Завоевать ветер

— Мисс Скарлетт, ну где это видано? — расстроенно провисли вытянутые руки Мамушки, держащие по одному варианту свадебного платья. — Я б ни словечка Вам не сказала, коль знала бы, что Вы нервничаете слишком сильно — так Вы же отказываетесь совершенно спокойнёхонько, как будто и не касается Вас ничто. И она, перекинув одно из платьев, с белой до лилового накидкой, себе на локоть, промокнула передником слёзы. Они выступали на её выпуклых чёрных глазах каждый раз при мысли, что она дожила до ещё одного знаменательного события у очередного поколения робийяровских девочек. Скарлетт при всей ожесточённости своей не могла спокойно смотреть на слёзы старой негритянки. Она тяжело вздохнула, поджимая губы, и Мамушка восприняла это как новый виток упрямого отрицания. — Ежели так дальше пойдёт, — в нос предупредила та, бережно перекладывая наряд обратно в ладонь, — придётся Вам идти под венец в матушкином платье. А то сколько фасонов мистер Ретт уже прислал: всё равно да и всё равно! Ладно бы — всё не то или не хочу! А тут — всё равно! — и её монументальная грудь заходила ходуном от возмущения. — Настоящие леди себя так не ведут! — Хорошо, Мамушка, — смиренно ответила Скарлетт. — Выйду замуж в мамином платье. Так будет даже лучше. Негритянка полностью замерла на несколько мгновений, а затем расплылась в улыбке. Сложный характер и страшная судьба воспитанницы уже приучили её отыскивать обходные пути и положительные стороны даже там, где их не было, а Скарлетт, устающая от споров с неиссякаемыми попытками угодить ей, соглашалась. Так между преемственной служанкой и молодой госпожой сохранялся мир. — А вот оно и правильно, мисс Скарлетт! А вот это и правильно! — закудахтала Мамушка, в грузном танце перекидывая оба свадебных платья на один локоть и счастливо сверкая белыми зубами. — Вы б сразу-то всем и сказали, что в матушкином платье Вам замуж выходить милее — никто б и спорить не стал! Вот и слава тебе, Господи, вот и хорошо! Скарлетт дождалась, когда дверь в её комнату закроется за довольно пританцовывающей негритянкой, скинула с лица улыбку и с новым тяжёлым вздохом растёрла ладонями лицо. Пусть так. Мамушка всегда радовалась, как дитя, когда решала, будто нашла в мрачной и замкнутой любимице хоть какую-нибудь сентиментальность. Уголки губ Скарлетт даже невольно дрогнули в попытке улыбнуться искренне: несмотря на то, что свадебные хлопоты тянули из неё жилы и закатывали глаза до вечерней мигрени, искреннее счастье Мамушки ей было приятно, успокаивало. Принесли обед — тарелочку печёных бобов и пару кусков отбитой до плоскости свинины. Скарлетт тяжело вздохнула, уныло глядя на еду. Со дня помолвки её ограничивали в порциях, дабы не подвергать риску знаменитую тонкость талии, что не добавляло грядущей свадьбе очков симпатии. Да, обещали, что после неё кушать можно будет сколько душе угодно, но Скарлетт уже сомневалась, что доживёт до алтаря на одном черпаке пищи в день. — Мисс Скарлетт обедает, мистер Батлер, — встрепенулась она при звуках имён из-за двери, сказанных режуще-звонким голосом Присей. — Если это что-то важное, то Вам стоит прийти через час, ну иль я передать могу, как она откушает… — Присей, не стой на пороге, тебя не затем туда поставили! — сердито прикрикнула Скарлетт чуть дрогнувшим от перепада сердцебиения голосом. — Позови мистера Ретта. Тот широким шагом ступил в комнату, стоило ей только договорить. Она не могла не ответить