Завоевать ветер

Мамушка нашла Скарлетт вжавшейся в кресло на крыльце Тары. Если не знать причину, по которой правая нога молодой госпожи была вытянута и чуть отставлена в сторону, можно было счесть её позу расслабленной, сонной и ленивой, но одного взгляда в остекленевшие прищуренные зелёные глаза хватало, чтобы сразу усомниться в идиллии происходящего. — Мисс Скарлетт, — неловко ухнула негритянка, взяв в толстые пальцы подол своего кремового передника. Ответом ей служил вздох. Не раздражённый, не усталый, не мечтательный — никакой. Скарлетт словно просто обозначила, что ещё не умерла, не пошевелив при этом ни мускулом. Её взгляд, тяжело и медлительно скользя над головами собирающихся с поля по домам негров, остался вонзённым в утекающую за холм дорогу. В обычные вечера он всё же опускался к темнокожим блестящим от пота натруженным фигурам и наливался пуще прежнего завистливой, горькой мрачностью при виде того, как рабы расслабленно переговариваются и посмеиваются, сматывают верёвки и шагают через распаханную красную землю, а у края поля их ждут шумные чёрные дети с плошками воды для умывания и питья. Но сегодня был не обычный вечер. — Ваша матушка и сёстры уже закончили молитву, — чуть ли не с благоговением сообщила мамушка. Всего несколько лет назад она, грузно переваливаясь с боку на бок, ввалилась бы на крыльцо с ворчливыми присказками, что де негоже настоящей белой леди не повиноваться наказам не просто материнским, но Божьим, поторопила бы «девчонку» со всеми дозволяемыми её высоким среди домашних слуг статусом эпитетами и следовала бы за ней подобно комичному погонщику до тех пор, пока этот агнец Господень не занял бы полагающееся место в усадебной молельне. Сейчас же Скарлетт пусть и не отрешилась полностью от веры, но даже в глазах её законодателя встала особняком. Она повернула к мамушке оттенённое шляпкой лицо и спокойно ответила: — Я тоже. Шаркая удобными домашними чувяками, мамушка обошла кресло. Обтянутые тонкой зеленоватой перчаткой пальцы Скарлетт стискивали стоящую на подлокотнике книгу притч так, словно это было ружьё. Большая негритянка покачала головой, понимая: её юная хозяйка хотела бы, чтобы это оказалось правдой. — Ну хорошо, — пробурчала мамушка, до сих пор не зная, как себя вести, как подступиться к этой девушке, ставшей живым назиданием всему дому. Она на пробу улыбнулась дрожащими губами, едва ли не игриво и совершенно неуместно. — Прикажете воду ко сну погреть? Белоснежная улыбка, дёрнувшись, быстро померкла под отсутствующим зелёным взглядом. «Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно: впоследствии, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид», — могла бы прочитать мамушка, если бы обратила внимание на распахнутые страницы. Скарлетт и вправду хотела бы, чтобы каждое слово стало патроном. — Пожалуй, мэмми, — кивнула она после долгой сверки с мысленной картой боевых действий, и негритянка чуть ли не притопнула от того, что выбрала правильную тактику. — Я сейчас мигом, мисс Скарлетт, Вы уж не сомневайтесь, — засуетилась негритянка, всколыхнула свой могучий торс и устремилась к лестнице, крича: — Эй, там, ленивые псы! Набирайте воду да ставьте на очаг, мисс Скарлетт… Та приподнялась в кресле, опершись на книгу и едва не сломав корешок. Деловитые распоряжения мамушки, рабы на плантации и само заходящее солнце перестали существовать, как только на холмистой дороге в последних лучах вечера взвихрилась пыль. Несколько лошадей перевалили через пригорок одна за одной и принялись соревноваться друг с другом под лихие крики всадников. Скарлетт выдохнула, расслабляя плечи. Не один, а много. Отец привёл с пикника друзей, а это значит, что ночной пьяный скандал отменяется. Продолжать попойку с мужчинами веселее, чем терзать жену и дочерей по зачитанному до дыр