По другому

      Просто так ночью сидеть, слушая тихие звуки и любуясь на луну (даже про Кагую удалось забыть), Тобирама не позволял себе очень давно. Лет с шестнадцати так он вообще перестал иметь такую возможность в связи со становлением Хаширамы главой клана, а до этого изредка сидел.       — Что-то случилось, родной? — мамин голос разрезает мирную ночную тишину.       — Ма? Разбудил? Извини, — повиняется Сенджу, протягивая к ней руки. Он выбрал тактику молчаливо наблюдать и не подавать виду, что что-то не так. И вообще он сорокалетний мужик, который попал в тело ребенка. «Молчи, слушай, запоминай» — любимая присказка Аато, она учила всех своих учеников быть такими же, а Тобираме слова въелись в голову.       Мамока же присаживается рядом, приобнимая сына за плечи.       Его мама была определенно очень красивой женщиной, одной из самых красивых что у альбиносов, что у Сенджу. Если раньше он сравнивал Аато с ней, то теперь сравнивает маму с Аато, хоть это и не логично, ведь сестрица младше и её дочь. Мамока высокая (по росту анэ-чан точно не в неё), с довольно худым телосложением, островатыми чертами лица, красными, как две капли крови, миндалевидными глазами. Длинными белыми, как нетронутый снег, волосами. Также у матери был хороший вкус в одежде, у Тобирамы это явно от неё.       — Нет, ты был тих, но я проснулась, а тебя нет, так что-то случилось? — она ласково начала перебирать его волосы. Альбинос после секундных раздумий кивает головой, маме всё равно не соврёшь. — А что именно, Торью?       — Может позже, — бормочет он, утыкаясь женщине в руку. Сенджу скорее чувствует, чем видит, как она легко кивает и проваливается в сон.       С ней всегда было легко, тихо и спокойно. Пожалуй, да, поэтому она и мама. У Аато о ней только смутные и размытые воспоминания да рассказы людей. Это всегда расстраивало их обоих.

***

      — Торью, — зовет его Мамока, аккуратно трепля по плечу. Сенджу отличался чутким сном и тут же проморгался и встал с колен матери, садясь рядом. Уже светло. Проспал он не меньше трёх-четырёх часов.       — Выспался? — спрашивает она следом, вставая и разминая затекшие конечности.       — Да, извини за неудобства, — бормочет он, поднимаясь следом.       — Ты не доставляешь неудобства, ты мой сын, — она улыбается и треплет его по голове, взлахмачивая итак не очень убранные волосы. — Иди расчешись и умойся, я начну завтрак готовить.       Они с матерью жили отдельно от основной ветви, в соседнем доме, хоть Тобирама и считался ребенком главы. Когда то здесь жила ещё и Нигао… впрочем, альбинос её почти не помнил и ничего в её смерти не смог бы изменить.       В доме главы он мог быть в любое время, ни отец, ни Хикари, мать остальных его братьев, его оттуда не выгоняли. Братья так вообще были рады его видеть в любом месте и в любом виде.       Он без сомнений любил братьев, всех троих, но их связь со старшим была сильнее всегда. Хаширама как-то подсознательно выделял Тобираму среди остальных, его тактильность и жесты защиты были направлены почти во всех случаях в сторону альбиноса. Других братьев Хаширама тоже любил. Но никогда не был так привязан, как к Тобираме. Нет, Кавараму и Итаму никто и никогда не обделял, это принималось как данность. Младшие в основном были друг с другом или другой ребятнёй, но всегда знали, что могут рассчитывать на помощь старших.       И если Хаширама всегда был любимцем клана, то он побочный эффект некогда порочной отцовской связи, напоминающий всему клану о том, что его мать была вырожденной из мелкого клана, не умеющих ничего, кроме как кромсать в мясо своих врагов, бездумно бросаясь в бой. Это, кстати, неправда. Несомненно, альбиносы были сильными воинами, но тем не менее недостойными величия Сенджу. И Старейшины клана не преминули на каждом шагу напоминать об этом как ему, так и его матери. За маму было особенно обидно, та его любила безумно. Вне тренировок с Бутсумой и братьями она учила клановым техникам, которые были довольно интересными и полезными. Советовала не показывать их при всех, использовать в крайнем случае.       