Тайна тихой улицы

Удивительно, прошло всего несколько часов, а уже казалось, мы знакомы целую вечность. Или это просто самообман — хорошее или плохое сочетание трёх факторов? В любом случае хорошо, когда в мире есть человек, по которому скучаешь. По-другому просто и быть не может. Поэтому пусть себе дальше тянется самая длинная из историй. Главное, чтобы Сев прожил её как следует. С тех пор закончился май, с его прекрасными красками и тихими тёмными вечерами, и началось лето. Лето, что обещало перемены. Впереди были многие месяцы свободы, счастья и безмятежности, чуть омрачаемые только этим зловещим ощущением близкой трагедии. Трагедии, которую нужно было пережить во что бы то ни стало. И единственным, кто мог помочь Севу в этой борьбе с самим собой, был я. Больше, пока, некому. Разбиваясь о стены бытия, моя личность осознавала своё участие в чём-то совершенно невыразимом. Иногда мне снилось, будто я читаю про себя лекции, которых никто не слышит. Только я. И никто больше. И с каждым таким снов я все больше осознавал себя и мир таким, каким он был. Все вопросы, ответы на которые стали теперь казаться мне смешными и глупыми, возникали и исчезали, на их месте появлялись новые. Начинался долгий и трудно предсказуемый процесс погружения. В эту реальности, где я был временно забыт, не успев даже понять, зачем и почему. А причина, как ни странно, оставалась неясной. Это лето было похоже на другие. То же небо, те же запахи, тот же ветер, шуршащий в листве, та же музыка из радио. Но что-то в небе и воздухе было не так. Что-то нарушало естественность существования. Менялся даже цвет листьев. Они стали какими-то слишком красными. А... всего лишь осень пришла. Теперь каждый лист имел красноватый оттенок. Да, это не было чем-то серьёзным. Просто — осень. Северус чуть подрос, но всё ещё выглядел очень нескладно. Но в его глазах снова сияет азарт и страсть к жизни. Щеки чуть по-детски округлились, в них появилась мягкая пухлость. Скоро он придёт в себя. Ещё немного времени, совсем немного. Я давно научился не удивляться его маленьким победам. Ведь он делал всё так, словно вместе с жизнью он непременно должен был победить и всё остальное. Начиная с зарядки каждое утро и заканчивая восходом на высокое раскидистое дерево у его окна. Потрепав его по волосам, я каждый вечер приносил ему теплое молоко, укрывал одеялом, изредка рассказывая короткие истории из книги. Северус лежал под одеялом и заворожено слушал, иногда даже мигая глазами от удивления. Потом он погружался в сон. Я забирал пустой стакан и уходил, аккуратно прикрыв за собой дверь. В это лето немного знакомился с волшебным миром, в одиночку. Странный он всё же, этот волшебный мир. Каждый новый день был интереснее предыдущего. В один из таких я узнал, что являюсь сквибом в шестом поколении. Совершенно случайно. Выбрался в Лондон, оставив Северуса на день с родителями его ровесника. Решил всё же взглянуть на этот проход в волшебный мир. Жутковато было. Чего стоил только тот темный и грязноватый паб с выщербленной вывеской "Дырявый котел", по которой я, собственно, и понял, кем являюсь. Не волшебником уж тоно. Дождливый май быстро подошёл к своему завершению, и солнце, выглядывавшее из-за туч, теперь уже ярко освещало улицы, словно радуясь, что последняя его военная победа наконец одержала. Ветви деревьев заполонились зелёными листьями окончательно, принеся с собой тень и прохладу. Листья были похожи на бархатную бумагу, на которой мелкими жемчужинами сверкала роса, не успевшая испариться. Лёгкий ветер колыхал их, заставляя тени танцевать и переливаться, в каждой из которых рядом с одной возникала другая, но все они были равны по своей внутренней ценности и одновременно различны по форме и цвету — как и сам июнь в своих нежных первоцветах. Утренний туман мягко стелился по улицам, делая их непохожими друг на друга, а блестящие ветки деревьев словно вплетались в тонкую ткань неба, скрывавшую его от взора, пока не пришла пора солнца, показавшего над крышами города красочную картину. Слышался треск соловьев, ожививших застоявшуюся тишину, или то была песня сверчков, складывавшаяся