на его улыбку своей, хоть и мгновенно сжала губы, вспомнив о сегодняшнем мрачном настроении. Ретт поцеловал тыльную сторону протянутой ладони и выпрямился: — Мне доложили, что Вы отказались от всех платьев, которые я предложил. Вам по душе что-то… — его внимательный и цепкий взгляд остановился на тарелочке с явно нетронутой едой. — Что это… Вы едите? — Печёные бобы со свининой, — уныло ответила Скарлетт и демонстративно ковырнула гарнир вилкой, позволив ему затем шлёпнуться по гранулам обратно. — И Вы этим наедаетесь? Скарлетт открыла рот, чтобы изречь менторское «настоящая леди не позволит себе чревоугодничать», но искреннее недоумение в чёрных глазах, граничащее с жалостью и негодованием, остановило её. Она дребезжаще выдохнула и искренне ответила: — Конечно, не наедаюсь. Что за вопрос? Кусок хлеба к обеду моих сестёр и то выглядит сытнее этой плошки, но мне никто не позволит большего, потому что иначе я не влезу в чёртово свадебное платье, которое было, между прочим, Вашей блестящей идеей! Ретт вскинул брови: — Тоже мне проблема: не влезете — разошьём! Как зовут эту писклявую девчонку? Присей? Нерасторопная девочка-негритянка неуклюже просунула голову через приоткрывшуюся дверь лишь через несколько секунд, светя испуганно выкаченными белками. — Забери эти печёные бобы и съешь сама, — непреклонно сунул ей тарелочку в руки Ретт. — А своей хозяйке принесли нормальную порцию, которой можно наесться. Скарлетт резко втянула воздух. Это было то, чего она желала больше всего на свете, не считая отмены свадьбы и скоропостижной кончины отца, но принять такое взаправду оказалось задачей столь же маловероятной, какой недавно была вера в то, что кто-нибудь над ней сжалится. Внутренне мечущаяся в диссонансе, она только возмущённо, причём скорее оттого, что кто-то другой повелевает её рабыней вместо неё, воскликнула: — Ретт! — но Присей, покорная нетерпеливому жесту смуглой руки, уже громко топала вниз по ступеням лестницы. — Я не позволю Вам голодать, — твёрдо оборвал Ретт, обернувшись к ней. Он придвинул к кровати ближайшее кресло и решительно сел на край, чтобы разговаривать было удобнее. — Я слышал о том, что невест морят голодом, чтобы они были ещё краше в своей бледности и худобе, но это уже попахивает садизмом. — Чем? — Да так, забавы одного французского маркиза, не берите в голову. Скарлетт, Вы же сильная девушка. Неужели Вы сами не могли настоять на том, чтобы Вас хорошо кормили? Скарлетт отвела взгляд и выдохнула, дёрнув одеяло на своих ногах за края в разные стороны. — Могла бы, но я сама понимаю, что это было бы неразумно. Доктор Мид сказал, что любой лишний фунт — это серьёзная нагрузка на голеностоп. Кому хочется окончательно потерять способность двигаться? Поэтому до недавних пор я была даже рада тому, как добросовестно повара выполняют его указания. — Но сейчас они перешли границы, — мрачно закончил Ретт, и Скарлетт кивнула. — То, что Вы будете нормально питаться, никак не помешает Вам влезть в свадебное платье, поверьте мне. Только вот, и я пришёл именно поэтому, Вы так и не выбрали, в какое же. Вам ни одно не нравится? Скарлетт безразлично посмотрела в окно. — Почему же. Они все хорошие. Ретт мягко тронул её плечо, и она послушно обернулась, как по команде. — Не похоже, что Вы теряетесь в выборе. Скорее — что Вы вообще не хотите выбирать. — Естественно, — фыркнула Скарлетт, но без планировавшегося сарказма — скорее жалко и грустно. — Мне