Золотые глазки клана, если попроще — просто кин, альбиносов активировать удалось лет в тринадцать. Кин представлял собой кеккай-генкай их клана, позволяя видеть прошлое (в некоторых случаях и будущее, но это было гораздо сложнее) человека, но его надо было развивать, понимать, где смотреть/что видеть/как использовать это в свою пользу, слишком сложное искусство. Рассказывала про его Анэ-чан, она была всего на три года старше его, но осталась без матери из-за Сенджу. Клановая война, ничего личного. У сестры красивое имя, Аато. Мамока очень надеялась, что с ней все хорошо, Тобирама однажды пообещал ей найти сестру. И в первой жизни её он тоже нашёл, но поздненько.       Но даже несмотря на старейшин, Бутсума удивительно многое позволял второму сыну. Первые двое сыновей всегда вызывали у него самую большую гордость. Тобирама уложил отца на лопатки в двенадцать, Хаширама в четырнадцать. Но даже по сравнению с Хаши, Тобираме прощалось многое, прощалось зубоскалинье, грубость, откровенное неуважение, драки с соклановцами (его с большей охотой бы наказали за проигрыш, чем за факт драки, но он не проигрывал) и так далее по списку. Хаширама был упорен, Тобирама — талантлив. Вместе они могли бы свернуть горы, но это было без надобности.       Он выясняет у Мамоки сегодняшнее число и год, на что она с легким подозрительным прищуром отвечает, но вопросов не задаёт. За это её надо было уважать, если её не просили — она не полезет, но всегда будет рядом, чтобы помочь.       Поев, с матерью Тобирама прощается, если ему не изменяет память, Хаширама в тот день хотел, чтоб они поспарринговались.       Проходя по пустой клановой улочке, что удивительно, Сенджу замечает завявший цветок. Альбинос подошел к нему и, направив чакру в руку, попытался реанимировать несчастное растение. Неожиданно, но получилось, оно расцвело и вытянулось, становясь больше, крошечные побеги корней рядом его больше подтверждают его теорию.       Тобирама едва не пищит от восторга, точнее в нём верещит любовь к исследованиям. Мокутон! В нём! Он отродясь способностью к мокутону не обладал, но видимо способность в нём спала и пробудилась. Прекрасно, больше возможностей. Но говорить об этом никому не стоит. За исключением, наверное, матери. Она будет довольна.       Да и техники изобретать не надо, он до сих пор помнит как ночами сидел и выписывал всё для Хаширамы, тот тоже помогал, но толку от раздолбая мало, хоть иногда он и подкидывал дельные мысли.       — Тора-чан, — раздается довольное, когда он подходит к любимому ими полигону.       «Тора-чан» его детское прозвище, данное Хаширамой и подхваченное младшими. «Торью» его сначала называла только мама, старшим братом оно перехвачено несколько позже. И если «Тора-чан» скорее ребячество и дружелюбная насмешка, то «Торью» выражение любви и ласковых чувств. Он остался единственным у брата и они стали ещё ближе, их узы — крепче, а судьбы навсегда переплетены, один может существовать без другого, но только существовать — не жить.       Тобирама ответил ему кивком и улыбнулся. Подойдя ближе, он обнимает Хашираму. Того это ни капли не удивляет, ведь до смерти младших Сенджу альбинос был очень тактильным, любил обнимать, держать за руку, поправлять волосы. Он просто любил тех, кого касался. Сейчас, когда на него не будут удивленно коситься за эти действия можно позволить себе маленькую слабость, хоть он и почти отвык.       — Я опять выиграю, — довольно тянет он, растрепывая волосы отото.       — Мечтай, — привычно отвечает Тобирама. Хаширама так же привычно смеётся.       Если раньше Хаширама действительно всегда выигрывал — в силу возраста — то сейчас у младшего в этом сомнения. Он и будучи старше не всегда проигрывал, когда Ани-чан ему не поддавался, а тут-то. Опыт-опыт. У Хаши мало шансов.       