из писка невидимых пичужек и шороха ветра в ветвях. Дуб на заднем дворике был в полном цвету, радуясь наступлению лета. Его белые соцветия напоминали пушистые звёздочки, распавшиеся на несколько лепестков. Могучий ствол рос медленно, упорно и постоянно, следуя всем предначертаниям природы. Даже самый маленький из листьев как бы прокладывал себе дорогу сквозь окружавший его мир и стремился к свету и солнцу, чтобы исполнить одну из своих главных жизненных целей — не умереть раньше своего дня. Светлый фасад двухэтажного дома радовал глаз свежей краской, благодаря которой он казался новым и чистым, как будто его только что покрасили или просто натерли влажной тряпкой. Газон перед домом не успел ещё высохнуть после недавнего дождя, так что трава вдоль протоптанной дорожки, была зелёной и сочной, напоминая густой лес. Солнце поднялось из-за горизонта, озаряя небосвод ослепительным, непереносимо ярким светом. Могучий дуб откидывал тень на несколько метров, обнимая землю своими раскидистыми ветвями и стволом. Казалось, ещё чуть-чуть, — и он заслонит собой весь мир. Он словно чувствовал свою силу и важность и старался соответствовать этой роли. Как всегда, во всём вокруг чувствовалась сила и мощь — словно это дерево каким-то непостижимым образом, разделив свою бесконечную энергию, впитало её в себя. А потом он расцвёл. Это произошло быстро и неожиданно, хотя было прекрасно видно со стороны. Как-то вдруг расправились его широкие листья, глубоко провалились в землю корни. И сразу стало видно, каким огромным стал дуб. Одна из его длинных ветвей касалась раскрытого окна на втором этаже, покрытого тёмно-зелёным лаком. Белые занавески тихо колыхались на ветру, влетавшем в окно. Слабые его порывы дотрагивались до сонного лица мальчика, лежащего в постели. Щёлкнул замок, лёгкий скрип калитки. Этот звук разбудил его. Веки поднялись, явив миру тёмные глаза, радужка которых казалась почти чёрной. Мальчик сладко зевнул, потягиваясь и растирая лицо руками. Затем, выбравшись из-под лёгкого одеяла горчичного цвета, подошёл к окну, отдёрнул занавески и выглянул во двор. Мужчина, что развозил молоко, уже выходил за территорию, садясь на велосипед с небольшой тележкой позади, где глухо побрякивали бутылки. Через секунду он исчез из виду — начался летний день. Северус побежал в ванную умываться, спеша встретить ещё не жаркий день, напоённый ароматом цветов, который, он знал, придёт вместе с солнцем. Ему очень не хотелось пропустить его появление. Поэтому почистив зубы и ополоснув лицо прохладной водой, надел светлую футболку и бриджи из мягкой ткани и поспешил в соседнюю с его комнату. За открывшейся дверью показалась кровать, которая всё ещё была занята Поэтому, стараясь идти осторожно и неслышно, Северус подкрался к постели, уже собираясь прыгнуть на её хозяина, как вдруг рука захватила его, повалив рядом с собой. Последующая за этим действом щекотка продолжалась недолго, зато качественно. Напоследок Тобиас взлохматил его тёмные волосы и повернулся на бок. Приняв сидячее положение, мужчина окинул Северуса насмешливым взглядом и проговорил: — Ну что, уже проснулся? — в ответ только кивок взлохмаченной головы и попытки исправить сей бедлам. Которые, впрочем, большим успехом не увенчались — Северусу казалось, что его волосы лежат, словно пара торчащих в разные стороны перьев. — Давай, беги за молоком, наверняка уже стоит, — Тобиас мельком взглянул на будильник, что показал ранние семь утра, поднимаясь сам и сгоняя Северуса. Тот быстро кивнул взлохмаченной головой и побежал за дверь, сбавляя шаг только перед лестницей. Рука придерживала деревянные перила, а сам мальчик медленно спускался. В памяти ещё было свежо небольшое падение уже в конце лестницы, произошедшее буквально на прошлой неделе. Может быть, не так оно было и страшно, но ярко. Как воспоминание о страшном сне. Подойдя к двери, он цепко схватился за ручку и нажал — дверь легко поддалась. На крыльце стояла пара бутылок молока с металлическими крышками, а сквозь прозрачные стекла было видно белоснежное молоко, колыхавшееся внутри. Слегка поблёскивая в утреннем свете, оно казалось