сказали, что Вы собираетесь выйти в платье своей матушки. Это то, что Вас устраивает? — она кивнула. — Но Ваша мать выше, чем Вы. Мы можем сшить платье такого же фасона, если он Вам нравится, но специально для Вас. — Ретт, мне всё равно, — процедила Скарлетт, морщась. — Честно… мне так всё равно. Какая разница, что будет на мне надето в тот момент, в котором я вообще не хочу находиться? Пусть это, по крайней мере, будет стоить меньше денег, если я надену платье мамы. — Денег? — весело усмехнулся Ретт, вскинув брови. — Мне же придётся как-то с Вами потом рассчитываться, — членораздельно, как маленькому, объяснила Скарлетт, и он бархатно рассмеялся, взяв себя рукой поперёк живота. — Разумеется, придётся, моя прелесть, — весело ответил Ретт. — Но не здесь. Это развлечение — полностью за мой счёт. Я хорошо понимаю, что Вы не очень-то счастливы во всём этом участвовать, поэтому стараюсь подсластить пилюлю как могу. Ну же, какое платье Вы хотите? С оборками, кружевами, с флёрдоранжем? Кринолин, турнюр? Высокий ворот или декольте? Скарлетт распахнула глаза и хлопнула ртом. Она ясно видела, как изысканно был одет Ретт, но его разборчивость и в женской моде тоже стала сюрпризом. Он перечислял серьёзно и без насмешек, а взгляд был открытым и подбадривающим. Против воли глаза девушки заискрились от замелькавших перед внутренним взором фасонов, а рот наполнился слюной… напомнив, насколько же она голодна — не только в смысле обновок для гардероба. Скарлетт не выдержала, согнулась над одеялом и тихо засмеялась в ладони, смягчив улыбку Ретта практически до нежной, пока она не смотрела. — Можно мне сначала поесть? — выпрямившись, мягко после очищающего смеха попросила Скарлетт. — Все знают, что нужно урезать порции для девушки перед свадьбой, но нигде ничего не сказано по поводу того, что делать, если они и до этого были небольшими… Ретт осторожно отнял вцепившуюся в один из краёв одеяла кисть и демонстративно сомкнул вокруг неё пальцы кольцом. Тонкая бледная рука болталась в нём, как ложка в кофейной чашке. Скарлетт поражённо распахнула глаза, словно впервые видя свою худобу, встретилась с мужчиной взглядами, и её щёки залил румянец. — Готов поспорить, что у меня получится взять Вашу талию в обе руки, — тихим низким голосом укорил Ретт. — Доводить себя до такого состояния — вот что неразумно. Его рука незаметно соскользнула на благопристойную позицию подлокотника, как только скрипнула дверь, а Скарлетт, напротив, не уловила этого момента. Всё ещё напуганная Присей, ввалившаяся с заставленным подносом-столиком специально для трапез в постели, увидела зависшую в воздухе руку госпожи, словно тянувшуюся, чтобы погладить лицо придвинувшегося к ней жениха. Подумав, что стала свидетельницей столь интимной сцены, что мать живого места не оставила бы на её спине от розог, девчонка испуганно попятилась, споткнулась о порог и с криком бухнулась на эту самую спину, окатив себя смесью овощного рагу, телятины и пунша. Ретт, вознаградив пики её согнутых колен на фоне балясин лестницы взглядом, что был красноречивее любых острот, накрыл лицо ладонью. Скарлетт лишь прикусила нижнюю губу, печально провожая взглядом стекающий по верхней ступени обед: — Кажется, Господь против того, чтобы я питалась. Зато я начинаю понимать, почему конкретно Вы не держите негров. Ретт закашлялся в кулак, маскируя хохот из сочувствия к непроходимой, но всё-таки и без того опростоволосившейся дуре.