Мышечной памяти у ребёнка особо и нет, а вот разум сорокалетнего опытного мужчины вполне присутствует. К детскому телу ещё надо привыкнуть, от некоторых атак он уклоняется чудом. Но в течение непродолжительного времена таки укладывает на лопатки. Возможно, он чувствует угрызения совести, зато, что облапошил ребёнка… Ладно, кого он обманывает, нет у него совести и никогда не было. Он никогда не любил принижать свои силы, возможно тут ему это аукнется… Не важно. Он найдёт выход. Да и он всегда был достаточно талантливым, чтобы его не заподозрили ни в чём.       — Слабенько, ани-чан, — усмехается он. Лицо Хаширамы очень озадаченно.       — Ты каким ками душу продал? — недоверчиво спрашивает старший.       — Ты же знаешь, я не особо верующий, — а вот тут он осекается, с опаской поглядывая на брата, из-под приопущенных ресниц. Лет до десяти он как раз был верующими и частенько молился. Расслабился и прокололся. Врать брату не хотелось никогда, хотя он умел и иногда так делал. В особо важных лично ему случаях.       — С какого времени? — уже удивленно вскидывает брови Хаширама.       — Ну знаешь, существовали бы они — мир был бы справедливее. Недавно к этому пришел, извини, что не сказал, — он опять косится. Взрослому эта речь показалась бы подозрительной, слишком взрослой для пятилетнего. Но Хаши — ребёнок.       — В чём-то ты прав, — грустнеет он, но потом опять вскидывается. — Давай еще раз, я не верю, что ты меня победил!       Альбинос усмехается и встаёт с бёдер брата.       Ещё три спарринга победы Хашираме не приносят, а ухмылка Тобирамы становится всё шире, хоть он и немного всё-таки побитый. Хаширама же не совсем придурок и не слабак.       Потом метают кунаи. У братца 7/10, у младшего 10/10. На что шатен опять вскидывается. Сюрикен он кидает Хашираме в лоб, на что тот едва уворачивается, а младший Сенджу делает пометку так никогда больше не делать. Он ему еще живой нужен.       После они страдают откровенной фигнёй, а потом Тобирама с помощью сенсорики определяет, что чакра Токи мутнеет и порябивает. У неё что-то решительно не получается. Она отрабатывает броски сюрикенов. Никогда Сенджу не любила их метать, всегда предпочитала кунаи, но очевидно ей нужно это умение и та в лепешку расшибётся, но научится. Он чувствует в этом её родство с Хаширамой. У него самого мало что из базовых и немного выше навыков не получалось с первого раза.       Он обычно никогда никому ни с чем не помогал, ни Кавараме, ни Итаме, ни Токе. Если младшие особо и не лезли, то кузина довольно часто. На что также часто получала отказ и посыл далеко и надолго. Может поэтому выросла такой стервой и только и жила для того, чтоб его бесить? Возможно, но она с детства была вредной, а отношение Тобирамы только довершило образ. Стоит всё-таки помочь. И младшим тоже надо будет.       Поднявшись с облюбованного тёплого места, Тобирама направляется в сторону полигона кузины.       — Ты куда? — приподнимается Хаширама.       — Помогать Токе, она явно не дружит с сюрикенами, можешь со мной пойти.       Брат, что неудивительно, идёт с ним.       — Ты держишь неправильно, вот и улетают в дальние края, — заметил Сенджу-младший, подходя к ней.       — А как? — смотрит девочка.       Она всего на год младше Тобирамы, но уже оттачивает мастерство шиноби. В Конохе до шести лет было запрещено и думать о практике и выходе из деревни (были индивидуумы-исключения конечно, но они были талантливыми и подготовленными), а во времена клановых войн кунай учили держать раньше, чем ложку. Жуть. Он даже подзабыл об этом. Совсем немного, идеальная память, чтоб её.       Следующее время Тобирама потратил на учёбу мелкой Сенджу, как стоит стоять/держать/метать и у неё начало получаться. Да, навыков обучения он не растерял, радует, чтоб его.       Далее они идут на обед. Вдвоем с Хаши, что удивительно. Младший определенно по старой традиции всегда ужинает с основной ветвью, но обедает крайне редко, хоть ему никто и не запрещал, завтракает — никогда.       