сценарию на ветхих листах. Скарлетт осенила себя торопливым крестным знамением, взяла из-за подлокотника трость, с хрустом одеревеневших суставов поднялась на ноги и медленно похромала в дом, морщась и скаля зубы от коротких вспышек острой боли. Будь она лошадью — её пристрелили бы. Но она была девушкой, и к ней не проявили такого милосердия. Рабы и скот неспроста испытывали на себе завистливые взгляды, столь частые, что уже притерпелись к ним и либо перестали замечать, либо приписали к характерным привычкам их госпожи. Джералду О’Хара было слишком скучно мучить и терзать тех, над кем его власть ни у кого не вызывала сомнений. Джентльмен должен уметь пить виски, а джентльмен-ирландец обязан стать в этом деле мастером — так любил говаривать отец, и маленькая Скарлетт смеялась над его шуткой и тем, как он забавно шевелил кустистыми бровями, прикладываясь к низкому прочному бокалу с толстым дном. Олд был добротный, извечный — выдержал не один пушечный бросок в стену без единого скола за много лет. В детстве казался неизменным приложением к образу отца, как у некоторых малышей служит курительная трубка. В юности стал ненавистным, тягостным и, самое главное, неистребимым символом налитых кровью глаз, летящей с кривых мокрых губ пенной слюны и узловатых красных пальцев, корчащихся когтями и в конечном итоге смыкающимися в пудовые кулачищи, не вяжущиеся с низким ростом остального тела. Склянки, особенно с янтарной жидкостью внутри, Джералд любил намного больше всей своей семьи. Ему далеко не всегда нужен был повод для нападения. В последние годы он даже перестал стараться его найти или придумать. Один долгий кровавый взгляд из-под широченного потного лба, хрипящий рык на вдохе страшно трепещущих ноздрей — и Скарлетт понимала, что пора бросаться на защиту матери и сестёр, вставать на пути бешеного быка в теле опустившегося человека и принимать на себя удары, ор, оскорбления и брань. Из года в год, даже после того, как, с невесть откуда взявшейся силищей отшвырнув от себя, Джералд стал причиной того, что она сломала голеностоп и теперь не могла не то, что драться, но и нормально ходить. При гостях отец себе такого не позволит. Другие люди будто отвлекали его от таинственных сумрачных мыслей в отупевшей от алкоголизма голове, давали иные развлечения, чем побои и обвинения — и никто из их друзей и соседей представить себе не мог, в какого монстра превращается душа компаний и завсегдатай вечеринок и балов, переступив порог своего дома. Скарлетт, вытерпев втирание лечебной мази в косолапящую правую ступню, ложилась спать с мыслью, что хотя бы в эту ночь всё будет спокойно. Но ближе к четырём часам утра её разбудила встревоженно сверкающая белками глаз в темноте мамушка. — Мисс Скарлетт, мисс Скарлетт, — шептала она, чтобы не разбудить спящих в соседних комнатах сестёр, — Ваш батюшка к себе Вас требует. — Что? — промычала она сквозь сон, вздрагивая и пытаясь натянуть одеяло обратно. Несмотря на то, что весна вступила в свои права, ночи оставались холодными, и Тара выстывала будто за пару мгновений. — О чём ты говоришь, зачем?.. — Очень уж требует, мисс, — торопливо повторила мамушка, и, кое-как просыпаясь, Скарлетт различала всё больше — и что она уже как-то посадила её на кровать, и что из её старых глаз лихорадочно текут слёзы, и что толстые губы дрожат от обиды, страха и вины. — Ажно одеваться Вам не дозволил, чтоб поскорей! — Что случилось? — попыталась придать голосу твёрдости Скарлетт, чудом перехватывая руки служанки в своём полусонном состоянии, и та вдруг бухнулась на колени, трясясь от рыданий. — Уж я пыталась Вас отстоять-то, ягнёночек мой, да он сказал, что шкуру с меня прикажет спустить на виду у всех дворовых, ежели я Вас хоть силком не притащу! И, крупно вздрагивая всем телом, она с плачем уткнулась лицом в