подсвеченным изнутри. Взяв по одной в каждую руку за горлошки, Северус поднял взгляд на небо. Без привычных серых облаков и насупленных туч оно вдруг показалось очень высоким и чистым. Небо было удивительно тихим и умиротворённым. Вообще, утро нового дня было чем-то невыразимо волшебным — от этого чувства хотелось замереть и слиться с утренним воздухом, раствориться в нём, чтобы навсегда остаться в этом волшебном мире. С наслаждением вдохнув воздух, он зашёл назад и направился к кухне, где и поставил бутылку на стол, а вторую на дверцу холодильника. На втором этаже был слышен звук текущей воды, и глухие шаги. Которые, впрочем, скоро уже стали ближе и явили Северусу их хозяина — в домашних штанах и рубашке. Тобиас сразу прошёл к холодильнику, вытаскивая лоток с яйцами и несколько сосисок. Спустя мгновение к ним на столе добавились миска, венчик и специи. Северусу досталась самая важная задача, — аккуратно стукнув ножом по середине яйца, он раскрыл его, стараясь уследить за крошками скорлупы, и вылил его в миску. Так случилось и с другими, которые потом были залиты им же небольшим количеством молока, присолены и приперчены. Взбитую массу Тобиас перелил на раскаленную сковороду, где она быстро схватилась на сливочном масле, а затем была безжалостно раздолблена лопаточкой — скрэмбл явил себя миру во всем великолепии. Отложив его, мужчина поджарил по паре сосисок на остатках масла. На столе уже ждали наполнения тарелки и стаканы, расставленные Северусом. На первых появился источающих паром завтрак, а во вторых свежее молоко. Все было настолько аппетитным и вкусным, да и спешить было некуда, так что постепенно начался разговор — непринуждённый и весёлый, сопровождаемый ненавязчивым смехом. Когда посуда была вымыта, на улице совсем рассвело. За окном был какой-то незнакомый и прекрасный день. Пели птицы, чувствовалась какая-то лёгкость, беззаботность — но это было просто отражением счастья и радости людей, завтракавших на пороге нового для них дня. Часы в гостиной пробили восемь, заставляя Северуса побежать в коридор и надеть на босу ногу кожаные сандалии. Подошедший позади Тобиас протянул несколько монет, которые сразу были положены в кармашек на молнии, и мягко сжал плечо мальчика. — Будь осторожен и не уходи далеко по улице, — мягко улыбнувшись, добавил, — не опоздай к обеду. Северус ярко улыбнулся, кивнул и скрылся за дверью, мягко ступая по гравию дорожки. За калиткой уже стоял рыжий мальчишка в джинсовых бриджах, футболке и сандалиях, живший на противоположной стороне. Коротко остриженые волосы, карие глаза и еле заметные веснушки — он казался немного хулиганистым, однако Северус хорошо знал, что это не так. Он весело помахал рукой и подбежал к калитке. — Ну наконец, я уж думал, не дождусь, — с улыбкой проговорил стоявший за ней Ник, поправляя заплечную сумку из цветастых тканевых кусочков. — Ты снова рано встаёшь? — улыбнулся в свою очередь Северус, закрывая за собой калитку и идя рядом с мальчиком вдоль дороги к площадке. — Конечно, или думаешь, газеты на пороге появляются сами по себе? — вопрошающе проговорил он, обгоняя Северуса и поворачиваясь к нему лицом, идя спиной вперёд заложив руки за голову. От этого он напоминал дикобраза, и Северусу пришло в голову, как нелепо было бы сейчас схватиться за него, чтобы повалить на землю. Что, впрочем, он и сделал, резко подавшись вперёд и всей тяжестью тела обрушившись на Ника, падая в густую молодую траву. Они покатились по траве, смеясь, словно два зверька, которые борются за место под солнцем. Потом они так же дружно вскочили на ноги, отряхиваясь от налипших листьев и травы, приглаживая волосы и одёргивая одежду, после чего Ник сунул руки в карманы и неспешно пошёл в сторону площадки. Северусу же ничего не оставалось, как поспешить за ним следом. И вот они уже сидят на качелях в дальнем углу площадки, наблюдая за муравьями, ползущими по зелёным листьям; иногда даже кажется, будто они слышат их нервное и тяжёлое шуршание, иногда замирающее где-то совсем рядом. Ник смотрит в пространство перед собой и медленно покачивает ногами. На его коленях лежит раскрытый