Он просит Хашираму подождать и забегает к матери, целуя её в щёку и оповещает о своем желании пообедать с остальной семьёй. Она привычно улыбается и спокойно кивает.       Хикари удивлена, но встречает радушно. Смотря на неё Тобираму опять как по голове ударяет и он вспоминает, что Кавараме год, а Итама еще не родился, но скоро должен, судя по её животу, уже на днях, если он не ошибается.       Хикари Сенджу, урожденная Нара, опреденно замечательная женщина. Она светловолосая и кожа у нее светлая, но не такие светлые, как у Мамоки. Глаза у неё добрые, серые. Сенджу носит каре.       Садясь за стол, он треплет за щёчку младшего брата, а он тянет к нему ручки. Смотреть на него уморительно, да и очень приятно. Без шрама на лице ему лучше.       За обедом Хаширама выбалтывает о том, какой отото замечательный, что аж смог его победить. Младший беззвучно цыкает, стоило предвидеть. Хаши такой Хаши, что он даже не удивляется.       — Правда что ли? — как-то по      своему завораживающе улыбается Хикари.       Бутсума смотрит оценивающе, а Тобирама глаз не поднимает, вот кто-кто, а Глава клана точно заметит изменение во взгляде. Ему этого точно не надо. Он прекрасно помнил, что делали с теми, кто вызывал подозрения у верхушки клана.       — Покажите? — наконец произносит он.       — Да, ото-сан, — тихо и покладисто отвечает альбинос, как всегда говорил и отвечал ему.       После обеда они все идут на полигон, включая самого маленького Сенджу, которого неожиданно для всех берёт на руки Тобирама. Сенджу невесомо стучит по створкам сёдзи в доме матери, чтоб она пошла с ними. Выглядывает она скоро.       — Ну и чудесно, — узнав причину похода, улыбается Мамока, трепля по голове сына, а потом переключается на Хикари и расспрашивая её о чём-то своем, женском. Их мамы ладили, это приятно отзывалось сейчас.       На самом спарринге он немного притупляет свои возможности, но все равно побеждает в течение нескольких минут.       — Чу́дно, Торью, — ласково говорит Мамока, поглаживая по голове Кавараму.       — Неплохо, — оценивает Бутсума.       Их отпускают и остаток дня Тобирама проводит за чтением. Очень странно, ему казалось, что в своё время он перечитал все книги в поселении, но эту, данную ему мамой он не помнит от слова совсем.

***

      Следующий день встретил занятием по каллиграфии после завтрака. Вчера был выходной и они были вольны делать что хотят, а сегодня понедельник. Ну, на свой почерк он никогда не жаловался (в отличие от дорогого нии-сана), а вот сидеть и выводить иероглифы не хотелось. И прогуливать не вариант, на него это мало похоже.       Нужен вариант для окончания всякого рода теоретической учёбы, ему не с руки сидеть с ней до конца жизни. Он просто возьмёт знаниями, да. С каллиграфией сразу, с остальным постепенно, чтоб не возникло подозрений.       На занятии, на котором он был с Хаширамой, Токой и Айной, ещё одной их с Хаши кузиной. То есть, главная ветвь Сенджу и самая приближенная к ним ветвь. Скоро присоединятся Каварама и Итама.       Айна была милой шатенкой и, оправдывая своё имя, имела очень красивые глаза. Фиолетовая радужка возле зрачка была очень тёмной, но переходила в градиент и была светло-сиреневой возле белка. Тобираме её глаза всегда нравились, ему очень хотелось изучить «а почему» они фиолетовые, с возрастом желание притупилось и от сестры он отстал, но все-таки. В будущем она была медовой куноичи и работала под его началом в разведке.       Самой маленькой среди них была Тока. Айна ровесница Тобирамы.       Пока остальные с усердием — даже Хаширама — выводили иероглифы, альбинос спокойно и в рекордные сроки (иногда приходилось писать очень, очень быстро, а неаккуратность себе позволить он просто не мог) переписал всё и ещё приписку внизу «можно больше не ходить на ваши занятия?». Посидев с минуту, имитируя бурную деятельность, он сдал задание, под скептическим — от учителя и недоумевающими — от его брата и сестёр — взглядами.       