свои ладони. Скарлетт сглотнула, пытаясь унять забившееся изо всех сил сердце, и обняла её за плечи: — Не надо плакать, мамушка, ты что? Я уже встаю, смотри. Только не плачь! Где отец? Мамушка попыталась ответить, но судорога исказила её горло, и вместо слов вырвалось слезливое блеяние, от которого у Скарлетт сжалось сердце. Но она вскинула подбородок и рывком подняла отделанный кружевом воротник ночной рубашки, расправив его, словно это был парадный наряд, оправила подол и похромала из комнаты. И так было понятно, где Джералд находился в такой тёмный час. «Не одеваться — совсем рехнулся? Что там такого срочного, что потребовалось запугивать мамушку?» — резкими рывками ковыляя по холодным коридорам и растирая мурашки на зябнущих плечах, злилась она про себя. Ослеплённая негодованием, Скарлетт влетела в зал на всей возможной скорости, сразу развернулась, чтобы закрыть за собой тяжёлые большие двери, а затем несколько секунд не могла полноценно оценить происходящее внутри из-за неравномерной, но плотной взвеси сигарного дыма. А когда наконец сумела — только рефлекторное хватание за дверную ручку удержало её от падения с подкосившихся ног. — Я считаю, что ставку можно принять, да, Ретт? Вокруг накрытого дорогим зелёным сукном игрального стола сидело пятеро незнакомых мужчин. Привыкший к щиплющему ароматному дыму девичий взгляд сам собой упёрся в одного из них — смуглого, в белоснежной рубашке с пышной накрахмаленной манишкой, с тонкой полоской усов над лукавой улыбкой, потому что он сидел на самом почётном месте после хозяйского, и сама композиция сцены приковывала глаза к его персоне. Остальные же лица на фоне овевавшей его влиятельности и важности сами собой расплывались и терялись в сигарном тумане. Как и все, он был расслаблен от выпитого, но не в лихорадочной и дикой, а в незнакомой Скарлетт вальяжной и естественной манере, будто вне зависимости от количества пинт хозяином ситуации оставался он, не передавая этот титул алкоголю, и потому мог наслаждаться им, а не зависеть от его милосердия. Этот странный человек неторопливо обвёл вошедшую взглядом с головы до ног, неприкрыто сосредоточившись на той, что смотрела носком вовнутрь, и Скарлетт вздрогнула от ощущения, что вслед за этим липким беззастенчивым взглядом с неё сползает та жалкая одежда, что прикрывала наготу. Она скрестила руки на животе в защитном жесте, нервно натягивая ткань. Смуглый господин усмехнулся к потолку, пригладил усики с одной стороны и, стряхнув пепел таким же лёгким и естественным движением, какое впечатление производил, тягучим и глубоким голосом заметил: — Я сказал, что мне не нужна ферма. С чего Вы, дорогой Джералд, решили, что меня заинтересует жена? — А вот меня заинтересует, — хохотнул тот, что подал голос первым, и Скарлетт бросилось в глаза то, как подпрыгнула его слишком длинная для джентльменской моды рыжая борода. — Если я выиграю, Ретт, я компенсирую тебе за Джералда из своего кармана. — Я только что сказал, что мне не нужна ферма, и сразу после этого отказался ещё и от жены — на кой чёрт мне твой карман, Лестер? — затрясся от смеха Ретт, и весь стол оглушительно грянул вместе с ним. Скарлетт вздрогнула от неожиданности и начинавшего оформляться в голове понимания ситуации, и это внезапно не укрылось от проницательного взгляда чёрных глаз. — Если бы меня интересовала нажива, сегодня я остался бы в своём кабинете. Дело в азарте, джентльмены, и во впечатлениях. Джералд внезапно осклабился, сверкая ненавистными пьяными глазами, и растёр руки. Движения казались быстрыми и точными, но Скарлетт понимала, что за их быстротой и неуловимостью скрывается полное отсутствие контроля. Её отец был пьян, возможно, как никогда в жизни. — Держу пари, что Вы, мистер Батлер, никогда такого не видели и потому сейчас стоите на пороге самых