***

Время от времени, заканчивая дела в Атланте, Ретт приезжал в Тару. Несколько первых визитов вызвали удивление у всех её обитателей. Он действительно живо участвовал в подготовке свадьбы, демонстрируя такую осведомлённость во многих вопросах, что это казалось бы немужественным, если бы находился кто-то достаточно смелый, чтобы вменить ему это в упрёк. Но, руководствуясь своим правом знать, за что именно платит, он вникал во все детали, вносил правки, какие считал нужным, и никто не находил необходимым возражать. Ретт держался непринуждённо и свободно со всеми домашними от слуг до юных хозяек. Кэррин, поначалу робко и наивно спрашивавшая, известно ли Ретту что-нибудь о том, куда отправляют воевать Брента Тарлтона, уже через несколько дней очень походила на немного влюблённую в него самого. Сьюлин пыталась язвительно шипеть по поводу того, что слишком уж хорошо для джентльмена жених её сестры разбирается в фасонах туфелек, но никогда — в полный голос, чтобы мог услышать хоть кто-нибудь кроме Скарлетт или, тем более, него самого. Эллин с самой первой встречи прониклась к будущему зятю благодарностью и симпатией и продолжала укрепляться в этих чувствах тем сильнее, чем привлекательнее тот показывал себя в организации торжества; каждый вечер она радостно молилась Богу, благодаря его за возмещение бесчисленных мучений своей несчастной дочери таким мужем. Чёрные слуги, поначалу то боявшиеся высокого и чрезмерно уверенного в себе мужчину, то пытавшихся иронизировать над его распоряжениями в чужом доме, теперь с радостью выполняли все поручения и стремились угодить, как будто этот господин всю жизнь стоял над ними и заботился так же, как настоящие хозяева. Не по душе удивительный чарльстонец приходился лишь трём людям в священных белых стенах — Мамушке, Джералду и Скарлетт. Мамушка так и не сумела отойти от шока той недалёкой ночи, когда её любимицу выиграл в карты и насильно увёз из родного дома незнакомый мужчина со скверной репутацией. Проведшая сутки в котле с гнетущей неизвестностью и безжалостным чувством вины, она не верила никаким и ничьим доказательствам, что Ретт Батлер — никакой не варвар, не бандит и не разбойник, а хороший человек, по-человечески относящийся к обожаемой молодой госпоже. Она-то имела собственные глаза и видела, что сама её ягнёночек лить слёзы радости не торопится. А значит, никакими уловками этот проходимец обмануть старую негритянку не сумеет. Мамушка разговаривала с ним неизменно вежливо, но холодно, подчёркнуто соблюдая все правила субординации, чего от неё было не дождаться при общении с теми хозяевами, которых она искренне любила. Невозмутимо-почтительное отношение Ретта не сбивало её с толку, а лишь укрепляло во мнении, что женишок — никак не порядочный человек, а как есть волк в овечьей шкуре, и держится он за неё как может крепко — неспроста. У Джералда жилы вскипали при попытке определить отношение к свалившемуся на голову зятьку. С одной стороны, и это была сторона трезвая, партия как нельзя выгодная. С другой, открывавшейся после нескольких бокалов виски и неумолимо-мелочной, лично Джералду от огромного состояния Ретта было ни горячо, ни холодно, и при этом своей ценнейшей игрушки он лишался за просто так. Но пьяная часть его мозга не могла разгуляться вовсю, потому что после всех дневных и вечерних хлопот Ретт обыкновенно садился пить с ним под обыкновенные для южных джентльменов беседы, и здесь находился камень преткновения уже для Скарлетт. Каждый раз, когда она была готова поверить в благие намерения Ретта, наступала ночь, слуги уходили спать, некому больше было осуществлять приготовления к свадьбе — и два главных мужчины в Таре дружно брались за бутылку, опрокидывающуюся между ними в знак равенства. После целой жизни с отцом она уже не относилась к потреблению алкоголя как к неотъемлемой части образа настоящего джентльмена, которому по классу положено уметь пить. То, что отец никогда не мог перепить Ретта, и тому приходилось лично укладывать его спать, было для неё знаком совсем уж тревожным. На следующий день её жених не демонстрировал ни единого признака перепоя и похмелья, был обходителен, терпелив, свеж и даже