журнал, который он взял с собой. Когда их глаза встречаются, Ник молча протягивает его Северусу. Тот автоматически принимает, переворачивает страницу и быстро пробегает взглядом. Черно-белые картинки со странным неуловимым сюжетом, с каким-то странным колоритом, завораживающим своей непонятной притягательностью. Смешные ситуации, причудливые человеческие лица. — Владелец лавки дал сегодня за работу, — говорит Ник, кивая головой на журнал. — Вместо денег? — ухмыляется Северус. — Обожаешь работать бесплатно? — Ни в коем случае! — чуть возмущённо воскликает мальчишка, опуская руку в сумку и выуживая несколько монет, доказательно маша ими перед Северусом и снова пряча. А затем продолжает: — Думаю заглянуть в книжный и найти что-то получше этого, — с лёгкой небрежностью произносит он, кося взгляд на объект в руках Северуса. — Ну, а теперь, айда к горке! Резко срывается с места, оставляя позади только дрожащие цепи качели, да Северуса, что только и успевает оставить этот журнал на ней и припуститься следом. *** Тобиас проводил сына взглядом и закрыл дверь, направляясь на второй этаж в спальню, что немного преобразилась: новенький столик у стены, небольшой прикроватный коврик и причудливые узорчатые изделия из веревки на стене над кроватью, купленные по-дешёвке. Стул мягко проскользил по полу, позволяя усесться за столом и взять дневник в темно-коричневой обложке. Его желтоватые страницы были заполнены неаккуратным почерком с резкими углами, который всё больше выравнивался — будь не ладны эти чёртовы перьевые авторучки с чернилами. Конечно, были и привычные шариковые ручки, но уж с сильно завышенными ценами в магазинах Коукворта. Тут и там проскальзывали небольшие зарисовки, подернутые дымкой, что были сном. Сейчас они более или менее упорядочены и кажутся более правильными, если только не отводить взгляда от определённой точки. Вот стоит мужчина в чёрном плаще, повелительно указывая рукой вперёд. Только лицо его было смазанным пятном, что делало его неузнаваемым. А здесь был замок, состоящий из вертикальных линий, гордо стоящий на холме. Величественное озеро и раскидистая ива, чуть покачивающая ветвями. Идиллическая картина, какой она выглядела на самом деле — и, несмотря на всю её безмятежность, в этой картинке ощущалось скрытая угроза… …огонь. Сначала сухой треск и свист, затем хлопок, похожий на разорвавшийся шар, купол огня, ударяющий во все стороны, горячий воздух и нестерпимый жар. Затем чьи-то крики, стоны и пламя, смерть. Сновидения вновь возникли в сознании, вытеснив посторонние мысли и заставляющие Тобиаса читать дневник. Быстро преодолев несколько страниц, они стали ещё ярче, набирая силу, пока полностью не захватили сознание. Голоса делались громче, слышались мольбы и проклятия, всё более явственно слышались неясные выкрики, удары, гром и отдалённые взрывы — магия усиливалась. Тобиас чувствовал, насколько устал, однако не мог остановиться. Он должен был узнать что там дальше. И в скором времени это случилось. Рука потянулась к авторучке, выводя на автомате буквы, что складывались в слоги, а те преобразовались в слова. Пальцы нажали на ручку — страницы потянулись друг за дружкой сами. Изредка проскальзывали небольшие зарисовки — скалы, волны, очертания каких-то предметов на горизонте, острые грани. Иногда это были сцены одного из древних сражений, а иногда просто разрозненные места и лица, увиденные мельком, — лица в грязных лоскутах; некоторые из них были полны страха, другие — безразличия или равнодушия, и только на третьем месте была злость. Наконец, рука остановилась и пальцы расслабились, позволяя ручке упасть на деревянную поверхность стола. Тобиас откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул, запустив руки в волосы. Видение таяло. Через секунду оно исчезло, растворившись в пространстве, став почти незаметным. Вместе с ним пропали и слова, сказанные вовремя негромким и холодным голосом. Напоследок осталось только ощущение. Холодное как с океана, тихое и сильное. Как порыв ветра. Что это было? Не важно. Нет смысла забивать этим голову. Это ещё раз показало, сколько препятствий стоит на пути магов.