новых ощущений, которые можно отыскать в наших краях, — громко, решительно и торжественно объявил он. — Потому что эту юную леди совсем необязательно брать в жёны, чтобы делать с ней всё, что Вам вздумается! — Что здесь происходит и почему я должна молча выслушивать подобные оскорбления? Сталь красивого молодого голоса пресекла любой пьяный шум вплоть до шипящего тления сигар. Шесть пар глаз удивлённо замерли на гордо держащей голову девушке с идеально прямой спиной и презрительно-величавым взглядом, не подозревавшей, как сильно у неё дрожат колени и пальцы. Первым вышел из прострации Ретт, но его нарочито-громкий смешок не мог быстро замаскировать заинтересованность и восхищение во взгляде. — Сдаётся мне, у Вашей крошки на этот счёт другое мнение, — лениво заметил он, прищуривая глаза и затягиваясь. — Мнение! — визгливо воскликнул Джералд в небывало-неадекватном восторге, от которого Скарлетт стало страшно. Он вытянул шею с заметно пульсирующими вздутыми жилами в сторону двери и пролаял: — Порк! Порк! Ты здесь, старина? Дверь щёлкнула замком и приоткрылась. Взволнованное лицо преданного негра показалось в щель: — Да, сэр, я здесь. Чего изволите? — Помнишь те бумаги, про которые я говорил, что пристрелю тебя, как собаку, если про них узнает хоть одна живая душа? — важно осведомился Джералд и, шатаясь, с мнимой элегантностью упёрся кулаком в игральный стол. Порк быстро стрельнул взглядом в Скарлетт, и ей стало понятно, что он побледнел бы, если бы мог. — Да, сэр. — Доставай их оттуда, откуда спрятал, и неси сюда, да поживей! — Сэр… Сэр, что же это Вы собираетесь… — Поживей, я сказал! — рявкнул Джералд, и Порк, всхлипнув, скрылся за дверями. Замок щёлкнул вновь. Скарлетт инстинктивно подёргала ручку, а затем посмотрела на заинтересованно наблюдавших за ней мужчин. Её тонко вырезанные ноздри по-отцовски гневно раздулись. — Я жду ответа на свои вопросы, — холодно осведомила она и неуютно поёжилась, когда все снова заржали, как над очень остроумной шуткой. Джералд состроил на лице заботливую улыбку, от которой тянуло вывернуть желудок. — Кэти-Скарлетт, дорогая, — она автоматически отпрянула к двери, врезавшись в неё спиной. Медленно подходя к ней, Джералд развёл руки, как для объятий. — В вашей Библии есть что-нибудь про «почитай отца своего»? — он не дождался ответа, но не смутился. — Твоя мама и сёстры могут остаться без крыши над головой, красивых платьев и слуг, если ты не поможешь сейчас. Ты ведь так любишь вставать на их защиту, маленькая сучка, так любишь, что норовишь родному отцу вцепиться в глотку? — его улыбка на миг передёрнулась в знакомый оскал, но он воровато обернулся на дружков у себя за спиной и выправился обратно на ласковый, лебезящий тон. — Папочке сегодня не повезло. Но ты же не поступишь, как одна из тех белых оборванок, которые преданны и послушны, только пока им это выгодно? Ты-то со своей чёртовой безумной наглостью явно не из тех крыс, которые бегут с тонущего корабля. Будь хорошей девочкой. Сегодня ты отправишься с тем господином, которому удача благоволит сильнее. — Ты проиграл меня в карты? — севшим голосом подытожила Скарлетт, опираясь на дверную ручку, чтобы не упасть. — Как приятно видеть женщину, способную назвать вещи своими именами, — глумливо заметил Ретт и придвинулся ближе, перенеся вес на стоящие на столе локти. — Пока что не проиграл, но собирается это сделать. — Ещё не женщину, к тому же, — дразняще покачал вздёрнутым кверху указательным пальцем Джералд. — Перед вами — самая завидная невеста трёх графств, с тончайшей талией, какую вы только видели! Ласточка, сними пеньюар, покажись господам. — Отец! — вскрикнула Скарлетт, страшно сверкнув на него глазами. — Скарлетт, чёрт бы тебя побрал, — зашипел он так, чтобы слышала лишь она. — Подыграй мне. На этот раз я не