Тобираму отвели к отцу — кто бы сомневался — показав его «писанину» и назвав за какой срок он это сделал. Нет, у него всегда всё было хорошо с предметами и каллиграфия не исключение, но такой результат должен поражать, он то знает, от почерка Утатане однажды чуть в обморок не упал, а единственные аккуратисты в группе из шести человек — Данзо и Кагами.       Учителя отправили к остальным детям, а Тобираму усадили за стол к Бутсуме. Дав в руки свиток с коротким «переписывай» и отец вернулся к своим делам.       Свиток оказался с информацией о продовольствии, если так постоянно их переписывать, то можно и знать, что в клане творится, это просто прекрасно. Но почерк у того, кто это писал, отвратительный. Понятно, почему ему дали переписать.       — Ну и цены дерут конечно, — пробормотал он. В своё время он на ослином упрямстве посбивал цены, сменил поставщиков и сделал ещё многое-многое-многое. Сейчас смотреть на эти расходы было грустно.       — Да и не говори, совсем обнаглели, — отец, что неудивительно, его хорошо расслышал. — Вас вроде еще не учили распоряжению с финансами, откуда знаешь?       — Ну это несложно, да и ока-сан помогает во многом, — повёл плечом он. На допрос будто попал.       — Ты изменился, сын. Не знаю, чем вызваны изменения, но они определенно в лучшую сторону. Ты всегда был талантлив, но сейчас, такое ощущение, что твои навыки обострились до невозможности. Единственная причина, почему тебя ещё не отдали на допрос — ты действительно мой сын и не желаешь зла никому в клане.       Чтоб не захлопать глазами и не открыть в удивлении рот ушла, кажется, вся его выдержка. Отец понял это за… неполный день? Он его явно недооценивал раньше.       — Раз не хочешь ходить на занятия, и я так понимаю не только на каллиграфии ты покажешь блестящие результаты, будешь проводить здесь часть времени, переписывая свитки этих бездарей, кто им только позволил обучение закончить, — под конец уже пробормотал Бутсума. Тобирама усмехнулся, это уж точно. У его отца был идеальный почерк, так что замечания вполне обоснованы. — И может подскажешь что дельное. Но с Мамокой будешь объясняться сам и от практический занятий не смей отлынивать, ты клану нужен живой и дееспособный.       Он кивнул. Пожалуй, он слишком возвел презрение к отцу, почти в абсолют, он ведь не был идиотом, тираном и плохим отцом. Да, ударил Хашираму за мысли о мире, да, избивал их на спаррингах, пока это не начинали делать они, да, был излишне грубым, но. Это вполне себе нормальное и обычное поведение, особенно для их времён. А Хаширама кстати сам придурок, мысли верные, а вот где их озвучивать… там же еще куча их соклановцев, их отца скорее бы загрызли если бы он этого не сделал.       — Ото-сан, — осторожно позвал Тобирама. — А как ты относишься к мысли, о мире с Учихами?       — Тебя Хаширама покусал? — вздохнул Буцума. — Тот еще утопист, только не от слова «утопия», а от слова «утопленник». Я отношусь с точки зрения того, что сейчас этот мир никто не примет, даже если примет Таджима. Да, возможно, этот мир нужен и все уже устали воевать, но ненависть Сенджу к Учиха и наоборот возведена почти в абсолют. Может быть, даже без «почти». На данный момент это невозможно, что не делай. Ты всё переписал? Иди уже.       Тобирама тихо попрощался и выскользнул из кабинета. Мдаааа, ему надо это всё обдумать.       — Каа-сан, — позвал он, сняв сандалии и проходя в дом.       — Торью? Вернулся уже? Что случилось? — выглянула она из-за угла, а светлые волосы, чуть качнувшись, упали с плеча.       — Случилось, но не из разряда «плохое».       — А что? — чуть нахмурилась Мамока. Женщина решительно не понимала, что с сыном, он изменился и сильно, но всё также остается её сыном и любящим её человеком.       — Я заканчиваю с теоретическими занятиями, ввиду того, что они мне не нужны. А также сижу в кабинете у отца, переписывая ему свитки и подавая идеи, — он присел на дзабутон. На мать стоило вываливать всё сразу, чтобы она обдумала уже всю картину.       