добр, но каждый вечер все его достижения в глазах Скарлетт нивелировались, как только виски окатывал бокалы. Его заявленное желание защитить её от отца превращалось в лицемерие, потому что он был ничем не хуже него. У того всё тоже начиналось с невиданной стойкости перед градусом и рекордными на фоне друзей возлияниями без опьянения. После захода солнца Скарлетт стремилась запереться в комнате и не выходить до утра, и никто ей не препятствовал. Но, затворив замок, она не могла сомкнуть глаз и прислушивалась к происходящему в зале внизу тревожно, как загнанная в угол кошка. Как-никак, каждую ночь там пили, спорили и смеялись двое мужчин, из-за которых она не так давно утратила свободу до последней доли. Она не верила их последующим утренним улыбкам, чуткости Ретта к её желаниям и состоянию и горделивому бахвальству отца перед соседями и домочадцами. Всё, вплоть до неутомимой вовлечённости Ретта в подготовку к событию, которое ей самой было словно кость поперёк глотки, убеждало Скарлетт: правды и доброты здесь нет — лишь пара заигравшихся в свои игры мужчин, ждущих кульминационного часа её унижения и рабства. С неизбежностью этого осознания тем больнее было забываться днём, доверяться решениям Ретта, смеяться над его шутками, развеивающими пожизненную угрюмость, смелеть в прикосновениях и взглядах на него. До венчания оставалась всего неделя, когда все организационные моменты были решены, портнихи вовсю трудились над платьем, и вечером можно было расслабиться, совсем не думая о завтрашних делах. Слуги зажгли свечи и на цыпочках удалились из залы, которую на этот раз занимали Ретт и Скарлетт с чашками некрепкого кофе. Девушка умиротворённо посмотрела на большой, как на балу, канделябр над их головами, и тихо усмехнулась. — Сьюлин скоро изведёт меня своей завистью. Только и разговоров, что мистер Кеннеди обязательно закатит для неё праздник не хуже, а то и лучше того, который будет у меня, потому что там точно будут танцы. — А у нас разве не будет? — вопросительно посмотрел на неё Ретт, и Скарлетт, скорчив ироничную рожицу, покачала своей скошенной правой ступнёй. — Ну и что? — Какая из меня… — но он не дал ей договорить, стремительно поднявшись, обвив руками и подняв с кресла. У Скарлетт перехватило дух от неожиданности. — Обними меня, — весело сказал Ретт, взяв девушку за руку для танца, и её начал разбирать смех. — Ретт, перестань, ты ведёшь себя как дурак… — Давай же, обними! — запрокинул голову он, уже делая первое па, и Скарлетт, смешливо взвизгнув, была вынуждена подчиниться. Он обнимал её за талию, крепко удерживая на весу. Поначалу было неловко и потешно, но знакомый вихрь полузабытых движений закружил в руках Ретта, пробуждая дремавшую годами мышечную память. Скарлетт перестала хихикать, непринуждённо взялась свободной рукой за плечо в безукоризненном сюртуке и сосредоточилась на чёрных глазах. Ретт мелодично мурлыкал вальс, двигался легко и ладно, и в его объятьях оказалось удивительно просто забыть, что танец этот практически односторонний, что её ноги болтаются в воздухе, а не поспевают за изящными шагами мужчины, что, танцуй она самостоятельно — уже или растянулась бы на паркете, или истоптала бы ему все туфли… Стараясь полностью отрешиться от своего подвешенного положения и при этом не забывать дышать, Скарлетт отдалась танцу — первому за столько долгих, безрадостных лет. А раньше она так любила танцевать… Что практически не заметила, как танец медленно угас, и Ретт, больше не поражая мастерством и ловкостью, лишь мягко кружил её по зале, глядя в глаза и осязая крохотный вес. Затем он остановился окончательно, и Скарлетт потребовалось несколько секунд, чтобы отойти от перехватившего душу мучительного восторга и почувствовать у себя на глазах влагу. Слишком поздно, чтобы помешать ей пролиться парой дорожек по щекам. Ретт медленно опустил её ступни на свои и стёр слёзы к вискам. Скарлетт с широко раскрытыми влажными зелёными глазами приоткрыла рот, но ничего не сказала, занятая тем, чтобы не утонуть в моменте и не расстаться с дыханием. Не отрывая взгляда, Ретт неторопливо провёл руками к корсету крепко державшейся за его плечи девушки и заключил её