проиграю. Сними сраную тряпку и не артачься! Кого тебе стыдиться? Это белая рвань, их не впускают ни в единый приличный дом, тебе ни за кого из них замуж не выходить. Думаешь, покажешь им что-то новое? Они в борделях такое видят по семь раз на неделе, если не больше! Будь полезной хоть раз и дай мне отыграться, или пожалеешь, что на свет родилась! Снимай — и я куплю тебе не только аквамариновые серьги, но и браслет, и кольцо, и колье в придачу! Ты в жизни столько денег не видела, сколько тут на кону! Я не могу их потерять только из-за того, что моя боевая дочь вдруг резко превратилась в трепетную, мать её, лань! Снимай, или я сделаю это силой! — Мистер Джералд… — проблеял Порк, открыв дверь, и Скарлетт молниеносно воспользовалась этим. Оттолкнув слугу одной рукой и другой распахнув дверь так, что та ручкой впечаталась в стену, она ринулась в коридор… и настал момент наступить на искалеченную правую ногу. Острая боль прострелила кости от лодыжки до бедра, и слёзы выступили у Скарлетт на глазах, однако она не вскрикнула, а зарычала и поспешила поскорее оттолкнуться здоровой ногой, но что она может противопоставить здоровому и ловкому, пусть и пьяному вдрызг, мужчине? Джералд одним рывком покрыл так тяжело давшееся дочери расстояние и безжалостно сгрёб в горсть её чёрные кудри, рванув обратно к себе и уронив девушку на пол. — Бумаги принёс? — пыхтя, осведомился Джералд у Порка и сам выдрал те из его окоченевших пальцев, пока Скарлетт подвывала и неразборчиво проклинала отца, выдирающего ей волосы. — Молодец! И чтоб ни слова о том, что видел, понял? Дверь снова запри. Все следы веселья и куража исчезли из атмосферы в зале, когда Джералд втащил в него за волосы упирающуюся и рычащую девушку. Пять фигур плотно сомкнули губы, глядя на немыслимую сцену с видимым затруднением в глазах. Хозяин дома, как их все заверяли, в высшей мере пристойного и уважаемого, кинул принесённые слугой документы поверх беспорядка из карт на столе. — Взгляните, джентльмены, — самодовольно призвал Джералд, и четверо из пяти загипнотизированно склонились над бумагами. — Перед вами — доказательство того, почему эту девушку, — он с силой встряхнул зажатые волосы, и Скарлетт болезненно вскрикнула, морщась и пытаясь разжать его пальцы своими, — не просто необязательно, но и недопустимо брать в жёны! Ретт Батлер протиснулся к документам самым последним, но ему мгновенно освободили место. Он несколько секунд читал содержимое, резко сжимая челюсти каждый раз, когда Скарлетт издавала какой-нибудь звук от боли. — Ральф, взгляни получше, — нахмурившись, тремя пальцами толкнул он стопку к черноволосому мужчине худощавого и болезненного вида, на вид самого молодого из них. — Ты видел что-то подобное? Не с первого раза попав рукой в нагрудный карман, тот вытащил небольшие круглые очки для чтения и нацепил на нос, чуть не ткнув дужкой себе в глаз. Пару минут потратил на то, чтобы, невнятно бормоча под нос, изучить текст; несколько раз сбивался и возвращался на несколько страниц назад, чтобы проверить что-то или просто вспомнить. Наконец он объявил с заметным даже в расхлябанном от алкоголе голосе удивлением: — Всё чисто! Не знаю, как, но всё по закону и нотариально заверено! Белая рабыня, мат-терь Божья! Глаза Скарлетт остекленели, от этих слов. Она сама впала в ступор. — Поверить не могу, — холодно отрезал Ретт Батлер и поднялся, склонившись над бумагами всем торсом; тонкая чёрная прядь выбилась из причёски и свесилась перед его лбом, масляно блестя от пота в свете свечи. — Как это возможно? — Не успели ли вы ещё забыть ирландское рабство? — довольно поинтересовался Джералд и повторил: — Славное ирландское рабство. — Вы говорите так, будто сами не были ирландцем. — Я и есть! — свободным кулаком тот ударил себя в грудь. — Я и буду, я и умру! Но это… — он