Через минуту или две, женщина подает голос:       — Это, я так понимаю, связано с событиями прошлых ночи и дня?       Он кивает и берёт из её рук наполненную юноми.       — Это хорошо… — задумчиво говорит Мамока. — Разрешишь использовать кин? — его мама в этом вопросе была до ужаса честным человеком, на близких людях без их согласия кин она использовать решительно не желала, даже если также решительно, как сейчас, ничего не понимала.       Альбинос качает головой. Не стоит. Пока никому об этом знать не стоит, хоть он и хочет довериться матери.       — Как скажешь, — кивает Мамока.       Взгляд Тобирамы натыкается на несколько деревяшек на полу, в длину треть сяку, не больше.       — А это что, — Сенджу кивает в их сторону.       — Да подобрала, такие красивые были, вот думаю, что из них можно было бы сделать, — задумчиво тянет женщина.       — А отдашь их мне? — загорается идеей Тобирама.       — Да забирай, — повела плечом Мамока, — а что делать с ними будешь?       — Фигурки вырежу.       Взгляд от мамы он ловит удивленный, но вопросов она опять не задаёт.       Да, конечно без стамески, резца и киянки будет не очень удобно заниматься резьбой, но ничего не поделаешь.       Поразмыслив чуток, решил, что первой будет дружелюбная ведьма Оуни. Он вспомнил, как пересказывал братьям рассказы матери. Про Оуни она ему и в этой жизни рассказывала, так что проблем не будет.       — Оуни принадлежит к клану горных ведьм, однако отличается от них своим добродушием и отзывчивостью. Но только если ты такой же дружелюбный и отзывчивый человек. Если вам когда-нибудь придётся остаться на ночь в хижинке в горах, то ты можете услышать стук в дверь ночью. Но не бойся, это всего лишь Оуни. Не беспокойся. Она попросит тебя приютить её на ночь, поэтому постарайся хорошо с ней обращаться, пригласи ведьму внутрь. Если ты проявишь свою доброту, то она сядет на пол и начнёт прясть ткань из великого множества нитей, после чего исчезнет без следа. Наслаждайся своим маленьким подарком, сделанным ведьмиными ручками!       И ведь, как и остальные ёкаи, ведьма существует, на одном из заданий он видел её и ткань у него эта была.       Фигурка будет Итаме, тот был самым добрым и отзывчивым среди них. Да и должна же быть у ребёнка какая-то игрушка, кроме муляжа оружия.       Сначала идет прорисовка основной формы фигуры на основе эскиза. Это всегда самая сложная и не самая важная часть, всё можно исправить. У Оуни жуткая внешность — длинные косматые чёрные волосы достают до самой земли, да и тело всё покрыто шерстью, черные зубы и косоглазие по одной из версий. Также стоит в её руках сделать её знаменитое полотно.       Набросок есть.       Далее идет уточнение контуров. Оно проводится по четырем граням: по фронтальной, тыльной и боковым.       Следующим удвоение граней. У заготовки удаляются четыре угла, образуется восемь граней. У него вообще не сразу получалось сделать это в первой жизни и его учитель бросил бы его, если бы Тобирама быстро не учился на своих же ошибках.       Детализация, шлифовка и, если надо, окрашивание идут самым последним.       Фигурка маленькая и достаточно несуразная. Тобирама бы бросился переделывать, у такого перфекциониста, как он, немного дёргался глаз, но идеальная работа — дело практики и незачем совсем сносную фигурку, на которую потрачено время, просто выбрасывать.       Он убил на фигурку час, мдааа. В лучшие времена и за полчаса бы справился.       Кавараме фигурка баку, он всегда мучился со сном.       — Рацион баку состоит исключительно из плохих сновидений и кошмаров, а потому он вполне себе хорошее существо, хотя и со странной внешностью. У него голова слона, ноги тигра, а хвост бычий. Он рыщет по старым и густым лесам, которые считает своей территорией — все злые духи держатся подальше от баку. Этот ёкай не только поедает плохие сны людей, живя в их мире снов, но и яростно охраняет их территорию и всех, кто на ней живёт. Поэтому баку считается священным существом, вестником большой удачи, здоровья и счастья.       