательно немного бобов, грибов и картофеля, галлон молока и сахар, муку и остальное по мелочи. Овощи вместе с хлебом взяли уже подходя к кассе, чуть не забыв про яйца и чай. Северус же взял пачку кукурузных хлопьев, на упаковки которых был изображён довольный медведь. Уже рассчитываясь с владельцем, который назвался Джоном, взгляд зацепили леденцы на палочке, в форме разных животных. Стоили они несколько пенсов, поэтому взял сразу несколько, краем глаза заметив обрадованные глаза Сева. Отдав несколько фунтов, вышли из лавки и направились обратно к дому. Северус счастливо лизал карамель, иногда подставляя полупрозрачный сахар к солнцу, наблюдая за проходящими лучами По пути я более внимательно осмотрелся, пытаясь понять, что за ароматы сопровождают нас при каждом шаге. Пахло весной и пылью, дождем и горячим асфальтом, ещё немного — и свежестью цветов. Да, похоже, пока все элементы среды, где мы проводим большую часть времени, входят в нечто вроде культурного фона. Уже на чистой кухни расфасовали продукты по своим местам и принялись за поздний обед, медленно переходящий в ужин. Северус, болтая ногами на стуле, внимательно наблюдал. Сковорода радовала ароматом тушившегося мяса и грибов, к которым вскоре добавились маленькие кусочки картофеля. Всё это обильно полил белым соусом, оставив немного отдохнуть под крышкой на выключенном газе. Ну, что сказать, получилось очень даже вкусно. Северус подтвердил это, быстро проглотив первые ложки. Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь приготовленным, словно вторым обедом в жизни. Сам бы я долго его вкушал. А поев, спросил: — Ну что, наелся? Сев поднялся и вытер рот тыльной стороной ладони. Подумал, облизнулся и улыбнулся. Глаза его словно посветлели. Он обнял меня, прижимаясь ближе. Резко взяв его на руки, я уткнулся в его чистые волосы носом, чувствуя, какие они тёплые и нежные. Удивительно, прошло всего несколько часов, а уже казалось, мы знакомы целую вечность. Или это просто самообман — хорошее или плохое сочетание трёх факторов? В любом случае хорошо, когда в мире есть человек, по которому скучаешь. По-другому просто и быть не может. Поэтому пусть себе дальше тянется самая длинная из историй. Главное, чтобы Сев прожил её как следует.