Цена твоего молчания

      За время нахождения в больнице Такемичи почти не курил и успел привыкнуть к гипсу, плотно сдавливающему руку. Делать все только одной рабочей — правой, то же начало получаться без особых проблем. Не зря говорят, что ко всему привыкаешь. Тем не менее хотелось поскорее выписаться, оказаться на свежем воздухе и просто пройтись по земле, а не кафельному полу, в который въелась словно прожигающая кислота хлорка.        Висящий на стене потрепанный календарь исчислялся 6 декабря. За прошедший месяц к нему множество раз заявлялся Эиджи и чуть реже Каэде, чтобы навестить или передать какие-нибудь вещи. Еще пару раз наведывался Какуче, один либо с Изаной, который предпочел поддерживать связь на расстоянии, так как был занят делами Поднебесья. Парни из Тосвы тоже заходили, но лишь иногда и ненадолго. Пожалуй, Харучие был самым частым посетителем, приносящим все, о чем только просил Такемичи (если он вообще делал это). Майки же не приходил к нему вовсе, первый его визит так и остался последним. Не было сообщений и звонков. Такемичи даже не пытался связаться с ним, потому что не знал, о чем ему сказать. Лучше будет встретиться лично и высказать все накопившееся в лицо. Если, конечно, Непобедимый Майки не решит избегать его и им не придется поменяться местами.        Когда же пришло время снимать гипс, Такемичи был вне себя от счастья. Белые стены давили и ужасно надоели, находиться в них было душно. Не ощущая больше тяжести гипса на руке, Такемичи на пробу пошевелил пальцами, а после под наблюдением врачей и всей остальной рукой. Боли не было, казалось, все действительно прекрасно и кости в полном порядке. Так что вскоре его отпустили домой. Каэде не смогла приехать, с сожалением говоря, что у нее завал на работе и вырваться никак не получается. Звонить Эиджи Такемичи тоже не стал. Хотелось добраться до дома в тишине и одиночестве, да и не хотелось прерывать затяжное молчание, длившееся с тех пор, как он встретился с последним своим посетителем в лице Харучие, зашедшего буквально на днях.       Идя по замерзшей земле, Такемичи поднял взгляд на небо, с которого медленно опускались снежинки, кружась в серебристом танце и оседая на первую попавшую поверхность. Кутаясь в куртку, Такемичи поправил висящую на плече сумку и огляделся; Токио жил, как и раньше. Полдень встречал мелким снегом, валившимся с неба, но на удивление было не слишком холодно. По крайне мере голова без шапки не мерзла.        Останавливаясь на пороге дома, Такемичи коротко постучал, сунув подмерзшие ладони в карманы. Дверь ему открыл Эиджи, бодрый и абсолютно серьезный. Завидев же Такемичи, все безразличие с его лица пропало, уступая место удивлению.        — Чего не позвонил то? – проворчал Эиджи, пропуская Такемичи внутрь и закрывая за ним дверь. Наблюдая за тем, как он стаскивает куртку, Эиджи облокотился спиной о стену, сцепив руки на груди и смотря на него наглядно недовольно.       — Тишины хотелось, – отозвался Такемичи, вешая куртку на крючок, снимая ботинки и отодвигая их к стене. Выпрямившись, он поднял с полу сумку и неторопливо зашагал на второй этаж. Уже предугадывая вопрос Эиджи, Такемичи ответил: — Рука функционирует, не беспокойся.        Эиджи на это лишь фыркнул. Вдруг Такемичи остановился и, обернувшись, спросил:       — Майки не объявлялся, пока меня не было?        Вскинув брови, старший на миг оторопел, прежде чем выдать емкое:       — Нет, – и вдруг добавил. — А что?       — Да так... – Такемичи с досадой вздохнул. — У нас с ним... Небольшое недопонимание, – сказать о том, что на самом деле было Такемичи никак не мог, так что лучшим решением было ограничиться обобщенным ответом, пока обстоятельства не проясняться до конца. Он и сам толком не понимал происходящее, что уж говорить о том, чтобы снисходить до объяснений.       — Ясно, – ему явно было ничего не ясно, но Такемичи не собирался пояснять и потому скрылся на лестнице. Нужно было разгрузить немногочисленные вещи и как следует отдохнуть после больничных стен, от которых все еще мерзко рябило перед глазами. 