талию в кольцо из своих ладоней. — Действительно, — прошептал он к чему-то, и Скарлетт потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить. Сердце колотилось торопливо и гулко отдавало мужчине в большие пальцы. Оглушительнее, чем оно, грохнули входные двери, и Ретт со Скарлетт резко отпрянули друг от друга. Он не отпустил её сразу — и лишь поэтому она сохранила равновесие. — Похоже, Ваш отец вернулся, — с фальшивым весельем сказал Ретт, и ничто не могло выдать его замешательства и оглушённости лучше, чем эта глупая в своей очевидности фраза. Глаз Скарлетт дёрнулся, и она стальными пальцами перехватила локоть мужчины так, словно тот собирался в эту же секунду броситься встречать Джералда подобно верному псу, чем изрядно удивила его. Её взгляд вновь ожесточился и закрылся, и, глядя исподлобья — снова снизу вверх, — она решительно пророкотала: — Обязательно снова напиваться с ним до синих чертей? Ретт едва ли не вздрогнул от ледяной волной окатившего его осуждения после того тёплого моря принятия, в котором они дрейфовали по зале минуту назад. — Под каким ещё предлогом мне оставаться здесь как можно дольше, если не знакомство с будущим тестем за бутылкой виски? — вполголоса поинтересовался он, накрывая пальцы девушки своими, но не расцепляя их. — Не наплевать ли? — пригнула та голову почти по-бычьи. — Пусть болтают что хотят! И так ходят сплетни — куда уж хуже? — Всегда есть куда хуже. А отсутствие сплетен вполне может перекрыть сплетни наличествующие. — Мне плевать, наличествующие или отсутствующие, — сквозь зубы заявила Скарлетт. — Я больше не хочу, чтобы Вы пили с этим подонком! Как только Вы начинаете мне нравиться, стоит мне только поверить в то, что я действительно могу влюб… — она поперхнулась вырвавшимися словами, покраснела и прорычала: — Вы напиваетесь, прямо как он — и я больше не могу Вам верить! Ретт замер, пригвождённый к месту не сказанными словами. В залу с треском уроненного возле дверей столика ввалился Джералд, раскрасневшийся, как вишня, от количества выпитого где-то. — О, — протянул он так знакомо, что Скарлетт передёрнуло от отвращения, и она инстинктивно сделала шаг за Ретта. Отец огляделся, нет ли свидетелей, шаткой походкой зашёл в залу и плотно закрыл за собой двери. — Зятёк. Со своей раскладушкой. Ретт услышал, как Скарлетт с шипением выпустила воздух сквозь зубы, словно оскалившись. Он ненавязчиво загородил её собой, сунул руки в карманы и протянул: — Кажется, Вам на сегодня хватит развлечений… тестюшка. — Чего это хватит? — обиделся Джералд, а потом расплылся в похабной улыбке. — А-а… понимаю-понимаю. Потому что у тебя-то ночь только начинается, а? Решил распаковать свадебный подарок пораньше? Хотя какой она подарок — шваль… — Вы слишком много выпили, — с нажимом прервал Ретт. — Осторожнее. В таком состоянии люди легко ломают себе шею по трагической случайности. Давайте провожу Вас до постели? — Не надо, — рявкнул Джералд. — Развлекайся с этой бешеной гнидой на здоровье, ты её, считай, и так уже выкупил! — и он, добредя до дверей, красноречиво грохнул ими на весь дом. Скарлетт, распахнув глаза, вслушивалась в его удаляющуюся брань, а затем ринулась следом — и уже Ретт перехватил её за локоть. — Куда ты собралась? — Он идёт к маме в комнату. — Конечно, я именно туда его и послал. — Да они давно спят в разных сп… — выпалила Скарлетт и захлопнула рот свободной рукой, но Ретт не обратил внимания на её конфуз. — Иди к себе в комнату. Я всё решу, — приказал он и без труда нагнал Джералда на лестнице. Скарлетт же без возражений поковыляла в другую сторону, к лестницам в противоположном крыле, так быстро, как могла. Она забралась на второй этаж, больше подтягиваясь руками на перилах, чем перебирая ступени, закрылась у себя и, потратив остаток сил на то, чтобы развернуться, почти упала в кресло. Мысли почти не ворочались, словно потерявшие форму от швыряния эмоций из одного спектра в другой, но Скарлетт заставила себя задуматься об услышанном. Стук в дверь заставил её крупно вздрогнуть, но приглушённый низкий голос: — Скарлетт, это я, — позволил облегчённо сглотнуть и подняться. Она собиралась открыть сама — голос так сразу не