презрительно тряхнул голову так и не пришедшей в себя Скарлетт. — Уже полукровка. Без корней, без зова предков. В ней не осталось ничего от той доброй Ирландии, которую следовало бы уважать и которая заслужила бы свою свободу! — Я бы так не сказал, — вполголоса заметил Ретт, глядя в широко распахнутые зелёные глаза. Золотые искорки в них, похожие на золотых рыбок в воде пруда, неподвижно застыли от шока, как вмёрзшие в лёд, но даже на коленях, даже с натянутыми до боли волосами спина Скарлетт оставалась несгибаемо-прямой. — Ты лжёшь, — наконец прохрипела она, едва шевеля побелевшими губами. — Ты лжёшь! — она рванулась и взвыла, причинив себе боль, но это лишь разъярило её сильнее. — Этого не может быть! Ты лжец! Ты чёртов пьяница, скандалист и лжец! Джералд влепил ей оглушительную пощёчину, звонко отразившуюся от стен зала, и насильно поднял за волосы на ноги, заставив закричать от боли в давно сломанной лодыжке. — Как же жаль, что до этого часа мне не выпадало случая научить тебя хорошим манерам! — прорычал он сквозь дикую улыбку. — Хватит! — грянул Ретт, резко выпрямившись, но Джералд уже схватил пеньюар дочери за ворот и с силой рванул вниз. Ткань треснула, и несколькими грубыми движениями отец резко дорвал её окончательно, превратив в кучу бесполезных лохмотьев на полу у беспомощных ног. Скарлетт зарыдала от унижения, клещами мужских взглядов вцепившихся в её грудь, незащищённый плоский живот и сведённые вместе белые бёдра, но глаза загорелись мстительным, жестоким огнём, а из горла вырвалось: — Ублюдок! Ненавижу! Рвань! Гнида! Надо было дать тебе утонуть в чёртовом колодце, чтобы ты стал подонком в буквальном смысле слова! Четверо из пяти захохотали; один застучал ладонью по столу. — Не такая уж она полукровка, как ты хаешь, Джералд! Изобретательность в крепких словечках как есть ирландская. — Да, есть над чем работать, но вам же известно, как лучше чистить грязные рты? — подхватил их веселье хозяин. — А укрощать такую кобылку — одно удовольствие! Тончайшая талия среди трёх графств, я говорил ведь уже? Посмотрите на её формы. Неплохо для шестнадцати лет, что скажете? Зубки показывать не буду, сами понимаете, откусит мне ещё палец-другой, но уж поверьте на слово, что комплект полный и замечательный. — Эту ставку я принял с самого начала, Джералд, ты помнишь. — Теперь и я захотел сразиться за такой трофей. Губы-то как заалели сразу. Настоящая вишенка на торте! Глаза Ретта потемнели от ярости. Он единственный заметил в полумраке и пьяном угаре, что вишнёвый цвет на губах девушки — это кровь из рассечения. — Прежде, чем строить на эту фурию планы, сперва отыграйте её у меня, — подзадорил Джералд и заметно струхнул, когда Батлер с резким звуком опустился на стул, швырнул документы на край стола и умелым движением собрал колоду вместе, не отрывая от хозяина взгляда, который, как он не мог узнать, был прямым отражением взгляда его стреноженной дочери: — Не сомневайся в этом. Скарлетт осталась сидеть у закрытой двери, с тихими всхлипами пытаясь распределить остатки пеньюара по своей наготе. — Порк, Порк, Порк, — истерично шептала она в сомкнутую щель, — Порк, ты здесь? Порк, пожалуйста, открой дверь. Пожалуйста, Порк! Из-за стола за завесой всклоченных волос доносились названия покерных комбинаций: неизменно твёрдые и грубые Ретта и сперва нахальные, а затем — дрожащие — Джералда. — У Вас не было шансов, мой дорогой друг, — раздался наконец чей-то гогочущий голос и хлопки по чьему-то плечу. — Хладнокровие — первейшая вещь в карточных играх. Ещё немного нечётких переговоров вполголоса — и к Скарлетт приблизились мерные шаги. Она вся сжалась, пытаясь закутаться хоть в волосы, замёрзшая и нагая на голом истоптанном полу. Её плеча коснулись тёплые смуглые пальцы. — Собирайтесь, кошечка. Вы обрели нового хозяина.