***

      Этим же вечером Такемичи нашел в себе решимость написать Майки. Руки тряслись и попадать по кнопкам было слегка проблематично, но короткое сообщение все же было напечатано. Тупо глядя на него сколько долгих минут, Такемичи нажал на «отправить» и просто ждал. Сложилось впечатление, что он ожидает невозможного, потому что не представлял как сможет посмотреть ему в глаза после того, что было. Майки целовал его, а потом ушел, не объясняя причины. Шея вспыхнула, стоило только вспомнить об этом.        Такемичи хотел было удалить сообщение и просто забыть об этом, но увидел, что Майки прочитал сообщение и пишет ответ. Кажется, Такемичи даже перестал дышать. В пришедшем смс был только адрес. Ханагаки убрал телефон в карман и метнулся в коридор.        Быстро спускаясь по лестнице он спешно натянул ботинки, на ходу накинул куртку и даже не стал тратить время на то, чтобы надеть шарф, тут же распахивая дверь и стремительно вылетая на улицу. Времени для того, чтобы предупредить Эиджи у него не было. Не было ни единой мысли об этом. Ему просто нужно увидеть Майки и чем быстрее – тем лучше. Другой такой возможности у него уже не будет.       В лицо бил зимний воздух с отголосками мороза, он же трепал чуть волнистые черные волосы и обжигал глотку. Пробегая по тротуарам, Такемичи едва успевал огибать прохожих, слыша, как хрустит под ногами свежевыпавший снег. Холод забирался щупальцами под куртку, но Такемичи этого не чувствовал. Его согревает адреналин, бурлящий в жилах будто горячая лава, распаляющая жар на шее, переползающий к щекам. О бедро бился лежащий в кармане штанов телефон, но Такемичи этого не чувствовал, как и расползающегося в ногах онемения.         Он был близко. Названия улиц мелькают перед глазами, проспекты и бульвары проносятся мимо. Лихорадочно блестящие в свете уличных фонарей глаза бегают от одного дома к другому. Он изредка останавливается, чтобы прочитать очередной длинный адрес, убедиться в том, что он на верном пути и побежать дальше. Не чувствуя усталости Такемичи несется вперед, огибает здания и перепрыгивает ступеньки, едва не подворачивая ноги, горящие ярким пламенем изнеможенности.        На ходу вытаскивая из кармана телефон, Такемичи чуть замедлился, оглянулся и, сверившись с адресом поспешил ускориться. Нужное место все ближе. Еще пару кварталов и его встречает набережная. Пробегая вдоль нее и огибая немногочисленных прохожих Такемичи заметил, что успело стемнеть. Минутная стрелка скоро нагонит часовую и циферблат объявит восемь вечера, но Такемичи плевать. Он замедляется только когда видит впереди знакомую фигуру.        Приблизившись еще на пару метров Такемичи точно убеждается, что это Майки; блондинистый, чуть бледнее, чем обычно, с аккуратно собранными волосами, сидящий на небольшом возвышении в метр с небольшим. Он смотрит на море, а Такемичи спешит к нему, останавливаясь напротив. Чтобы увидеть его, Ханагаки приходиться запрокинуть голову. Сам он стоит в небольшом отдалении от перил, за которыми начинается морская бездна, в то время как Майки сидит на широком каменном ограждении, позади которого начинается стройный ряд деревьев с давно опавшей листвой. Сано возвышается над ним впервые за все время их знакомства.        Обратив внимание на Такемичи, Майки вскользь улыбается, глядя на него сверху-вниз. Разница между ними не слишком велика и Такемичи может залезть к нему, если облокотится о камень руками и подтянется, но не хочет. Ему нужно хорошенько отдышаться, потому что шумное дыхание не только хорошо слышно, но и видно остывающим в воздухе едва заметным паром, вылетающим изо рта. Майки его не торопит. Молча смотрит мимо него, за спину — на спокойное море, которое вскоре покроется плотной коркой льда.        — Манджиро... – сбивчиво начинает Такемичи, сразу же привлекая к себе внимание черных глаз, в свете близ стоящих фонарей выглядящих непозволительно прекрасно. Ханагаки понял, что засмотрелся, только когда увидел едва уловимую усмешку на бледноватых губах Майки. Не отводя взгляд, Такемичи упрямо сглотнул ком в горле и продолжил: — То, что было в больнице...        Но Майки не дает ему закончить, мягко перебивая:       — Извини еще раз.       — Нет, я ведь сам на это... – произнести это вслух трудно, но Такемичи делает над собой усилие. — Согласился... Тебе не за что извиняться.        — Если извиняюсь, значит чувствую вину. А это значит, что мне есть, за что извиниться, – настаивает на своем Майки, делая это без грубости, но все равно он звучал настойчиво и при этом будто бы разбито. — Это неправильно, Такемичи.       — Но ты ведь...        Сано отрицательно качает головой, на мгновение прикрывая глаза.        — Мне действительно не стоило. Просто... – он осекается, но очень скоро находит в себе силы продолжить. Его тихие слова, граничащие с шепотом, мешаются с бьющейся о камень водой внизу. — Мне срывает крышу в твоем присутствии, – Такемичи впервые видит, как Майки краснеет. Ему было стыдно. — Каждый гребаный раз... Я не хотел доставлять тебе проблем. Извини.       Такемичи смотрит на него с непониманием, но уже чувствует, в какую сторону это все должно свернуть. И это ему ужасно не нравится. Хочется остановиться, развернуться и уйти, но подошвы прилипли к плитке и Такемичи продолжает смотреть на него.        — Ты извиняешься за свои чувства? – тихо спрашивает он, ощущая, как желудок скручивается в узел от неприятного ощущения, прокатившегося вдоль позвоночника.       — Да.        — Ты не должен, – Такемичи хмурится. — Я имею в виду... Зачем? Я сам согласился. Да даже если это было твоей идеей, то...        — Мне трудно отказать. И я знаю об этом.       В глазах Майки проскальзывает печаль. Такемичи упорно пытается справиться с накатившим раздражением от непонимания. Потому Ханагаки решил выбрать другую тактику.       — Ты сказал: «извини за то, что нравишься мне», – начал он, видя, как насторожился Майки. Тем не менее голос Такемичи звучал ровно, как мерно протекающий по дороге ручей. — Мне что, тоже нужно извиниться за это? Ты так считаешь?       Эмоции Майки запестрили сверкающим калейдоскопом: от непонимания до удивления, выросшего до шока. До того тусклые угольные глаза засияли, как две звезды. Плечи Майки, скрытые под курткой, едва заметно дернулись и сам он быстро облизнул губы, на несколько мгновений отводя ставший резко неуверенным взгляд.       — Скажи, что я ошибся, – тихо попросил Майки, на что получил лукавую ухмылку.        — Мечтай, – и, подумав, Такемичи добавил: — И я не стану извиняться. Как и ты. – Он понимал, что ставить условия было рискованно, но просто не мог больше слышать блядское «извини» за эту чушь. — Пообещай.       Майки обратил на него загоревшийся любопытством взгляд. Такемичи с особым удовольствием пояснил:       — Ты сказал, что выполняешь свои обещания. В тот раз я не стал просить тебя, но сейчас мне хочется, чтобы ты пообещал, – на лице Сано отобразилось ехидство, но Такемичи все равно невозмутимо продолжил: — Можешь считать это актом моего тебе доверия.        — Обещаю, – его лицо озарила блуждающая улыбка. В затянувшемся молчании повисло колебание Майки, прежде чем он негромко произнес: — Я могу сделать также? Акт доверия, как ты и сказал, но уже в обратную сторону.        Подумав всего пару секунд, Такемичи согласно кивнул. В груди затрепетало ожидание.       — Хочу знать... Почему ты не любишь прикосновений? Почему избегаешь их? – видимо заметив поселившийся в глазах Ханагаки мрак, Сано поспешно добавил. — Можешь не говорить...        — Я скажу, – он поднял на Майки решительный взгляд. Пожалуй, это было даже слишком для того, что он собирался сказать. На то, чтобы окончательно собраться с мыслями у него ушло около минуты, за которую Майки не посмел поторопить его, с тенью вины ожидая, когда Такемичи начнет. — Из-за Риоты. Это его убил Эиджи. Он – наш старший брат, родной сын нашей приемной матери.       Майки не на шутку удивился. Значит, Эиджи об этом не рассказывал. А Сано все равно так легко сохранил тайну. После этого Такемичи не мог не доверять ему. Возможно дело было в чувствах, но все же...       — Риота – кошмар моей жизни. В отличие от Эиджи я был слишком беззащитен, мне не хватало решимости, чтобы выступить против него... И, знаешь, шесть лет разницы звучали для такого ребенка как я достаточно внушительно, чтобы покорно молчать обо всем.        — Молчать о чем? – по-прежнему удивленно спросил Майки, на что получил нарочито спокойный ответ:       — Старший брат был садистом. Он не мог достать Эиджи, так что трогал только меня. Когда Эиджи увидел синяки на моей шее, то пообещал Риоте, что убьет его, если он сделает со мной еще хоть что-то, – глаза Сано расширились от ужаса, Такемичи же беспощадно продолжал: — Но он сделал. Эиджи об этом не знает. Он убил его по другой причине.        Шум участившегося дыхания Майки был слышен слишком явно, но он все равно сказал:       — У меня есть догадка. Если я ошибусь, то считай, что я пошутил, договорились?       У Такемичи все внутри похолодело, но он все равно согласился. То, что сказал Майки едва не выбило почву у него из-под ног.       — Твой брат путешествует во времени?       — Да.        Гробовая тишина прерывалась завываниями ветра. Такемичи взглянул на Майки с немым укором.        — Я не лгал! – поспешил оправдаться Сано. — Я слышал тогда лишь часть разговора. Только со временем стал понимать, что к чему. Четырнадцатилетний не может быть таким, понимаешь?        — Ты тоже заметил, – пробормотал Такемичи, уставившись себе под ноги. Около десяти минут ушло на то, чтобы пересказать всю суть событий. Такемичи умолчал разве что о том, что конкретно было в последнем будущем. Но он все равно сказал про Черный Импульс, даже не рассчитывая на то, что Майки в курсе о его существовании. Тем не менее лицо Сано помрачнело, что послужило красноречивым ответом.       — Я не чувствую его с августа... – подал голос Майки, выглядящий задумчиво. Такемичи даже не знал, хорошо это или плохо. — Обычно он всегда здесь. – Прижав ладонь к груди, Майки прикрыл веки на десяток секунд, после чего выдохнул: — Но его нет. Я очень удивился, обнаружив полное его отсутствие впервые, когда оставил тебя в больнице. Извини за это.       — Ты пообещал, что... – но Майки снова не позволил ему закончить.       — Я извиняюсь не за чувства, а за то, что ничего не объяснил, – Сано бесшумно выдохнул, опуская ладонь на холодный камень, прежде чем признаться: — Я все это время безуспешно убегал от своих чувств и пытался убежать от тебя, но каждый раз не получалось и единственное, что мне было нужно для того, чтобы дышать – ты.        Такемичи застыл. Стоя напротив Майки, он взирал на него удивленно, потому что все это время, начиная с сентября, убегал как раз Ханагаки, чтобы трепетающее в груди чувство не становилось сильнее. Но, как оказалось, все было наоборот.       — Это все неправильно, но я ничего не могу с собой сделать, – тихий голос Майки звучал в унисон с плещущейся водой и шагами редких прохожих за спиной. Ненавязчиво притянув Такемичи к себе за ворот куртки Майки заставил его сделать небольшой шаг вперед, чтобы оказаться к нему вплотную. Колени Сано по бокам от его локтей, пальцы держат за куртку и дыхание обрывается, стоит Майки наклониться.        Он замирает в миллиметре от его губ. Такемичи сам поддается навстречу, впечатываясь в его губы, пока пальцы Майки скользят по загривку, посылая короткий импульс вниз по позвоночнику, вместе с которым по спине пробежали мурашки. Сомкнув руки на торсе Майки, Такемичи отдал инициативу в его руки без намека на бой, позволяя горячему языку скользнуть между губ, отчего мелко затряслись колени. Сано целовал его с пылающим желанием, кусая губы и сжимая пальцами волосы на затылке, чтобы Такемичи сильнее запрокинул голову.        Поцелуй разорвался как раз в тот момент, когда у Ханагаки начала кружиться голова от нехватки кислорода. Он пошатнулся, уткнувшись лицом в живот Майки, скрытый под курткой. Сано лишь довольно усмехнулся, потрепав его по волосам, пока Такемичи тщетно пытался отдышаться.        Вновь наклонившись, Майки ухватил его под руки, отодвинулся назад и затащил на ограждение на котором сидел сам. Схватившись за шею Майки в страхе потерять опору, Такемичи опустился на его колени и уставился в темные глаза с подозрительным прищуром, на что Майки тихо рассмеялся, сомкнув руки на его спине.        — Тебе не удобно? Могу отпустить, – предложил он.        — Только попробуй, – в голосе Такемичи засквозила угроза, которая на самом то деле была фальшивой, но Майки все равно примирительно улыбнулся и оставил на его губах короткий поцелуй, не прекращая сохранять на лице довольное выражение. На красноречивый взгляд Такемичи он лишь хохотнул:       — Давно мечтал это сделать.        — Так уж давно? – по-птичьи склонил голову на бок Ханагаки.        — С сентября – точно, – Майки слабо кивнул, переместив одну ладонь ему на шею. От жара пальцев Сано Такемичи сглотнул. — У тебя шея холодная. Заболеешь.        — Будешь так вечность руку держать? – приподнял брови Ханагаки. Вместо ответа Майки размотал шарф на своей шее, притянул Такемичи ближе к себе и, оказавшись к нему вплотную обмотал шарфом и его шею тоже. Стало заметно теплее. От близости Такемичи смутился и уткнулся носом в оголенную шею Майки, крепко прижимающего его к себе.        — Спасибо, – он благодарил за все, что успело произойти не только за эту встречу. Объяснять это было слишком долго и Такемичи лишь надеялся, что Майки поймет все сам.        — Сделаю все, чтобы не разочаровать тебя, – промурчал Майки ему на ухо. В его голосе слышалась отчетливая улыбка, заставившая уголки губ Такемичи поползти вверх, чего видеть Сано не мог, но возможно он чувствовал слабую полуулыбку на своей шее вместе с мерным дыханием.       И вряд-ли было хоть что-то, что могло заставить Такемичи разочароваться. Ничего хуже пусть и исчезнувшего Черного Импульса быть уже не могло.