вернулся. Ретт, не дожидаясь, быстро скользнул в комнату сам и закрыл за собой дверь. — Всё в порядке. Ваш отец так напился, что захрапел, как только его голова коснулась софы, — он сделал паузу. — Я решил, что тащить это тело в кровать излишне. — О чём вы говорите каждый раз, когда пьёте? — прохрипела Скарлетт, взглядом затравленно блестящих глаз обличительно вперившись в него. Ретт вдохнул и ровно ответил: — Обо всём, что убедит его, что со мной Вы будете жить так же, как жили с ним. Либо ещё хуже. Если бы Вам случилось услышать, какими словами я это описываю, свои навыки стрельбы Вы экзаменовали бы именно на мне. Ваш отец убеждён, что я — насильник, садист и изощрённый извращенец, для которого вся эта история — особенная, долгая прелюдия. Если бы я не разыгрывал этот спектакль, он воспользовался бы хоть своей отцовской властью и разорвал бы помолвку, и Вы бы никуда от него не делись. Скарлетт ожесточённо дёрнула плечом. — Вопросов у меня теперь только больше. — Задавайте. И, мне кажется, Вы не отказались бы сесть, — Ретт старался не смотреть на дрожащие и подгибающиеся ноги. — Постою, — грубо ответила она, скрестив на груди руки и ещё упрямее выпрямив спину. — А разве Вы не насильник, садист и изощрённый извращенец на самом деле? Ретт глухо засмеялся, качнувшись с пятки на носок, и насмешливо провёл языком по верхним зубам, так что верхняя губа приподнялась и снова осела. — Боже, моя прелесть, как же тяжело Вам пришлось бы, столкнись Вы с реалиями близкого военного времени. Нет. Даже близко не похож — ни по одному пункту, — он насмешливо прищурился. — Я ещё в первую нашу встречу — довольно показательную и, надо сказать, ещё и оправдывающую меня лишний раз — сказал, что мне не интересно брать женщину силой. — То, что Вы решаете предварительно на ней жениться, дела не меняет, — огрызнулась Скарлетт, и он поджал губы, стараясь не разбудить смехом спящую усадьбу. — Это действительно похоже на очень долгую прелюдию. — Я могу разорвать помолвку хоть завтра утром, — пожал плечами Ретт, слишком небрежно их сбросив. — У меня ничего не убудет. А вот у Вас… Вы мало того, что останетесь тайной белой рабыней во власти сами знаете какого человека, так ещё и опозоритесь перед всеми соседями и своими сёстрами, а ещё, возможно, отправите в обморок матушку. Ваше тщеславие это выдержит? Вам ровно так наплевать на людей, как Вы заявляете? Скарлетт сжала кулаки и зубы. Высокие скулы резко очертились, как у покойницы, ноздри свирепо раздулись. — Вы говорите так, будто у меня есть выбор. Это жестоко. — Да, — спокойно согласился Ретт, меряя её взглядом сверху вниз. — Но в то же время честно. — И зачем Вам так стараться? — сузила глаза Скарлетт, делая к нему неполный шаг больной ногой. — Что Вы с этого получаете? — Вас, — не задумавшись ни на секунду, ответил он. — Зачем? — Впереди война, на которой я могу погибнуть, а я так ни разу и не был женат. Не то, чтобы это было то, что я до слёз хотел попробовать в жизни, но так уж сложилось, что ничего другого больше не осталось. Скарлетт недоверчиво отшатнулась: — Это не может быть причиной! — Отчего же? — ухмыльнулся Ретт. — Такие наступают времена. Он с хитрой полуулыбкой наблюдал, как Скарлетт сминает пальцы и шарит взглядом в стороне, будто надеясь отыскать ключ к его поведению среди игольных подушечек и брошенного шитья. Наконец она посмотрела на него из-под ресниц и изменившимся на пару октав голосом прошептала: — Но должно же быть ещё что-то. Вы — деловой человек, который не будет распыляться на пустяковые занятия или, того хуже, надеяться на Божью волю. Вы явно видите что-то, чего я со своим бедным неопытным мозгом никогда не смогу увидеть — так прошу, поделитесь этим со мной. Ретт несколько секунд молчал, наслаждаясь тем, как плавно и естественно Скарлетт вплыла обратно в кокетство после многих лет выставленных наизготовку колючек и шипов. Но не стоит вилять в той игре, где ты не можешь выиграть. Он наклонился к ней и прошептал в ответ так, что томно прикрытые зелёные глаза распахнулись от расширившихся зрачков, а по неукротимой осанке ринулись мурашки: — Разве просто Вас недостаточно, чтобы захотеть выменять свою свободу ради Вашей?