Может себе фигурку мёбу сделать? Изуна как-то шутил, что его мех — мех мёбу. Тогда ему правда тобирамин кунай руку вспорол, но это второстепенно.       — Мёбу — дух-лисица, который одновременно является и вестником счастья и удачи, и посланцем богини Инари, божества урожая. Их прекрасный белый мех указывает на их небесную священную природу. Жареный тофу — его любимое лакомство.       Ладно, оставит себе фигурку, талисманом будет.       Может Хашираме подарить Нуппэпо или Хахакигами?       Ну нет, насчет первого — бред, второго он замучается делать.       — Это жутко редкое нечто выглядит как деформированный противный на вид кусок жира или плоти на ножках. Мало того, что он ужасно отвратительно выглядит, так он ещё и издаёт ужасно тошнотворный запах. Запах гниющего мяса столь сильный, что прохожие ещё издалека начинают давиться и затыкать нос. Поэтому этого ёкая настолько тяжело поймать. Зачем кому-то может понадобиться ловить источник этого жуткого запаха, спросите вы? Говорят, если съесть кусочек его плоти, может дать огромную силу и долголетие. Оно способно вылечить от любой болезни. Многие феодалы пытались поймать нуппэпо, но ни один не смог. Даже те, кому удалось приблизиться к нему, теряли сознание прежде, чем им удавалось оторвать от него кусочек мяса. А теперь представьте, что бы с ними было, если бы дело дошло до употребления его в пищу. Сам по себе нуппэпо же очень мягкое и дружелюбное создание, которое никому не хочет причинять зла.       — По вечерам, когда на улице гроза, можно увидеть хахакигами танцующим на сильном ветру около дома, неистово кружась в потоке листьев. Какой во всём этом смысл? Ведь каждому известно, что подметать листья на ветру — это бесполезное занятие. Но глубинного смысла в действиях хахакигами и нет — он просто развлекается. Также если он поселится в доме — это очень хорошо. Мётлы изначально были нужны как ритуальный элемент, а не просто для сбора пыли, так что хахакигами ещё и помогает избавиться от злых духов. Ну и от остатков вражеской чакры, если таковые имеются.       От внезапно пришедшей мысли становится весело — Хашираме надо сделать сёдзё, они оба пьяницы. Да, он пока всю эту шерсть сделает конец света наступит и Кагуя опять с луны спустится, но да ладно.       — Если вы когда-нибудь, прогуливаясь по одному из пляжей или побережий, заметите сидящую на песке фигуру, заросшую красно-рыжей косматой шерстью, не пугайтесь. Это всего лишь сёдзё. Этот ёкай внешностью своей напоминает орангутана, но на самом деле это очень добродушный и любопытный морской дух. Но славится он не кроткой натурой. Своей известностью он обязан пристрастию к алкоголю. Сёдзё целыми днями только и делает, что сидит на песке, попивая сакэ. Если вы решите приблизиться к нему, то сёдзё лишь пригласит вас присесть рядом с ним и составить ему компанию в выпивке. На самом деле сёдзё — мастера сакэварения: они изготавливают особый сорт сакэ из морских окуней. Людям, чьи сердца чисты, оно покажется невероятно вкусным, а вот зловредным людям оно обернётся ужасно горьким пойлом. Так что, если вы хороший человек, то не стесняйтесь присоединиться к сёдзё на берегу моря!

***

      — Хикари-сан! — улыбается ей Сенджу.       — Тобирама! — отвечает ему улыбкой она. — Это что? — зацепился взгляд за фигурки в его руке.       — Подарок братьям, — он треплет по голове спящего Кавараму.       — Ты сам сделал? — склоняет голову бывшая Нара. — Удивляюсь твоей усидчивости, у Хаширамы и Каварамы никогда не получается сидеть на месте, — она покачала головой. — Если и Итама таковым будет… Ох.       — Уверен, он будет спокойней, — да, это так, но Итама скорее самый осторожный из них.       — Что кому? — опять обращает на себя внимание Хикари.       — Оуни Итаме, Баку Кавараму, а Сёдзё Хашираме.       — Хашираме не поздно? — глумливо улыбнулась Сенджу.       — Он всегда останется ребенком, будь ему хоть сотня лет, — весело закатил глаза Тобирама. Он даже не лгал, так ведь и было.